Слово первое
Я вам уже об этом рассказывал, но для наших новых братьев, которые еще не слышали, я бы хотел снова обратиться к этой истории и дать вам уразуметь, что такое послушание.
На Катунаках[1] был один старец, именем Кирилл, и у него был послушник. Послушник этот досаждал старцу и огорчал его своим частым непослушанием. Со временем он начал плохо себя чувствовать. Еще не достигнув заключительной стадии беснования, он вел себя странным образом. С нашими отцами, Афанасием и Иосифом, он ходил собирать лесные орехи, но и это оказалось для него слишком трудным. От этого человека пахло серой, о чем я знаю по собственному опыту. Он носил в себе ненормальные помыслы, и вид его показывал все его состояние. Иногда он приходил и к нашему старцу Иосифу и говорил ему о своих помыслах, советовался, но ни в чем не исполнял послушания.
Прежде своей смерти отец Кирилл сказал ему: «Чадо мое, когда я умру, похорони меня здесь». Но он, когда умер его старец, похоронил его в ином месте. Другие отцы советовали ему не проявлять непослушания хотя бы теперь и исполнить последнюю волю своего старца, но он отвечал: «Нет, я хочу погребсти его здесь».
Когда он похоронил старца, явился ему диавол и говорит: «Ведь это я все тебе устроил, я подталкивал тебя огорчать старца своим непослушанием». И как только он открыл свои уста, диавол вошел через них внутрь, и с тех пор он стал совершать всякие безумные выходки... Во время пения Херувимской он кощунствовал, притворялся волком, зверем. Взял топор и разрубил икону святого Иоанна Богослова. Жил он то там, то здесь, лишь изредка приходя в себя.
Однажды в полдень послышался лай лисы. Отец Иосиф Киприот говорит мне:
– Смотри-ка, какое нахальство имеет лисица! Днем в полдень не боится и лает.
Я ему говорю:
– Это не лиса, это бесноватый отец Иоанн.
– Не верю,– отвечает он мне.
– Тогда подожди и увидишь сам,– говорю я ему.
И действительно, вскоре проходит перед нашим домом отец Иоанн!
Я рассказываю вам все это для примера, чтобы вы уразумели, что такое послушание, и потому, что все это вам очень пригодится в будущем.
В другой раз отец Иоанн, будучи в себе, пришел увидеть моего Старца – старца Иосифа. Согласно нашему уставу и заповеди Старца, я должен был уйти. Едва завидев чужого, я прятался. Как только он пришел, я зашел в соседнюю келию и сел там.
Старец Иосиф сидел на скамеечке. Пришел отец Иоанн и сел рядом с ним. Я знал от своего Старца, что он был бесноватым, потому что для вразумления и приобретения опыта Старец часто говорил мне о нем.
Итак, сидя в соседней келии, я ради любопытства и получения пользы хотел услышать, что скажет отец Иоанн и что ему посоветует Старец.
«Отче,– начал отец Иоанн,– когда меня захватывает демон, он поднимает меня вверх, бьет меня, я говорю что-то бессвязное, делаю бессмысленные поступки и становлюсь зрителем того, что делает мое тело и произносят мои уста! Я – зритель, и не могу ничего поделать, а все члены моего тела послушны диаволу!».
Когда мы были в Новом скиту, у нас было много работы и суеты из-за постройки келии. Искуситель подтолкнул отца N чем-то огорчить меня. Я говорил ему: «Не поступай так, это тебе неполезно». Наконец однажды Бог, чтобы дать ему личный опыт и показать ему, что не следует так себя вести, на великом повечерии (была великая Четыредесятница), когда он читал за аналоем, а я сидел в стасидии[2] старца, попустил следующее. Этот брат на минуту прерывает чтение, подходит ко мне и говорит испуганно:
– Отче, я становлюсь бесноватым!
– Почему? – спрашиваю я его.
– Вот,– отвечает он,– каждый мой палец становится толстым, как рука, а рука моя, по диавольскому действию, становится в три-четыре раза больше! Погибаю, отче, перекрести меня, иначе я стану бесноватым.
Тогда я крещу его и говорю:
– Ну теперь иди читай повечерие и в другой раз будь внимателен, не противоречь и не имей мнения, отличного от мнения старца, ибо это тебе неполезно.
Когда я перекрестил его, искушение прошло, он пришел в себя и в трепете пошел читать.
Велики достижения хорошего послушника. Те, которые послушны и не огорчают своего старца, наследуют ангельские венцы. Послушанием великую благодать получает послушник.
Апостол Павел, несмотря на то что поучал простых христиан, делает акцент на фундаменте всех добродетелей – послушании, говоря, что мы должны своим духовным преуспеянием доставлять радость духовникам, ибо они бодрствуют, как он говорит, о душах наших[3]. Ибо неполезно людей, которые подвизаются ради наших душ, огорчать и доставлять им неприятности.
Если мы в послушании не находим пользы и упокоения, значит, не все в порядке, значит, что-то от нас ускользает.
Послушник, получая наставления старца по поводу того или другого, да не думает, что это простые советы. По сути, это заповеди, пусть об этом и не говорится так явно. К примеру, старец наставляет и говорит: «Чадо мое, будь послушным, твори молитву и прогоняй плохие помыслы сразу, как только они придут, потому что чем дольше они остаются, тем больше марают место. Но если они и уйдут через продолжительное время, то все же оставят после себя пометины и выщерблины!». Или другое: «Если ударят в било[4], тотчас спускайся вниз». Или: «В церкви не ходи туда и сюда, но стой терпеливо в своей стасидии и переходи с места на место только в случае крайней нужды».
Если монах не слушает советов и увещаний старца, то он находится в непослушании. Тогда не должен ли старец так прямо и сказать: «Я заповедую это и вот это», дабы монах устрашился и был послушным? Заповеди даются лишь в определенных случаях.
Когда кто-то приходит для того, чтобы стать послушником, то совершенно очевидно, что он приходит не ради игумена или монастыря. Понятно, что он приходит ради любви Христовой и спасения своей души. Но поскольку он не увидит Христа, чтобы сотворить Ему послушание, то Христос оставляет Своего представителя – игумена в монастыре, чтобы то послушание, которое он желает показать Христу, показать игумену.
Каждый духовник носит в себе образ Христов. Итак, насколько он послушлив духовнику, настолько послушлив и Христу.
Страшный грех – не почитать иконы Христа, Божией Матери, святых. Мы полагаем, что хуже греха и не существует. Икона представляет Божественное лицо, мы ей покланяемся и лобызаем ее, а поклонение это относится к самому тому лицу, которое изображено на иконе.
Живую икону Христа носит в себе духовник, слушаться которого заповедуется послушнику ради одной только любви Христовой. Не ради личности старца, ибо он может быть и грешным человеком, может быть и достойным геенны, как и я, но послушание имеет совсем другой смысл: оно относится прямо ко Христу. И поскольку любовь Христова нас призвала прийти сюда для подвига и спасения своей души, то мы должны всячески приобретать эту фундаментальнейшую добродетель – послушание,– которая многостороння, ибо хороший послушник, безусловно, имеет не только послушание, но окружен стеной из многих других добродетелей и подвигов.
Мой святой Старец, чтобы укрепить нас в послушании, вере и любви к личности старца, кроме многих прочих рассказов, приводил и следующий случай, приключившийся на Катунаках.
«Один послушник очень любил своего старца и был чрезвычайно послушлив. Как-то они пошли в Карею[5]. Там старец тяжело заболел и захотел вернуться в свою келию. Послушник взял его на свои плечи и, пройдя несколько часов, преодолев горный хребет, принес его на Катунаки, туда, где они жили.
Этот монах впоследствии связался с одним монашеским братством там, наверху[6], в скиту святого Василия, где отцы причащались без предварительного поста, и он захотел оставить своего старца и уйти монашествовать к ним. Будучи схимником, он желал уйти от своего старца и пойти туда.
Старец ему говорил:
– Ты не пойдешь.
Тот отвечал:
– Нет, пойду.
– Чадо мое,– снова говорит ему старец,– не ходи. Приближается Пасха, останься здесь, чтобы отпраздновать нам вместе Воскресение...
– Нет, пойду,– снова говорит тот.
Однажды старец потерял терпение и говорит ему: «Лукавый ангел да последует тебе». На следующий день на носу у него выскочил огромный прыщ и начал раздуваться. Наконец этот послушник пришел к отцу Артемию, врачу-самоучке, вылечившему старца Иосифа и меня. Он показал ему чирей, но вылечить его отец Артемий не смог...
Через три-четыре дня вздутие увеличилось, чирей лопнул, пошел гной, и монах этот был уже недалек от смерти. Отцы говорили ему:
– Примирись со своим старцем ради любви Христовой, возьми его благословение с собой, дабы он простил тебя.
– Нет! – говорил он. Он уже ожесточился, как бесноватый! Но в конце, перед тем как испустить дух, он бил себя в грудь и говорил: «Проиграл, проиграл, проиграл я игру за свое спасение!!!».
Очень много рассказывал нам мой Старец, старец Иосиф, ибо он знал многих старых монахов.
В отеческих книгах написано об одном хорошем послушнике, которому старец давал наставления каждый день после повечерия. Он давал ему различные советы относительно послушания и того, что он должен делать, чтобы спастись.
Однажды за разговором старец заснул. Тогда диавол начал досаждать послушнику помыслами и говорил ему: «Уходи, ведь старец заснул. Что ты теперь сидишь? Иди теперь и ты отдыхать, ты устал» и тому подобное. «Как я пойду,– думал он,– я должен получить благословение старца».– «Но он теперь заснул»,– снова говорил ему помысл. «Ничего, я потерплю». Помысл борол его семь раз, чтобы он ушел, но он не ушел.
По истечении нескольких часов, когда приблизился час совершения утрени, старец проснулся и говорит ему:
– Ты не пошел отдыхать?
– Я не мог, отче, без вашего благословения.
– А почему ты меня не разбудил?
– Ничего, отче, я сотворил послушание и терпение.
– Хорошо, теперь отслужим утреню, а потом ты пойдешь и хорошенько поспишь.
Так и было.
Когда снова, уже после утрени, старец заснул, он увидел себя в некоей очень светлой комнате, и там был сияющий престол, над которым находились семь прекраснейших венцов. Недоумевая, старец сказал: «Кто знает, какого великого преподобного и святого мужа этот престол? И какие подвиги он должен был бы совершить, чтобы заработать эти венцы?». И вот, когда он так стоял, подошел к нему один священнолепный муж и спросил:
– Чему дивишься, отче?
– Удивляюсь я светлости престола и думаю, что это будет престол какого-то великого святого.
– Нет,– говорит тот,– не великого святого, а твоего послушника.
– Да это невозможно,– говорит старец,– он еще совсем молодой и только недавно пришел, и ему даны и престол, и венцы?
– Конечно. Престол дан ему с того момента, когда он положил поклон подчинения[7], а семь венцов – вчера вечером, когда он противостоял помыслам.
Наконец старец пришел в себя. Зовет своего послушника и говорит ему:
– Чадо мое, какие помыслы были у тебя вчера? Говори.
– Ничего у меня не было, отче. Никакого плохого помысла я не имел, не помню.
– Ну-ка, подумай получше, вспомни все по порядку.
Немного погодя, испытав самого себя, он говорит:
– Да, да, отче! Вчера вечером после повечерия, когда вы заснули, я семь раз был борим помыслом оставить вас и пойти отдохнуть, но противостоял и, как видите, ждал вас.
– Хорошо, чадо мое, иди.
И понял старец, что эти семь венцов его послушник заработал вчера вечером, противостоя помыслам.
Слово второе
На примере нашего Спасителя, Который так смирил Самого Себя, мы научились величию, которое скрывает в себе послушание. Послушание – это не только послушание старцу, но и послушание всякой заповеди Божией. Здесь повелевает старец, но сперва повелевает Бог Своими заповедями: «Сотвори сие». Если человек совершает послушание, то за этим следует пользование плодами этого послушания.
Христос смирил Самого Себя, послушав Своего Небесного Отца. Он был послушлив, как Человек, чтобы научить нас высочайшей добродетели смирения, ибо без смирения никто не может приблизиться к Богу.
Мы видим, что в Раю, когда Адам и Ева исполняли послушание и сохраняли заповедь Божию, состоявшую в том, чтобы не есть от запретного плода, они были счастливы. Они были царями всех земных тварей, господствовали надо всем, были счастливы и чувствовали и видели Бога. Это было самое блаженное время их жизни. Над ними был покров Божий. Никто их не беспокоил, никто их не осуждал. Они могли беспрепятственно ходить по Раю без страха, без мучения совести. Почему? Потому что они еще не падали ни в какое прегрешение пред Богом.
Впоследствии, употребив во зло свою свободу, они, как свободные, захотели преступить заповедь и преступили ее, и погрешили пред Богом.
Сразу же после преступления совесть возвысила свой глас. Тотчас после падения совесть начала удручающе беспокоить их души. Ясно, что угрызения совести были следствием преступления и греха.
После преступления первозданные оказались в тупике. «Услышали голос Бога, ходящего по Раю,– говорит Писание,– и убоялись и скрылись!»[8]. Но прежде, когда они еще не провинились пред Богом, почему они не боялись Его? Может быть, только тогда гулял Бог по Раю? Тогда только Он приблизился к ним, как к преступникам? Неужели Бог не посещал их, когда они были истинными Его чадами, и не гулял по Раю? Но тогда они не боялись Его, потому что их не обличала совесть, которая была спокойна и мирна, поэтому и сами они пребывали в мире.
Итак, «когда Бог гулял по Раю, оба скрылись, ибо убоялись Бога».
Бог им говорит:
– Адам и Ева, где вы? Где вы сокрылись?
Что они теперь скажут Ему, Богу?
– Адам, где ты спрятался?
– Я убоялся,– говорит Адам,– я услышал, что Ты ходишь по Раю, и убоялся.
– Но почему же ты боишься, боишься своего Отца, своего Творца, своего Благодетеля, Меня, Который по безграничной Божественной любви отдал тебе весь Рай? Ты боишься, что Я к тебе подойду? К тебе приближается Счастье, Источник жизни, радости и мира, и ты боишься?
– Да,– говорит Адам,– я боюсь, потому что согрешил. Но я невиновен. Ева, жена, которую Ты мне дал, она меня подвигнула, подтолкнула, и я преступил заповедь Твою и ел от запретного плода.
– Ева,– говорит Бог,– ты почему прельстила своего мужа, почему ела?
– Я невиновна,– говорит Ева,– змей, которого, конечно, Ты сотворил, и он был здесь у нас в Раю, он сказал мне съесть, и что если я съем от этого плода, то стану равной Богу и познаю добро и зло[9].
Сразу видны эгоизм и пререкание. Эгоизм приносит в сердце и уме свой плод – пререкание, которое восстает против Бога и косвенно возлагает на Него ответственность.
Поскольку Бог не увидел покаяния, не увидел, чтобы они попросили прощения, Он тут же повелевает их изгнать.
Этот диалог между Богом и первозданными людьми дарует нам ценнейший совет и научает, что Бог, когда человек преступает Его заповедь, не покидает его, не наказывает его тут же, а приближается к нему. Но как Он к нему приближается? Человек не слышит, как Он ходит, как услышал Его Адам! Однако я очень хорошо Его слышу, когда Он обличает меня и говорит мне: «Здесь ты сделал плохо, там поступил нехорошо. Почему ты это сделал?». Через совесть Бог зовет: «Покайся, ибо ты – человек».
Человек удобопреклонен, убеждается легко; он легко поддается влиянию, изменчив и ненадежен. Бог это знает, ибо Он тебя сотворил, Он сделал тебя человеком. Но Он дал тебе и благодать покаяния, Он дает тебе силу подняться. Почему ты не встаешь? Но когда Он обличает тебя через совесть и Писаниями побуждает тебя к покаянию и ты не каешься, тогда начинается осуждение и наказание.
Теперь перейдем к нашей жизни. И здесь мы снова увидим, что, когда человек послушлив, он живет счастливо. Совесть его не обличает, не досаждает ему и не доставляет никакого беспокойства.
Когда же он не слушается, тогда совесть обличает его и говорит: «Здесь ты поступил нехорошо». Эгоизм кричит: «Нет!». А совесть говорит снова: «Ты должен покаяться». И так происходит беспокойство, война, и человек обличается в душе.
Но у хорошего человека не бывает такого состояния обличения и беспокойства, и он живет в мире и спокойствии, с благой надеждой будущего вечного по Богу восстановления.
Теперь мы в киновии, где все происходит в определенном порядке, по определенному закону, установлению, дисциплине, наставлению и послушанию. Если послушник плохо исполняет порядок, наставления, заповеди – как Бога, так и старца,– то он внутренне обличается.
Отцы с такой точностью хранили послушание, что даже спрашивали: «Хорошо ли я делаю, выпивая десять глотков воды?». Что они хотят этим сказать? Они желают нас научить тому, с какой точностью мы должны слушаться поучений и наказов старца.
И снова нам говорят отцы, что мы становимся посмешищем перед Богом, Ангелами, людьми и демонами, если, отрекшись родителей, мира и свободы, спорим из-за иглы, нитки или другой какой-либо ничтожной вещи.
Мы пообещали Богу самоотречение. Что такое самоотречение? Самоотречение – это отречение от страстей и всех своих хотений. Но когда мы творим свою волю и без благословения создаем себе комфорт и удобства, разве исполняем мы тогда послушание?
Если и за одно многословие мы ответим перед Богом, то за свою волю неужели не дадим Ему ответ?
Став монахами, мы пообещали самоотречение и послушание до смерти. Но как мы оправдаемся, когда станем пред смиренным Иисусом, крайне послушливым, и Он покажет нам язвы от гвоздей и Распятие? Когда Он скажет нам: «Вот Я насколько был послушлив Небесному Отцу и отсек Свою волю, что не пожелание иглы, не пожелание нитки отсек, не нежелание выполнить маленькое приказание отсек, а отсек Свою волю даже до смерти, смерти же крестной»?
Мы, если нас обличат, что мы, к примеру, творим свою волю, внезапно приходим в смущение и внутри нас начинается война. Когда что-то препятствует исполнению нашей воли, внутри нас происходит «вселенский» переворот.
Мы видим Христа, когда Он получает повеление и говорит: «Если возможно, да минует Меня час сей, да пройдет мимо Меня чаша сия, да совершится по-другому спасение человека». Ответ же Отца: «Нет. Шествуй через Крест и Голгофу».– «Да будет воля Твоя»[10].
Поэтому будем внимать своей совести и не будем ничего делать без ведома старца. Ибо сейчас мы успокаиваем себя, творя свою волю; теперь мы наслаждаемся этим; ныне мы исполняем то, чего желает наше сердце. Но придет час, наступит момент, когда мы окажемся в затруднительной ситуации, и тогда вспомним свою предшествующую жизнь и будем просить времени для покаяния и исправления, но будет уже слишком поздно! Исправимся теперь, когда мы можем исправиться. Не будем ничего делать без благословения.
Одна монахиня, повествует Патерик, пришла в сад и без благословения взяла и съела лист салата, и вошел в нее демон. Тогда она начала бесноваться. Позвали игумена, чтобы он исцелил ее. Старец запретил демону и сказал ему: «Почему ты вошел в сестру?».– «Я не виноват,– говорит демон,– я был на салате, и она меня съела!».
В эту монахиню демон вошел ипостасно[11], в то время как в нас, когда мы творим те же самые дела и похотения, он входит по-другому, через вину. И последнее гораздо хуже, ибо тот демон был выявлен и поддался заступлению старца, и монахиня была исцелена. Но когда мы что-то преступаем, тогда демон остается, и это хуже.
Отцы говорят: «Невелико дело, если демон выйдет из человека. Велико, если мы сможем изгнать демона страсти». Святой может изгнать демона, но для того, чтобы искоренить страсть, требуется личный подвиг.
Поэтому не будем трудиться напрасно, заблуждаться и терять время, полагая, что мы шествуем монашеской стезей и находимся в послушании, и, будучи преступниками, самодовольно успокаивать себя. Возможно, нас обольщает помысл, а точнее, возношение[12], и мы полагаем, что это ничего не значит, нет ничего страшного и в другом; эх, невелико дело, если я сделаю и вот то. Но в действительности – это преступление Божественного закона. Не будем забывать, что мы его пытаемся модернизировать, но закон Божий неизменен и непоколебим, и однажды он будет приведен в исполнение, тогда, когда мы предстанем на Суд!
Слово третье
Смирением святые отцы достигли великой меры благодати. Но, может быть, послушник не может достигнуть, добиться такого успеха? Конечно, может. Когда он будет хранить молчание, свои духовные подвиги, беспопечительность; когда он обращен на своего внутреннего человека и регулярно что-то вкладывает в свою внутреннюю сокровищницу, он преуспеет несомненно.
И мы были послушниками Старца. У нас были послушания, дневные труды и тому подобное. Имея проводником опытного в этом божественном шествии Старца, соблюдая наш устав, некоторые отцы[13] смогли и познали такие вещи, которые отцы-исихасты нам оставили как некую священную сокровищницу.
Будем избегать разговоров о бесполезных вещах. В правиле своем[14] да будем постоянны; в своем посещении храма также будем постоянны. Будем находиться в церкви и слушать службу, Литургию, вечерню. На трапезе да будем все вместе. Во всем будем иметь порядок. Где порядок, там и мир. Где мир, там и Бог. Где беспорядок, там и смущение. А где смущение, там и диавол. Вся благообразно и по чину да бывают,– говорит божественный Павел (1 Кор. 14, 40).
Как послушники, будем исполнять свое послушание. Не будем творить своей воли. Своя воля изгнала первозданных людей из Рая. Покорность воли Христа Своему Отцу снова ввела их в Рай, и так восторжествовало послушание.
Преслушал денница Бога, гордо возмечтал о себе, и Бог отдалил его от Себя, и он стал диаволом, который теперь воюет с нами. Остальные ангельские чины остались верны послушанию Богу и пребывают во славе Божией. Ангелы, будучи в тот момент изменчивыми по природе, по благодати приобрели постоянство, ибо с падением денницы и человека они узнали такие вещи, что теперь пребывают неизменными в послушании Богу.
Как испорчена воля человека, ибо скрывает в себе эгоизм, гордость, себялюбие и многое другое! Поэтому послушник, освободившийся от своей воли, освобождается и от страстей.
Христос был послушлив до крестной смерти, то есть до полного умерщвления Своей воли.
Если бы Христос как Человек не сотворил бы послушания, не отсек бы Свою волю, то человек бы не спасся! Точно так, как не спасается и тот человек, который держится за свою волю и делает то, что хочет сам.
Что значит отречение своей воли? Это значит, что я отбрасываю, отвергаю свою волю, отрекаюсь от нее. Я уже не имею с ней никаких отношений.
Только тогда послушник освобождается от страстей, когда достигает состояния отречения от своей воли вышесказанным образом. Насколько он оставляет свою волю, настолько он познает облегчение от брани страстей.
Если послушник на практике познает значение слов «благословите» и «буди благословенно», то он увенчается неувядаемым венцом в небесном мире.
Там, где послушник приложил свою волю, он приложил яд, и, принимая яд, он отравляет сам себя.
И даже если бы было ему дано ошибочное приказание, за послушание, которое он выполняет, Бог его благословит...
Один послушник без всякого любопытства совершал послушание, которое давал ему старец, и по послушанию ходил и крал вещи из келий братии и потом приносил их старцу! Тот брал их и отдавал обратно, и никогда послушника не искушал помысл: «Да что же это такое делает со мною старец? Он побуждает и учит меня воровать? Чтобы впоследствии воровство вошло в мою привычку?». Он подумал и сказал: «Я совершаю послушание; что это такое, что я делаю теперь, я не знаю. Я знаю только одно, что я выполняю послушание».
Некто пришел и стал послушником у одного старца, у которого уже было свое монашеское братство. Старец ему говорит: «Раз ты хочешь жить в нашей общине, я даю тебе заповедь не произносить ни одного слова. Стань немым ради Христа!». Тот ответил: «Буди благословенно».
Когда он пробыл некоторое время в этом братстве, старец увидел, что его община не приносит этому послушнику пользы и лучше ему не жить в ней. Он говорит ему однажды: «Я пошлю тебя к другому старцу в другой монастырь». И, дав ему записку, снова говорит ему: «Ступай в тот-то монастырь, отдай это игумену и оставайся там».
Берет игумен письмо – это было рекомендательное письмо, в котором было написано: «Я прошу Вас, отче, принять этого брата. Он хороший монах» и тому подобное. Он принимает его.
Через некоторое время монах этот умер, но не нарушил своего молчания. После его смерти второй старец, игумен, пишет первому: «Хоть и безгласного брата послал ты мне, но он был настоящим Ангелом!».
Тогда первый отвечает второму: «От природы он не был таковым, но, храня заповедь, пребыл безгласным!». И удивился второй старец силе этого брата, что так безупречно сохранил он заповедь своего первого старца.
Я хочу сказать, что совершенное оставление своей воли есть святость.
Часто я думаю и говорю: как будет почтен совершенный послушник Христом – первым Послушником! И как возможно, чтобы совершенных послушников Христос не взял с Собою в Свое братство, где они будут вечно лицезреть Его лик, как пишет в Апокалипсисе святой евангелист Иоанн Богослов[15]!
Мы, сегодняшние монахи, судорожно держимся и цепляемся за свою волю, поэтому и не можем продвинуться далее вверх. Мы не говорим «благослови» и «буди благословенно», а говорим: «Не это, а то» и тому подобное и бросаем яд в самих себя, в свою жизнь. Поэтому мы и не имеем преуспеяния хороших монахов.
В книгах отцов мы читаем о некоторых святых послушниках.
Представь себе, игумен поместил в келию послушника вола, который столько лет рвал ему нити и ломал ткацкий станок! И там, внутри, конечно, сколько он делал и всякого иного! Спокойствия от него не было совсем! Но, несмотря на все это, никогда у брата не было помысла, как он говорил авве Пафнутию: «Никогда, авва, у меня не было плохого помысла о моем старце, почему он поместил в мою келию вола. Но раз он поместил его сюда, значит, он знает что делает, и кончено дело».
Сам он не имел своего помысла. Помысл старца и был его собственным помыслом.
Поэтому мы говорим: «Если у нас нет духовного послушания, то мы совершенно ничего не достигли. Когда мы не желаем того, чего желает старец, мы, по сути, уже не послушники и не имеем духовного послушания. Пусть мы и совершаем послушание на деле, но мы тогда становимся, словно люди, у которых есть тело, но нет души. Ведь логически совершенно неприемлемо, чтобы существовал человек, у которого нет души.
Точно так же, согласно духовной логике, неприемлемо считать послушником того, кто имеет послушание только на деле. Прежде всего он должен иметь душу, иметь духовное послушание и говорить: «Во что верит, что думает, помышляет, полагает и решает старец, так же в точности думаю, считаю, решаю и я».
Святой Симеон Новый Богослов получил благословение свыше только за послушание. Это очень сильный и яркий пример.
Святой Паисий имел послушника, которому однажды сказал: «Чадо мое, иди выпей воды вон из той лохани». Послушник сказал в своем помысле: «Вместо того чтобы сказать мне пойти попить из кувшина или из источника, когда я пришел с послушания усталый и потный, старец говорит мне пить эти помои из лохани!». Он доверился своему помыслу и так много упустил!
Потом он подумал: «Неужели не идти мне пить?»– но совсем не нашел воды. Тогда говорит ему авва Паисий: «Несчастный, знаешь ли ты, что это были за "помои"? Это была вода после умовения ног Христа!».
С тех пор к нему пришел дух скорби, и авва Паисий старался его утешить, но где там! Он дошел до того, что уже совсем не имел мира. Тогда святой, раз брат не мог успокоиться и жить вместе с ним, как-то говорит ему: «Иди в такое-то место. Там три гроба. В одном из них (который ему кто-то показал) сотвори молитву и слушай, что тебе будет сказано...». Так и произошло. Он слышит голос, говорящий ему: «Иди обратно к своему старцу и твори послушание».
Но он уже потерпел внутреннее крушение. Дом его души покрылся такими трещинами, что он уже не в силах был их закрыть. Поэтому до конца своей жизни он был в послушании у аввы Паисия, сотрясаемый и бросаемый, словно бурей.
Симеон же Новый Богослов, одержавший победу над своей волей, приял свыше богословие за свое совершенное послушание. А второй, творя свою волю, остался вне послушания и благодати.
Это, конечно, немногие примеры, ибо если бы было записано все, что сотворили те отцы – изумительные послушники, то могли бы быть написаны целые тома книг.
Эти примеры, словно зеркала, в которых мы можем увидеть самих себя и свой облик...
Бог да поможет каждому из нас прийти в себя, увидеть самого себя, насколько мы отреклись от своей воли. Будем подвизаться, чтобы очиститься от этого яда и суметь прожить по Богу, так, как Бог хочет и как того требует от нас монашеское житие[16].
[1] Катунаки – хижины (греч.) – название одного из афонских скитов.
[2] Стасидия – удобная деревянная форма, в которой можно стоять, оперевшись на подлокотники, либо сидеть во время долгих уставных служб.
[3] Ср.: Повинуйтесь наставникам вашим и будьте покорны, ибо они неусыпно пекутся о душах ваших (Евр. 13, 17).
[4] Било – деревянный или железный брус, ударами в который монахи созываются на молитву.
[5] Карея – административный центр Афона, место нахождения Протата, органа местного афонского монашеского самоуправления.
[6] В этих беседах чувствуется разговорный стиль. Монастырь преподобного Филофея Афонского, где старец Ефрем долгое время был настоятелем, географически действительно находится гораздо ниже скита святого Василия, что и дает ему право говорить «там, наверху».
[7] То есть дал обет послушания старцу.
[8] Ср.: Быт. 3, 10.
[9] Очень интересный комментарий на 3 гл. Бытия.
[10] Ср.: Лк. 22, 42.
[11] Υποστατικφωθ– ипостасно, личностно.
[12] Οίησιθ. В словоупотреблении преподобного Иоанна Лествичника это именно возношение.
[13] Под «некоторыми отцами», несомненно, можно подразумевать и самого отца Ефрема. Его удивительные главы «О молитве» являются прекрасным тому подтверждением.
[14] Монашеское правило на Афоне выполняется сразу после сна – обычно за час до начала полунощницы. Состоит же оно традиционно из Иисусовой молитвы, выполняемой по четкам в ночном мраке келии. Для совершения правила на Афоне используют четки, состоящие из трехсот узелков. Правило включает в себя девятьсот молитв Иисусовых (как мы сказали, в Греции используют пятисловную молитву Господи, Иисусе Христе, помилуй мя) – три четки, и триста молитв Божией Матери (Пресвятая Богородице, спаси нас) – одна четка.
[15] См.: И узрят лице Его, и имя Его будет на челах их (Откр. 22, 4).
[16] Τό επάγγελμα τό μοναχικό
Публикации
