Доклад на научно-практической конференции «Московский Иоанно-Предтеченский ставропигиальный женский монастырь: история обители от возникновения до наших дней», посвященной 600-летию обители, 5 февраля 2016.
Клирики монастыря: священномученики Алексий Скворцов и Владимир Смирнов
В соборе на одном аналое лежат иконы наших священномучеников Алексия и Владимира, Бутовских новомучеников. Как по жизни они шли вместе, воспитаны были в одном духе, так прошли и одинаковый путь страданий: арест, ссылку, а спустя несколько лет претерпели мученическую смерть.
Большая часть их жизни была связана с Ивановским монастырем. Сначала в 1896 году на монастырский хутор по рекомендации клирика монастыря о. Димитрия Прокопьевича Рождественского был приглашен священник Петр Алексеевич Скворцов. На следующий год на освободившееся место псаломщика в Ивановском монастыре поступил его сын Алексий Скворцов (1897), а через год – зять: Владимир Смирнов (1898).
Семьи Рождественских, Скворцовых и Смирновых проживали в монастырском доме на хозяйственной территории, где сейчас находится Владимирская церковно-приходская школа. Между священническими династиями Рождественских и Скворцовых имелись дальние родственные связи, но важнее то, что священники Димитрий и Петр были духовно близки. Они также были отцами многочисленных семейств. У о. Петра родилось 16 детей, у о. Димитрия – 13.
Об отце Димитрии с большой любовью написал его родственник, священник Петр Архангельский. Отцу Димитрию, как и подавляющему большинству русского священства, «были присущи черты высокого достоинства, отличавшие его всю жизнь: любовь к труду, скромность и простоту жизни, усердное, добросовестное отношение к исполнению своих обязанностей и глубокая религиозность».
Под руководством такого боголюбивого священника началось для будущих священномучеников их церковное служение. Однако вскоре о. Димитрий получил место настоятеля в Покровском храме на Лыщиковой горе, и многодетная его семья перебралась в дом причта, но добрые отношения между семьями сохранялись.
Отношения между Скворцовыми и Смирновыми были самими дружественными: Александра Петровна[1], жена о. Владимира, не имела своих детей, но была крестной матерью четырех детей своего брата, Алексия Петровича.
В 1907 году семьи разлучились, т.к. о. Владимира рукоположили во священника и послали служить в хуторской Сергиевский храм. О. Алексий остался в Москве, но еще 10 лет продолжал служить диаконом.
Летом 1917 года диакон Алексий Скворцов наконец-то был возведен в священнический сан и последующие десять лет служил в монастырских храмах. На его долю пришлись самые трудные годы в жизни монастыря. Его усердное служение отмечено церковными наградами:
В 1917 году – набедренником.
В 1918 году – скуфьей.
В 1920 году – камилавкой.
В марте 1924 года от лица игумении Епифании, настоятеля храма, о. Иосифа Буделовича и Приходской общины Ивановского монастыря было подано прошение о награждении отца Алексия наперстным крестом. Обращает внимание, какими словами характеризуется будущий священномученик: «Игуменья и монашествующие рекомендуют о. Скворцова, как истового и усердного совершителя Богослужений, а о. настоятель как миролюбивого сослуживца».[2]
В 1926 году – о. Алексий возведен в сан протоиерея.
Отец Владимир, продолжая нести свое служение в хуторском храме, в 1917 году поступил в МГУ на юридический факультет[3]. После окончания учебы в 1922 году, его перевели в Москву, и восемь лет (1922 года по 1930 год) служил в церкви Семи Вселенских Соборов[4] на Девичьем поле близ Новодевичьего монастыря, а затем в церкви Сошествия Святого Духа на Кропоткинской улице в Москве. Обе церкви эти были разрушены в 1930-х годах[5].
В самом начале1927 года Ивановский монастырь был окончательно закрыт, община верующих вместе с имуществом монастыря перешла в Троицкую церковь в Серебряниках. Отец Алексий два года служил в Троицком храме (вне штата), а после закрытия в 1929 году и этого храма, перебрался с матушкой и младшим сыном в село Загорново-Дорки Раменского р-на Московской области. Здесь жили родственники Скворцовых, и батюшку пригласили служить в Михайло-Архангельском храме, пустовавшем после ареста местного священника.
В начале 30-х годов усилились репрессии, и, конечно, первыми жертвами стали священники. Отец Владимир был арестован в Москве 28 декабря 1931 года. Отец Алексий арестован в селе Гжель, (куда он был переведен служить) 12 декабря 1932 года.
Священники осуждены на высылку: отец Владимир – на 3 года в Северный край, отец Алексий – на 5 лет в Казахстан.
Следственное дело о. Алексия (на 211 листах)[6] содержит опрос 9-ти свидетелей. Вместе с о. Алексием арестовано еще 7 человек. Отца Алексия обвиняли, как главаря террористической группировки.
В показаниях о. Алексия мы находим его рассказ о своей жизни. Батюшка высказывается откровенно: «Разговаривать … я вообще ни с кем остерегался, даже боялся ходить на поминки, т.к. боялся, что меня обвинят в чем-нибудь антисоветском. Жил я скромно… Проповеди я говорил очень редко. Иногда, скажем: Православные покайтесь! Очистите свои грехи!» Помню, еще как-то прислали на церковь большой налог. Денег в церковном ящике у нас не было ни копейки, в силу чего пришлось мне обращаться к верующим: «Православные! Нам прислали большой налог, платить нечем. Если дорог вам Божий храм, то помогите, кто чем может!» Свою вину Батюшка не признал.
Сохранились несколько писем о. Алексия из ссылки, в которых батюшка описывает дорогу по этапу и начало своей жизни в г. Кустанае.
В этих письмах открывается чистая любящая душа Батюшки, его простота, незлобивость, живая вера:
Батюшка пишет дочери Марии: «Слезы льются, чувствуя и испытывая на самом деле вашу сердечную любовь и немедленную отзывчивость на мои нужды, и от моей глубокой благодарности вам. А как сильно чувствуется это доброе дело находящимся на чужой стороне за 2200 км (если верно говорят) от вас, а тем более в голодном городе, где и коренные жители бьются как рыба об лед, не говоря уже о нас, высланных, которые, все как один человек, только и ждут помощи от родных, которая так кстати и своевременна, чтобы как-нибудь поддержать свое существование».
И дальше батюшка изливает свою боль о самых близких своих родных:
«Передай дорогой маме и Вовочке мой горячий и задушевный поцелуй, крепко бы я прижал их к своей наболевшей груди и облил бы их моими сердечными горячими слезами. Так мне жалко их. Не пришлось доживать мне с ними свой век. Ну да сохранит их Господь и помилует их. На Него вся наша надежда христианская!»
В письмах есть упоминание и о сестрах: «Дорогая Маня! В последнем письме я писал тебе, чтобы ты попросила Татьяну разыскать наших монахинь и сообщить им обо мне и о моем тяжелом положении. Я надеюсь, что они вспомнят обо мне и по мере сил помогут мне».
Из ссылки отец Алексий был отпущен досрочно, в конце 1934 года[7], он вернулся в Загорново и продолжил службы в Михайловском храме. Чтобы не подвергать опасности родных, Батюшка жил в подвале храма.
Эту фотографию (так же как и письма, и наградной крест) в монастырь принес внук о. Алексия, Валерий Сергеевич Данков. Он вспоминал, что в их семье говорили об отце Алексии: «Дедушка – сама доброта!»
Матушка Юлия Петровна, из священнического рода Казанских, была любящей и верной помощницей, создавала в семье атмосферу любви. В семье Скворцовых родилось семеро детей: четверо сыновей и три дочери (одна умерла в младенчестве). Младшие дети, Мария и Владимир были особенно близки к родителям. Благодаря помощи Марии, Батюшка смог выжить в ссылке.
В 1935 году по просьбе прихожан прот. Алексий награжден Крестом с украшениями (в настоящее время этот крест находится в алтаре Собора. В памятные дни его выносят для поклонения в храм). В июне 1937 году прихожане Михайло-Архангельского храма не побоялись поставить свои подписи под «Заявлением» (именно так называлось тогда Прошение) епископу Дмитровскому Сергию, с просьбой наградить протоиерея Алексия Скворцова митрой в связи с 40-летием его служения в Церкви. В этом документе есть такие строки:
«Мы, прихожане Михайло-Архангельского погоста Дорки-Загорнова тож, церкви заявляем Вашему Преосвященству нижеследующее:
В настоящее время настоятелем в нашем приходе состоит отец протоиерей Скворцов Алексей. С самого начала своего служения в нашем приходе о. протоиерей зарекомендовал себя своим отличным поведением: трезвостью, честностью, справедливостью, а также своим усердным служением и хорошим обращением со всеми прихожанами. Всем этим он расположил всех нас в свою пользу и заставил нас всех относиться к нему с большим уважением».
Это прошение осталось неисполненным. (Отцу Алексию был уготован мученический венец)
В марте 1938 года Батюшку арестовали. В те годы следствие быстро заканчивалось. А здесь – затянулось. Причина была в том, что арестованы были сами следователи, допрашивающие о. Алексия. В мае месяце, после назначения нового состава, допросы возобновились.
На допросе 14 мая ему был задан только один вопрос:
- Скажите, признаете ли вы себя виновным в проведении контрреволюционной деятельности и распространении гнусной клеветы о партии и правительстве среди местного населения? На что последовал краткий ответ:
- В предъявленном мне обвинении в проведении контрреволюционной деятельности и распространении гнусной клеветы о партии и правительстве виновным себя не признаю, а посему поясняю, что контрреволюционную деятельность я совершенно среди местного населения не проводил, ни с кем никогда даже и не говорил и не беседовал, и все время находился дома.
Для очных ставок были вызваны дежурные свидетели, (при изучении двух следственных дел отца Алексия, оказалось, что один из местных жителей давал показания и 1932, и в 1938 годах. Причем в 1932 году его допрашивали дважды). Но о. Алексий указал, что некоторых свидетелей он видит впервые, а других, хотя и видел, но никогда с ними не беседовал. Виновным себя Батюшка не признал.
7 июня, в день Третьего обретения главы Иоанна Предтечи, был подписан смертный приговор. 4 июля – приговор был исполнен.
Так завершился крестный путь протоиерея Алексия Скворцова, тридцать лет прослужившего в Ивановском монастыре под покровительством святого Иоанна Предтечи, и после сопровождавшего его во обитель небесную.
В один день с ним были расстреляны священномученики Николай Розанов и Павел Успенский, преподобномученик Иона (Санков) и 23-хлетний Василий Николаевич Рождественский, внук священника Димитрия Прокопьевича Рождественского.
24 июля 1989 года протоиерей Алексий Скворцов был «посмертно реабилитирован».
24 декабря 2004 года на заседании Священного Синода Русской Православной Церкви прот. Алексий Скворцов был прославлен во святых в Соборе новомучеников и исповедников Российских XX века.
К сожалению, об о. Владимире не сохранилось живых воспоминаний.
В 1934 году отец Владимир вернулся из ссылки и служил в Казанской церкви села Ярополец Волоколамского района Московской области. В эти годы он был возведен в сан протоиерея[8]. Повторно 60-летний батюшка арестован в первый день Рождественского поста, 28 ноября 1937 года, по обвинению в «антисоветской агитации»[9].
Ответы священника следователю, даже через искаженную форму протокола, исполнены достоинства. «Правый сердцем», юрист по образованию, о. Владимир держался. Но чего это ему стоило!
Две фотографии протоиерея Владимира Смирнова. В 1917 году при поступлении в МГУ и после вынесения приговора в 1937. Они говорят сами за себя.
5 декабря 1937 года Особой тройкой при УНКВД СССР по Московской области приговорен к высшей мере наказания - расстрелу[10]. Расстрелян на Бутовском полигоне 10 декабря 1937 года[11]. Здесь же в этот день пострадал и последний настоятель Троице-Сергиевой Лавры, прмч. Кронид (Любимов).
Канонизирован о. Владимир Определением Священного Синода Русской Православной Церкви от 06 октября 2006 года.
Судьбы Ивановских сестер
Вторая часть доклада посвящена судьбам сестер Ивановского монастыря. В 1917 году сестер в монастыре было около 300. Впоследствии более 50-ти из них были арестованы и осуждены. О двух сестрах, живших в прислугах в семьях, нам рассказали дети их воспитанниц.
Сестры Крыловы, схимонахини Серафима и Мария изображены на картине худ. П.Д. Корина «Русь уходящая» О нескольких сестрах, устроившихся на частных квартирах, имеются упоминания в следственных делах и в архиве. В Москве было несколько групп, которые поддерживали между собой связи, помогали друг другу, собирали посылки ссыльным. Храм Петра и Павла на Яузе был самым дорогим для сестер, потому что там находился чтимый соборный образ св. Иоанна Предтечи с обручем.
Но о большинстве наших Ивановских сестер нам ничего неизвестно.
В январе этого года в архиве монастыря появилась копия «Хуторского следственного дела» 1931 года. Об этих сестрах-исповедницах считаю своим долгом хотя бы кратко рассказать.
В ночь с 20 на 21-е мая 1931 года прервалась монашеская жизнь Ивановского монастыря: большинство насельниц хутора (31 из 43) были арестованы и отправлены в Бутырскую тюрьму.
Арест произведен по делу «антисоветской контр-революционной группировки монахинь хутора Ивановского монастыря, возглавляемой Русановой З.А., за систематическую агитацию среди крестьян окружающих деревень против коллективизации с/х и всех проводимых мероприятий Сов. власти в деревне, используя при этом религию, в силу религиозных убеждений женщин-крестьянок[12]».
Следствие длилось чуть больше месяца, и 28 июня 1931 года постановлением Тройки при ПП ОГПУ МО все монахини были осуждены по ст. 58/10 и 11 УК к заключению в Исправтрудлагерь сроком на 3 и 5 лет, с заменой высылкой через ПП ОГПУ в Казахстан на тот же срок[13].
Кто же они, эти сестры-исповедницы?
По скупым сведениям послужных списков и следственных дел вырисовывается их духовный облик.
Они представляются нам единой общностью как «Ивановские сестры». У большинства из них мы не знаем монашеских имен, и не понятно, были они пострижены или остались послушницами, зато до нас дошли ответы их на допросе в ходе следствия, свидетельствующие о верности Христу. Нам открыто, каков был общий настрой гонимых «монашек».
В жизни каждого человека есть моменты, когда нужно сделать выбор между духом и плотью. И от этого выбора будет зависеть дальнейшая судьба. Для наших сестер, уже многое претерпевших за 13 лет богоборческой власти, таким испытанием стало их поведение на допросах. Читая протоколы, напоминаем себе, что высказывания подследственных записаны следователем-атеистом, задачей которого было так записать сказанное, чтобы получить улику против обвиняемого. Не смотря на это исповедание веры, преломляясь сквозь искажающую форму протокола, все же торжествующе звучит в высказываниях большинства сестер.
Общий настрой монашествующих выразила старшая монахиня Анатолия (в миру Зинаида Алексеевна Русанова). Мать Анатолия и в заточении продолжала оставаться лидером. В ее показаниях записано: «монастырь как таковой распался, но группы монахинь (послушниц) остались при нем. Теперешнее положение, созданное экономическими условиями, сломало монастырский устав, …однако вера, как таковая, созданная в человеческой душе, не может поколебаться среди тех, кто убежденно и глубоко верит, не считаясь с экономическими условиями жизни».
Послушницы Татиана Дмитриевна Лупнова (ее фамилия в следственном деле записана «Лупанова», в монашестве она – Евфросиния) и Акулина Михайловна Верещагина исповедовали, что обет, данный Богу, они не оставят.
Упование на милость Божию укрепляло сестер, они верили, что: «Придет Спаситель и спасет!» (из показаний Селяковой Марии (Марионилы).
«Монастырь, хотя и потерял свое хозяйство, т.к. все отобрали, но дух монастыря остался. Например, прислали налог 6000 р., и когда объявила мать Артемия, то я продала все свое личное имущество и сдала в кассу монастыря для уплаты», - так записано в деле Беловой Марии Алексеевны[14].
Ответы монахинь несколько различаются и по содержанию, и по степени убежденности. Возможно, им задавали разные вопросы, но на ключевой вопрос об отношении к «Сов. власти» пришлось отвечать всем. Мы слышим искренние слова обиды «на Сов. власть за то, что лишила их гражданских прав, задавила налогами, выселяет из монастыря и закрывает церкви».
Из показаний
Баевой Наталии Павловны: «Вся жизнь проходит по Священному писанию, в котором говорится о кончине мира. Сейчас мы приближаемся к такому периоду, т.е. к началу кончины мира. Бог в наказание нам за наши грехи послал безбожную власть, которая закрывает церкви и устраивает гонение на религию и служителей религиозного культа».
Беловой Марии Алексеевны: «Сов.власть мы считаем безбожной, т.к. она не признает Бога и борется с религией. Молиться за такую власть нельзя».
Терехиной Екатерины Игнатьевны: «Со своей стороны считаю, что Сов.власть послана Богом в наказание за наши грехи».
Послушница Ирина Никитична Смирнова, как и другие, выражает общее настроение сестер. В ее показаниях записано: «что пришли времена антихристовы, и надо бороться путем распространения веры Христовой».
Особенно скорбели монахини о закрытии храмов, имея страх Божий, предупреждали: «разрушение Церкви ведут лица, уже заблудшие в жизни, которые должны будут отвечать перед Церковью».
Анкетные данные сообщают нам, что большинство арестованных монахинь вышли из крестьянских семей Рязанской, Смоленской, Владимирской и Московской губерний. Трое – из мещан, одна – из купеческого сословия и учительница мать Мария Лазаркевич – дочь сельского дьячка. Образование у всех, кроме двух, имеющих дипломы, - низшее, есть и малограмотные. Все сестры пришли в монастырь в юности, прожили в трудах на послушании большую часть своей жизни. Самой младшей из них, послушнице Ирине Игнатьевне Андреевой, исполнилось 33 года, старшим сестрам – около 60-ти.
Посмертно, 28 февраля 1990 года, все осужденные сестры реабилитированы.
О монахине Анатолии расскажу подробнее:
Основную тяжесть ответственности за сестер несла монахиня Анатолия (Русанова Зинаида Алексеевна), которая с 1918 года фактически исполняла обязанности настоятельницы хутора Ивановского монастыря, будучи помощницей и секретарем престарелой монахини Артемии (в миру Анна Григорьевна Шестакова). Сами сестры выбрали ее, как самую «грамотную», заведовать канцелярией, держать связь с викарием, получать заказы для рабочей артели.
Родилась мать Анатолия 26 сентября 1870 года в г. Раненбурге Рязанской губернии[15]. Сословная принадлежность: из мещан[16]. В родном городе Зинаида окончила городское училище, а затем, выдержав экзамен в Московском Епархиальном Филаретовском училище, получила диплом на звание учительницы церковно-приходской школы. В 1893 году в возрасте 23-х лет девица Зинаида поступила в Ивановский монастырь, где с 1885 года уже жила на послушании ее старшая сестра Евдокия Русанова (род. в 1853 г.). Послушница Евдокия дежурила при гробе схимонахини Марфы в соборном храме[17]. Молодую учительницу в монастыре определили в устроенную в октябре 1895 года церковно-приходскую школу на хуторе для крестьянских девочек, где она «учительствовала с 1894 по 1919 год[18]». В 1911 сестры Евдокия и Зинаида были облечены в рясофор. За труды на ниве просвещения Зинаида награждена в 1908 году – серебряной медалью, а в 1914 году – золотой[19]. (изъяты при обыске в 1931 г.)
Неизвестно, в каком году монахиня Анатолия приняла постриг, но известно, что она пользовалась большим уважением среди сестер, обучала вновь поступивших монастырским правилам, малограмотным помогала писать письма родным, иногда проводила беседы на религиозные темы.
В протоколах допросов некоторых сестер о ней говорится:
«руководительницей-наставницей у нас была Русанова, которая распоряжалась нами» (из показаний Селезневой. С. 224);
«на хуторе старшей у нас является Русанова, но со стороны последней не было никаких таких ярких наущений к нам, чтобы мы ходили по деревням и разносили слухи» (из показаний Селяковой Мариониллы. Мать Марионилла, как может, защищает мон. Анатолию).
Монахиня Параскева (Попкова Прасковья Ивановна, 38 л.):
«Нас всего монахинь 43 человека, из них одна – Русанова Зинаида была у нас в качестве Настоятельницы монастыря. Ранее она в монастыре была учительницей. Учила она нас тому, как мы должны вести себя в монастыре и среди верующих крестьян проповедовать Слово Божие, что мы и делали. Ходили на заработки в дер. Заболотье, копали у крестьян картофель и вели с ними беседы о религии… Когда у нас отобрали землю в колхоз, то на одном из наших собраний в январе месяце Русанова нам говорила: Вот, советская власть отобрала у нас землю и лишила избирательных прав. Этим самым хочет разогнать монастырь, значит, ведут борьбу с религией, и нам нужно к этому приготовиться, все претерпеть. Но во что мы верим, и глубоко в этом убеждены, от нас это никто не отнимет!»[20] ( ср. Евр зач.99.35-39: «Кто ны разлучит от любве Божия; скорбь ли, или теснота, или гонение или глад, или нагота, или беда, или меч; якоже есть писано: яко Тебе ради умерщвляеми есмы весь день, вменихомся якоже овцы заколения. Но о сих всех препобеждаем за возлюбльшаго ны. Известихся бо, яко ни высота, ни глубина, ни ина тварь кая возможет нас разлучити от любве Божия, яеже о Христе Иисусе Господе нашем»)
Эти и другие показания были использованы против монахини Анатолии, но видно, что в большинстве своем, сестры относятся к ней, как к наставнице: с почтением и любовью. В справке о реабилитации Русанова тоже названа «настоятельницей монастыря».[21]
«Как организатор и идейный руководитель к/р группировки» мать Анатолия была осуждена на 5 лет ИТЛ. Дальнейшая ее судьба нам неизвестна.
37 лет мать Анатолия подвизалась в монастыре. Воспитывала и учила детей, была примером для сестер, руководила жизнью хутора. Силу ее духа не сломили ни темница, ни осуждение. Перед безбожными судьями она исповедала веру не только свою, но выразила общий дух всех сестер. Именно глубиною веры сестры поддерживали друг друга в испытаниях.
Чтобы нам лучше понять, какой смысл вкладывали в те времена в понятие «вера», обратимся к слову их современника, священномученика Сергия Мечева[22]. Когда Батюшку спросили, что такое вера, он ответил: «Вера – это готовность умереть за Христа!..» Именно такую готовность мы видим в Ивановских сестрах. Никто из них не отрекся от Христа и от своих монашеских обетов.
Следующий рассказ – о послушнице Татиане Дмитриевне Лупновой (в монашестве Евфросинии) и ее племяннице, послушнице Ирине Игнатьевне Андреевой
Они – те из репрессированных сестер, чья дальнейшая жизнь нам отчасти известна. О мон. Евфросинии сохранились самые добрые воспоминания. Сохранилась ее фотография. Все звали ее: «мать Татиана», поскольку в мантию она была пострижена незадолго до смерти.
Послушницы Татиана и Ирина происходили из благочестивых крестьянских семей села Вражек Пензенской губернии (Мать Татиана родилась в январе 1877 года, а Ирина – в 1897 году).
В 1900 году, в возрасте 23-х лет Татиана поступила в Ивановский монастырь. Несла послушание огородницы и церковницы. Маленькая ростом, работящая, приветливая – такой сохранилась она в памяти прихожан хуторского храма. «Летом клубники даст, на длинных вечерних службах скамеечку поставит» – на всю жизнь запомнилась ее доброта жительнице села Заболотья Пелагии Петровне (1911 г.р.), которую в детские годы отец водил на службы в монастырский храм, старшая сестра Пелагии училась в хуторской школе.
Во время ареста послушнице Татиане исполнилось 52 года. В протоколе записано: При обыске присутствовал «Удодов священник…»
Далее, в графе «партийность» записано – «приверженец христианского учения».
В показаниях «по существу дела» с ее слов записано: «Работаю в монастыре всего 31 год, все время послушницей. В последнее время в виду расстройства монастырского хозяйства, я занималась мелким приработком в ближайших деревнях… Настоятельницей монастыря была мать Филарета[23]. Теперь старшей хутора Ивановского монастыря является Шестакова, но хозяйство и руководство фактически ведет Русанова Зинаида, в прежнем учительница этого монастыря. Мы пробовали восстановиться в избирательных правах, нам это делала Русанова Зинаида, но безуспешно. Монастырь держит связь с благочинным, который живет в Троицком.
Если бы мне предложили переменить место жительства, я не соглашусь, т.к. крестьянство меня знает и помогает. Не считаясь с тем, что они колхозники, помощь окажут. Т.к. в колхозе работников нет, работать некому, и когда опять начнет мерзнуть картофель, будут просить нашей помощи, за что и уплатят, как в прошлый год, а этого мне хватит на зиму. У меня все здесь свои. Москва – рядом. Я всегда заработаю кусок хлеба. Но обет, данный Богу, я не оставлю».
В показаниях послушницы Ирины Андреевой записано:
«С 1915 года я поступила в послушницы хутора Ивановского монастыря при ст. Марк Коммунистического р-на и находилась там до ареста. Руководительницей-настоятельницей нашего хутора являлась Русанова, последняя … среди нас говорила, что пришел антихрист, но все равно вера Христова восторжествует. Мы, т.е. я и другие монашки хутора, ходя на работу по деревням, куда разносили работу рукоделия, среди крестьян говорили, что скоро будет война, вера Христова опять воскреснет. Но что касается … агитации против колхоза и других компаний, то я этого не говорила».
Выписка из протокола заседания тройки при ПП ОГПУ МО гласит: «Андрееву Ирину Игнатьевну заключить в Исправтрудлагерь сроком на три года…»
Из Бутырского изолятора послушница Ирина этапом отправлена в г. Мариинск. Срок свой она отбывала в Мариинском отделении Сиблага ОГПУ. Освобождена в 1934 году.
Лупнова Татиана Дмитриевна в числе других 29 сестер осуждена к 5-ти годам ИТЛ. По неизвестным причинам лагерь заменили ссылкой на тот же срок[24].
Когда сестер выслали, отец Иларион говорил: «Лучше бы меня одного забрали, а их бы оставили». Мать Татьяну и еще нескольких сестер выслали в Семипалатинск, на вольную. Высадили из вагона, а там кругом пески… Вдруг женщина идет к ним, принесла кипяток, лепешки. Рассказала, что явилась ей во сне Пресвятая Богородица и сказала: «Напеки лепешек и иди к поезду: Мои приедут …»[25].
Жили по 2-3 сестры, снимали угол за плату. Местное население, казахи, относились к ним сочувственно, не мешали вести православный образ жизни. Сестры жили по привычному для них монашескому уставу, вычитывали правило. Оставшиеся на свободе сестры и родные присылали посылочки. Отец Иларион заботился о своих чадах, и тоже отправлял им посылки.
От тех лет сохранился следующий рассказ, ставший притчей:
Одна из ссыльных сестер накануне великого праздника в простоте сердечной попросила святого Иоанна Предтечу послать им в утешение пирожок. В ту же ночь св. Иоанн явился ей во сне и строго сказал: «Что ты у меня, постника, пирожка просишь! Проси у вашего баловника, святителя Николая!»
Так, заступничеством Божией Матери, святых покровителей монастыря и молитвами отца Илариона ссылку пережили.
По окончании срока (в 1936 г.) мать Татьяна вернулась к отцу Илариону, который с 1936 года начал служить во Владимирском храме села Виноградово на Долгом пруде. Из закрытого хуторского храма Батюшка перенес иконы, своими руками устроил Сергиевский придел. Мать Татьяна помогала ему в алтаре. Алтарничала она около тридцати лет.
Ирина Андреева после освобождения нашла себе место жительства где-то в Подмосковье по Ярославской железной дороге. Приезжала во Владимирский храм, пела на клиросе, помогала вести хозяйство.
Ивановским сестрам Сергиевский придел был особенно дорог. На праздники стекались они сюда к духовному отцу, к намоленным монастырским образам из разных мест своего теперешнего жительства, кто-то приезжал издалека. Сестры помогали убирать храм, пели на клиросе. Монахиня Пахомия приезжала из Тарасовки, Инокини Пелагия Чиркова и Мария Ручкина – из Лосиностровской. Мать Анастасия – из Петушков. Инокиня Наталья Прокофьева приезжала из Киржача, где работала медсестрой. Гостила она по пять-восемь дней. Инокиня Елисавета, келейница игумении Епифании, жила в Переяславле, изредка приезжала к отцу Илариону.
Под духовным руководством схиархимандрита Илариона тайный маленький монастырек продолжал существовать еще несколько десятилетий. Теплился огонек лампадочки перед монастырскими иконами, не смолками монашеские молитвы. Старец Афонской закалки начинал свое правило около 4-х утра. Свою келью на втором этаже домика причта он называл своим «Афоном». Матушки, привыкшие к жизни по уставу, в своей маленькой келье по-соседству тоже начинали «порану».
Перед самой войной Владимирскую церковь собирались закрыть, но по молитвам Батюшки Господь не допустил. В 41-м зимой немцы подступили совсем близко, к Водникам. Отец Иларион закрылся тогда в храме в Сергиевском приделе на хорах, молился непрестанно. Все тогда горячо молились.
Мать Татиана убиралась в алтаре, но, как и все, не знала, конечно, что в годы войны величайшая святыня Православной Церкви – глава преподобного Сергия, тайно находилась совсем рядом, под престолом центрального придела! 5 декабря 1941 года немецкие войска подошли к Лобне, что в восьми километрах от Виноградово. В самом селе расположился в эти дни штаб 5-й армии, подтягивались войска. Знаменательно, что глава Преподобного, находясь в алтаре Владимирского храма, фактически оказалась на линии фронта. Так, преподобный Сергий, во дни земной своей жизни благословивший великого князя Димитрия выступить на защиту страны, спустя 550 лет послужил невидимо обороне Москвы на последнем рубеже[26]. Да, по милости Божией через Москва-реку немцы тогда не переправились.
Мать Евфросиния хранила и постоянно вычитывала монастырский синодик. Однажды случилась беда. Матушка забыла бесценный помянник в автобусе. Она очень горевала, молилась, чтобы пропажа нашлась. Надежды было мало. Но Господь смилостивился! Спустя некоторое время кто-то нашел и вернул ей синодик, хоть это и казалось невероятным. Синодик хранился в алтаре, отец Владимир Жаворонков, духовный сын отца Илариона, всегда поминал Ивановских сестер. После его кончины (+2004 г.) помянник пропал.
Родные сестры матери Евфросинии: Пелагия (Ломазина), регентовала в храме, и Евдокия (Макеева) – просфорница – «тоже Ивановские», жили в Виноградово. Племянница ее Ирина Андреева стала последней из ивановских сестер, принявших иноческий постриг от о. Илариона. Сестры Евдокия и Пелагия жили отдельно от церкви, снимали две комнатки в доме рядом с храмом (где потом жила мать Амвросия). А мать Евфросиния с матерью Анной (из Хотьковского монастыря) жили в маленькой комнате в сторожке. Мать Анна (Анна Николаевна Чебукова, в монашестве – Сергия) была псаломщицей. Монахини мало разговаривали, больше молились. Старшей у них считалась мать Татиана, ее слушались.
В те годы не принято было рассказывать о себе и своих близких. Мать Татиана и не рассказывала. Только по некоторым, по случаю оброненным ею фразам, стали известны некоторые факты из ее жизни.
Добрым словом поминают мать Татьяну все знавшие ее прихожане. С теплотой и благодарностью вспоминает сестер монахиня Марфа (Анна Николаевна Большева), много лет служившая при храме:
«Хорошо помню ивановских сестер с первых посещений Владимирской церкви. В алтаре прислуживала мать Татьяна. Постригли ее в мантию года за 2-3 до смерти, поэтому все звали ее «мать Татьяна». На клиросе управляла Пелагия, невысокого роста, курносенькая. Мать Ирина, высокая, статная ездила с Москвы. Пела и Евдокия. И отец Владимир еще пел тогда на клиросе, помню, все улыбался. И мать Амвросия (в схиме Феоктиста) пела. Отец Владимир всегда стоял рядом с Пелагией, так что я думала, что это его мама. Хорошо пели, благоговейно, тихо, спокойно.
Просфорня – Евдокия, но ей все помогали. Бывало, поставят тесто и молятся. Сколько они акафистов прочитают! Батюшка отец Владимир, добрым словом поминая сестер, говорил: «Молитва у них сильная была, и все они делали с молитвой!» Помню, стоит мать Татиана на клиросе, молится.
Мать Евфросиния замечания делала тихо, спокойно, так и слышу ее голос, как она мягко меня укоряла: «Ну что, трудно было поставить свечечку?» (Это, когда свечу после «Отче наш» забыли вынести).
Жалела девушек, которые приходили мыть полы в церкви, а работали в колхозе. Старалась помочь им. Учила меня послушанию:
Как-то кричит мне из окна:
- Анна, иди домой!
- Ну, сейчас, только грядки полью!
- Нет у тебя послушания! Ты негожа в монастырь!
После этих слов все бросила, побежала».
Раба Божия Анна, работавшая в храме «Взыскание погибших» за свечным ящиком вспоминает:
- Помню мать Татьяну, добрая была; нас, девчонок 5-7-летних накормит, летом – корзину ягод даст. Когда в храме стоим, всегда приласкает, по головке погладит, подведет перед причастием поближе к солее.
Нина Федоровна (дочь дьякона) только и смогла сказать о ней:
- Добрая была …
Мария Георгиевна Куликова помогала матери Евфросинии в последние годы ее жизни, когда та уже болела. С любовью и благоговением вспоминает о матушке:
- Когда наша семья бедствовала, дочки были маленькие, мать Евфросиния помогала. Как-то вынесла 25 рублей: «Купи пальтишко девочке», – говорит.
Низенькая, маленькая мать Евфросиния делала все с улыбочкой, со всеми была приветлива, от нее свет исходил.
Когда обстирывала ее, приду к ней помогать, а она: «Замучила я тебя», – скажет, пожалеет.
Как-то принесла ей белье перед Страшной неделей, и что-то не успела: «Я Вам, матушка, закончу на Страшной и принесу» – «На Страшной неделе не надо работать! Что не успеешь, после Светлой доделаешь», – ласково благословила матушка.
Занемогла она месяца за два до смерти. Лежит, а личико приятное, приветливое. Ухаживала за ней женщина из Сергиева Посада. Незадолго до смерти матушка спрашивает как-то утром: «Я живая?» – «Живая, матушка, живая», – «Вот я проснулась сегодня и не знаю, где я? Здесь или уже Там!»
Схимонахиня Феоктиста дополнила: «Ее парализовало у могилки о. Илариона на Сретение, пролежала весь пост, а умерла в Великую субботу (и отец Петр – тоже, только позже). Похоронена на Старо-марковском кладбище. Там, где три сестринские могилы без табличек. Отец Владимир всегда служил там литию на родительскую, заботился о поддержании порядка на этом участке».
Скончалась монахиня Евфросиния 29 апреля 1967 г., в возрасте 90 лет, хоронили ее 1-го мая.
Монахиня Евфросиния всю свою долгую жизнь прожила по-монашески. В монастыре, в ссылке, при храме – везде она оставалась верной своим обетам. Сохранила «монастырский дух».
Инокиню Ирину прихожане запомнили меньше. Мать Ирина готовила и стирала батюшке отцу Петру (Удодову), брату и восприемнику отца Илариона. Смиренная, доброжелательная, уступчивая была. Похоронена она также на Старо-Марковском кладбище, на соседнем участке.
Они, «монашенки», как их все называли, особенные были, «не как все, а как святые»[27].
В заключение нужно дополнить, что Владимирский храм, где собраны иконы и святыни Ивановского монастыря, был местом пристанища и упокоения духовника и последних сестер, и он стал местом, откуда призваны были сестры нынешнего Иоанно-Предтеченского монастыря.
Готовясь к докладу, я вспоминала свое вхождение в церковную жизнь. И вот что вспомнила:
В 1984 году на Светлой седмице меня познакомили с отцом Димитрием Дудко. Отец Димитрий служил тогда во Владимирском храме села Виноградова. После короткой вечерней службы Батюшка пригласил к себе в сторожку всех, приехавших к нему. Мы поднялись по узкой лесенке, прошли в небольшую комнату, где нас пригласили на трапезу. За столом велась беседа. Слушая и смотря на Батюшку, на воодушевленные лица его собеседников, в душе утвердилась истина, отчетливо прозвучало: «Бог – есть!»
Тогда я еще не понимала, что это было действие благодати Божией, личная встреча со Христом, призвание Божие. Удивительно, что такое благодатное посещение произошло даже не в храме, а именно в этой келье, в которой больше 20-ти лет жил духовник Ивановских сестер, а в соседней комнатушке – две монахини, одна из которых – Ивановская.
Еще помню, что Сергиевский придел был любимым местом нашим в храме. Храм тесный, стоим близко к иконостасу, иконы – на расстоянии одного шага. Невольно рассматриваешь их. Иконы живописные, написаны очень тонко, одухотворенно. По краям иконостаса – святой Иоанн Предтеча с мощевиком и прп. Сергий – тоже с мощевиком. Образ Казанской иконы Божией Матери держит Ангел.
И последнее: про каких-то Ивановских сестер часто рассказывала монахиня Амвросия (в схиме Феоктиста), когда после службы мы приходили к ней в гости. Я думала тогда, что все это в прошлом и где-то далеко. А когда началось восстановление Ивановского монастыря, оказалось, что Ивановские – это наши. И все они – близко, особенно когда поминаешь их на полунощнице.
[1] ГБУ «ЦГА г. Москвы». Ф. 203. Оп. 799. Д. 88. Метрическая книга с. Велино Брониицкого уезда. 1866-1878 гг. Александра Петровна Скворцова родилась 18.01.1871 г. Приписка на полях: 23.05.1937 г. выдана копия метрики
[2] РГИА Ф. 231. Оп. 1. Д. № 279. О награждении священника Ивановского монастыря Алексея Скворцова наперсным крестом.
[3] По-видимому, после Февральской революции священникам было разрешено получать светское образование.
[4] В его послужном списке именно так назван храм Седьмого Вселенского Собора.
[5] Архивные данные о родственниках, месте служения и наградах сообщила Н.Н. Рождественская, внучатая племянница священника Димитрия Рождественского, клирика Ивановского монастыря. Она же нашла фотографию священномученика в архиве МГУ.
[6] ГАРФ. Ф.10035. Оп.1. Д. П-78256.
[7] Послужной список настоятеля церкви Михайло-Архангельской, села Загорнова-Дорки, Раменского района, Московской области, протоиерея Скворцова Алексия Петровича за 1936 год (копию ПС, переписанную рукой сщмч. Алексия, в монастырь передал Владимир Сергеевич Данков).
[8] Данные сайта Волоколамского благочиния.
[9] ГА РФ. Ф.10035. Оп. 1. Д. У-19566.
[10] Бутовский полигон. 1937-1938 гг. Выпуск 4. М., 2000. С.196.
[11] Мартиролог расстрелянных и захороненных на полигоне НКВД «Объект Бутово» 08.08.1937-19.10.1938. М., 1997, 420с, С. 320.; Бутовский полигон. 1937-1938 гг. выпуск 8. М., 2004. С. 396-397.
[12] Следственное дело 1931 года здесь и далее. ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1 Д. № П-75430
[13] Там же.
[14] ГАРФ. Ф. 10035. Оп.1. Д. П-75430. С. 202.
[15] Раненбург ныне - г. Чаплыгин Липецкой обл.
[16] В Следственном деле записано: «дочь торговца».
[17] Послужные списки монашествующих на 1917 г. // ГБУ «ЦГА г. Москвы». Ф. 1179. Оп. 1 Д. 252. Л. 143 об.-144
[18] Из протокола допроса.
[19] ст. Л.А. Головковой «Ивановский монастырь в эпоху гонений» в сб. Церковная археология Москвы. Храмы и приходы Ивановской горки и Кулишек. под общей ред. А.Л. Баталова. Изд. дом «Лингва-Ф», с.364.
[20] ГАРФ. Ф. 10035. Оп.1. Д. П-75430.
[21] Там же. С. 364-364 об.
[22] Священномученик Сергий Мечев (1892-1941), сын св. праведного Алексия Мечева, служил в храме свт. Николая в Кленниках, известный проповедник, руководитель Маросейской общины. В 1929 г. арестован и выслан в Северный край. В течение 12 лет ссылок и тюрем продолжал тайно руководить общиной. Расстрелян в Ярославской тюрьме в начале войны.
[23] Некоторые сестры не упоминают последнюю игумению Епифанию, скончавшуюся в январе 1931 года, а говорят о ее предшественнице – игумении Филарете, скончавшейся в 1907 году.
[24] Дальнейший рассказ составлен по воспоминаниям клириков и прихожан храма Владимирской иконы Божией Матери с. Виноградова.
[25] Из воспоминаний схимон. Феоктисты (Кононовой), псаломщицы храма Владимирской иконы Божией Матери с. Виноградова
[26] Комарова Л.С. Судьба главы Сергия Радонежского: история Дмитровской дороги, села Виноградово и храма Владимирской иконы Богоматери в этом селе. М.,2006.
[27] По воспоминаниям схимонахини Феоктисты и монахини Марфы.
Новости
Публикации
Доклады
