К дню памяти преподобного Силуана Афонского публикуем статью настоятеля Свято-Троицкого Данилова мужского монастыря в Переславле игумена Пантелеимона Королёва
Услышав имя преподобного Силуана Афонского, многие из читателей, скорее всего, вспомнят фразу «Держи ум твой во аде и не отчаивайся». Эта фраза, исполненная великой силы и великой глубины, действительно, может быть названа ключевой для всей жизни и всего аскетического делания преподобного Силуана.
Попробуем вникнуть в то, что она значила для богопросвещенного старца и что значит для нас, сегодняшних. Фраза «Держи ум твой во аде и не отчаивайся» – это откровение Божие, Господень ответ на вопрошание уже не юного, но еще не старого монаха Силуана, проведшего уже 15 лет в старательном соблюдении иноческих уставов.
Вот как повествует сам преподобный о том откровении:
«Дважды я был в прелести. Первый раз, в самом начале, по неопытности, когда я был молодым послушником, и тогда Господь скоро помиловал меня. Второй раз уже от гордости, и тогда долго я помучился, прежде чем Господь исцелил меня за молитвы духовника. Случилось это после того, как я принял некое видение.
Четырем духовным мужам я открыл об этом видении, и ни один из них не сказал мне, что оно от врага, однако прелесть тщеславия борола меня. Но потом я и сам понял свою ошибку, потому что снова стали мне являться бесы не только ночью, но и днем. Душа их видит, но не боится, потому что я чувствовал с собою и милость Божию. И так много лет страдал я от них; и если бы Господь не дал мне познать Себя Духом Святым, и если бы не помощь Пресвятой и благой Владычицы, то отчаялся бы я в своем спасении, но теперь крепко надеется душа моя на милосердие Божие, хотя по делам моим я достоин мучений и на земле, и во аде.
Долго я не мог разобраться, что со мною. Думаю: людей я не осуждаю, плохих помыслов не принимаю, послушание делаю исправно, в пище воздерживаюсь, молюсь непрестанно – почему же бесы повадились ко мне? Вижу, что я в ошибке, но не могу догадаться почему. Молюсь, они отойдут на время, а потом снова приходят. И долго душа моя была в этой борьбе. Говорил об этом нескольким старцам – они молчали, и был я в недоумении.
И вот однажды сижу я в келии ночью, и бесы нашли ко мне – полная келия. Молюсь усердно – Господь отгонит их, но они снова приходят. Тогда встал я, чтобы сделать поклоны иконам, а бесы вокруг меня, и один впереди, так что я не могу сделать поклона иконам – получилось бы, что я ему кланяюсь. Тогда я снова сел и говорю:
― Господи, Ты видишь, что я хочу Тебе молиться чистым умом, но бесы мне не дают. Скажи, что должен я делать, чтобы отошли они от меня?
И был мне ответ от Господа в душе:
― Горделивые всегда так страдают от бесов.
Я говорю:
― Господи, Ты Милостивый, знает Тебя душа моя. Скажи мне, что должен я делать, чтобы смирилась душа моя?
И отвечает мне Господь в душе:
― Держи ум твой во аде и не отчаивайся.
О, милосердие Божие! Я мерзость пред Богом и людьми, а Господь так любит меня, и вразумляет меня, и исцеляет меня, и Сам учит душу мою смирению и любви, терпению и послушанию, и все милости Свои излил на меня.
С тех пор я держу ум свой во аде, и горю в мрачном огне, и скучаю о Господе, и слезно ищу Его, и говорю: "Скоро я умру и вселюсь в мрачную темницу ада, и один я буду гореть там, и тосковать о Господе, и плакать: "Где мой Господь, Которого знает душа моя?"
И великую пользу получил я от этой мысли: ум мой очистился, и душа обрела покой».
Еще в самом начале послушничества преподобный Силуан сподобился явления Господа (и в этом отрывке он упоминает об этом как о «скором помиловании»), и обстоятельства как первого, так и второго явления представляются весьма сродными той заповеди, которую получил преподобный: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся». В первый раз на преподобного напал дух отчаяния и внушал, что Бог немилосерд и неумолим, и казалось ему: «Бог отринул меня вконец, и уже нет мне спасения, но ясно видится в душе вечная погибель». Так и во второй раз отец Силуан из-за бесовских нападений почти отчаялся во своем спасении, но снова явление любящего Господа и познание Его Духом Святым разгоняют этот адский мрак и вселяют твердое упование на милосердие Божие.
Справедливость и милосердие Божие
Есть в православной догматике положения о том, что, с одной стороны, каждый человек грешен и по справедливости заслуживает отлучения от Бога и пребывания в местах мрачных и мучительных, а с другой стороны, что бездна милосердия и любви Божией устрояет все для спасения каждого. Но мало кто эти положения делал краеугольными для всей своей жизни и размышлял о них каждый день.
Преподобный Силуан в своих писаниях приводит нам несколько примеров таких людей. Первый из них – это пример александрийского башмачника из жизнеописания преподобного Антония Великого: «Святой Антоний молился в келии своей и услышал глас, говоривший ему: "Антоний, ты еще не пришел в меру такого-то башмачника в Александрии!" Святой Антоний пошел в Александрию, нашел этого башмачника и убедил его открыть, что есть особенного в его жизни. Он сказал: "Я не знаю, чтоб когда-нибудь делал какое-либо добро, почему, вставши утром с постели, прежде чем сяду за работу, говорю: все в этом городе от мала до велика войдут в Царствие Божие за свои добрые дела, один я за грехи мои осужден буду на вечные муки. Это же самое со всей искренностью сердечной повторяю я и вечером прежде, чем лягу спать". Услышав это, святой Антоний осознал, что точно не дошел еще в такую меру».
Подивимся и мы вместе со святым Антонием, насколько велика эта мера смирения: башмачник не только не покушается сравнивать себя с другими людьми, он не пытается даже сравнивать количество своих добрых дел с мерой своих грехов, он вовсе не признает за собой никакой ценности, никакой важности, даже ни единого доброго дела. Как далеко это от фарисейского «пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю» (Лк. 18, 12) или от процитированного выше «людей я не осуждаю, плохих помыслов не принимаю, послушание делаю исправно, в пище воздерживаюсь, молюсь непрестанно». От перечисления своих добрых дел и качеств очень легко перейти к рассуждению о том, что мне, такому замечательному, люди и даже Сам Бог должны то-то и то-то. В этом есть гордость, а смиренномудрию, по слову преподобного Иоанна Лествичника, присущи «всегдашнее забвение своих исправлений» и «совершенное неверование своим добрым делам».
Но высота смиренномудрия, на которую призывал Господь преподобного Силуана, заключалась не только в том, чтобы отложить всякое высокое мнение о своих делах. Необходимо было осудить себя до ада преисподнейшего, как это делал авва Пимен, которого также упоминает в своих писаниях преподобный Силуан: «Если хочешь ощутимо иметь благодать Святого Духа, то смиряй себя как святые Отцы. Пимен Великий сказал своим ученикам: "Поверьте, чада, где сатана, там и я буду". <...> И мне дал Господь уразуметь силу этих слов. И я, когда держу ум свой во аде, то покойна душа моя, а когда забуду об этом, то приходят мысли, неугодные Богу».
Приведем еще одну святоотеческую цитату, которая представляется нам уместной здесь. Авва Алоний сказал: «Если человек не скажет в сердце своем, что в мире я один да Бог, – не найдет спокойствия». Тесная и личная встреча человека с Богом, не развлекаемая ничем внешним, открывает в полной мере, что из себя представляет человек и являет, Кто Такой Бог. Какого великого трепета должно быть исполнено при встрече с Творцом разумное творение, сверх всякой меры облагодетельствованное и ответившее на дары пренебрежением, на любовь – грехами, на смирение – гордостью? Чего иного, кроме как осуждения на адские мучения, может ожидать душа, и ничто иное, кроме как на веру в милосердие Божие, может она опереться?
Так ставил себя пред лицом Божиим и старец Силуан – в чувстве осужденника, не готового еще встретиться со Всемогущим Богом. Когда преподобный тяжело заболел и уже приближался к своей кончине, его ученик отец Софроний (Сахаров) спросил его: «Старец, Вы хотите умереть?» «Я еще не смирился», – ответил он. Несмотря на всю свою любовь к Богу, несмотря на все подвиги, подъятые ради Него, преподобный Силуан ощущал, что еще не достиг той цели, ради которой принял особую заповедь от Господа, – не стяжал еще полного и истинного смирения.
Опытно знать и Бога, и адские муки
Всякому усердному монаху преподобный Иоанн Лествичник советует «воображать и вспоминать бездну темного огня, немилостивых служителей, судию немилосердого и неумолимого, бесконечную глубину преисподнего пламени и тесные сходы в подземные места, ужасные пропасти и другое сему подобное», но старцу Силуану для того, чтобы держать свой ум во аде, не нужны были такие слова и образы – ему достаточно воскресить в своей душе тот опыт реального соприкосновения с адом, который у него уже был.
Еще только собираясь в монастырь, преподобный поехал в Кронштадт к святому праведному Иоанну, но, не улучив личной встречи с ним, оставил краткую записку: «Батюшка, хочу пойти в монахи; помолитесь, чтобы мир меня не задержал», – и уже на следующий день почувствовал, что кругом него «гудит адское пламя», которое продолжало гудеть непрестанно вплоть до генеральной исповеди уже на Афоне. Но и вскоре после исповеди это ощущение снова возобновилось, когда налетела буря помыслов, да и впоследствии состояния мрачной богооставленности и мучительства от бесов погружали в темную бездну: «За гордость мою Господь попустил врагу дважды сотворить брань с моею душою так, что душа моя стояла во аде». Этот опыт стояния во аде оказался, по-видимому, для преподобного Силуана не менее важным, чем опыт явлений Божественных, чем познание явившегося Христа Духом Святым, чем тихое вразумление от Божией Матери. Говоря о других монахах, но не исключая из их числа и себя самого, преподобный пишет: «Есть монахи, которые знают Бога, знают и Божию Матерь, и святых ангелов, и рай, но они знают также и бесов и адские муки – и знают они это по опыту». Сила и глубина этого опытного ведения адских мук помогала ему держать там свой ум и мысль, эту «быстропарящую и бесстыдную птицу» (по слову святого Исаака Сирина), цепляющуюся за свою значимость и выводящую в область мирских рассуждений.
Вспомним и еще об одном человеке, который имел опыт пребывания во тьме адской, – это святой праведный Лазарь Четверодневный, брат святых Марфы и Марии, воскрешенный Господом. Священное Предание гласит, что после того, как Лазарь вкусил горечи ада, он не вкушал ничего, кроме сладкого, и никогда не улыбался. Хотя рацион старца Силуана, крайне воздержного в пище, был совсем иной, чем у святого Лазаря, в отношении смеха они близки: по свидетельству отца Софрония (Сахарова) «старец никогда не смеялся до звука, никогда не говорил двусмысленно, не насмехался и даже не подшучивал над людьми. На обычно серьезно-спокойном лице его иногда намечалась едва уловимая улыбка, не раскрывавшая губ, если только при этом он не произносил слова». Аскетическое удаление от смеха вовсе не означает напускной суровости или жесткости характера, наоборот, старец Силуан в общении с людьми являл удивительную мягкость, редкую уступчивость и послушание. Да и о милостивом Господе нашем Иисусе Христе нигде нет в Евангелии упоминания, чтобы Он смеялся, но есть упоминание о том, как Он прослезился.
«Давай душе подвиг по силе ее»
Можем ли мы говорить, что коль Господь дал Своему угоднику повеление «держи ум твой во аде и не отчаивайся», то эта заповедь обязательна и для нас? И да, и нет. Все мы ежедневно исповедуем веру в Господа, «паки грядущего судити живых и мертвых», признаем себя «достойными всякого осуждения и муки» и не теряем упования на человеколюбие Божие, но крепко держать свой ум во аде – дело духовных богатырей.
Это видно из того, какое толкование давал сам преподобный Силуан следующей патериковой истории: «Некий брат пришел к авве Сисою в пору аввы Антония. И когда они разговаривали, брат сказал авве Сисою: "Отче! неужели ты не достиг в меру аввы Антония?" Старец отвечает: "Каким образом я могу достигнуть в меру сего святого? Если бы я имел один из помыслов аввы Антония, то был бы весь как огонь. Впрочем, я знаю человека, который, хотя и с большим трудом, может носить помысл его"».
Помысл аввы Антония, по объяснению старца Силуана, – это тот самый, которому он научился от александрийского башмачника: «Все спасутся, один я погибну», – а человек, который может этот помысл носить, – сам преподобный Сисой Великий.
Этот помысл мог носить и преподобный Феодор Студит, который чуть ли не в каждом своем огласительном поучении печально вздыхает о том, что один он будет осужден на вечные муки за свое нерадение, и надеется спастись только благодаря молитвам братии и их добродетельной жизни. Вздыхая так, святой Феодор никому не пытается привить этот огненный помысл аввы Антония, но в равной мере обращает внимание братии к мыслям и о райских благах, и об адских муках.
Так и старец Силуан, свидетельствуя о том, какую великую пользу в духовной жизни он получил, стараясь держать ум во аде, побуждает других к этому очень мягко: «Надо осудить в душе самого себя, но не отчаиваться в милосердии и любви Божией. Нужно стяжать смиренный и сокрушенный дух, тогда отойдут все помыслы и очистится ум. Но надо знать при этом свою меру, чтобы не перетрудить души. Изучи себя и давай душе подвиг по силе ее».