Краткое житие преподобноисповедника Георгия (Лаврова)

Пре­по­доб­но­му­че­ник Ге­ор­гий, ар­хи­манд­рит (в ми­ру Лав­ров Ге­ра­сим Дмит­ри­е­вич) ро­дил­ся 28 фев­ра­ля 1868 (1867?) го­да в Елец­ком уз­де Ор­лов­ской гу­бер­нии в бла­го­че­сти­вой, со­сто­я­тель­ной кре­стьян­ской се­мье. Ге­ра­сим за­кон­чил все­го три клас­са шко­лы. Од­на­жды, ко­гда ему бы­ло 12 лет, он с ро­ди­те­ля­ми при­е­хал на Бо­го­мо­лье в Оп­ти­ну пу­стынь и по­до­шёл под бла­го­сло­ве­ние к стар­цу Ам­вро­сию. Ста­рец об­нял его за го­ло­ву, бла­го­сло­вил и ска­зал, что ему сле­ду­ет оста­вать­ся здесь. Но толь­ко с 1898 го­да, по­сле кон­чи­ны от­ца, Ге­ра­сим стал по­слуш­ни­ком Вве­ден­ской Оп­ти­ной пу­сты­ни, где в 1899 го­ду был по­стри­жен с име­нем Ге­ор­гий, и в 1902 го­ду ру­ко­по­ло­жен в иеро­мо­на­ха. Из­вест­но о его раз­но­гла­си­ях в во­про­сах управ­ле­ния ски­том со ски­то­на­чаль­ни­ком стар­цем Вар­со­но­фи­ем (Пли­хан­ко­вым), что вы­зва­ло в Оп­ти­ной раз­де­ле­ние в сре­де мо­на­хов — со­бы­тие до­се­ле там неслы­хан­ное.

С 1915-го по 1918-й го­ды отец Ге­ор­гий был на­сто­я­те­лем Ге­ор­ги­ев­ско­го мо­на­сты­ря в го­роде Ме­щовске Ка­луж­ской гу­бер­нии.

По­сле за­кры­тия мо­на­сты­ря в де­каб­ре 1918 го­да, ба­тюш­ка был об­ви­нён в «тай­ном за­го­во­ре» и «хра­не­нии ору­жия». Из Ме­щов­ской тюрь­мы ба­тюш­ку вме­сте с груп­пой аре­сто­ван­ных по­вез­ли в тюрь­му Ка­лу­ги, где их долж­ны бы­ли рас­стре­лять. Пе­ред этим от­цу Ге­ор­гию бы­ло чу­дес­ное ви­де­ние, по­сле ко­то­ро­го он уте­шил всех аре­сто­ван­ных, ска­зав, что они оста­нут­ся жи­вы. И, дей­стви­тель­но, их ва­гон по­че­му-то при­це­пи­ли к дру­го­му по­ез­ду, иду­ще­му в Моск­ву. По при­бы­тии в Моск­ву аре­сто­ван­ных по­ме­сти­ли в Та­ган­скую тюрь­му Моск­вы. По­ка про­из­во­ди­лось до­зна­ние, в 1919 го­ду вы­шла ам­ни­стия и рас­стрел был за­ме­нён пя­тью го­да­ми за­клю­че­ния.

До 1921 го­да ба­тюш­ка на­хо­дил­ся в оди­ноч­ной ка­ме­ре. В тюрь­ме он пе­ре­нёс опе­ра­ции. Тю­рем­ный док­тор Жи­жи­лен­ко (бу­ду­щий тай­ный епи­скоп Мак­сим) обу­чил его ме­ди­цин­ским на­вы­кам и ста­рец был по­став­лен на долж­ность са­ни­та­ра, бла­го­да­ря че­му имел до­ступ к са­мым раз­ным лю­дям, в том чис­ле и в ка­ме­ры смерт­ни­ков. Ба­тюш­ка ис­по­ве­до­вал и при­ча­щал же­ла­ю­щих, ста­рал­ся всех уте­шить и обод­рить. Ино­гда он со сле­за­ми уго­ва­ри­вал уми­ра­ю­щих ис­по­ве­дать­ся, ес­ли ви­дел, что че­ло­век ухо­дит из этой жиз­ни озлоб­лен­ным.

В Та­ган­ской тюрь­ме он по­лу­чил бла­го­сло­ве­ние на стар­че­ство от мит­ро­по­ли­та Ки­рил­ла (Смир­но­ва). Из тюрь­мы отец Ге­ор­гий был взят «на по­ру­ки» бу­ду­щим свя­щен­но­му­че­ни­ком Вла­ды­кой Фе­о­до­ром (Поз­де­ев­ским), ко­то­рый предо­ста­вил ему воз­мож­ность про­жи­ва­ния и слу­же­ния в воз­глав­ля­е­мом им Свя­то-Да­ни­ло­вом мо­на­сты­ре. Там ба­тюш­ка при­ни­мал мно­же­ство лю­дей в ке­лье при вхо­де в По­кров­скую цер­ковь. Хо­тя он был ма­ло­об­ра­зо­ван­ным, к нему шла ин­тел­ли­ген­ция, мо­ло­дёжь. «Зо­лот­це, зо­ло­той мой, де­точ­ка» — так он об­ра­щал­ся к лю­дям. Ста­рец имел дар раз­ли­чать ду­шев­ные и ду­хов­ные бо­лез­ни. У него ча­сто бы­вал Твер­ской ар­хи­епи­скоп Фад­дей (Успен­ский, па­мять 18 де­каб­ря).

Во вре­мя раз­но­гла­сий, воз­ник­ших из-за де­кла­ра­ции мит­ро­по­ли­та Сер­гия, отец Ге­ор­гий убеж­дал бра­тию не вно­сить но­вых раз­де­ле­ний в Цер­ковь и остал­ся на сто­роне За­ме­сти­те­ля Пат­ри­ар­ше­го Ме­сто­блю­сти­те­ля.

В мае 1928 го­да ба­тюш­ку аре­сто­ва­ли во вто­рой раз. Он был об­ви­нён в том, что «иг­рал роль стар­ца в чер­но­со­тен­ном мо­на­сты­ре, вёл ан­ти­со­вет­скую про­па­ган­ду сре­ди об­слу­жи­ва­е­мо­го кон­тин­ген­та».

Ба­тюш­ку при­го­во­ри­ли к трём го­дам ссыл­ки в по­сё­лок Ка­ра-Тю­бе Ураль­ской об­ла­сти (ныне Ка­зах­стан). Там он жил в тя­жё­лых усло­ви­ях, но уте­шал­ся со­вер­ше­ни­ем Ли­тур­гии в сво­ей хи­жин­ке. В ссыл­ке ба­тюш­ка за­бо­лел ра­ком гор­та­ни.

По­сле осво­бож­де­ния ста­рец по­се­лил­ся в Ниж­нем Нов­го­ро­де. С тру­дом уда­лось ду­хов­ным ча­дам най­ти для него ком­нат­ку. 21 июня (4 июля н. ст.) 1932 го­да по­сле при­ча­ще­ния Свя­тых Та­ин отец Ге­ор­гий скон­чал­ся и был по­гре­бён на мест­ном Буг­ров­ском клад­би­ще.

В ок­тяб­ре 2000 го­да бы­ли об­ре­те­ны свя­тые мо­щи стар­ца, ко­то­рые пе­ре­вез­ли в Свя­то-Да­ни­лов мо­на­стырь в Москве.

При­чис­лен к ли­ку свя­тых Но­во­му­че­ни­ков и Ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских на Юби­лей­ном Ар­хи­ерей­ском Со­бо­ре Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви в ав­гу­сте 2000 го­да для об­ще­цер­ков­но­го по­чи­та­ния.

Полное житие преподобноисповедника Георгия (Лаврова)

Пре­по­доб­но­ис­по­вед­ник Ге­ор­гий ро­дил­ся 28 фев­ра­ля 1868 го­да в де­ревне Ка­си­мов­ка Лам­ской во­ло­сти Елец­ко­го уез­да Ор­лов­ской гу­бер­нии (ныне тер­ри­то­рия Во­ро­неж­ско-Ли­пец­кой епар­хии) в кре­стьян­ской се­мье и был на­ре­чен Ге­ра­си­мом. От­ца его зва­ли Ди­мит­ри­ем Аб­ра­мо­ви­чем, мать — Фек­лой Ар­хип­пов­ной, стар­ших бра­тьев — Алек­се­ем и Пет­ром. Се­мья бы­ла неболь­шо­го до­стат­ка, де­нег на обу­че­ние не хва­та­ло, и Ге­ра­сим за­кон­чил толь­ко три клас­са сель­ской шко­лы.Ро­ди­те­ли вос­пи­ты­ва­ли сво­их де­тей в бла­го­че­стии, из род­но­го до­ма бу­ду­щий пре­по­доб­но­ис­по­вед­ник вы­нес глу­бо­кую ве­ру в Бо­га и лю­бовь к Свя­той Церк­ви. Всем се­мей­ством они ез­ди­ли на бо­го­мо­лье в мос­ков­ские мо­на­сты­ри и хра­мы, в Тро­и­це-Сер­ги­е­ву Лав­ру, в дру­гие свя­тые ме­ста. Во вре­мя од­ной из по­ез­док в Лав­ру Ге­ра­сим мо­лил­ся у свя­тых мо­щей пре­по­доб­но­го Сер­гия о да­ро­ва­нии ему сча­стья. В от­вет на свою мо­лит­ву он услы­шал в ду­ше сло­ва: «Иди в Оп­ти­ну». Это свя­тое по­ве­ле­ние сов­па­да­ло с за­вет­ным же­ла­ни­ем ма­те­ри Ге­ра­си­ма ви­деть в ан­гель­ском чине од­но­го из сво­их сы­но­вей. В юно­сти Фек­ла Ар­хип­пов­на са­ма хо­те­ла уй­ти в мо­на­стырь, но ро­ди­те­ли вы­да­ли ее за­муж, и она мо­ли­лась о том, чтобы де­ти ис­пол­ни­ли то, что не уда­лось ей са­мой. В се­мье неред­ко ве­лись раз­го­во­ры на эту те­му, и Ге­ра­сим, бу­дучи маль­чи­ком рез­вым, ве­се­ло шу­тил: «Ишь ты ка­кая, са­ма не по­шла, а нас — в мо­на­стырь!» Фек­ла Ар­хип­пов­на от­ве­ча­ла: «От те­бя, озор­ни­ка, я это­го не жду».На­пут­ствие, по­лу­чен­ное у ра­ки пре­по­доб­но­го, маль­чик хра­нил в серд­це и од­на­жды упро­сил ро­ди­те­лей по­ехать в Оп­ти­ну пу­стынь. Ге­ра­си­му бы­ло один­на­дцать или две­на­дцать лет, ко­гда он впер­вые во­шел в свя­тые вра­та оби­те­ли. По обы­чаю, при­быв­шие бо­го­моль­цы на­пра­ви­лись к пре­по­доб­но­му стар­цу Ам­вро­сию за бла­го­сло­ве­ни­ем. Ко­гда мать с сы­ном в тол­пе дру­гих по­до­шли к стар­цу, то он об­нял от­ро­ка за го­ло­ву, бла­го­сло­вил и осо­бо от­ме­тил его как бу­ду­ще­го ино­ка.Оп­ти­на про­из­ве­ла глу­бо­кое впе­чат­ле­ние на Ге­ра­си­ма. Он вер­нул­ся в свою де­рев­ню, ра­дост­но вспо­ми­ная оби­тель. По­сте­пен­но у него со­зре­ва­ло же­ла­ние по­сту­пить ту­да для ино­че­ско­го жи­тель­ства, и спу­стя де­сять лет Ге­ра­сим на­все­гда по­ки­нул ро­ди­тель­ский дом ра­ди до­ма От­че­го. Это бы­ло в 1890 го­ду, уже по­сле смер­ти от­ца. Фек­ла Ар­хип­пов­на го­ря­чо пе­ре­жи­ва­ла раз­лу­ку с сы­ном, но с лю­бо­вью со­бра­ла его в до­ро­гу и бла­го­сло­ви­ла ико­ной Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­цы. Ма­те­рин­ское бла­го­сло­ве­ние — об­раз Бо­жи­ей Ма­те­ри — по­движ­ник при­нял в свое серд­це, всю жизнь по­чи­тал Ца­ри­цу Небес­ную, вве­ряя Ее пред­ста­тель­ству се­бя и сво­их ду­хов­ных де­тей. Лю­бовь же к ма­те­ри свя­той ста­рец про­нес через всю жизнь и все­гда учил чтить ро­ди­те­лей и ис­пол­нять их бла­го­сло­ве­ния.Ран­ним лет­ним утром, с ко­том­кой за спи­ной и с по­сош­ком в ру­ке, Ге­ра­сим вы­шел из до­ма. Бы­ло вре­мя се­но­ко­са. За пер­вый день он про­шел 15 верст и очень устал. В ле­жа­щих на пу­ти де­рев­нях зна­ко­мые да­ва­ли ему ноч­лег и при­ют. Од­на­ко, чем даль­ше от до­ма, тем ста­но­ви­лось труд­нее. Он вы­шел на боль­шой тракт, вдоль ко­то­ро­го встре­ча­лись круп­ные се­ла. В из­бы уже не пус­ка­ли: мно­го раз­но­го лю­да шло и еха­ло через эти се­ле­ния, а Ге­ра­си­ма и его ро­ди­те­лей здесь не зна­ли. При­хо­ди­лось но­че­вать где при­дет­ся.Через две неде­ли он при­был в Моск­ву и устро­ил­ся на ночь у зна­ко­мо­го куп­ца на Да­ни­лов­ском рын­ке. Тот при­вет­ли­во его при­нял, уго­ва­ри­вал вер­нуть­ся к ма­те­ри. Од­на­ко ре­ше­ние свое Ге­ра­сим не из­ме­нил и на сле­ду­ю­щее утро по­спе­шил в Оп­ти­ну. При вы­хо­де из Моск­вы он по­пал не на ту до­ро­гу и толь­ко через две неде­ли, про­де­лав крюк в несколь­ко де­сят­ков верст, при­был в Свя­то-Вве­ден­скую Оп­ти­ну пу­стынь. Здесь Ге­ра­сим был при­нят на доб­ро­воль­ное по­слу­ша­ние.По­на­ча­лу Ге­ра­сим тру­дил­ся по хо­зяй­ствен­ной ча­сти— на кухне, в пе­карне, на свеч­ном за­во­де, в по­ле, за­ни­мал­ся рыб­ной лов­лей; в 1894 го­ду про­хо­дил по­слу­ша­ние при каз­на­чее, за­тем был по­мощ­ни­ком риз­ни­че­го.10 ок­тяб­ря 1898 го­да он был опре­де­лен в чис­ло бра­тии мо­на­сты­ря; 23 июня 1899 го­да по­стри­жен в мо­на­ше­ство с на­ре­че­ни­ем име­ни Ге­ор­гий (в честь свя­то­го ве­ли­ко­му­че­ни­ка Ге­ор­гия).24 ок­тяб­ря 1902 го­да его ру­ко­по­ло­жи­ли во иеро­ди­а­ко­на. Ему да­ва­ли от­вет­ствен­ные по­слу­ша­ния, при­хо­ди­лось ез­дить в Моск­ву, Пе­тер­бург, Ка­лу­гу. Все отец Ге­ор­гий стре­мил­ся ис­пол­нять вни­ма­тель­но, тща­тель­но, ста­ра­ясь не по­гре­шать ни в ка­кой ме­ло­чи.Внеш­ние тру­ды со­че­та­лись с ду­хов­ным де­ла­ни­ем, с непре­стан­ной борь­бой со стра­стя­ми. И во всем он имел все­це­лое, нерас­суж­да­ю­щее по­слу­ша­ние стар­цам. «По­слу­ша­ние — те же кур­сы, ко­то­рые изу­ча­ют в Ду­хов­ных Ака­де­ми­ях. У нас то­же своя ака­де­мия... Там сда­ют эк­за­ме­ны про­фес­со­рам, а здесь — стар­цам», — го­во­ри­ли в Оп­ти­ной.Гос­подь Сам на­зи­дал бра­тию оби­те­ли, и ино­гда про­ис­хо­ди­ли чу­дес­ные слу­чаи. Од­на­жды отец Ге­ор­гий (то­гда еще по­слуш­ник) спе­шил на се­но­кос, впе­ре­ди шел ста­ри­чок-схим­ник, по немо­щи еле пе­ре­дви­гав­ший но­ги. Лег­ко обо­гнав стар­ца, Ге­ра­сим по­ду­мал: «И ку­да толь­ко пле­тет­ся та­кой ста­рик, чем он по­мо­жет на се­но­ко­се?» Меж­ду тем на­до бы­ло пе­ре­прав­лять­ся через реч­ку. Ге­ра­сим прыг­нул в лод­ку, взял вес­ла, а лод­ка ни с ме­ста. Как он ни ста­рал­ся, ни­че­го не мог по­де­лать до тех пор, по­ка не по­до­шел схим­ник. Спо­кой­но пе­ре­кре­стясь и взой­дя в лод­ку, ста­рец бла­го­сло­вил от­ча­ли­вать, и лод­ка по­слуш­но по­шла к дру­го­му бе­ре­гу.24 го­да про­жил отец Ге­ор­гий в бла­го­сло­вен­ной оби­те­ли. На про­тя­же­нии мно­гих лет на­блю­дая сот­ни лю­дей, те­ку­щих со сво­им стра­да­ни­ем и го­рем к ду­хо­нос­ным Оп­тин­ским стар­цам, он серд­цем по­сти­гал, что бо­лее все­го че­ло­ве­ку необ­хо­ди­мы лю­бовь, ми­лость, доб­ро­та.2 ян­ва­ря 1914 го­да иеро­ди­а­кон Ге­ор­гий был пе­ре­ве­ден в Ме­щов­ский Ге­ор­ги­ев­ский мо­на­стырь и Ука­зом Свя­тей­ше­го Си­но­да от 31 ок­тяб­ря 1915 го­да на­зна­чен на долж­ность на­сто­я­те­ля с ру­ко­по­ло­же­ни­ем в сан иеро­мо­на­ха. Хи­ро­то­нию со­вер­шил прео­свя­щен­ный Ге­ор­гий (Яро­шев­ский), епи­скоп Ка­луж­ский и Бо­ров­ский, в ар­хи­ерей­ской Кре­сто­вой церк­ви в Ка­лу­ге 1 ян­ва­ря 1916 го­да. 3 ян­ва­ря то­го же го­да иеро­мо­нах Ге­ор­гий был на­граж­ден на­бед­рен­ни­ком.В труд­ные го­ды ми­ро­вой вой­ны и ре­во­лю­ции ру­ко­во­дил Ме­щов­ской оби­те­лью но­вый на­сто­я­тель. Го­лод, бы­то­вые неустрой­ства, кру­ше­ние при­выч­но­го укла­да жиз­ни — та­ко­вы бы­ли зна­ме­ния вре­ме­ни. Но уме­ние ра­чи­тель­но хо­зяй­ство­вать, при­об­ре­тен­ное в кре­стьян­ской юно­сти, прак­ти­че­ский опыт, усво­ен­ный на по­слу­ша­ни­ях в Оп­ти­ной пу­сты­ни, доб­ро­та и муд­рость в от­но­ше­ни­ях с людь­ми поз­во­ли­ли от­цу Ге­ор­гию, несмот­ря на труд­но­сти, успеш­но ру­ко­во­дить вве­рен­ным ему мо­на­сты­рем.Не толь­ко о хо­зяй­ствен­ных нуж­дах оби­те­ли имел по­пе­че­ние на­сто­я­тель. Не остав­лял он сво­ей оте­че­ской за­бо­той и мо­на­стыр­скую бра­тию. За свои на­сто­я­тель­ские тру­ды 2 но­яб­ря 1917 го­да по­движ­ник был на­граж­ден на­перс­ным кре­стом. В том же го­ду Ме­щов­ско­му Ге­ор­ги­ев­ско­му мо­на­сты­рю «пре­по­да­но бла­го­сло­ве­ние Свя­тей­ше­го Си­но­да с вы­да­чей о сем гра­мо­ты... за за­слу­ги... оби­те­ли по об­сто­я­тель­ствам во­ен­но­го вре­ме­ни».В со­ро­ка вер­стах от Ме­щов­ска рас­по­ла­га­лась де­рев­ня Ма­мо­но­во. Из этой де­рев­ни в мо­на­стырь при­хо­дил бла­жен­ный Ни­ки­фо­руш­ка (Ни­ки­фор Те­рен­тье­вич Ма­ла­ни­чев). Отец Ге­ор­гий за­ме­тил в нем не про­сто­го че­ло­ве­ка, а ис­тин­но­го ра­ба Бо­жия, и на­зы­вал его «един от древ­них». Он лю­бил Ни­ки­фо­руш­ку за его чи­стую ду­шу, по­чи­тал за про­зор­ли­вость. У них сло­жи­лись ду­хов­но близ­кие от­но­ше­ния. Ча­сто они бе­се­до­ва­ли на непо­нят­ном для по­сто­рон­них при­точ­ном язы­ке. Ни­ки­фо­руш­ка пред­ска­зал мно­гие со­бы­тия, про­изо­шед­шие вско­ре.Вза­им­ную лю­бовь ис­по­вед­ник Хри­стов Ге­ор­гий и бла­жен­ный Ни­ки­фо­руш­ка про­нес­ли через всю жизнь. С бла­го­сло­ве­ния стар­ца Ни­ки­фо­руш­ка по­дол­гу жил у его ду­хов­ных де­тей в Москве и в до­ме ба­тюш­ки в За­гор­ске.Иеро­мо­на­ху Ге­ор­гию ча­сто при­хо­ди­лось ез­дить в Ка­лу­гу по мо­на­стыр­ским де­лам. Од­на­жды с ним про­изо­шел слу­чай, вско­ре за­бы­тый им. На од­ной из ка­луж­ских улиц к нему по­до­шла жен­щи­на и по­про­си­ла на­пут­ство­вать ее уми­ра­ю­ще­го му­жа, куп­ца, Свя­ты­ми Та­и­на­ми. Отец Ге­ор­гий при­ча­стил боль­но­го, и тот рас­ска­зал ему свое го­ре: он уми­ра­ет, а се­мье гро­зит пол­ное ра­зо­ре­ние, так как дом при­шлось за­ло­жить и уже через два дня долж­ны со­сто­ять­ся тор­ги. С по­мо­щью Бо­жи­ей и сво­их ду­хов­ных чад от­цу Ге­ор­гию уда­лось предот­вра­тить несча­стье.Ре­во­лю­ция при­нес­ла го­не­ния на Цер­ковь. Ду­хов­ные бед­ствия усу­губ­ля­лись го­ло­дом на ме­стах. Бы­ва­ли дни, ко­гда в оби­те­ли не бы­ло хле­ба. Отец Ге­ор­гий при­ла­гал уси­лия к то­му, чтобы про­кор­мить не толь­ко бра­тию, но и го­ло­да­ю­щих кре­стьян близ­ле­жа­щих сел. С по­слуш­ни­ка­ми шил ме­шоч­ки, на­сы­па­ли в них му­ку, за­тем за­пря­га­ли ло­шад­ку и от­во­зи­ли эти ме­шоч­ки бед­ным кре­стья­нам. Подъ­едут ко дво­ру, по­ло­жат ме­шо­чек и на­прав­ля­ют­ся даль­ше. Доб­ро­го и ми­ло­серд­но­го на­сто­я­те­ля лю­би­ли жи­те­ли Ме­щов­ска и окрест­ных де­ре­вень.9 де­каб­ря 1918 го­да в Ме­щов­ский мо­на­стырь во­рва­лись боль­ше­ви­ки, обыс­ка­ли все по­ме­ще­ния, про­из­ве­ли раз­гром оби­те­ли, не оста­но­ви­лись и пе­ред осквер­не­ни­ем свя­тынь. Иеро­мо­нах Ге­ор­гий был аре­сто­ван.Эти со­бы­тия пред­ска­зы­вал бла­жен­ный Ни­ки­фо­руш­ка. Неза­дол­го до слу­чив­ше­го­ся он го­стил в мо­на­сты­ре и од­на­жды ран­ним утром, по­ка иеро­мо­нах Ге­ор­гий еще от­ды­хал, всю­ду рас­сте­лил до­ро­гие, луч­шие ков­ры, раз­бро­сал об­ла­че­ния, на се­бя на­дел что-то из риз­ни­цы, пре­по­я­сал­ся до­ро­гим ора­рем и в та­ком ви­де важ­но раз­гу­ли­вал по ком­на­там на­сто­я­те­ля. Отец Ге­ор­гий, уви­дев его «ра­бо­ту», удив­лен­но спро­сил: «Ни­ки­фо­руш­ка, что это ты на­де­лал?» Бла­жен­ный в от­вет толь­ко рас­сме­ял­ся.Пер­вое вре­мя иеро­мо­нах Ге­ор­гий со­дер­жал­ся под аре­стом в го­ро­де Ме­щов­ске; 13 мар­та 1919 го­да по­ме­щен в Ка­луж­скую гу­берн­скую тюрь­му; 30 мая был вновь пе­ре­ве­ден в Ме­щовск, где со­сто­ял­ся суд. На­сто­я­те­ля об­ви­ни­ли в хра­не­нии ору­жия, в при­над­леж­но­сти к «тай­но­му за­го­во­ру», и 4 июня 1919 го­да он был при­го­во­рен к рас­стре­лу. На су­де вы­сту­па­ли лже­сви­де­те­ли. На­хо­дил­ся в за­ле и бла­жен­ный из тех мест, Ан­дрей. Он ку­рил и вре­мя от вре­ме­ни вы­пус­кал дым в ок­но. Отец Ге­ор­гий это за­ме­тил, и у него яви­лась на­деж­да, что, по­доб­но ды­му, рас­се­ет­ся страш­ный при­го­вор и он оста­нет­ся жив.Меж­ду тем из люб­ви к сво­е­му пас­ты­рю ве­ру­ю­щие Ме­щов­ска по­сла­ли те­ле­грам­му на имя гла­вы со­вет­ско­го пра­ви­тель­ства с прось­бой пе­ре­смот­реть де­ло. До­ку­мен­ты за­тре­бо­ва­ли в Моск­ву, но при­го­вор от­ме­нен не был. От­ца Ге­ор­гия по­ме­сти­ли в ка­ме­ру смерт­ни­ков. Вна­ча­ле здесь на­хо­ди­лось трид­цать семь уз­ни­ков, по­чти каж­дую ночь за­би­ра­ли на рас­стрел пять-шесть че­ло­век, по­ка не оста­лось се­ме­ро при­го­во­рен­ных. Отец Ге­ор­гий ждал сво­ей оче­ре­ди и го­то­вил­ся. Спо­кой­ствие ду­ха не остав­ля­ло его, он мно­го мо­лил­ся, чер­пая в мо­лит­ве си­лы. Со­уз­ни­ки же его от­ча­и­ва­лись, и он ста­рал­ся всех обод­рить. Од­но­му без­утеш­но­му дьяч­ку го­во­рил: «Что ты скор­бишь, вый­дем еще с то­бой из тюрь­мы, вме­сте бу­дем ка­шу ва­рить, и как жить-то бу­дем хо­ро­шо!» Уте­шал так­же мо­ло­до­го адво­ка­та, ко­то­рый вел его де­ло и пе­ре­жи­вал, что ни­че­го не мо­жет сде­лать для ба­тюш­ки. Отец Ге­ор­гий про­сил не огор­чать­ся о его судь­бе, так как она в ру­ках Бо­жи­их. Ме­щов­ская паства под­дер­жи­ва­ла на­сто­я­те­ля оби­те­ли.Вре­мя шло. Од­на­жды к от­цу Ге­ор­гию по­до­шел тю­рем­ный сто­рож и неза­мет­но пре­ду­пре­дил: «Ба­тюш­ка, го­товь­тесь, се­го­дня я по­лу­чил на всех вас спи­сок. Но­чью уве­дут». «Нуж­но ли го­во­рить, что под­ня­лось в ду­ше каж­до­го из нас? — вспо­ми­нал поз­же ста­рец. — Хо­тя мы зна­ли, что осуж­де­ны на смерть, но она все сто­я­ла за по­ро­гом, а те­перь со­би­ра­лась его пе­ре­сту­пить... Не имея сил оста­вать­ся в ка­ме­ре, я на­дел епи­тра­хиль и вы­шел в глу­хой, без окон, ко­ри­дор по­мо­лить­ся. Я мо­лил­ся и пла­кал так, как ни­ко­гда в жиз­ни, сле­зы бы­ли до то­го обиль­ны, что я на­сквозь про­мо­чил шел­ко­вую вы­шив­ку на епи­тра­хи­ли, она сли­ня­ла и рас­тек­лась раз­но­цвет­ны­ми по­то­ка­ми. Вдруг я уви­дел воз­ле се­бя незна­ко­мо­го че­ло­ве­ка. Он участ­ли­во смот­рел на ме­ня, а по­том ска­зал: «Не плачь­те, ба­тюш­ка, вас не рас­стре­ля­ют». «Кто вы?» — уди­вил­ся я. «Вы, ба­тюш­ка, ме­ня за­бы­ли, а у нас здесь доб­рые де­ла не за­бы­ва­ют­ся. Я тот са­мый ку­пец, ко­то­ро­го вы в Ка­лу­ге пе­ред смер­тью на­пут­ство­ва­ли». И толь­ко этот ку­пец из мо­их глаз ис­чез, как ви­жу, что в ка­мен­ной стене ко­ри­до­ра брешь об­ра­зо­ва­лась. Я через нее уви­дел опуш­ку ле­са, а над ней, в воз­ду­хе, свою по­кой­ную мать. Она кив­ну­ла мне и ска­за­ла: «Да, сы­нок, вас не рас­стре­ля­ют, а через де­сять лет мы с то­бой уви­дим­ся». Ви­де­ние окон­чи­лось, и я опять очу­тил­ся воз­ле глу­хой сте­ны, у ме­ня бы­ла Пас­ха! Я по­спе­шил в ка­ме­ру и ска­зал: «До­ро­гие мои, бла­го­да­ри­те Бо­га, нас не рас­стре­ля­ют, верь­те сло­ву свя­щен­ни­ка». Я по­нял, что ку­пец и ма­туш­ка го­во­ри­ли обо всех нас. Ве­ли­кая скорбь в на­шей ка­ме­ре сме­ни­лась неудер­жи­мой ра­до­стью. Мне по­ве­ри­ли, и кто це­ло­вал мои ру­ки, кто пле­чи, а кто и са­по­ги. Мы зна­ли, что бу­дем жить.»Вско­ре при­шел над­зи­ра­тель и при­ка­зал всем со­би­рать­ся с ве­ща­ми для от­прав­ки в Ка­лу­гу, так как при­шло за­пре­ще­ние о про­ве­де­нии рас­стре­ла на ме­сте из-за неже­ла­тель­но­го вли­я­ния его на мест­ное на­се­ле­ние. Всех по­са­ди­ли в ва­гон, и в Ти­хо­но­вой пу­сты­ни ва­гон долж­ны бы­ли пе­ре­це­пить к по­ез­ду, шед­ше­му из Моск­вы в Ка­лу­гу. По во­ле Бо­жи­ей по­езд из Моск­вы при­шел во­вре­мя, а по­езд, шед­ший с ва­го­ном за­клю­чен­ных, опоз­дал. Кон­вой, не имея рас­по­ря­же­ний, при­це­пил ва­гон к по­ез­ду, шед­ше­му в Моск­ву, и там за­клю­чен­ных пре­про­во­ди­ли в Та­ган­скую тюрь­му. По­ка шло вы­яс­не­ние об­сто­я­тельств, бы­ла объ­яв­ле­на ам­ни­стия, и все оста­лись жи­вы. Ше­сте­ро же со­уз­ни­ков ста­ли ду­хов­ны­ми ча­да­ми иеро­мо­на­ха Ге­ор­гия.По при­бы­тии в Моск­ву по­движ­ник пе­ре­нес опе­ра­цию и, на­хо­дясь на из­ле­че­нии в хи­рур­ги­че­ском от­де­ле­нии тю­рем­ной боль­ни­цы, 30 сен­тяб­ря 1919 го­да по­дал про­ше­ние с прось­бой при­нять его де­ло для за­щи­ты в кас­са­ци­он­ном от­де­ле. По ам­ни­стии 5 но­яб­ря 1919 го­да рас­стрел был за­ме­нен пя­тью го­да­ми за­клю­че­ния, ко­то­рое иеро­мо­нах Ге­ор­гий от­бы­вал в Бу­тыр­ской и Та­ган­ской тюрь­мах.Ка­ме­ры Та­ган­ской тюрь­мы бы­ли пе­ре­пол­не­ны — бо­лее все­го уго­лов­ни­ка­ми, но мно­го бы­ло и по­ли­ти­че­ских за­клю­чен­ных, в том чис­ле ду­хо­вен­ства. Од­новре­мен­но с от­цом Ге­ор­ги­ем здесь на­хо­ди­лись мит­ро­по­лит Ка­зан­ский и Сви­яж­ский Ки­рилл (Смир­нов) и на­сто­я­тель Мос­ков­ско­го Да­ни­ло­ва мо­на­сты­ря епи­скоп Фе­о­дор (Поз­де­ев­ский). Оба ар­хи­ерея за­ме­ти­ли иеро­мо­на­ха Ге­ор­гия сре­ди про­чих уз­ни­ков, и это име­ло боль­шое зна­че­ние для его даль­ней­шей жиз­ни: мит­ро­по­лит Ки­рилл бла­го­сло­вил от­ца Ге­ор­гия на стар­че­ство, ар­хи­епи­скоп Фе­о­дор в 1922 го­ду при­нял в Да­ни­лов мо­на­стырь, взяв из тюрь­мы «на по­ру­ки».Был в Та­ган­ской тюрь­ме еще один че­ло­век, с ко­то­рым ис­по­вед­ник близ­ко по­зна­ко­мил­ся, — М. А. Жи­жи­лен­ко, тю­рем­ный врач-те­ра­певт, вско­ре на­зна­чен­ный глав­ным вра­чом тюрь­мы (при­няв­ший тай­ный по­стриг с име­нем Мак­сим, он в 1924 го­ду был хи­ро­то­ни­сан во епи­ско­па Оврус­ско­го). Ми­ха­ил Алек­сан­дро­вич на­учил от­ца Ге­ор­гия про­стей­шим ме­ди­цин­ским на­вы­кам: пе­ре­вяз­кам, про­мы­ва­ни­ям, ком­прес­сам, и ста­рец был по­став­лен на долж­ность тю­рем­но­го са­ни­та­ра, бла­го­да­ря че­му мог встре­чать­ся со мно­ги­ми людь­ми, имел до­ступ да­же в ка­ме­ры смерт­ни­ков. Неко­то­рые из та­ган­ских уз­ни­ков ста­ли его ду­хов­ны­ми детьми.Ста­рец не ща­дил се­бя, об­лег­чая те­лес­ные и ду­шев­ные неду­ги страж­ду­щих, омы­вая их ра­ны, ис­по­ве­дуя и при­ча­щая же­ла­ю­щих. Он не гну­шал­ся ни­ка­кой гряз­ной ра­бо­той. Один со­уз­ник вспо­ми­нал: «Неболь­шая чи­стая ка­ме­ра в Та­ган­ской тюрь­ме. По­сре­ди нее сто­ит иеро­мо­нах, ис­пол­ня­ю­щий долж­ность са­ни­та­ра. Ве­ре­ни­ца боль­ных про­хо­дит через ком­на­ту. Боль­шин­ство стра­да­ет эк­зе­мой, яз­ва­ми на но­гах... Отец Ге­ор­гий... как ми­ло­серд­ный са­ма­ря­нин, об­мы­ва­ет гной­ные ра­ны. Каж­до­го ста­ра­ет­ся уте­шить бод­рым сло­вом, шут­кой-при­ба­ут­кой: «Не ту­жи, зо­лот­це мое, все бу­дем сво­бод­ны», «ве­руй все­гда в ми­лость Бо­жию», — ча­сто го­во­рил он за­клю­чен­ным.К нему шли за со­ве­том, за уте­ше­ни­ем в пред­смерт­ной тос­ке. Ес­ли кто из при­го­во­рен­ных хо­тел ис­по­ве­до­вать­ся и при­ча­стить­ся у него, то де­ла­лось все воз­мож­ное, чтобы ста­рец мог дать цер­ков­ное на­пут­ствие. Бы­ли слу­чаи, ко­гда са­ми тю­рем­щи­ки при­во­ди­ли смерт­ни­ка в пе­ре­вя­зоч­ную ком­на­ту к ба­тюш­ке. На соб­ствен­ном опы­те пе­ре­жив­ший бли­зость смер­ти, он умел го­во­рить с та­ким че­ло­ве­ком о Бо­жи­ей прав­де и о Бо­жи­ем ми­ло­сер­дии. Умел «устро­ить под­куп люб­ви», как ска­зал один из воз­рож­ден­ных от­цом Ге­ор­ги­ем к жиз­ни, уже го­то­вый со­вер­шить са­мо­убий­ство, но по­сле раз­го­во­ра со стар­цем от­ло­жив­ший это на­ме­ре­ние (а через два дня осво­бож­ден­ный).Вспо­ми­нал ба­тюш­ка мно­гие эпи­зо­ды из сво­ей тю­рем­ной жиз­ни: «Ми­мо ка­ме­ры про­хо­ди­ли аре­стан­ты, ко­то­рые все­гда ме­ня ру­га­ли и вся­че­ски по­но­си­ли... Од­но­го из них я по­до­звал к се­бе. «Че­го те­бе?» «Го­луб­чик, возь­ми у ме­ня та­ба­чок, ведь я не ку­рю, а те­бе он ну­жен. Толь­ко про­шу те­бя не ру­гать­ся ма­тер­ны­ми сло­ва­ми». Па­рень сму­тил­ся, взял та­бак и ушел. Дру­гой раз при­шел, ви­ди­мо, его при­я­тель, ко­то­рый был весь ис­ца­ра­пан, че­сал­ся, и я ви­дел, как по нем пол­за­ли вши. То­гда я ему ска­зал: «Сни­ми-ка ру­баш­ку, я про­мою те­бе ран­ки и сма­жу ва­зе­ли­ном.» Для это­го я разо­рвал свою чи­стую ру­баш­ку и пе­ре­вя­зал его. На­гра­див его та­ба­ком, от­пу­стил с той же прось­бой — не ру­гать­ся. Вско­ре мне раз­ре­ши­ли хо­дить по ка­ме­рам и ока­зы­вать по­мощь всем нуж­да­ю­щим­ся аре­стан­там. Бин­ты, йод, ва­зе­ли­но­вое мас­ло и дру­гое при­но­си­ли мне при пе­ре­да­чах... Вот от­ку­да я бы ни­ко­гда не хо­тел ухо­дить, вот бы где с ра­до­стью и жизнь свою скон­чал, вот где я ну­жен! Тут-то, на во­ле, каж­дый мо­жет по­лу­чить уте­ше­ние — кто в храм схо­дить, кто при­ча­стить­ся, а ведь там — не так. Там од­ни скор­би, од­ни скор­би...»Ба­тюш­ка в тюрь­ме за­бо­лел, за­ра­зив­шись ти­фом, и на­хо­дил­ся ме­сяц в боль­ни­це. Ря­дом с ним ле­жал ка­кой-то че­ло­век, уже бре­дил, гру­бо ру­гал со­вет­скую власть. Ба­тюш­ка и го­во­рит ему: «Го­луб­чик, по­ис­по­ве­дуй­ся у ме­ня, ведь ты плох, вдруг умрешь? Что же ты так оста­нешь­ся?» «А-а-а... на что ты мне ну­жен? Не хо­чу я». «Ну, ска­жи хоть имя свое, и я за те­бя по­мо­люсь». «Ну­жен ты мне! Они, та­кие-ся­кие, от­ня­ли у ме­ня все!» «Кто они? Кто те­бе все это дал, они, что ли? Гос­подь те­бе дал, Он и взял. Ко­го же ты ру­га­ешь?.. Сми­рись, сми­рись, про­шу те­бя, по­ис­по­ве­дуй­ся мне». А сам на­чал мо­лить­ся: «Гос­по­ди, со­хра­ни его жизнь! Что же он идет к Те­бе с та­ким озлоб­ле­ни­ем, с та­ким злом...» По­том боль­ной по­сте­пен­но успо­ко­ил­ся и на­ко­нец про­мол­вил: «Ну, слу­шай, ба­тюш­ка». И на­чал свою ис­по­ведь. «Я его вы­слу­шал, — рас­ска­зы­вал даль­ше отец Ге­ор­гий, — раз­ре­шил, и он уснул, а утром встал здо­ро­вым. С той по­ры это са­мый близ­кий мой ду­хов­ный сын. Он вы­шел из тюрь­мы, жи­вет, ра­бо­та­ет, и все как сле­ду­ет. Во­об­ще-то все они хо­ро­шие лю­ди; но они за­гру­бе­ли и ото­шли от Бо­га.»В 1922 го­ду по хо­да­тай­ству епи­ско­па Фе­о­до­ра (Поз­де­ев­ско­го) иеро­мо­нах Ге­ор­гий был осво­бож­ден и стал на­сель­ни­ком Мос­ков­ско­го Да­ни­ло­ва мо­на­сты­ря. В дет­стве он не раз бы­вал в оби­те­ли; рас­ска­зы­вал, как од­на­жды горь­ко пла­кал здесь без вся­кой ви­ди­мой при­чи­ны; вспо­ми­нал и о том, как пры­гал по сту­пень­кам од­но­го из да­ни­лов­ских хра­мов, не ве­дая, что ко­гда-то бу­дет стар­цем и брат­ским ду­хов­ни­ком древ­ней оби­те­ли.Вла­ды­ка Фе­о­дор с лю­бо­вью при­нял от­ца Ге­ор­гия в мо­на­стырь, хо­тя ба­тюш­ка не при­над­ле­жал к чис­лу уче­ной бра­тии, ко­то­рая со­би­ра­лась во­круг на­сто­я­те­ля. По­се­лив ба­тюш­ку вна­ча­ле в брат­ском кор­пу­се, что на­про­тив Тро­иц­ко­го со­бо­ра, он вско­ре предо­ста­вил ему ке­лью на ниж­нем эта­же древ­не­го хра­ма в честь Свя­тых от­цов се­ми Все­лен­ских Со­бо­ров, спра­ва от вхо­да в По­кров­скую цер­ковь. На­про­тив ке­льи на­хо­дил­ся неболь­шой до­мо­вый храм в честь свя­тых пра­вед­ных За­ха­рии и Ели­са­ве­ты. В этой кро­шеч­ной церк­ви ар­хи­манд­рит Ге­ор­гий в буд­ние дни при­ни­мал при­хо­дя­щих на ис­по­ведь и за со­ве­том. В бла­го­дат­ной ти­шине хра­ма умяг­ча­лись серд­ца лю­дей, вся­кая ду­ша рас­по­ла­га­лась до­ве­рить­ся муд­ро­му стар­цу. В празд­ни­ки ар­хи­манд­рит Ге­ор­гий ис­по­ве­до­вал в Тро­иц­ком со­бо­ре на пра­вом кли­ро­се ле­во­го при­де­ла, за ра­кой с мо­ща­ми свя­то­го бла­го­вер­но­го кня­зя Да­ни­и­ла, к то­му вре­ме­ни уже пе­ре­не­сен­ной из хра­ма Свя­тых от­цов.Имея очи­щен­ное от стра­стей серд­це и ду­хов­ный ра­зум, отец Ге­ор­гий яс­но и трез­во вос­при­ни­мал совре­мен­ную жизнь, про­ни­кал в ду­шу каж­до­го че­ло­ве­ка, и это да­ва­ло ему воз­мож­ность без­оши­боч­но ру­ко­во­дить сво­ей мно­го­чис­лен­ной паст­вой. Пра­вед­ность жиз­ни, глу­бо­кое сми­ре­ние и необык­но­вен­ный дар люб­ви при­тя­ги­ва­ли к се­бе тех, кто ис­кал ду­хов­ной опо­ры. К стар­цу при­хо­ди­ли отя­го­щен­ные гре­хом, стра­стя­ми, ду­шев­ным смя­те­ни­ем и ухо­ди­ли об­лег­чен­ные, про­свет­лен­ные, на­шед­шие вы­ход из жиз­нен­ных ту­пи­ков и глав­ное — об­рет­шие ве­ру в ми­ло­сер­дие Бо­жие.На ис­по­ведь к ар­хи­манд­ри­ту Ге­ор­гию обыч­но вы­стра­и­ва­лась боль­шая оче­редь. Ста­рец бла­го­слов­лял лю­дей учить­ся, при­об­ре­тать спе­ци­аль­но­сти по сво­им спо­соб­но­стям и воз­мож­но­стям, раз­ви­вать дан­ные Бо­гом та­лан­ты и не об­ра­щать вни­ма­ние на неустрой­ство бы­та, столь обыч­ное в то вре­мя. Неко­то­рые пи­том­цы стар­ца, то­гда еще сту­ден­ты, впо­след­ствии ста­ли вид­ны­ми уче­ны­ми.Ке­лью ар­хи­манд­ри­та Ге­ор­гия по­се­ща­ли и ар­хи­ереи, жив­шие в то вре­мя в Да­ни­ло­ве. Од­но­го из них, свя­щен­но­му­че­ни­ка ар­хи­епи­ско­па Фад­дея (Успен­ско­го), он на­зы­вал «все­б­ла­жен­ным ар­хи­ере­ем». Мно­гие ду­хов­ные де­ти стар­ца ис­пы­та­ли го­не­ния за вер­ность Хри­сту, ста­ли му­че­ни­ка­ми и ис­по­вед­ни­ка­ми.Ко всем свя­той от­но­сил­ся по-доб­ро­му, и мяг­кая улыб­ка, шут­ли­вое, ве­се­лое сло­во, ко­то­рым бы­ла пе­ре­сы­па­на его речь, лас­ко­вые об­ра­ще­ния — «зо­лот­це», «зо­ло­той мой», «де­точ­ка» — об­на­ру­жи­ва­ли в нем из­бы­ток люб­ви.Ар­хи­манд­рит Ге­ор­гий имел яс­ное цер­ков­ное со­зна­ние и умел дать лю­дям пра­виль­ную ори­ен­та­цию в совре­мен­ной цер­ков­ной жиз­ни. Он осуж­дал все ви­ды рас­ко­лов и са­мо­воль­ных те­че­ний. В во­про­се о по­ми­но­ве­нии вла­стей за цер­ков­ной служ­бой со­ве­то­вал под­дер­жи­вать мит­ро­по­ли­та Сер­гия (Стра­го­род­ско­го), ока­зав­ше­го­ся у кор­ми­ла цер­ков­но­го в столь труд­ное вре­мя. Отец Ге­ор­гий го­во­рил, что раз­но­гла­сий здесь быть не мо­жет. Во­прос об от­но­ше­нии Церк­ви к граж­дан­ской вла­сти опре­де­лен еще в пер­вые ве­ка хри­сти­ан­ства и пе­ре­смот­ру не под­ле­жит. Для под­твер­жде­ния это­го взгля­да он об­ра­щал­ся к пре­да­нию Церк­ви, к древним хри­сти­ан­ским сви­де­тель­ствам. Ста­рец был уве­рен, что си­ла хри­сти­ан­ской люб­ви бо­лее дей­ствен­на, чем нена­висть го­ни­те­лей, и что лю­бовь все­гда по­беж­да­ет, ес­ли она со­еди­не­на с мо­лит­вой и тер­пе­ни­ем.Цер­ков­ные на­ча­ла жиз­ни он по­чи­тал свя­ты­ми и тре­бо­вал от сво­их ду­хов­ных де­тей по­сто­ян­ства в ве­ре. Еже­днев­ную мо­лит­ву, по­се­ще­ние цер­ков­ных бо­го­слу­же­ний, зна­ние служб счи­тал обя­за­тель­ны­ми. Чте­ни­ем сло­ва Бо­жия, и в первую оче­редь Свя­то­го Еван­ге­лия, ре­ко­мен­до­вал за­ни­мать­ся по­сто­ян­но; го­во­рил, что чте­ние свя­тых от­цов «со­гре­ва­ет ду­шу». «Бе­гот­ню» по раз­ным хра­мам ра­ди празд­но­го лю­бо­пыт­ства осуж­дал, так как Цер­ковь Бо­жия еди­на и мо­лить­ся мож­но в лю­бом пра­во­слав­ном хра­ме, смот­ря по об­сто­я­тель­ствам жиз­ни. Вре­мя то­гда бы­ло слож­ное, и со­блаз­ны ча­сто под­сте­ре­га­ли еще не укре­пив­ши­е­ся ду­ши. Бы­ли слу­чаи, ко­гда лю­ди по ма­ло­ду­шию от­ре­ка­лись от ве­ры, но по­том рас­ка­и­ва­лись. Та­ких ста­рец не от­тор­гал, но на­кла­ды­вал на них стро­гую епи­ти­мию. Вме­сте с тем он ни­ко­гда не по­ощ­рял и кич­ли­вой по­хваль­бы сво­ей ве­рой. При­зы­вал сво­их па­со­мых сви­де­тель­ство­вать о вер­но­сти Бо­гу де­ла­ми, го­во­рил, что мож­но и нуж­но быть по­движ­ни­ком в по­все­днев­ной жиз­ни.Доб­ро­та и мяг­кость стар­ца Ге­ор­гия не ме­ша­ли ему быть тре­бо­ва­тель­ным к ис­пол­не­нию ду­хов­ны­ми детьми его бла­го­сло­ве­ний. Непо­слу­ша­ние, как пра­ви­ло, при­во­ди­ло к непри­ят­ным, а ино­гда и тя­же­лей­шим по­след­стви­ям. Од­но­му сво­е­му ду­хов­но­му сы­ну, то­гда еще некреп­ко­му в цер­ков­ной жиз­ни, он на­сто­я­тель­но со­ве­то­вал при­ча­стить­ся. Тот мед­лил. Вне­зап­но он за­бо­лел: ли­цо по­кры­лось гной­ной кор­кой. По­сле при­ча­стия все про­шло. Дру­го­го ду­хов­но­го сы­на ста­рец не бла­го­сло­вил на мо­на­ше­ство. Тот от­верг по­слу­ша­ние, ушел от сво­е­го ду­хов­но­го от­ца, уехал в мо­на­стырь и за­тем тра­ги­че­ски по­гиб.Все де­ла, все на­став­ле­ния и со­ве­ты отец Ге­ор­гий пред­ва­рял мо­лит­вой. Ста­рец мно­гое про­ви­дел. Пред­ска­зы­вал, что на­станет вре­мя, ко­гда его ду­хов­ным де­тям негде бу­дет при­к­ло­нить го­ло­ву, и вот то­гда их при­ютом станет до­мик на Кра­сю­ков­ке в Сер­ги­е­вом По­са­де. Этот дом был ба­тюш­ке по­да­рен, в нем он ино­гда от­ды­хал по несколь­ко дней. По­сле его смер­ти в этом до­ме на­хо­ди­ли кров и ку­сок хле­ба го­ни­мые ду­хов­ные де­ти стар­ца и их бра­тья и сест­ры по ве­ре.С на­ча­ла 1930-х го­дов до от­кры­тия Тро­и­це-Сер­ги­е­вой Лав­ры в 1946 го­ду в ме­зо­нине до­ма на Кра­сю­ков­ке, а по­том в са­ду под виш­ня­ми хра­ни­лись дра­го­цен­ные свя­ты­ни — ан­ти­мин­сы Лав­ры, ко­то­рые на­сто­я­тель ее, пре­по­доб­но­му­че­ник Кро­нид (Лю­би­мов), опа­са­ясь аре­ста, пе­ре­дал на хра­не­ние про­то­и­е­рею Ти­хо­ну Пе­ли­ху.За­ча­стую бла­го­сло­ве­ния ар­хи­манд­ри­та Ге­ор­гия бы­ли неожи­дан­ны для спра­ши­ва­ю­ще­го, но, тем не ме­нее, они ис­пол­ня­лись. Ми­ло­серд­ный ба­тюш­ка был очень со­стра­да­те­лен к лю­дям и по­мо­гал им в труд­ную ми­ну­ту не толь­ко со­ве­том; неред­ко он про­яв­лял на­ход­чи­вость, чтобы раз­ре­шить ту или иную жи­тей­скую си­ту­а­цию. Так, он по­мог му­жу сво­ей ду­хов­ной до­че­ри, у ко­то­ро­го при ре­ви­зии об­на­ру­жи­лась круп­ная рас­тра­та по его вине. Со­брав у ду­хов­ных де­тей день­ги для по­га­ше­ния ча­сти дол­га, по­движ­ник спас жизнь это­го от­ча­яв­ше­го­ся че­ло­ве­ка, ре­шив­ше­го­ся бы­ло на са­мо­убий­ство.В то бес­по­кой­ное вре­мя мно­гие лю­ди ока­зы­ва­лись не у дел, без кро­ва над го­ло­вой и кус­ка хле­ба. Пре­по­доб­ный ста­рец по­мо­гал та­ким не по­те­рять­ся в жиз­ни. Бу­дучи в ссыл­ке, он по­зна­ко­мил­ся с 14-лет­ним маль­чи­ком Ан­дре­ем Уте­ше­вым. Вер­нув­шись в Моск­ву и не имея жи­лья, юно­ша жил и вос­пи­ты­вал­ся у ду­хов­ных де­тей стар­ца. Его ро­ди­те­лей, жив­ших в де­ревне неда­ле­ко от Ко­зель­ска, в го­ды кол­лек­ти­ви­за­ции отец Ге­ор­гий, сам, бу­дучи в ссыл­ке, спас от рас­ку­ла­чи­ва­ния и от­прав­ки в Си­бирь, бла­го­сло­вив устро­ить­ся в до­ми­ке в За­гор­ске. Так свя­той пра­вед­ник за­бо­тил­ся о лю­дях, по­рой ему незна­ко­мых, да­же на­хо­дясь в из­гна­нии.Ис­клю­чи­тель­ное вни­ма­ние ар­хи­манд­рит Ге­ор­гий уде­лял мо­ло­де­жи. «Путь че­ло­ве­ка скла­ды­ва­ет­ся смо­ло­ду, и по­том труд­но его из­ме­нить», — го­во­рил он. О са­мых млад­ших, еще не укреп­лен­ных сво­их «дет­ках» ста­рец осо­бен­но тре­во­жил­ся. Из ссыл­ки он пи­сал ду­хов­но­му сы­ну: «Про­шу те­бя, убе­ре­ги мои цве­точ­ки от это­го Ва­ви­ло­на». С детьми отец Ге­ор­гий был все­гда добр и лас­ков. «Все ко мне идут, несут свои скор­би, а вы у ме­ня, как пта­шеч­ки, лег­кие, все у вас хо­ро­шо, и я от­ды­хаю с ва­ми», — бы­ва­ло, го­во­рил он. Он по­дол­гу бе­се­до­вал с детьми, участ­ли­во и се­рьез­но ин­те­ре­со­вал­ся их про­бле­ма­ми: от­но­ше­ни­я­ми с до­маш­ни­ми, школь­ны­ми де­ла­ми, иг­ра­ми. В кар­ма­нах его ря­сы все­гда име­лись кон­фе­ты, пря­ни­ки, дру­гие сла­до­сти, ко­то­ры­ми мож­но бы­ло ода­рить ма­лы­шей. И ма­лы­ши пла­ти­ли ему сво­ей дет­ской пре­дан­но­стью и лю­бо­вью. Не за­бы­ва­ли они щед­рых да­ров теп­ла и люб­ви от­ца Ге­ор­гия до кон­ца сво­их дней.Мно­гих юно­шей и де­ву­шек ста­рец ста­вил на твер­дый и яс­ный путь, с ко­то­ро­го свер­нуть уже бы­ло невоз­мож­но. У мо­ло­де­жи все­гда бы­ло мно­го са­мых раз­ных во­про­сов к стар­цу. Так, юно­ши неред­ко спра­ши­ва­ли, мож­но ли слу­жить в Крас­ной Ар­мии. Отец Ге­ор­гий от­ве­чал, что Крас­ная Ар­мия слу­жит Ро­дине, а хри­сти­а­нин не толь­ко обя­зан слу­жить Ро­дине, но, ес­ли нуж­но, то и уме­реть за нее, и это — смерть пра­вед­ни­ка. По­это­му в Крас­ной Ар­мии слу­жить мож­но.Мно­гие мо­ло­дые лю­ди го­ре­ли же­ла­ни­ем уй­ти в мо­на­стырь, но ба­тюш­ка бла­го­слов­лял на это ред­ко, в боль­шин­стве слу­ча­ев ре­ко­мен­до­вал учить­ся. Он счи­тал, что в на­ше вре­мя в мо­на­стырь мо­гут ид­ти лишь про­ве­рен­ные жиз­нью, уже име­ю­щие боль­шой жиз­нен­ный опыт. Тя­же­ло­боль­ным раз­ре­шал по­стри­гать­ся в лю­бом воз­расте. Неко­то­рых из сво­их ду­хов­ных чад он бла­го­слов­лял при­ни­мать тай­ный по­стриг. Че­ло­ве­ка, ко­то­ро­му Гос­подь уго­то­вал мо­на­ше­ский путь, по­движ­ник ви­дел сра­зу и от­ры­вал от рас­се­и­ва­ю­щей мир­ской жиз­ни.Ча­сто ста­рец да­вал сво­им «дет­кам» на­став­ле­ния, об­ле­чен­ные в лег­ко за­по­ми­на­ю­щи­е­ся об­раз­ные фор­мы. Бе­реж­но за­пи­сан­ные ими, неко­то­рые из его «по­го­во­рок» со­хра­ни­лись: «Бе­ре­ги­те до­ро­гое, зо­ло­тое вре­мя, спе­ши­те при­об­ре­сти ду­шев­ный мир»; «жизнь на­ша не в том, чтобы иг­рать ми­лы­ми иг­руш­ка­ми, а в том, чтобы как мож­но боль­ше све­та и теп­ло­ты да­вать окру­жа­ю­щим лю­дям. А свет и теп­ло­та — это лю­бовь к Бо­гу и ближ­ним»; «лас­ка от Ан­ге­ла, а гру­бость от ду­ха зло­бы»; «по­сле бу­ри — ти­ши­на, по­сле скор­би — ра­дость»; «не будь обид­чи­вой, а то ста­нешь как бо­ляч­ка, до ко­то­рой нель­зя до­тро­нуть­ся». На во­прос, мож­но ли узнать, где про­яв­ля­ет­ся во­ля Бо­жия, а где и от че­ло­ве­ка за­ви­сит, он от­ве­чал: «Мож­но, толь­ко нуж­но вни­ма­тель­но вгля­ды­вать­ся в жизнь, а то боль­шей ча­стью мы невни­ма­тель­ны». Еще он го­во­рил: «Нет, де­точ­ка, сей­час, смо­ло­ду, на­до про­кла­ды­вать жизнь пра­виль­но, а к ста­ро­сти уже не вер­нешь вре­ме­ни. Од­но­го муд­ре­ца спро­си­ли: «Что до­ро­же все­го?» «Вре­мя, — от­ве­тил муд­рец, — по­то­му что по вре­ме­ни мож­но при­об­ре­сти все, а са­мо­го вре­ме­ни нель­зя ку­пить ни за что». Тех, кто мно­го спит, ба­тюш­ка на­зи­дал: «Про­спишь Цар­ство Небес­ное». Ес­ли ду­хов­ные де­ти от­ца Ге­ор­гия по­стом из­лишне бес­по­ко­и­лись, в до­ста­точ­ной ли ме­ре пост­но куп­лен­ное ими яст­во, он ве­се­ло пре­се­кал «бук­во­ед­ство»: «Э, де­точ­ка, да кто же его оско­ро­мил?»Аре­сто­ва­ли ар­хи­манд­ри­та Ге­ор­гия 19 мая 1928 го­да. Бла­жен­ный Ни­ки­фо­руш­ка пред­ска­зы­вал гря­ду­щие ис­пы­та­ния в по­э­ти­че­ской фор­ме: «Не в убран­стве, не в при­бо­ре, все раз­бро­са­но кру­гом... По­ми­най как зва­ли. Там тра­ва боль­шая, се­но­ко­су мно­го... Ску­ка-му­ка... Бе­рез­ки ка­ча­ют­ся...» Эти за­га­доч­ные сло­ва, про­из­но­си­мые со сме­хом, то­гда бы­ли непо­нят­ны, но позд­нее их зна­че­ние про­яс­ни­лось. При обыс­ке в ке­лье от­ца Ге­ор­гия все бы­ло пе­ре­ры­то. За­тем бы­ла ссыл­ка в да­ле­кие сте­пи. И «ску­ка-му­ка» — как для от­ца, так и для его ду­хов­ных чад. Бе­рез­ки же по­яви­лись в кон­це жиз­ни стар­ца, мно­го их на клад­би­ще, где он по­хо­ро­нен.Неза­дол­го до аре­ста ар­хи­манд­рит Ге­ор­гий ви­дел сон: едет он по незна­ко­мой степ­ной мест­но­сти, и во­круг сто­ит мно­же­ство огром­ных сто­гов се­на. Сон по­вто­рил­ся, и ста­рец те­перь знал, что ошиб­ки быть не мо­жет: по­ра ему сна­ря­жать­ся в до­ро­гу. Он дал сво­им ду­хов­ным де­тям со­ве­ты и бла­го­сло­ве­ния. На­ка­зал не со­би­рать­ся боль­ши­ми ком­па­ни­я­ми, не стре­мить­ся к ор­га­ни­за­ции ка­ких-ли­бо груп­пи­ро­вок на ре­ли­ги­оз­ной ос­но­ве, а сви­де­тель­ство­вать о сво­ей ве­ре жиз­нью.Аре­сто­вы­вать ар­хи­манд­ри­та Ге­ор­гия при­шли на рас­све­те. Предъ­яви­ли ор­дер на арест, на­ча­ли обыск. Ке­лей­ни­ца его на­ча­ла пла­кать, а ба­тюш­ка, со­всем спо­кой­ный, го­во­рит ей: «Ну вот, Ма­ру­сеч­ка, да­вай­ка мы с то­бой по­мо­лим­ся вме­сте». И вста­ли на мо­лит­ву. Аре­сто­вы­ва­ю­щие с удив­ле­ни­ем на ба­тюш­ку ози­ра­ют­ся, а он вдруг по­во­ра­чи­ва­ет­ся и го­во­рит, и так спо­кой­но, слов­но это при­хо­жане его: «А вы ска­жи­те-ка мне име­на ва­ши». — «Это еще за­чем?» — «А я по­мо­люсь за вас, вы ведь не по сво­ей во­ле сей­час эту тя­же­лую ра­бо­ту вы­пол­ня­е­те». Один усмех­нул­ся и го­во­рит: «По­мо­лись, по­мо­лись».Увез­ли ар­хи­манд­ри­та Ге­ор­гия в Бу­тыр­скую тюрь­му. Стар­ца об­ви­ни­ли в том, что он «сре­ди мно­гих на­хо­див­ших­ся под его вли­я­ни­ем ве­ру­ю­щих вел ра­бо­ту в на­прав­ле­нии ис­поль­зо­ва­ния ре­ли­ги­оз­ных пред­рас­суд­ков в ан­ти­со­вет­ских це­лях». 12 июня 1928 го­да бы­ло со­став­ле­но об­ви­ни­тель­ное за­клю­че­ние. На­хо­дясь в оди­ноч­ной ка­ме­ре тюрь­мы, ар­хи­манд­рит Ге­ор­гий при­бе­гал к спа­си­тель­ной мо­лит­ве. На до­про­сах дер­жал­ся спо­кой­но и му­же­ствен­но, не под­да­ва­ясь на про­во­ка­ци­он­ные во­про­сы сле­до­ва­те­ля, ко­то­рые мог­ли бы дать по­вод к лож­ным об­ви­не­ни­ям или при­ве­сти к об­ви­не­нию дру­гих.Стар­ца тя­го­ти­ла раз­лу­ка с ду­хов­ны­ми детьми и за­бо­та о них. Поз­же, из ссыл­ки, он пи­шет им «всем вку­пе» пись­мо, в ко­то­ром со свой­ствен­ной ему сер­деч­но­стью и ис­крен­но­стью де­лит­ся тем, что пе­ре­жил в Бу­тыр­ках, кон­спи­ра­тив­но и не без иро­нии на­зы­вая оди­ноч­ную ка­ме­ру «от­дель­ной ком­на­той»: «Я был по­ме­щен в от­дель­ную ком­на­ту, чтобы ни­кто ме­ня не бес­по­ко­ил... Вре­ме­ни бы­ло мно­го и для мо­лит­вы, но бы­ли ми­ну­ты, ко­гда я из­не­мо­гал, хо­тел мо­лить­ся, но не бы­ло сил, хо­тел за­снуть — грусть и тос­ка по вас от­ни­ма­ли у ме­ня сон. Я ста­но­вил­ся на мо­лит­ву и мо­лил Пре­свя­тую Вла­ды­чи­цу Ма­терь Бо­жию: «Вла­ды­чи­ца, дай мне сил не ра­ди ме­ня, греш­но­го, но ра­ди свя­тых мо­литв ду­хов­ных чад мо­их» — и мне ста­но­ви­лось лег­ко, по­яв­ля­лись си­лы, бод­рость для мо­лит­вы и даль­ней­ше­го пре­бы­ва­ния здесь. Да, в на­сто­я­щее вре­мя и впредь креп­ко ве­рю и на­де­юсь на ва­ши свя­тые мо­лит­вы и хри­сти­ан­скую лю­бовь...».15 июня 1928 го­да осо­бое со­ве­ща­ние при кол­ле­гии ОГПУ по­ста­но­ви­ло вы­слать ар­хи­манд­ри­та Ге­ор­гия в Ка­зах­стан, в Уральск, сро­ком на три го­да. В ссыл­ку ба­тюш­ка от­пра­вил­ся не эта­пом, а «за свой счет» — это об­лег­че­ние вы­хло­по­та­ли его ду­хов­ные де­ти. До­брав­шись до Ураль­ска, он по­лу­чил но­вое на­зна­че­ние — в по­се­лок Ка­ра-Тю­бе, на­хо­дя­щий­ся при­мер­но в 100 ки­ло­мет­рах от рай­он­но­го цен­тра Джам­бейт. Из­гнан­ни­че­скую до­лю ар­хи­манд­ри­та Ге­ор­гия раз­де­ли­ла с ним его пре­дан­ная ду­хов­ная дочь Та­тья­на Бо­ри­сов­на Мель­ни­ко­ва, со­про­вож­дав­шая ба­тюш­ку в ссыл­ку и быв­шая с ним до по­след­не­го его ча­са. Спу­стя неко­то­рое вре­мя в Ка­ра-Тю­бе при­е­ха­ла Еле­на Вла­ди­ми­ров­на Чи­че­ри­на (мо­на­хи­ня Ека­те­ри­на). Вре­мя от вре­ме­ни стар­ца на­ве­ща­ли дру­гие его ду­хов­ные ча­да.В Ка­ра-Тю­бе отец Ге­ор­гий и его по­слуш­ни­цы вна­ча­ле по­се­ли­лись в до­воль­но бла­го­устро­ен­ном до­ме, по­чти в цен­тре по­сел­ка, но вско­ре пе­ре­еха­ли в убо­гий, на­хо­дя­щий­ся на краю се­ле­ния. Пря­мо за до­мом на­чи­на­лась необо­зри­мая по­лын­ная по­лу­пу­сты­ня. Зи­мой при­хо­ди­лось бо­роть­ся со снеж­ны­ми за­но­са­ми и бу­ра­на­ми, ле­том — с нестер­пи­мой жа­рой, с про­ни­ка­ю­щим во все ще­ли пес­ком. По­движ­ник дол­жен был в опре­де­лен­ный срок хо­дить в го­род к упол­но­мо­чен­но­му от­ме­чать­ся, что бы­ло нелег­ко, осо­бен­но ле­том, ко­гда ид­ти при­хо­ди­лось по сы­пу­че­му пес­ку.Жи­ли в ос­нов­ном тем, что при­сы­ла­ли ду­хов­ные де­ти из Моск­вы и тем, что да­ва­ла ко­ро­ва, ко­то­рую за­ве­ли вско­ре по­сле по­се­ле­ния, бла­го, что это не сто­и­ло слиш­ком мно­гих средств. Труд­но­сти с едой воз­ни­ка­ли во вре­мя Ве­ли­ко­го по­ста, ко­гда все мо­лоч­ное ис­че­за­ло со сто­ла, а вза­мен ни­че­го не по­яв­ля­лось: вес­ной бы­ва­ла рас­пу­ти­ца, на­дол­го за­дер­жи­вав­шая со­об­ще­ние, и по­сыл­ки за­стре­ва­ли в до­ро­ге. По­рой не бы­ло ни хле­ба, ни му­ки. То­гда упо­треб­ля­лись ста­рые су­ха­ри, в ко­то­рых уже за­во­ди­лись чер­ви. По­слуш­ни­цы стар­ца не мог­ли их есть, он же ел и при­го­ва­ри­вал: «Де­точ­ка, не тот стра­шен червь, ко­то­ро­го мы едим, а тот, ко­то­рый нас бу­дет есть».По­не­мно­гу устро­ил­ся быт. Все на­до бы­ло де­лать сво­и­ми ру­ка­ми: за­го­тав­ли­вать топ­ли­во, корм для ко­ро­вы, уха­жи­вать за ней. Отец Ге­ор­гий лю­бил в хо­зяй­стве по­ря­док и по­сто­ян­но пре­бы­вал в тру­дах. Са­рай, где на­хо­ди­лась ко­ро­ва, уби­рал сам, и там все­гда бы­ло чи­сто. В до­ме го­ни­мо­го ис­по­вед­ни­ка Хри­сто­ва не пре­кра­ща­лась мо­лит­ва. Ритм жиз­ни здесь опре­де­лял­ся цер­ков­ным уста­вом и бо­го­слу­жеб­ным кру­гом. В глав­ной ком­на­те, где жил отец Ге­ор­гий, устро­и­ли до­мо­вый храм, в празд­нич­ные дни со­вер­ша­ли в нем бо­го­слу­же­ния.За го­ды пре­бы­ва­ния ис­по­вед­ни­ка в Ка­ра-Тю­бе бы­ло несколь­ко про­ис­ше­ствий, гро­зив­ших обер­нуть­ся бе­дой, но по ми­ло­сти Бо­жи­ей за­кон­чив­ших­ся бла­го­по­луч­но. Од­на­жды раз­бу­ше­вал­ся по­жар. Ста­рец оста­вал­ся в ком­на­те-хра­ме, мо­лясь о том, чтобы бе­да ми­но­ва­ла, и не за­ме­тил, что кру­гом все в огне; его вы­нес­ли на ру­ках через ок­но. Огонь мно­гое по­вре­дил, но дом остал­ся цел. Ми­ло­сти­вый Гос­подь неод­но­крат­но по­сы­лал уте­ше­ние на­сель­ни­кам до­ма на окра­ине Ка­ра-Тю­бе. Как-то ве­че­ром в празд­ник Пре­об­ра­же­ния ста­рец и его по­слуш­ни­цы вы­шли по­ды­шать воз­ду­хом. Вне­зап­но отец Ге­ор­гий ука­зал на небо. Там плав­но дви­га­лась яр­кая звез­да, раз­го­рав­ша­я­ся все яр­че и яр­че; все небо во­круг силь­но осве­ти­лось. Дли­лось это дол­го. Ста­рец ра­дост­но смот­рел вверх и го­во­рил: «Вот это и есть Фа­вор­ский свет». По­том до­ба­вил: «Гос­по­ди, по­шли нам Свет Твой Прис­но­сущ­ный!» На дру­гой день Еле­на спра­ши­ва­ла в по­сел­ке, ви­дел ли кто звез­ду; ни­кто ни­че­го не ви­дел.В ссыл­ке ар­хи­манд­рит Ге­ор­гий тя­же­ло за­бо­лел. Вы­зван­ная из Джам­бей­та врач С. М. Та­ра­со­ва (мо­на­хи­ня Ага­пи­та) опре­де­ли­ла рак гор­та­ни. Необ­хо­ди­мы бы­ли кли­ни­че­ское ле­че­ние и немед­лен­ная опе­ра­ция, а сле­до­ва­тель­но, воз­вра­ще­ние в Рос­сию. Ста­ли хо­да­тай­ство­вать о по­езд­ке в Моск­ву. Неза­дол­го до на­зна­чен­но­го сро­ка осво­бож­де­ния ар­хи­манд­рит Ге­ор­гий по­слал в Моск­ву мит­ро­по­ли­ту Сер­гию (Стра­го­род­ско­му) те­ле­грам­му:«Бла­гий ар­хи­пас­тырь, отец. Я за­бо­лел се­рьез­но гор­лом. Пи­щи при­ни­мать ни­ка­кой нель­зя, чай­ную лож­ку гло­таю с тру­дом. Ле­жать, спать ми­ну­ты не мо­гу, за­ды­ха­юсь. Даль­ней­шее пре­бы­ва­ние в та­ком по­ло­же­нии — го­лод­ная смерть. Я вновь про­шу Ва­ше­го хо­да­тай­ства (на) раз­ре­ше­ние при­е­хать. Срок мой кон­чит­ся 19 мая 1931». Од­на­ко те­ле­грам­мы из мест ссыл­ки не до­хо­ди­ли до ме­ста на­зна­че­ния, и из­ну­рен­ный бо­лез­нью ста­рец не толь­ко не вер­нул­ся в Рос­сию рань­ше по­ло­жен­но­го сро­ка, но про­был в Ка­зах­стане еще один лиш­ний год, так как вла­сти за­тя­ги­ва­ли его осво­бож­де­ние и раз­ре­ше­ние на вы­езд во­вре­мя по­лу­че­но не бы­ло.Тя­же­лым был этот по­след­ний год пре­бы­ва­ния ис­по­вед­ни­ка Хри­сто­ва в Ка­ра-Тю­бе. К зи­ме на­до бы­ло го­то­вить­ся с осе­ни, но отец Ге­ор­гий, в ожи­да­нии осво­бож­де­ния, раз­дал все, что не нуж­но бы­ло в Рос­сии. Окон­чи­лись все за­па­сы — топ­ли­во, се­но. Эти но­вые ли­ше­ния окон­ча­тель­но по­до­рва­ли его здо­ро­вье. Вес­ной 1932 го­да при­шли, на­ко­нец, до­ку­мен­ты, и ар­хи­манд­рит Ге­ор­гий был осво­бож­ден без пра­ва про­жи­ва­ния в Москве и две­на­дца­ти дру­гих го­ро­дах, с при­креп­ле­ни­ем к опре­де­лен­но­му ме­сту жи­тель­ства в те­че­ние трех лет. Та­тья­на Мель­ни­ко­ва вновь об­ра­ти­лась к мит­ро­по­ли­ту Сер­гию с прось­бой хо­да­тай­ство­вать, чтобы ар­хи­манд­ри­ту Ге­ор­гию раз­ре­ши­ли въезд в Моск­ву: «ес­ли нель­зя со­всем, то хо­тя бы для опе­ра­ции и ле­че­ния». Но раз­ре­ше­ние по­лу­че­но не бы­ло, и из воз­мож­ных го­ро­дов для жи­тель­ства ста­рец вы­брал Ниж­ний Нов­го­род, ска­зав при этом: «Спа­се­ние из Ниж­не­го», — вспо­ми­ная о Ми­нине и По­жар­ском.Смер­тель­но боль­ной, от­пра­вил­ся ар­хи­манд­рит Ге­ор­гий в об­рат­ный путь, в Рос­сию. Ему не го­во­ри­ли о том, что у него рак, но он обо всем до­га­дал­ся и вос­при­нял бо­лезнь как по­се­ще­ние Бо­жие. На па­ро­хо­де, а по­том в Ниж­нем Нов­го­ро­де на­хо­дил в се­бе си­лы то и де­ло по­вто­рять сло­жен­ную им по­го­вор­ку: «Рак не ду­рак, ухва­тит клеш­ня­ми — и пря­мо в Цар­ство Небес­ное».Воз­вра­ще­ние бы­ло труд­ным. По­пуще­ни­ем Бо­жи­им, в Ниж­нем от­ца Ге­ор­гия и его по­пут­чи­ков ни­кто не встре­тил. Жи­лье при­шлось ис­кать са­мим. Го­ды бы­ли тре­вож­ные, и го­ни­мо­го ис­по­вед­ни­ка ма­ло кто осме­ли­вал­ся при­ютить. За очень недол­гое вре­мя жиз­ни в Ниж­нем Нов­го­ро­де ста­рец пе­ре­ме­нил три при­ста­ни­ща. Вна­ча­ле устро­и­лись под хра­мом, в ка­мен­ном сы­ром по­ме­ще­нии, где жи­ли несколь­ко мо­на­хинь; по­том — в ка­мор­ке ря­дом с хра­мом, по­жерт­во­ван­ной опаль­но­му ба­тюш­ке ми­ло­серд­ной ста­руш­кой. На­ко­нец для уми­ра­ю­ще­го стар­ца на­шли в при­го­ро­де Ку­на­ви­но хо­ро­шую свет­лую ком­на­ту в необыч­ном до­ми­ке, сто­яв­шем сре­ди ро­щи бе­ло­стволь­ных бе­рез, вет­ви ко­то­рых ка­ча­лись пря­мо пе­ред его ок­ном. Уви­дев их, отец Ге­ор­гий ска­зал: «Вот они где, Ни­ки­фо­руш­ки­ны бе­рез­ки...»Оста­ва­лись по­след­ние дни ис­по­вед­ни­че­ской жиз­ни стар­ца. Из Моск­вы при­е­ха­ли близ­кие ду­хов­ные де­ти. Встре­ча с ни­ми ожи­ви­ла от­ца Ге­ор­гия, и, на­сколь­ко хва­та­ло сил, он по­го­во­рил с каж­дым в от­дель­но­сти. 4 июля ста­рец дол­го раз­го­ва­ри­вал со сво­им ду­хов­ным сы­ном ар­хи­манд­ри­том Сер­ги­ем (Вос­кре­сен­ским) и ин­те­ре­со­вал­ся цер­ков­ны­ми де­ла­ми. Уто­мив­шись бе­се­дой, за­дре­мал. В ком­на­те воз­ле ба­тюш­ки оста­лась толь­ко Та­тья­на Мель­ни­ко­ва. За­ме­тив, что ды­ха­ние его из­ме­ни­лось, по­зва­ла от­ца Сер­гия. Он тот­час при­шел со Свя­ты­ми Да­ра­ми. Ста­рец взял Ча­шу, при­нял Свя­тые Да­ры и так, с по­ти­ром в ру­ках, пре­ста­вил­ся к Бо­гу.Бла­жен­ная кон­чи­на пре­по­доб­но­го стар­ца Ге­ор­гия бы­ла ти­хой и мир­ной. Уми­рая стран­ни­ком, в чу­жом до­ме, но в окру­же­нии ду­хов­ных чад, он до сво­е­го смерт­но­го ча­са ис­пол­нял пас­тыр­ское при­зва­ние; по­след­няя бе­се­да бы­ла о судь­бе Церк­ви Хри­сто­вой в Рос­сии.О смер­ти ба­тюш­ки сра­зу же со­об­щи­ли в Моск­ву, и кто мог, по­ехал в Ниж­ний Нов­го­род. Мит­ро­по­лит Сер­гий, лич­но знав­ший от­ца Ге­ор­гия, спро­сил, в ка­кой день он скон­чал­ся, и, услы­шав, что в по­не­дель­ник, за­ду­мав­шись, ска­зал: «День ан­ге­лов».От­пе­ва­ние бы­ло на­зна­че­но на 6 июля, день Вла­ди­мир­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри, осо­бо чти­мой стар­цем. За неде­лю до кон­чи­ны он ска­зал ду­хов­но­му сы­ну, что вве­рил свою судь­бу Ца­ри­це Небес­ной, Ко­то­рой непре­стан­но мо­лит­ся.Со­вер­шал от­пе­ва­ние ар­хи­манд­рит Сер­гий в со­слу­же­нии мно­же­ства ду­хо­вен­ства. По­греб­ли ба­тюш­ку на Буг­ров­ском клад­би­ще.Ду­хов­ные ча­да со­би­ра­ли све­де­ния о жиз­ни сво­е­го ду­хов­но­го от­ца, за­пи­са­ли вос­по­ми­на­ния о нем; дол­гие го­ды хра­ни­ли как дра­го­цен­ные свя­ты­ни его порт­ре­ты и лич­ные ве­щи, фо­то­гра­фии мо­гил­ки, ри­сун­ки с изо­бра­же­ни­ем ба­тюш­ки и его до­ми­ка в да­ле­ком Ка­зах­стане. По­сле смер­ти стар­ца-ис­по­вед­ни­ка его ча­да с бла­го­го­ве­ни­ем ис­пол­ня­ли за­ве­ты и бла­го­сло­ве­ния сво­е­го на­став­ни­ка. В лю­бых об­сто­я­тель­ствах и ис­пы­та­ни­ях они не за­бы­ва­ли глав­но­го, че­му учил по­движ­ник, — быть вер­ны­ми Хри­сту, по­ла­гать­ся во всем на во­лю Бо­жию и упо­вать на Его ве­ли­кое ми­ло­сер­дие.Вер­ный слу­жи­тель Бо­жий, пре­по­доб­но­ис­по­вед­ник Ге­ор­гий, со­тво­рив по­двиг люб­ви в сво­ей зем­ной жиз­ни, и по смер­ти про­дол­жа­ет это слу­же­ние. Он как доб­рый отец пред­ста­тель­ству­ет у Пре­сто­ла Бо­жия за всех, кто об­ра­ща­ет­ся к нему с теп­лой мо­лит­вой ве­ры.Про­слав­ле­ние пре­по­доб­но­ис­по­вед­ни­ка Ге­ор­гия в ли­ке свя­тых со­сто­я­лось на Юби­лей­ном Ар­хи­ерей­ском Со­бо­ре 2000 го­да. 11 ок­тяб­ря то­го же го­да бы­ли об­ре­те­ны мо­щи пре­по­доб­но­ис­по­вед­ни­ка, ко­то­рые по­ко­ят­ся ныне в По­кров­ском хра­ме Свя­то-Да­ни­ло­ва мо­на­сты­ря.