В Зачатьевском монастыре Москвы состоялись торжества, посвященные 100-летию со дня рождения протоиерея Глеба Каледы. Управляющий делами Московской Патриархии митрополит Воскресенский Дионисий, передавая благословение Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла собравшимся на вечер памяти, отметил, что отец Глеб – одна из самых светлых личностей омраченного гонениями и расправами недавнего этапа церковной истории. Еще в молодые годы он смог послужить гонимому духовенству, пятеро его духовников погибли при репрессиях. «Если таких людей, как отец Глеб, не будет среди нас, нам станет слишком холодно в этом мире, где некому поделиться с ближним теплом Христовой любви», – сказал архипастырь, заметив, что и сам приехал обогреться в теплом кругу наследников и почитателей отца Глеба.
«Монастырский вестник» публикует фрагменты воспоминаний участников памятной встречи о личности и служении воина, ученого, отца семейства и пастыря-проповедника, воспитавшего для Церкви своих детей и множество духовных чад.
Черпать радость в общении с Богом
Игумения Иулиания (Каледа), настоятельница Зачатьевского ставропигиального женского монастыря Москвы
Отец Глеб оставил очень яркий след в жизни многих людей. К празднуемой ныне годовщине 100-летия со дня рождения отца Глеба в Свято-Тихоновском университете усилиями этого вуза и храма Новомучеников и Исповедников Российских на Бутовском полигоне была устроена конференция, посвященная памяти юбиляра и периоду советских гонений на Церковь. У всех, кто присутствовал на этой конференции, точно перед глазами прошли все те светильники веры, кто сохранял православие в годы гонений и передал его нам. Сейчас настал тот момент, когда всем нам нужно как можно больше вникать в жизнь наших предшественников, осмыслять их подвиг, чтобы и самим научаться жить так, как умели они, и стараться передать этот опыт другим.
Православная Церковь держится преданием, и это предание от апостольских времен передается христианами из поколения в поколение. Отец Глеб жил в те сложные годы, когда от своих родителей и духовных наставников, воспитанных еще до революции, даже под страхом смерти, тем не менее сумел воспринять живое церковное предание и передать его дальше. Как говорил отец Глеб: «Самое главное, что мне дала моя мать, – она насадила в мое сердце семечко православной веры». Он взрастил это зернышко и из налитого колоса передал уже эти вызревшие зерна веры следующим поколениям. Дай Бог, чтобы мы как можно чаще заглядывали в опыт его жизни и научались тому, как быть достойными христианами и гражданами нашего Отечества, чтобы и наша жизнь не была прожита всуе, безрадостно, зря.
Отец Глеб всегда говорил: «Христианство – это радость». Он всей своей жизнью свидетельствовал о Христе. Сам жил этой радостью о Господе и делился ею со всеми. Это не значит, что его жизнь прошла без лишений и проблем, – у него была трудная жизнь. Но по слову псалмопевца: он носил закон Бога в сердце своем (см. Пс. 36:31), – и все те сложности, которые встречались на его пути, он с Божьей помощью всегда преодолевал и черпал радость именно в общении с Богом.
Наши родители отец Глеб и Лидия Владимировна (в постриге – монахиня Георгия) вообще были очень жизнерадостными, и жизнь нашей семьи всегда неразрывно была связана с Церковью. Даже когда мы были маленькими, все равно вся наша жизнь строилась вокруг богослужения. Когда отец Глеб уже преставился, все дети звали маму жить к себе, но она решила жить у нас в обители, чтобы каждый день можно было ходить на службу, – для нее это было самое главное.
Удивительно, что когда мама скончалась, ее отпевали в воскресенье, и в тот день читалось Евангелие от Матфея, где говорится: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам (Мф. 6:33). И действительно, вся жизнь родителей была исканием Царства Божия, а всё остальное прилагалось к этому.
«Я всю жизнь искала воли Божией. И неужели в конце жизни я могу отказаться от исполнения воли Божией»
Протоиерей Кирилл Каледа, настоятель храма святых Новомучеников и Исповедников Российских в Бутове
Жизнь родителей действительно была исканием Бога. Но удивительно то смирение, которое проявила мама, которая поначалу очень переживала о решении дочери идти в монастырь. Нельзя сказать, чтобы мама была монашеского склада, и ни о каком своем монашестве она ранее, будучи многодетной матерью, а потом и бабушкой многих внуков, не думала. Когда схиархимандрит Илий благословил ее принять монашество, для нее это был просто шок, и для нас, ее детей, это был шок. Но мама сказала: «Я всю жизнь искала воли Божией. И неужели в конце жизни я могу отказаться от исполнения воли Божией», – и приняла постриг.
Жизнь всей нашей семьи всегда складывалась вокруг Церкви и богослужения. Но несмотря на то, что мы всегда жили в церковном ритме, это вовсе не было чем-то гнетущим, как иногда приходится слышать о том, что якобы воцерковленные родители «заставляют» своих детей ходить в храм… Родители настолько деликатно всегда приобщали нас ко всему церковному, что для нас такая жизнь была просто органична.
Вместе с тем родители огромное внимание уделяли общему нашему развитию... папа, будучи авторитетным ученым, запросто и с удовольствием играл со всеми нами, детьми.
Но также он достаточно регулярно проводил с нами семинары по изучению Священного Писания, причем они длились всю его жизнь: пока он еще был с нами, мы все собирались на эти встречи. Вместе с тем папа водил нас и на различные выставки или, например, мы ездили на место, где располагался Николо-Угрешский монастырь, – там тогда на монастырской территории в конце 1960-х годов, конечно, всё было в разорении, но за обителью в пойме Москвы-реки есть замечательный песчаный карьер – там белоснежный песок! Папа всегда знал, чем можно порадовать детвору. И таких поездок было много.
А мама с нами постоянно ходила в консерваторию, каждый год покупались абонементы на различные циклы концертов…
То есть, с одной стороны, мы действительно всегда жили в Церкви, но с другой – не были замкнутыми в каком-то своем мирке. Когда папа тайно принял священство, у нас, детей, не было никаких вопросов – это было воспринято как нечто совершенно естественное. Нам всем было понятно, что эта таинственная жизнь Церкви вот так и совершается, для этого нужны священники, но об этом не надо рассказывать где-нибудь там в школе…
Помню, мы всегда особо в семье отмечали День победы. Папа в последние годы ходил общаться с ветеранами. Всегда приходил такой вдохновленный после этих встреч, а однажды пришел сам не свой… «Папа, что такое?» – спрашиваем. А он ответил: «Я пообщался с ветеранами и понял, что для подавляющего большинства самое яркое событие жизни – это война, и у них у многих, кроме этого, больше вообще ничего в жизни не было… Разве что какая-то рутина. Для меня война, конечно, тоже очень яркий период моей жизни, глубоко запечатлевшийся в памяти эпизод, но у меня, кроме этого, была интересная работа, есть семья и служение Церкви».
Что мы утеряли и чему нам надо научиться из опыта наших предшественников?
Игорь Владимирович Гарькавый, директор Мемориального центра «Бутово»
…В этом человеке всегда явно ощущалась огромная личностная сила. Кто из нас не помнит этот его быстрый шаг, за которым мало кто мог угнаться. Его необыкновенное остроумие и умение резко поменять тему разговора и вообще начать делать то, чего никто еще даже секунду назад не ожидал.
Моя первая встреча с отцом Глебом произошла в храме Илии пророка в Обыденном переулке. Я пришел на утреннюю службу. Это был 1990-й год. Сам я тогда еще служил в рядах советской армии, и мое нахождение в храме было незаконно. До этого я уже пытался было заговаривать со священниками, но так как я был в форме, никто из них особо на контакт со мной не шел. А в тот раз народу на богослужении собралось так мало, что пока батюшка был в алтаре, какие-то женщины вдруг между собой заговорили… Шла утреня. Диаконская дверца тут же распахнулась, на солею вышел священник небольшого роста в красном облачении и с седой, как снег, бородой. Он властным жестом остановил хор, прервал службу и достаточно громко и твердо спросил: «Как вы смеете разговаривать в храме?» Нас всего-то было человека четыре, все замерли… Служба продолжилась.
Но это было не всё. Через несколько минут диаконская дверца снова открылась, и на этот раз… священник шел ко мне. Прежде чем я успел опомниться, услышал: «У вас есть какие-то вопросы?» Я ушам своим не мог поверить! Но с тех пор вопросы отцу Глебу задавал уже почти безостановочно, вплоть до самого того момента, когда мы уже виделись с ним в последний раз в больнице…
Последние дни в больнице стали, наверно, квинтэссенцией опыта общения с отцом Глебом, которого Господь меня сподобил. Хотя до этого я уже достаточно долгое время успел побыть по благословению батюшки алтарником в храме преподобного Сергия Радонежского в Высоко-Петровском монастыре, где служил тогда отец Глеб, и мы много чего с батюшкой обсуждали. Но все-таки каждый из нас познается в беде…
Отец Глеб очень тяжело болел. Но что удивительно, при всей испытываемой им боли, когда он иногда готов был кричать, но стискивал зубы, у него под подушкой в это время находилась неоконченная рукопись… Он думал об этом историческом труде по теме, которая, казалось бы, его не касается – о невозможности политической реабилитации царя Иоанна Грозного. В чьем-то воспаленном сознании такие фантомы идей возникали; к сожалению, в каких-то маргинальных церковных слоях они живы даже и теперь, а отец Глеб считал необходимым предостеречь от этого. Эта рукопись так и осталась неоконченной…
Почему я сейчас вспомнил об этом? Отцу Глебу было дело до всего. Он умел брать на себя ответственность не только за свою личную жизнь или за жизнь своей семьи, но и за жизнь всей Церкви. Это то, что утеряла наша церковная общность к началу XXI века. Теперь мы всегда ждем, что за нас кто-то всё решит и во всем нам поможет: начальство даст распоряжение, спонсор денег. А если никакой разнарядки не пришло, и денег не получено, то пусть всё и идет как идет – своим, так сказать, чередом?
Отец Глеб жил в то время, когда быть православным человеком и ходить в церковь было опасно. Хотя ни семья его родителей, ни его собственная семья не были репрессированы, этот дамоклов меч висел над ним постоянно, и его разрушительное действие было знакомо на примере семьи супруги, когда отца Владимира Амбарцумова, бывшего и его духовным отцом, арестовали и расстреляли. Но видимо сопричастность этому трагическому опыту и закалила его характер. Он понимал, что Церковь – это не чье-то чужое дело. Никто по большому счету не призывал его заниматься апологетикой. Как никто и не обязывал идти на служение в тюрьму. А еще ранее на риск тайного священства. Это всё был его выбор. Благословленный его духовниками, но сделанный им самим. И это та мера полного возраста Христова (Еф. 413), что предначертана в Евангельском благовестии христианам, – она и дарует ту радость, которой жил и к которой призывал отец Глеб.
«Христианин по своей вере имеет право на чудо»
В молодости отец Глеб думал о принятии монашества, на что его духовник архимандрит Иоанн (Вендланд) написал ему: «монахом ты мог бы быть, но твоя жизнь сложилась так, что это невыполнимо», – и благословил «на служение Богу в разуме», на занятия наукой. В том же письме отец Иоанн писал: «Не бойся охватившего тебя увлечения наукой! Это благородное увлечение. И неверующие, занимаясь наукой, часто испытывают восторг перед красотою раскрывающихся перед ними горизонтов и радость от полученных результатов. Ты же можешь эти чувства (восторга и радости) возводить к Богу, Создателю. На этом пути верующий не забудет Бога… Это увлечение может быть греховной страстью только, если ты поддашься самомнению, склонишься к чужим похвалам, сам себя будешь ставить высоко в своем мнении, одним словом, возгордишься… Самомнение подстерегает нас на каждом шагу, даже если мы ничего не делаем. Поэтому нельзя тебе сказать “я не буду заниматься наукой, потому что боюсь возгордиться” – это будет неправильно. Дай Бог тебе иметь крупный успех в науке, как следует потрудиться в ней, дай Бог тебе постоянно получать радость и утешение от этого труда!»
В одной из своих книг отец Глеб отмечал: «Перед христианством всегда стоят две задачи: первая, вечная, внутренняя – стяжание Духа Святого, вторая историческая, внешняя. В первые века такой задачей был апостолат через мученичество, в IV–VIII веках – раскрытие вечной Христовой истины через проповедь и догматы, позднее – возведение народа Божия к благодати и чистоте и его религиозное просвещение через монастыри как центры христианского подвижничества и культуры…»
Связующее звено
Протоиерей Борис Балашов, настоятель храма иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» г. Клин
Отец Глеб очень высоко ценил богословские знания… стоял у истоков возрождения у нас в стране духовного образования, как узкоспециального для подготовки пастырей, так и широкой катехизации всех верующих.
Мне хочется привести некоторые мысли, которые мы с ним обсуждали тогда, когда появилась возможность хоть что-то делать в этом направлении. Дело не только в том, что сам отец Глеб был блестяще образован, но и в том, что он был неким связующим звеном между поколениями тех, кто был воспитан еще до революции, а также теми, кто сформировался уже в наше время. Особое значение таковых не только в том, что они что-то знают, хорошо начитаны или даже помнят традиции из тех, что утеряны, главное не в этом, а в том, что отец Глеб, благодаря своему опыту общения с носителями Духа, мог быть камертончиком в устроении духовной жизни. Он воспринял именно Дух, против которого больше всего и воевали разорители Церкви.
Отец Глеб очень легко находил контакт с духовно живыми людьми. А еще он умел неформально молиться и чувствовал молитву других. Его многие, конечно, могли воспринимать как такого корифея, который столько всего знает и на всё, наверно, может ответить… Но у него на самом деле всегда была масса своих вопросов, которые ему было трудно решить. И он, помню, ездил в Ярославскую область к своему духовнику, которому на определенном этапе доверил свою внутреннюю жизнь, – архимандриту Михею (Хархарову). Отец Михей тогда, подвергаясь гонениям, служил на сельском приходе. А сельский приход отличался тем, что поговорить там было некогда. Расписание богослужений там было подверстано под время прихода и отправления поездов. Люди туда приезжали, молились за службой, а после ее окончания вынуждены были бежать на отходящий поезд.
Тем не менее, когда отец Глеб приезжал к своему духовному отцу на Литургию, ему достаточно было просто постоять с отцом Михеем рядом. «И всё, – говорил он, – все мои вопросы решены! Мне бы только постоять с ним рядом и подержаться за его мантию!» То есть вот это общение людей в Духе и молитве происходило поверх каких-либо понятий и рассуждений. Просто постоять рядом с духоносным человеком достаточно для того, чтобы развязать какой-то внутренний проблемный узел, и ради этого стоило, даже если знаешь, что не будет возможности поговорить, ехать из Москвы в ярославскую глубинку.
Мне думается, что особое влияние и назначение отца Глеба, помимо всего того, о чем уже говорилось и еще скажут другие, в том, что он помогал людям настроить свою внутреннюю жизнь. Это то, что не передается ни через какие книги. Это дух, который только в личном общении и можно воспринять, – от лица к лицу, от сердца к сердцу. То, что он сумел вместить в себя Евангельский Дух и передать его дальше, – это одна из его заслуг. Сказано же у апостола: Духа не угашайте (1 Сол. 5:19). Он не количественно передавал какую-то сумму знаний, а таинственно благодатно мог ввести молодых в ту сокровенную жизнь духа, где Царствие Божие обретается. Помочь им сродниться, привиться к самой сердцевине церковного бытия. Это самое главное.
Вся жизнь христианина соткана из малых и великих чудес
Протоиерей Анатолий Фролов, настоятель храма святителя Тихона Патриарха Всероссийского г. Клин
Всем, кто знаком с отцом Глебом, пережитое им время «скрытых гонений на Церковь» (как его обозначили на прошедшей к этому 100-летнему юбилею конференции в ПСТГУ) близко и известно. Именно на фоне таких испытаний особо явственно открываются глубина и смысл жизни. Вот к этой внутренней черте отец Глеб и умел подводить тех, кого посылал ему Господь…
Помню, как отец Глеб принял наше приглашение и приехал к нам в Клин. Там мы обсуждали его труд по «Шестодневу», в котором он, осознанно подходя к вере, приводил цитаты огромного количества верующих ученых, доказывая, что ученость вовсе не является препятствием на пути к вере, а наоборот, приводит к ней… В тот свой приезд к нам в храм иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость» в Клину отец Глеб беседовал с нашими прихожанами, причем его слушали взахлеб и молодежь, и люди старшего возраста, и даже совсем дети. Батюшка тогда еще даже открыто не служил, но уже на пассиях ему давали говорить проповеди. И как же трогательно он рассказывал о святой Плащанице, о которой издал отдельную книгу. И говорил он всегда как власть имеющий (Мф. 7:29). Не просто что-то вычитанное, а именно из лично пережитого.
Наша задача – передать этот пламень веры, что сберегли для нас наши предшественники, дальше – следующим поколениям. Я вот постоянно удивляюсь, как вообще современная молодежь может хранить веру. Слава Богу, мы еще застали таких исповедников, как отец Глеб, – от него просто исходило какое-то молитвенное тепло, сила веры. Он вообще считал, что вся жизнь христианина соткана из малых и великих чудес, и что «христианин по своей вере имеет право на чудо». А кто до нынешней молодежи благую весть о таких правах донесет?
Сейчас нет никаких гонений, за веру не приходится страдать. Но это, по слову святителя Иоанна Златоуста, и есть самое страшное гонение для христиан – благополучие и безопасность. Именно такая обстановка требует особых внутренних усилий над собой, понуждения себя на непрестанный подвиг.
Он был настоящим священником и настоящим ученым
Протоиерей Александр Салтыков, настоятель храма Воскресения Христова в Кадашах, декан факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета
…Есть, как известно, разные типы подвижничества. Отец Глеб, с моей точки зрения, принадлежит к достаточно редкому, в общем, особому типу праведности, который можно назвать героическим типом, но еще и в сочетании с высокой мудростью. Героичность основана, вообще, на прямой и бескомпромиссной жертвенности, для которой нужна окончательная и также полная решимость. И отец Глеб, в моих глазах, был таким человеком. И опыт фронта, где он был связистом, то есть постоянной мишенью для противника, и тайное священство, за которое можно было получить восемь лет тюрьмы со всеми своими чадами, и хождение в камеры смертников, и деятельно мудрое миссионерское служение в советских условиях постоянного гонения – это всё чрезвычайно сложные сферы подвига. Отец Глеб был необыкновенным священником. Такие люди – это несомненные избранники Божии.
…В начале 1990-х годов, мы ездили как-то с отцом Глебом в Пятигорск на международную церковную конференцию. Это было самое начало его открытой церковной деятельности. Что мы делаем, когда едем в поезде? Смотрим в окно. А там перед нашими глазами проносятся какие-то холмы, овраги, горы… И тут отец Глеб стал рассказывать мне о строении земной коры, о всякого рода тонкостях, известных только геологам. Должен сказать, что это было чрезвычайно интересно. Я увидел перед собой увлеченного ученого и превосходного лектора. И это очень важно. Мы не говорили о вечности, не говорили о предстоящей конференции, где должны были обсуждаться какие-то важные церковные вопросы. Но мы говорили о творении Божием. Отец Глеб, высокий профессионал, читая мне – единственному слушателю – свою прекрасную лекцию, говорил не спеша и без всяких пафосных слов, о мудрости Божией и удивительном совершенстве этого творения. Позднее, когда я читал его книгу о Шестодневе, я вспоминал эту уникальную лекцию и понял, что он излагал свои размышления, вошедшие, в общем, в эту книгу. Он был настоящим священником и настоящим ученым – это очень редкое сочетание. А он просто всё, чем бы ни занимался, делал с полной самоотдачей и находил время, поскольку и наука тоже была для него служением…
Другие вспоминавшие уже говорили, но я не могу не упомянуть о его замечательных литературных трудах. «Записки рядового» – это не рядовая книга о Великой Отечественной войне. О войне написано множество книг, и среди них есть немало очень ценных; но книга отца Глеба написана с позиции восприятия событий войны глубоко православным человеком. А в понимании войны 1941–1945 годов существенно недостает православного осмысления. Но именно с этой точки зрения сейчас нам необходимо увидеть эту войну. И здесь «Записки рядового» должны помочь. Замечательна и «Домашняя Церковь», и прочие труды, которые нужны современному обществу. Не могу также не отметить прекрасный литературный язык отца Глеба.
Отец Глеб был поистине светлый, радостный человек. Как же в нем кипела энергия! В нем всегда было столько жизни! И он умел делиться этим даром. И это не только то, что остается в памяти, но и уже связывает нас через его опыт неугасающей жизни с вечностью. Вся его жизнь, столь активная, разносторонняя, неравнодушная, осмысленная до тех пределов, где уже нет смерти, – есть свидетельство о вечности.
Вечная память.
«Остановитесь на путях ваших»
Отец Глеб Каледа был первым священником Русской Православной Церкви, кто с 1991 года стал систематически окормлять заключенных. Как он сам говорил о себе: «Однажды войдя в тюрьму, я не смог из нее выйти». Вскоре он добился, чтобы ему в Бутырской тюрьме дали помещение под храм, и в 1993 году был назначен его первым настоятелем... Он часами исповедовал, проводил в тюрьме по несколько дней в неделю. Настоял на том, чтобы его стали пускать к тем, кто приговорен к высшей мере наказания.
Говорят, что чудо появления отца Глеба в тюрьме тоже было в некотором смысле предуготовано как Промыслом Божиим, так и горячим желанием одного из заключенных креститься…
Его жизнь – это пример выполнения воли Божией о себе
Протоиерей Константин Кобелев, клирик храма святителя Николая Мирликийского в Бирюлёве и старший священник храма Покрова Пресвятой Богородицы при Бутырской тюрьме
Почему отец Глеб так глубоко воспринял тюремное служение и так много смог на этом поприще сделать? Думаю, именно из-за того, что он был близок к новомученикам и по поручению своего духовного наставника – ныне уже прославленного в лике священномучеников – отца Владимира Амбарцумова находил гонимых священников и их семьи, отвозил им передачи, общался с ними, знал, что это такое – быть всеми отверженным, заслуженно или незаслуженно. Да и само по себе его тайное служение в условиях советской власти тоже было потенциально чревато арестом, гонениями. Те 18 лет, когда он служил дома, он, конечно, понимал, что в любой момент могут нагрянуть те, кто вовсе не поучаствовать в Литургии придут. Поэтому, мне кажется, для того, чтобы выйти на тюремное служение, отец Глеб созревал очень долгие годы, Сам Господь его ставил в условия, которые более всего этой подготовке и способствовали. Его жизнь – это пример выполнения воли Божией о себе.
Такая преданность воле Божией позволила, полагаю, отцу Глебу не только самому так многоплодно послужить среди заключенных, но и заложить основу всего нашего тюремного служения в новой истории Русской Православной Церкви так, как оно нами понимается и осуществляется с помощью Божией до сего дня… Практически во всех местах лишения свободы есть возможность обратиться к священнику. Только в Москве нас служит около 70 тюремных пастырей. И у каждого настольной книгой является, конечно, труд отца Глеба «Остановитесь на путях ваших». Он даже в самом названии запечатлел этот переломный для каждого арестанта момент заточения. Как сказано в полной цитате у пророка Иеремии: Так говорит Господь: остановитесь на путях ваших и рассмотрите, и расспросите о путях древних, где путь добрый, и идите по нему, и найдете покой душам вашим (Иер. 6:16)…
Там, за решеткой, где клацают эти щеколды, почему-то особо остро ощущаешь дух свободы – нигде мы не чувствуем такого братства, доверия, единения пастырей и верующих между собой. Там, где беда, узы внешние, там и узы любви крепче.
Что позволило отцу Глебу общаться со смертниками?
Протоиерей Кирилл Каледа, настоятель храма Святых Новомучеников и Исповедников Российских в Бутове
Отвечая на вопрос отца Константина: почему отец Глеб так глубоко воспринял тюремное служение? – я позволю себе привести один эпизод из жизни папы. Это сокровенная история, о которой он практически никогда не рассказывал. Знаю, что только один раз папа рассказал этот случай маме, и она потом этим с нами делилась, а также один раз незадолго до смерти папа рассказал его мне.
Это было под Сталинградом. Когда летом 1942 года наши войска отступали к Сталинграду, был издан приказ «ни шагу назад», который давал право на уровне офицера использовать высшую меру наказания – расстрел. И в это время одного из радистов офицер обвинил в каком-то нарушении, которого тот не совершал; папа заступился за товарища, на что услышал: «Что, Каледа, ты считаешь, что офицер Красной армии может ошибаться? Или говорить неправду?» Тут же папа был объявлен «врагом народа». С папы сняли гимнастерку, поставили на край рва и на него был наведен пистолет. Расстояние было такое, что прицелившийся вряд ли промахнулся бы… Как потом сказали друзья папы: «Его спасло только его спокойствие». Сам папа после признался, что он в тот момент молился. Хотя это самообладание ему все равно далось очень дорого. Когда офицер все же принял решение не нажимать на курок и папины товарищи стали помогать ему одеться, руки у него тряслись так, что он не мог попасть в рукава гимнастерки…
Уверен, что пережитое некогда папой на войне заложило в его жизни тот фундамент, что с одной стороны, дал ему очень большую внутреннюю свободу, а с другой, позволил общаться со смертниками. Потому что, когда он с ними разговаривал, он говорил уже как человек переживший наставленное на него дуло пистолета, а не так, как мы, священники, приходим к некоему больному человеку, и, не зная сами, что значит несение таких тяжелых недугов, стараемся его как-то утешить, ищем и не находим действенных слов. Нет, он говорил, имея этот опыт.
Чудо в Бутырке
Александр Леонидович Дворкин, президент Российской ассоциации центров изучения религий и сект
Первый раз в Бутырку с отцом Глебом пришел я, и прекрасно помню, как это произошло. Отец Глеб был невероятно живым человеком, – этим он просто всех подкупал. Действовал он всегда быстро и смело. В нем не было никакой закоснелости, солидности, он всегда стремительно оценивал ситуацию и молниеносно принимал решение.
Когда мы как-то были в отделе катехизации и просвещения, к нам пришли неожиданные гости – хор Николо-Угрешского монастыря и говорят: «Вы знаете, нас, православный хор, впервые пригласили выступить в Бутырке. Мы подумали, что если мы будем петь православные песнопения, заключенные даже не поймут, что это такое… А давайте мы под видом хориста проведем с собою катехизатора, который будет между песнопениями что-то про их смысл рассказывать? И заодно говорить слушающим и о Боге». Отец Глеб ответил: «Хорошо», – и предложил, чтобы пошел туда я. Так и договорились. Они ушли.
Мы остались с отцом Глебом, а батюшка вдруг и говорит: «Все-таки нехорошо, надо бы священнику пойти». – «А вас пустят?» – спрашиваю. – «Не знаю, я подумаю». Подумал, и говорит: «А давайте я все-таки пойду!» Звонит этим хористам, те ни в какую: «Невозможно! Не пустят!» – «А вот давайте попробуем! – отвечает им отец Глеб. – Возьмем и все вместе пойдем!». И внезапно нас пустили! Для проформы, конечно, задержали, долго звонили куда-то, что-то спрашивали, выясняли, согласовывали, но – впустили. Они просто увидели отца Глеба и не могли его не впустить…
На первом концерте сначала пели хористы, потом я что-то пояснял, а после вышел отец Глеб… Это, безусловно, было уже нечто совершенно другое… Я там, когда выдавал свои пояснения, всё пытался всматриваться в лица сидящих в зале и не мог различить ни одного лица, они все были какие-то одинаковые, с неподвижными взглядами… пока не вышел отец Глеб.
Он заговорил, и вдруг все эти лица стали проявляться одно за другим, как-то точно изнутри подсвечиваться светом, который, оказывается, есть в каждом человеке, но точно дремлет на некой глубине, для многих из нас недосягаемой, но не для отца Глеба. Вскоре я увидел: все лица в этом мрачноватом помещении были уже живыми, с теплым восприимчивым взглядом, все были индивидуальны. Это было чудо.
Отец Глеб был Самим Господом предназначен к этому служению
Протоиерей Иоанн Каледа, настоятель храма Живоначальной Троицы на Грязех, старший священник Краснопресненской пересыльной тюрьмы
Путь отца Глеба как тюремного священника был определен Господом задолго до его начала. В истории Церкви известны такие случаи. Так, из автобиографии святителя Луки (Войно-Ясенецкого) «Я полюбил страдание» [1] известно, как монах, делегированный приходом, уставшим от обновленцев, собирался было ехать совсем в другой город к другому епископу, вдруг какой-то силой будто был направлен в место, куда вскоре пришел святитель Лука. И увидев его, этот монах остолбенел, даже не мог поклониться. Когда потом уже святитель Лука спросил у него: «Почему?» Тот ответил, что десять лет назад видел во сне рукополагавшего его архиерея, и когда владыка Лука зашел, он его узнал. «Десять лет тому назад, когда он видел меня, я был земским хирургом в городе Переславле-Залесском и никогда не помышлял ни о священстве, ни об архиерействе. А у Бога в то время я уже был епископом. Так неисповедимы пути Господни», – подытоживал этот рассказ святитель.
Подобная история произошла и с нашим отцом. Мне просто по наследству досталось тюремное служение.
Помню, как в конце 1990-х годов ко мне в тюремный храм пришла девушка с просьбой посетить, поговорить и, если будет возможность, причастить ее возлюбленного. Я согласился. Через несколько дней она снова появляется и взволнованно рассказывает. Когда она передала бабушке своего жениха, что ее внука будет причащать священник Иоанн Каледа, та вдруг поинтересовалась: «А это не сын тюремного священника Глеба Каледы, который спас моего отца?», – и тут же поведала историю, которую рассказал ей отец, к тому времени уже покойный.
В 1930-е годы он отбывал срок в одном из лагерей. Однажды во сне ему явился человек, который представился как тюремный священник Глеб Каледа и рекомендовал ему поскорее написать прошение о переводе на хозработы внутри лагеря. Тот послушался, хотя никто никогда ранее, будучи в заключении, не дерзал так никуда отпрашиваться. Но самое удивительное, что ему разрешили! А бригаду буквально на следующий день отправили в так называемую командировку, то есть на работы в особо тяжелых условиях, с которых никто не возвращался живым… А этот человек выжил. Но еще более потрясающим является тот факт, что сам «тюремный священник Глеб Каледа» в те годы был всего лишь подростком, который, действительно, по поручению своего духовника отца Владимира Амбарцумова всячески старался уже тогда помогать заключенным – правда, преимущественно духовенству. Священство он примет, и то тайно, лет через сорок, а в тюрьму служить всем, в узах страждущим пойдет еще лет через двадцать после своего рукоположения.
Но у Господа всё было расписано заранее…
Материал подготовила Ольга Орлова
Фото автора и из архива монастыря
1. Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) «Я полюбил страдание». Автобио-графия. М., 1996. С. 45.
Публикации
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
