Доклад Е.В. Романенко, научного сотрудника ПНЦ «Православная энциклопедия» на XXIII Международных Рождественских образовательных чтениях, направление «Преемство святоотеческих традиций в монашестве Русской Церкви» (Сретенский ставропигиальный мужской монастырь. 22–23 января 2015 года)
Для большинства из нас привычно выражение «святая обитель». И мы уже подчас не задумываемся о том, что подразумеваем, произнося эти слова. Мне хотелось бы вспомнить одно из значений слова «святой». В Ветхом Завете святым называли всё то, что посвящено Богу, что отделено для Него: будь то люди, отделенные для служения Богу, плоды и животные, предназначенные для жертвоприношения, церковные сосуды и утварь, и даже деньги, пожертвованные на устроение храма. И любой монастырь – это святое место, отделенное для Бога, в котором пребывают святые, то есть посвященные Богу люди. Для монахов очень важно ощущать себя «иными», отделенными людьми, и каждый день внутренне вновь совершать свое отречение от мира. В этом им призваны помогать монашеские традиции и установления, которые касаются общения монахов с миром, например, деление территории монастыря на доступную для мирян и закрытую для посещения.
Если мы обратимся к исследованиям по архитектуре древних византийских и средневековых русских монастырей, то заметим одну интересную закономерность: гостиницы для богомольцев строились практически всегда за воротами монастыря, иногда – при самых воротах, но, тем не менее, с внешней стороны. Почему? Потому что преподобные устроители монашеских общин тщательно берегли сердца братий от соприкосновения с миром и от мирских соблазнов.
Такое разделение территории существовало в монастырях с глубокой древности, при этом в разных монастырях были разные традиции. Наверное, сейчас правила древних монастырей могут показаться чересчур суровыми, и в наше время должна проявляться в этом отношении некоторая икономия, снисхождение. Но важно понять сам дух этих правил – дух подлинного мироотречения.
В древности в некоторые обители вход мирянам не дозволялся вовсе. Например, в монастырях преподобного Пахомия недалеко от врат располагалась гостиница, в которой принимали всех приходящих в обитель. Однако в сам монастырь странников вводить не разрешалось, исключение делалось только в отношении иноков и клириков, и не иначе как по благословению игумена[1].Кроме того, в этих монастыряхпаломников «в трапезу не вводили, а предлагали им пищу в гостинице»[2]. Иерей Тантирской Церкви Дионисий, который близко знал святого Пахомия, однажды высказал ему свое смущение: не нарушается ли этим заповедь о гостеприимстве и не лучше ли отменить такое правило. Однако преподобный авва ответил, что поступает так во избежание различных соблазнов, и оставил свой закон в силе[3].
Особая территория и особые помещения вдали от монашеских келий отделялись и для тех, кто готовился вступить в монастырь. В житии преподобного Пахомия говорится об этом так: «А при воротах [преподобный Пахомий] поставил богобоязненных и строгих, но гостеприимных (братьев), чтобы принимали посетителей по достоинству каждого. И имели они возле себя тех, кто собирался стать монахом, и наставляли их пути к спасению до тех пор, пока они не облачились в монашескую одежду»[4].
Точно так же вне монастыря, у ограды располагались и детские приюты и школы, если они были. На это указывает в своих правилах святитель Василий Великий, говоря про детей, что «хотя должно их воспитывать во всяком благочестии, как общих чад братства, однако же отделять особые дома и особый образ жизни детям мужеского и женского пола»[5]. Обычай содержать детей в отдельных помещениях из Каппадокии перешел и в Константинополь[6]. Эту традицию восприняли и русские монастыри. Например, в обители преподобного Корнилия Комельского детский приют находился за монастырской оградой. Монастырские дьяки обучали грамоте отроков также за пределами монастыря. Так, преподобный Кирилл Белоезерский попросил дьяка Олешу Павлова взять к себе и выучить грамоте будущего преподобного Мартиниана Белоезерского.
Внутри монастыря традиционно располагались монашеские кельи и послушания, на которых трудились только иноки, как говорится в уставе преподобного Паисия (Величковского): «Настоятель… должен на определенное время направлять братьев в поварню, пекарню, келарскую и трапезную и, проще сказать, на все послушания внутри монастыря, не употребляя на таких послушаниях монастырских работников[7]. Святитель Василий Великий говорит, что монашествующим важно избирать такие ремесла, которые не способствовали бы тому, чтобы в монастырь ради этого привлекалось множество посетителей и работников, потому что встречи с ними для монахов «неприличны и вредны»[8].
Преподобный Иринарх Соловецкий (начало XVII века) считал, что страшные пожары, опустошившие Соловецкую обитель, были попущены Богом за то, что наемные рабочие люди стали жить в монашеских кельях.
Во многие монастыри не допускались лица противоположного пола. Этот обычай был распространен, например, в Византии в середине IX – начале XIII века[9]. В одном из мужских монастырей исключение из этого правила делалось только для царицы – основательницы этого монастыря, причем входить она должна была через боковые двери и встречали ее не все монахи, а только игумен и несколько старших братьев[10]. А преподобный Феодор Студит, ради того чтобы в монастырь не входили женщины, принял решение не держать в обители овец, коз и других животных, которые требовали ухода женщин-служанок. Примеру преподобного Феодора вскоре последовали и другие монастыри Востока[11]. Многие благоустроенные монастыри Московской Руси также были закрыты для посещения женщин, например, Иосифов Волоцкий монастырь и скит преподобного Нила Сорского.
Женский монастырь Богородицы Благодатной, основанный императрицей Ириной, дочерью императора Андроника Дуки, около 1114 года, отделялся от внешнего мира высокой стеной и двумя воротами – внешними и внутренними. Внутри ограды, у внешних врат располагался так называемый архондарик – гостиница для приходящих в обитель женщин. Вторые, внутренние врата отделяли помещение архондарика от монастырских зданий, в которых размещались сестры. Из архондарика посетительницы могли входить только в храм для молитвы и поклонения святыням, не встречаясь при этом с монахинями[12]. Если была особая необходимость принять монахине родственника мужского пола, или если игумения должна была встретиться для обсуждения какого-либо важного вопроса с официальным лицом, такие встречи происходили также в помещении при архондарике или даже у внешних врат монастыря – дальше мужчины в обитель не допускались[13].
Нередко монастыри были открыты для посещения мирянами только в определенные дни или часы. Например, всем известно из жития преподобного Феодосия Печерского, что в его время Киево-Печерский монастырь был закрыт от обедни до вечерни, то есть миряне могли находиться в нем только во время богослужений. Этим преподобный ограждал своих учеников от суеты, давал им возможность между богослужениями в уединении молиться или заниматься рукоделием. И иноки с большой ревностью соблюдали это установление. Однажды великий князь Изяслав, желая побеседовать с преподобным Феодосием, просил привратника отворить ворота, но тот, не зная, что это князь, не стал открывать пришедшему. На просьбы князя привратник отвечал: «Говорю тебе: игумен никому не велел отворять ворот, даже самому князю, если бы он пришел. Поэтому, если хочешь, подожди до вечерни». «Я – князь, – сказал Изяслав, – Неужели ты не отворишь мне?» Тогда инок понял, что перед ним действительно великий князь, но все-таки не открыл, а пошел спросить совета у игумена. И только тогда сам преподобный Феодосий, оказывая почтение высокому сану, велел открыть монастырские ворота для князя, сделав для него исключение.
И в более близкое к нам время, например, в XVIII веке, в России соблюдались подобные традиции. Так, если в Валаамский монастырь приходили миряне «ради благословныя вещи и нужды некия, или молитвы», их провожали в церковь, а из церкви отводили либо в келью для посетителей, либо за монастырскую ограду[14]. То есть миряне не могли свободно ходить по монастырю, что свидетельствует о внутреннем благоустроении этой обители.
В «Прибавлении к духовному регламенту о монахах», составленному также в XVIII веке, в отношении женских монастырей говорилось о том, что женским обителям необходимо «всегда заключенным быть», а для мирян нужно устраивать отдельные «церкви на воротах» с крыльцом на улицу. В эти надвратные церкви предлагалось помещать честные мощи и чтимые иконы, чтобы миряне имели возможность поклоняться святыням[15].
В монастырях всегда старались дать посетителям возможность поклоняться святыням, однако если богомольцы при этом могли свободно находиться в любом месте монастыря, то этим нарушалось течение монастырской жизни. Так, преподобный Паисий Величковский не желал переселяться из Драгомирны в Нямецкий монастырь, провидя вред, который будет получать братия, поскольку в Нямец приходило много паломников обоего пола вместе с детьми ради поклонения чудотворной иконе[16]. По мнению одного из учеников преподобного Паисия, после его смерти Нямецкий монастырь пришел в упадок именно потому, что в летние месяцы в него усиливался приток мирян, беспрепятственно приходивших в монастырь и проживавших в нем неограниченное время. Как говорит святитель Василий Великий, «без разбора входящие в монастырь нередко оставляют в сердцах ряд неблаговременных речей и бесполезных рассказов, а с пустыми словами влагают суетные и бесполезные мысли»[17].
В уставе духовно процветавшей в XIX веке Глинской пустыни говорилось, что паломники мужского пола могли, по благословению настоятеля, посещать определенную территорию монастыря в сопровождении одного из братий. Женщинам же с радостью и любовью позволялось посещать монастырский храм, но не разрешалось при этом входить на внутреннюю территорию монастыря[18].
Хотя перечисленные традиции несколько отличаются друг от друга, но суть всех этих традиций одна: стремление к мироотреченной жизни, хранение подвижнического духа в обители. В наши дни такое разделение территории на доступную и закрытую для посетителей существует во многих благоустроенных монастырях как русских, так и других Поместных Церквей – Греческой, Сербской.
Богомольцы с пониманием относятся к таким традициям и получают от них духовную пользу. Про один древний палестинский монастырь (VI век) рассказывали, что монахини в нем строго хранили себя от общения с миром. Они никогда не выходили в город, а в храме молились высоко на хорах. И жители города чрезвычайно почитали обитель, много жертвовали на нее и прилежно посещали богослужения. Горожане при этом говорили: «Монахини нашего монастыря – это благоуханные лилии. Лилия источает дивное благоухание, но вянет, если грубо трогаешь ее руками. Так и монахиня: она цветет лишь пред Богом, вдали от мирских попечений, и вянет, соприкасаясь с миром».
Публикации
Доклады
