Доклад протоиерея Александра Лопушанского, председателя комиссии по канонизации святых Гомельской епархии, кандидата богословия, на заседании монашеской секции «Восхождение духа. 1030 лет Православия на Белорусских землях» Восьмых Белорусских Рождественских чтений (Жировичи, 15 декабря 2022 года)
Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно (Мф. 6:6). Слова Христа в буквальном смысле исполнились в ХХ веке на нашей родной земле, когда явная и открытая молитвенная жизнь в определенные периоды не была возможна.
К 1938 году на территории восточной Беларуси уже не действовало ни одного храма, многие священнослужители были репрессированы и богослужебный глас, казалось, угас навсегда.
Но не все оказалось так печально, как того хотели борцы с Церковью. На Гомельщине одним из последних оплотов Православия оставалось монашество. В связи с быстро меняющимися условиями политической и общественной жизни оно приняло необычную, но, как показало время, самую необходимую и жизнеспособную для той эпохи форму. Оно ушло в «катакомбы».
Мой доклад, скорее, будет кратким обзором фактов, связанных с монашеским движением в нашем регионе в период открытого преследования Церкви. Более полное изложение материала вы найдете в книге Цыкунова С.В. и Козловой Н.Н. «Чонский монастырь. История и судьбы», изданной в 2018 году в Гомеле.
Здесь же я попробую в некоторых тезисах обрисовать основные его черты.
Предыстория. Появление катакомбного монашеского движения на Гомельщине
В окрестностях Гомеля на начало ХХ века существовали две православные обители – Макарьевский и Чонский женские монастыри.
После окончательного прихода в 1919 году на Гомельщину Советской власти эти обители встретили трудные времена.
Монастырские земли не избежали национализации. Согласно декрету «О земле» все они были переданы в ведение новообразованных местных хозяйств. Но к началу 1921 года сложилась обратная ситуация. Земли вместе с имуществом и строениями были возвращены обоим монастырям.
Связано это было с тем, что обители были перерегистрированы в так называемые сельскохозяйственные артели.
Чонская монашеская артель по решению местного суда получила в дополнение еще и несколько земель в поселениях Никольск и Федоровка.
Возможно, возвращение земель было связано с неспособностью новых властей должным образом обходиться с хозяйством. В списке возвращенного Чонскому монастырю имущества числились больные чесоткой лошади, тощие свиньи, разрушенные строения и мосты, необорудованная кузница и неисправный сельхозинвентарь.
Перерегистрация монашеских общин в сельхозартели смогла на небольшой срок продлить жизнь обителей. Так, например, монашеская коллективная земледельческая сельхозартель была зарегистрирована 4 января 1923 года за № 631 под названием «Красный Ленинград» в имении Чонки Дятловичской волости, где председателем состояла монахиня Кирсавия (Людмила Мелешко), секретарем монахиня Аркадия (Агриппина Лазаретова), ее членами было заявлено 22 человека (14 членов в 1924 году).
В дальнейшем артели были ликвидированы. В 1928 году – добрушская, а в 1929-м – чонская. Монахини были разогнаны, часть из них была подвергнута аресту [1].
Монашеские общины. Где и какие были?
Из разогнанных монахинь и священников, их окормлявших, вокруг Гомеля образовалось большое количество тайных «келейных» обителей. В основной своей массе они возникали в родных селениях наиболее авторитетных сестер. Некоторые монахини жили поодиночке, совершая свое монашеское делание. Например, в деревне Холмеч Речицкого района проживала монахиня Елевферия (Дремач) [2], а в деревне Еремино Гомельского района проживала послушница Чонского монастыря Ульяна Нетылькина [3].
Перечислю некоторые из известных нам населенных пунктов, где находились «келейные» общины:
1. Город Новобелица. По свидетельству печально известного деятеля обновленческого движения на Гомельщине протоиерея Николая Дудкина на конец 1930-х в Новобелице на разных квартирах проживала монашеская община из тридцати человек. Все они были постриженицами Чонского монастыря. Во главе такой обители стоял священник Фома Конашкевич. Община была сформирована вокруг местного Александро-Невского храма, где все они время от времени собирались на богослужение. После возрождения Чонской обители в 1942 году архимандритом Серафимом (Шахмутем) и последовавшем спустя полтора месяца ее закрытии монахини с возглавившим их пострижеником Оптиной Пустыни иеромонахом Макарием (Хорьковым) вновь поселились в Новобелице. С ними также проживала и игумения Поликсения (Галюденик) [4].
2. Деревня Поколюбичи. Согласно докладной записке благочинного протоиерея Михаила Кротта, составленной в 1955 году, в Поколюбичах проживали четыре монахини. Старшей из них была постриженица Чонского монастыря Матрона (Полякова), более десяти лет проведшая в заключении, а три остальные – бывшие насельницы киевских монастырей [5].
3. Песочная Буда. В этом небольшом селении около пятидесяти лет (вплоть до 1980-х) действовала община, возглавляемая бывшей насельницей Чонского монастыря монахиней Магдалиной (Евмененко). Мать Магдалина в своей жизни около пятнадцати лет провела в ссылках и лагерях. Всего сестер было около десяти человек. Основную часть из них составляли не имеющие пострига девицы, давшие Богу обет безбрачия [6].
4. Бобовичи. Там проживали две схимницы, постриженицы Чонского монастыря: схимонахиня Антония (Кабкова) и схимонахиня Магдалина (Романова). После закрытия местного храма они в своем доме установили иконостас и нелегально совершали общественное богомолие [7].
5. Урицкое. Там проживали монахини Чонского монастыря: монахиня Домникия (Сычева), монахиня Макария и две верующие женщины Анна и Христина. В их доме был оборудован иконостас, где они совершали уставные богослужения [8].
6. Причалесня, Чечерского района. В селении проживала небольшая община из четырех сестер под руководством иеромонаха Антония (Манина, †1969), бывшего сидельца за веру, в послевоенное время ведшего скрытный образ жизни. К отцу Антонию как к опытному духовнику съезжались за духовным окормлением и другие нелегальные монахини [9].
7. Костюковка. Там совместно проживали четыре монахини: Митродора, Арсения, Евфросиния и Анфия. Между собой они были родственницы [10].
8. Добруш. После окончательного закрытия Макарьевского монастыря и ликвидации возникшей на его месте сельскохозяйственной артели часть монахинь во главе с игуменом Иннокентием (Мельниченко) перешла жить в пригород Добруша. Первоначально с отцом Иннокентием проживали монахини Манефа, Макария, Феоктиста и Агния. До 1941 года их деятельность была конспиративной. Позже, во время войны, с назначением отца игумена настоятелем местного прихода, монахини активизировались. Игумен Иннокентий на Гомельщине примкнул к миссионерской деятельности архимандрита Серафима (Шахмутя) и сумел возродить жизнь в десяти приходах. А также стал духовником епархии. После кончины отца Иннокентия в 1948 году келейная обитель продолжила свое существование до конца 1980-х годов [11]
9. Севруки. Келейная обитель здесь берет свое начало после второго возрождения Чонского монастыря в 1942 году архимандритом Серафимом (Шахмутем). Среди почти тридцати его пострижениц была и будущая преподобная Манефа (Скопичева). Осенью 1943 года монастырь был закрыт, а его насельницы были эвакуированы немецкими властями в Уваровичский (ныне Буда-Кошелевский) район. После скитаний по селам, где жили другие монахини, мать Манефа вернулась к себе на родину в деревню Севруки, что граничит с поселком Чонки. К преподобной примкнули и другие женщины, в дальнейшем принявшие постриг. Позже к ним присоединился иеромонах Николай (Мамичев). Таким образом, община приобрела себе еще и священнослужителя. Первоначально монахини окормлялись у игумена Макария (Хорькова), а после его кончины у иеромонаха Артемия (Потоцкого), проживавшего в Старом Кривске [12]. Следует отметить, что некоторые сестры из общины схимонахини Манефы стали первыми насельницами возрожденного в 2000-е годы Гомельского Тихвинского монастыря.
10. Буда-Кошелево. Келейная обитель в этом населенном пункте была основана постриженицей Макарьевского монастыря монахиней Евой (Лисейчиковой) и бывшей насельницей Тульского монастыря монахиней Матроной (Самойловой). Община первоначально сформировалась вокруг открытого в 1942 году молитвенного дома в честь святителя Николая Чудотворца. Руководил ими настоятель местного прихода иеромонах Иерофей (Антоненко). Позже к ним присоединились и другие женщины, принявшие монашеский постриг. Предположительно некоторых из них постригал в конце 1940-х игумен Иннокентий (Мельниченко). Буда-Кошелевская община была тесно связана с общиной схимонахини Манефы (Скопичевой). Именно к ней сестры обращались за духовными советами и получали рекомендации по организации внутренней жизни «келейной» обители [13].
11. Огородня-Гомельская. Там проживало около пятнадцати-двадцати монахинь, вышедших из Макарьевского монастыря. Все они сгруппировались вокруг местного настоятеля иеромонаха Иоанна (Матвиенко), близкого игумену Иннокентию (Мельниченко) человеку. Их перемещение туда было обусловлено наличием действующего храма. Иеромонах Иоанн келейную обитель расширил, совершив ряд постригов молодых девушек. Монахини жили небольшими группами [14].
12. Старое Село. Недалеко от Поколюбич проживали монахини Ева Носова и две ее сестры Ольга и Анна, имевшие тайный постриг, или же, по мнению свидетелей их жизни, давшие Богу обет безбрачия, оставаясь при этом в мирском звании [15].
К вышеперечисленным общинам можно еще добавить несколько. О них вспоминает автор вышеназванной книги «Чонский монастырь. История и судьбы» С.В. Цыкунов. Опрашивая местное население, он зафиксировал их краткие воспоминания и о других проживавших на Гомельщине монахинях. Хотя эти воспоминания и носят обрывочный характер и могут иметь неточности, все же приведу их.
13. В Буда-Кошелевском районе, в смежных деревнях Красногорье, Михалевка и Широкое проживали четыре монахини, поддерживающие связь с причалесненской общиной.
14. В деревне Нивки Добрушского района, проживали постриженицы отца Иоанна (Матвиенко). Постриг приняли уже в послевоенное время.
15. Уваровичи Буда-Кошелевского района. В довоенное время там проживали две монахини.
16. В Дубровке Добрушского района проживало около десяти монахинь. Четыре из них в 1932 году были арестованы.
17. В городе Чечерске проживало несколько монахинь.
18. Новая Буда, Гомельского района. Проживало несколько монахинь. Служили в кладбищенской церкви.
19. Носовичи Добрушского района – три монахини.
20. Корма Добрушского района – несколько монахинь.
21. Перерост Добрушского района. Кормянские жители упоминали, что монахини из Перероста часто приходили на богослужение в кормянский храм.
22. Речки Ветковского района. Иеромонах Феоктист (Гонжа) постриг несколько женщин. Община существовала в послевоенное время [16].
23. Рандовка Гомельского района. В ней предположительно проживал протоиерей Павел Левашов, окормлявший проживавшую рядом с ним небольшую общину и имевший огромное влияние на монашество «иосифлянского» направления.
Уклад жизни. Богослужебная деятельность
Внутренняя жизнь этих общин проходила согласно монастырскому уставу. Монахини неукоснительно соблюдали весь круг молитвенных правил. Как, например, свидетельствовал о поколюбичских монахинях протоиерей Михаил Кротт, «…они фактически организовали молитвенный дом, в коем совершают почти все церковные службы, а также ходят по домам к верующим и совершают массу разных религиозных треб…» [17]
В Новобелицкой общине, по воспоминаниям местной жительницы Ольги Васильевны Старовойтовой 1938 г. р., сестры постоянно читали Евангелие и Псалтирь [18].
Сохранились подробные воспоминания послушницы Марии Митрофановны Агеенко, 1919 г. р. о монахинях из Песочной Буды:
«После смерти монахинь и Александры я перешла жить к матушке Магдалине как келейница. Это было в 1959 году. Мы всегда читали монашеское правило, молились за живых и мертвых, за все село и всех знакомых. Матушка читала часы, обедницу и Евангелие, а я Апостолов… Правились нами в Песочной Буде народно-церковные праздники переноса икон-свечей из дома в дом. Их править приглашали нас и в соседние поселки. Эти праздники собирали много людей, происходил массовый крестный ход. По мере возможности в этом участвовало и священство. И хотя властям это не нравилось, но в тюрьму за молитву больше не сажали. Певчие у нас были, семь или восемь человек, матушка ими руководила, и я тоже пела, пока голос не пропал. Читали и пели по книгам, спасенным из нашей церкви, когда она горела.
Кроме молитвенной помощи, люди у матушки испрашивали духовного совета в разных ситуациях – пользовалась она в этом большим авторитетом. Все знали ее как праведницу и Божьего человека. Если матушка начинала молиться, то ни под каким предлогом не прерывала молитву» [19].
По свидетельству настоятеля храма села Ботвиново Чечерского района священника Александра Хамылевского в деревне Причалесня иеромонах Антоний (Манин) со своими сестрами-монахинями жили по монастырскому укладу. У отца Антония имелся также антиминс [20].
Иван Степанович Гончаров 1936 г.р. вспоминает, как монахини ловко прятали священника от милиции. Для этой цели они постоянно держали таз с горячей водой. Когда милиционеры только начинали стучаться в дом, отец Антоний успевал через лаз, находящийся над печью, подняться на чердак, а уже из него убегал на соседнее болото. Одна из сестер громко говорила, что моет голову, просила подождать и тем самым задерживала время. Когда же она выходила навстречу милиции, отца Антония дома уже не было [21].
О матери Магдалине (Евмененко) вспоминает Сотникова Тамара Иосифовна, 1960 г. р.: «Матушку я помню как смиренную праведницу. К ней придешь по нужде – все отдаст, даже последнее, ничего не жалела. Она много молилась: как только вечер наступает, солнце заходит, все бросает, руки умыла, переоделась, и идет на молитву. Все успевала – и огород содержать, и молиться» [22].
Из воспоминаний Анны Матвеевны Морозовой, жительницы деревни Севрюки Гомельского района следует, что в общине преподобной Манефы (Скопичевой) было заведено так: «…матушкин дом стал для всех как церковь. Здесь совершали крещения, постриги, молебны, акафисты и домашние молитвы. Приезжал батюшка из Николаевской церкви исповедовать и причастить больных и старых» [23].
Средства к существованию. Благотворительность
Келейные обители нуждались в пропитании. Средства к их существованию добывались разными способами. Монахини чаще всего жили достаточно скромно, а накопившиеся излишки передавали в действующие храмы и монастыри.
О поколюбичских монахинях тот же протоиерей Михаил Кротт писал: «Одна из трех этих монашек часто ездит в Киев и привозит церковные товары: крестики, иконы без рамок, ладан и т. д., которые продают среди верующих» [24].
Ольга Васильевна Старовойтова вспоминает: «В свободное время женщины шили одеяла и работали по хозяйству» [25] .
Сестры из Песочной Буды, по воспоминаниям Марии Митрофановны Агеенко, занимались активной благотворительностью: «Помогали мы монастырям и церквям по матушкиному благословению. На Радоницу собирали деньги, яйца, пасхальные куличи, и на следующий день в среду везли эти дары в Черниговский монастырь. Потом, когда матушка умерла, собранные дары делили на несколько частей и отдавали их в ближайшие церкви: Черетянку, Прибытки, Гадичево и Носовичи… Когда я была молодой, то ходила на работу в колхоз, а матушка занималась огородом и хозяйством по дому, шила ватные одеяла, чему научилась в Ченках. Сошьет одеяло – вот и 5 рублей было на хлеб. Я тоже помогала шить, особенно зимой. Шили руками, машинок тогда у нас не было» [26].
Сотникова Тамара Иосифовна, 1960 г. р. вспоминала: «С помощью хора отпевала матушка и усопших. Когда шла похоронная процессия, они пели так, что слезы лились из глаз даже у детей. Когда матушке давали деньги за погребение, то она из них немного давала певчим, остальное все отдавала в Черниговский монастырь, себе ни копейки не оставляла. Говорила, что это деньги не наши, это деньги Божьи, а нам государство пенсию дает, на это будем жить» [27].
Из воспоминаний Екатерины Терентьевны Хмары, 1949 г. р., в Урицком было заведено так: «…Участок с 10 сотками земли, на котором построили себе новый дом. При общении я их называла мирскими именами – баба Анна и баба Дарья. Из какого они были монастыря – не рассказывали. Дарья была не местной, родственников здесь не имела, ее фамилии и место рождения я не знаю. В доме они устроили большой иконостас, было много церковных книг. Монахини обрабатывали огород, держали небольшое хозяйство, шили одеяла и какую-то одежду – с этого питались и жили. Для работы у них был какой-то специальный станок и прялка» [28].
Иеромонах Антоний (Манин) в деревне Причалесня, по воспоминаниям И.С. Гончарова, «… многих здесь крестил, венчал, отпевал. Но очень часто платы за требы не брал – время было голодное. Чтобы самим пропитаться, вели подсобное хозяйство. Священник косил траву, работал в огороде, ходил в лес – работал, как и все сельчане» [29].
По свидетельству настоятеля храма села Ботвиново Чечерского района священника Александра Хамылевского, причилесненские монахини держали корову, обрабатывали огород, делали свечи, украшали иконы, шили одежду [30].
В Добруше, по свидетельству Раисы Ивановны Павловой, 1939 г. р., быт монахинь был устроен так: «…Жили они своим трудом – шили одеяла, обрабатывали огород, держали корову. Летом на зиму заготавливали сено и дрова, приносили все это домой на своих плечах. Когда ослабли, они не смогли содержать корову, мои родители давали им молоко от нашей коровы, старались их поддержать…» [31].
Юрисдикция
«Келейные» обители Гомельщины в большинстве своем делились на два церковных течения. Часть из них придерживалась курса официально действующей Церкви, возглавляемой митрополитом Сергием (Страгородским), а часть напрочь отметала всякую возможность примирения с советским режимом и придерживалась политики «правой» внутрицерковной оппозиции, именовавшейся «иосифлянской» по имени самого видного идейного вдохновителя «непоминающих» – Петроградского митрополита Иосифа (Петровых).
Так, например, вспоминает жительница д. Поколюбичи – Тамара Яковлевна Чижова, 1942 г. р.: «Монахини считали себя истинно-православными, в действующие церкви не ходили, так как там служили “подписные” попы. Во время войны, как мне говорила мать, они служили в нашей церкви на клиросе, так как там отправляли службы “неподписные” попы, а после войны, когда не стало церкви в деревне, в никакую другую церковь не ходили. Служили они у нас и до войны, пока не закрыли церковь и не арестовали священников» [32].
По свидетельству священника Фомы Коношкевича, в довоенный период часть Новобелицких монахинь принадлежали к «левашовцам» (по имени гомельского протоиерея Павла Левашова, принадлежавшего «иосифлянскому» движению) [33]. В протоколе допроса он также упоминает и об одиннадцати монахинях, остававшихся верными митрополиту Сергию, во главе которых были монахиня Поликсения (Галюденик) и прибывший из Оптиной Пустыни иеромонах Макарий (Хорьков) [34].
Община отца Антония (Манина) придерживалась правой церковной оппозиции, ранее возглавляемой митрополитом Иосифом (Петровых) [35].
Монахини из деревень Буда-Кошелевского района Красногорье, Михалевка и Широкое также примыкали к «иосифлянскому» движению.
К «иосифлянам» себя причисляла и огородненская община, руководимая иеромонахом Иоанном (Матвиенко). К «непоминающим» относились также костюковские, бобовичские, поколюбичские, чечерские и уваровичские монахини.
В деревне Дубровка Добрушского района проживавшая там постриженица Кашенского монастыря Черниговской губернии Петренко Харитина Федоровна перед своим арестом в 1932 даже написала обличение в адрес митрополита Сергия (Страгородского). На допросе она заявила:
«Кажется в 1930 г. после помещения в газете “Известия” интервью Сергия митрополита Нижегородского с иностранными корреспондентами о положении религии в Советском Союзе я сочла эту статью за явную ложь со стороны митрополита и решила написать на его имя письмо с целью разоблачения митрополита. Все то, что я написала в письме о расстреле попов, выламывании у них суставов и проч. я брала со слов жителей своей деревни. Писала это письмо я сама и никто мне в этом не помогал. Таких писем я все же не послала ни одного потому, что не знала адреса митрополита Сергия. Теперь я тоже считаю, что у нас в Советской России гонение на церковь есть. Правду ли митрополит писал или нет я не знаю, а потому и письма не дописала» [36].
В лоне официальной Церкви однозначно находились Добрушская, Буда-Кошелевская, Севруковская, Уваровичская, Песочно-Будовская, Ново-Будовская и Урицкая общины. Об остальных келейных монастырях сведений не сохранилось [37].
Заключение
Как мы видим, церковная жизнь, несмотря на всевозможные запреты и гонения, не остановилась. Монашество для Гомельского региона было подобно евангельской закваске, благодаря которой Православие смогло не только возродиться, но и принести определенные духовные плоды.
Одним из таких примеров служит современный Тихвинский женский монастырь в Гомеле, первыми насельницами которого стали духовные дочери схимонахини Манефы (Скопичевой).
Многие из воцерковлявшихся в 1990-е годы гомельчан помнят, как в только что возрожденных приходах города их часто встречали женщины в черных одеждах, которыми как раз и были «тайные» монахини. Именно они и стали первыми духовными наставницами для еще не окрепших в вере прихожан.
Огромное количество людей обращалось к ним за духовными советами. В годы гонений на Церковь, они единственные, кто ничего не боялся. И, по сути, эти монахини смогли для многих отчасти заменить репрессированное духовенство, порой даже совершая крещения и погребения, а порой и возглавляя большие церковные шествия с иконой-свечой.
Роль этих монахинь сегодня, к сожалению, недооценена. И нам еще предстоит открыть многое из их жизни и прикоснуться к их драгоценному духовному опыту.
Источники и литература
1. Цыкунов С.В., Козлова Н.Н. Чонский монастырь. История и судьбы. – Гомель, 2018.
2. Слесарев А.В. Мартиролог Гомельской епархии (1917–1953). – Мн., 2017.
3. Алампиев Георгий, протоиерей. Церковная жизнь на территории Добрушского района Гомельской области в 1944–1964 гг. – Минск. 2020.
4. Цыкунов С.В., Ольшанов И.В. Гомель церковный. – Гомель, 2022.
5. Архив Бекаревича М.П.
6. Из воспоминаний местных жителей. Архив Цыкунова С.В.
[1] Цыкунов С.В., Козлова Н.Н. Чонский монастырь. История и судьбы. – Гомель, 2018. – С. 209–226.
[2] Там же. С. 333
[3] Слесарев А.В. Мартиролог Гомельской епархии (1917–1953). – Мн., 2017. – С. 249–250.
[4] Цыкунов С.В., Козлова Н.Н. Чонский монастырь. С. 220–221.
[5] Там же. С. 240–247.
[6] Там же. С. 262–272.
[7] Там же. С. 279–282.
[8] Там же. С. 282–291.
[9] Там же. С. 292–301.
[10] Там же. С. 302–305.
[11] Алампиев Георгий, протоиерей. Церковная жизнь на территории Добрушского района Гомельской области в 1944–1964 гг. – Минск. 2020. С. 55–58.
[12] Там же. С. 320–332.
[13] Там же. С. 344–349.
[14] Там же. С. 350–356.
[15] Там же. С. 243–244.
[16] Из воспоминаний местных жителей. Архив Цыкунова С.В.
[17] Цыкунов С.В., Козлова Н.Н. Чонский монастырь. История и судьбы. С. 246.
[18] Там же. С. 255.
[19] Там же. С. 266–267.
[20] Там же. С. 294.
[21] Там же. С. 297.
[22] Там же. С. 270.
[23] Там же. С. 331.
[24] Там же. С. 247.
[25] Там же. С. 333.
[26] Там же. С. 267.
[27] Там же. С. 270.
[28] Там же. С. 284.
[29] Там же. С. 297.
[30] Там же. 295.
[31] Там же. С. 316.
[32] Там же. С. 244.
[33] Цыкунов С.В., Ольшанов И.В. Гомель церковный. С. 221.
[34] Там же.
[35] Слесарев А.В. Мартиролог Гомельской епархии (1917–1953). С. 249–250.
[36] Архив Бекаревича М.П.
[37] Цыкунов С.В., Козлова Н.Н. Чонский монастырь. История и судьбы.
Доклады
