Великим постом в монашеских обителях совершается особое торжество – постриги сестер и братий. И это можно назвать торжеством всей Церкви, славой Церкви. Настоятельница обители игумения Домника поздравила новопостриженных сестер и сказала им и всем сестрам несколько слов о высоте монашеской жизни.
***
Дорогие сестры, я поздравляю вас с тем, что еще несколько наших сестер вступили в монашество. Всякий раз, когда человек вступает в ангельский чин, – это великое торжество для Церкви земной и небесной! Это слава Церкви! Задумаемся: каждому христианину Господь дает какой-либо особый дар, чтобы этим даром человек прославлял Бога. Одному Он дает дар слова, чтобы тот мог говорить другим о Христе, о силе и красоте веры. Другому дает милостивое сердце, чтобы он, помогая другим, таким образом проповедовал любовь Божию. Третьего Господь наделяет художественным даром, чтобы он писал образы Христа или возводил для Него храмы. Но есть у Господа еще один несравненный дар. Этот дар – чистая, девственная, целомудренная жизнь. Эта жизнь и является величайшей славой Церкви, ее украшением. И одна самая простая монахиня прославляет Христа не меньше, чем самый одаренный проповедник, самый талантливый художник, самый щедрый благотворитель! Она прославляет Его не какими-либо внешними делами. Она прославляет Его уже одним тем, что она монахиня, она избрала девственную жизнь.
Каждая монахиня – это живое и неложное свидетельство о том, что Христос истинно существует. Потому что если бы не было Христа, то кто и зачем стал бы вести девственную жизнь? Сам человек не способен даже помыслить о такой жизни! Именно Христос избирает человека для девства, Сам наставляет его на эту жизнь и дает силы для нее. Как говорит преподобный Иоанн Дамаскин:
«Сам Христос – слава девства. И хотя Своим законом Он и не предписал нам девства, но самым делом, то есть Своим примером, Своей жизнью, наставил нас и дал нам силу для девственной жизни. И потому девство теперь живет между людьми».
И этот дар – дар девства – превосходит все земные дарования, потому что он вообще не принадлежит земле. По словам святых отцов, монахиня – это украшение неба. Так, например, говорит святитель Григорий Богослов:
«Супружество послужило украшением земли, а девство – украшением Божиего Неба».
А святитель Афанасий Великий называет девство путем ангельским, чистым и надмирным. И он говорит, что тот, кто вступил на этот ангельский путь, обязательно получит чудные и щедрые дары, если будет подвизаться.
Велика любовь и милость Господа! Он поставил нас на этот чистый и надмирный путь, Он непрестанно вдохновляет и утешает нас на этом пути. И этого мало. По учению Церкви, каждому монаху и монахине Господь даром подает чистоту! Это совершается в чине пострига. Вот как описывает это старец Эмилиан:
«Постригаемый получает особую силу чистоты, без которой невоз-можно жить в Боге. То есть он получает силу жить так, как будто никогда не совершал ниче¬го дурного. Конечно, он сознает и чувствует греховность сво¬ей природы, но при этом он ощущает Бога и наслаждается благами духовной жизни. У него нет греховных воспоминаний, он не чувствует желания возвращаться к старому, над ним не властвуют прежние немощи и привычки. Они чужды его обнов-ленной жизни. И таким че¬ловеком Бог может управлять», то есть Бог может действовать в нем, в его жизни.
В самом деле, каждую монахиню Христос в таинстве пострига делает чистой, непорочной. Откуда в нас безразличие к миру, к нашей прошлой жизни? Кто дал нам силу любить Христа, любить молитву, духовное чтение, наших ближних во Христе? Все это подал нам Сам Христос. И наше дело – только хранить эту внутреннюю чистоту, как мы хранили бы очень дорогой, хрупкий и благоуханный цветок, например, редкую орхидею.
А что значит хранить внутреннюю чистоту? Это значит хранить верность Христу. Вся монашеская жизнь – это таинство брака со Христом, каждодневное свидание с Женихом Небесным. Ради этой каждодневной таинственной встречи все мы удалились из мира, можно сказать, ушли в пустыню. Как пишет святитель Николай Сербский:
«Великая любовь к Богу не выносит мира, чуждается общества, ищет уединения. Такая любовь подвигла тысячи душ уклониться с широкого пути мира и уйти в пустыни, чтобы быть наедине с любимым Господом. Чтобы иметь втайне свидание с Создателем своим, Который весь – любовь, и по имени, и по существу. Чтобы удостоиться этого созерцания и встречи, монахи и монахини принимают и пост, и труд, и смирение, и бдение, и бедность, и послушание, и другие обеты, только чтобы удостоиться этого духовного свидания с Господом своим».
Монашеская жизнь – это истинно жизнь пустынная, независимо от того, где монастырь находится. Пустынная она потому, что мы не видим мира, ничто земное не привлекает наших взоров, мирская суета не касается нашего слуха, мы изгоняем все мирское из нашей жизни и из нашего сердца.
И когда мы вступаем в монашество, то все мы чувствуем великую красоту этой жизни, наше сердце горит ревностью к ней. Нас уже не волнуют те вещи, которые волнуют людей в миру: например, чтобы у нас все было не хуже, чем у других, чтобы нас уважали, не нарушали наших прав. Впереди мы видим Царство Небесное, а не какую-либо земную цель. Мы видим Христа, радуемся жизни евангельской, не устаем благодарить Бога за то, что Он удостоил нас стать монахами. И как же нам сохранить эту горячую ревность? Как сделать так, чтобы повседневность не отняла у нас живого восприятия духовной жизни? Чтобы всегда, с первого до последнего дня нашей монашеской жизни пребывать в неком горении духа, в покаянии по Богу и радости по Богу?
Одно из главных условий для этого – сохранять ощущение, что мы поистине отреклись от мира, вышли из него, совершенно умерли для него, не принадлежим ему больше ни одной частичкой нашего сердца, ума, памяти. Это и значит вести жизнь пустынническую, удаленную от мирских тревог и забот. У владыки Николая Месогейского в одной его беседе есть такой хороший образ. Он говорит, что монах должен закрыть четыре двери: две для выхода и две для входа. Когда эти двери у нас закрыты, тогда мы и находимся в пустыне, в сокровенном уединении с Господом. Что же это за двери?
Две двери, как мы уже сказали, должны быть закрыты для выхода, то есть через них мы не выходим наружу. И первая из этих дверей – это дверь нашей кельи.
Мы пришли в монастырь именно для того, чтобы пребывать в келье – то есть каждый день проводить какое-то время в уединении со Христом. Все остальные обстоятельства нашей жизни могут меняться – сегодня мы исполняем одно послушание, завтра другое, сегодня пишем икону, завтра мы в прачечной, послезавтра – в трапезной. Но одно остается неизменным и незыблемым – каждый день мы приходим в свою келью, чтобы побыть со Христом. Это суть, ядро монашеской жизни. Монашеская келья – это истинная, глубокая пустыня. Там царствует безмолвие, там во всей полноте мы совершаем отречение от мира, то есть отрекаемся от всех земных впечатлений, желаний. И там происходит наша встреча с Богом.
И мы призваны очень ценить наше пребывание в келье и не поддаваться тому искушению, о котором говорит в одной беседе владыка Афанасий Лимасольский:
«Духовного человека диавол не будет бороть напрямую, то есть не будет говорить тебе: “Знаешь, пойди-ка вступи в беззаконную связь, соверши грех”. Прямо он этого тебе не скажет. Ведь если он это скажет, значит, вступит с тобой в борьбу. Но он сначала приблизится, посмотрит: “Так, чем он тут занимается? А... он очень бдителен, следит за собой, постится, подвизается...”. Враг в первую очередь найдет способ, как отклонить тебя от того, что ты делаешь. Он отыщет для тебя множество хлопот, чем-то тебя займет, лишь бы ты перестал молиться и устремился к другим вещам. Он создаст для тебя такие условия, чтобы ты оставил свое правило и духовную жизнь, а как только ты обессилишь, схватит тебя и заставит делать то, что хочет он. Враг сломает тебя, как соломинку».
Будем помнить, что наше пребывание в келье наедине с Богом – это стержень нашей духовной жизни и наше главное приношение монастырю и всей Церкви. Как говорит преподобный Порфирий Афонский:
«Живущий в пещере, может быть, и не сажает деревья и сады, не пишет книги, не делает еще чего-то, что помогло бы жизни и успеху, но он там творит и развивается. Своей теплой и чистой жизнью, а главным образом своей молитвой он помогает Церкви. Я вам скажу нечто, что покажется вам преувеличением. Но, чада мои, я хочу, чтобы вы мне поверили.
Предположим, что у нас есть семь богословов-священнопроповедников, которые проводят святую жизнь. Их красноречие непревзойденно. У каждого — свой приход, в котором по десять тысяч прихожан. Каждый день их слово слышат семьдесят тысяч человек. Слушая их, тысячи людей умиляются, каются, обращаются ко Христу, спасаются целыми семьями.
Но один монах, которого никто не видит, который сидит в какой-нибудь пещере, своей смиренной молитвой оказывает гораздо большее влияние. Один по сравнению с семерыми имеет бόльшие плоды. Вот так я считаю и уверен в этом. Вот каково значение молитвы монаха».
Именно в келье, в уединенной молитве мы напитываемся подлинным монашеским духом, то есть умираем для мира и оживаем для Христа.
И пусть нас не беспокоит то, что мы, может быть, долго не чувствуем преуспеяния от своего пребывания в келье. Израильский народ сорок лет ходил по пустыне, прежде чем достиг земли обетованной. Для чего нужно было это долгое, трудное странствие? Для того чтобы в израильском народе исчезла всякая память о Египте, чтобы переменилось само мышление этого народа, чтобы он смирился вконец и впредь верил только Богу. Так и нам нужно долгое, терпеливое пребывание в пустыне, нашей келье, пребывание, по видимости, без особых духовных плодов – пока окончательно не умрет наше «я», пока полностью не изгладится из нашей памяти все мирское. В этой борьбе может пройти и десять, и двадцать или даже тридцать-сорок лет. Но как говорит старец Эмилиан, «только представьте: двадцать лет борьбы вместе со Христом, неотступное пребывание со Христом!» Пребывание в келье, даже когда мы еще не имеем особого преуспеяния, все равно полно утешения. Это в любом случае пребывание со Христом, Который нас невидимо поддерживает, духовно питает и утешает.
Уединенная молитва – это главный из монашеских, пустынных подвигов. Но и вся жизнь в монастыре должна быть пропитана духом пустыни. Если мы только в келье пребываем в безмолвии, а выходя из нее, начинаем жить рассеянно, по-мирски, то наше пребывание в келье обесценивается. Получается, что в келье мы возжигаем огонь ревности, а выйдя из кельи, тут же его погашаем. И потому, кроме двери своей кельи, нам нужно закрыть еще три двери.
Вторая из этих дверей – это дверь наших уст. Когда эта дверь закрыта, тогда и находясь на послушании, и в храме, и в любом другом месте, мы находимся в пустыне, в уединении с Богом.
Конечно, это не значит, что мы должны стать нелюдимыми. Например, сестра говорит нам что-то от любви к нам, от желания нас приветить. Конечно, мы не будем в ответ упорно молчать. Это было бы неестественно. Мы ответим ей так же приветливо и с любовью. Подвиг истинного монашеского молчания состоит в другом. Закрыть свои уста – означает, что мы не проявляем любопытства, не стремимся узнать все про всех, обсудить все, что делается в монастыре и в мире. Старец Эмилиан говорит об этом:
«Не может быть монахом тот, кто получает удовольствие от шума, разговоров, кто с легкостью задает вопросы и отвечает на них. Если я задаю много вопросов, это означает, что внутри меня протекает интенсивная душевная, а не духовная жизнь, внутри меня живет напряженная заинтересованность миром и всем, что меня окружает. Но заинтересованность, любопытство – это узы. Это означает, что для меня не существует ни Бога, ни пустыни. Монах не может и отвечать на все вопросы подряд. Потому что ответ означает, что он участвует в человеческой жизни и ее ритме, наполняется человеческими понятиями, интересами и ценностями. Он делает все, что угодно, но только не пребывает в пустыне с Богом».
Наоборот, наше молчание, нелюбопытность означают, что мы истинно удалились в пустыню. Мы умерли для мира и живем только для Христа. Мы отрекаемся от мелкого, пустого знания о мире, чтобы обрести подлинное знание. Единственное истинное знание – это Христос. И мы удаляемся в пустыню молчания для того, чтобы все свое любопытство и любознательность устремить ко Христу. Как делал это один монах, о котором рассказывает преподобный Варсонофий Оптинский:
«Жил у нас на кухне монах, отец Феодул, совсем простой, может быть, даже неграмотный. Никто о нем ничего не знал. Даже отец Архимандрит не знал, чего он достиг душой. Ну, а мне как духовному отцу известно все. Он постоянно молчал и проходил Иисусову молитву. Все видели, что четки постоянно при нем и всегда в движении, но никто не предполагал, что делается у него внутри. Редко мне приходилось с ним беседовать, но когда это случалось, то это доставляло мне великое утешение».
Благодаря молчанию этот монах был настоящим пустынником, истинно умершим для мира. И потому его душа была наполнена духовной жизнью и цвела, как райский сад.
Но, конечно, подвиг молчания состоит не только в том, чтобы не открывать своих уст для любопытных расспросов. Монах призван навсегда закрыть свои уста и для того, чтобы не высказывать свою волю, свои требования. Хочу рассказать вам такой случай.
В одном монастыре был брат, который подвизался в молчании. Однажды другие отцы решили испытать его. Они собрались плыть вместе на лодке в соседнее селение, и когда все спустились на причал, то сказали этому брату: «Лодка мала, места на всех не хватит. Ты самый молодой, возьми свою котомку и иди пешком». Услышав это, прежде молчаливый брат сразу открыл свои уста и начал возмущенно спорить. Тогда отцы сказали: «В его бочке очень горькое вино» (то есть его молчание не по Богу). Брат понял обличение и положил земной поклон. С этого времени он стал понуждать себя к тому, чтобы освободиться от всякого самолюбия, поняв, что подвиг терпения обид и несправедливости выше даже молчания.
Стать монахом – это значит не только разорвать все внешние связи, например связи с миром, родственниками, друзьями, мирскими привычками. Стать монахом – это значит разорвать и все внутренние узы. По словам старца Эмилиана, «внутренними узами может быть, например, моя несвобода, поскольку во Христе человек совершенно свободен. Другими узами может быть мое мнение. Все что угодно может оказаться для меня узами, которые нужно окончательно разорвать. Если они не разорваны, тогда сомнительно, подлинно ли я шествую за Христом».
Ревность по Богу горит только в том сердце, которое отрекается от всего мирского, в том числе от самолюбия, гордости, доверия своему мнению. Обычно во время пострига мы чувствуем особое смирение. Мы с большой ревностью желаем всех слушаться, перед всеми отсекать свою волю, свое самолюбие. И я желаю, чтобы эту горящую, живую ревность мы сохраняли всегда!
Итак, вот первые две двери, закрыв которые, мы оказываемся в пустыне, в уединении со Христом: дверь нашей кельи и дверь наших уст. Через эти двери мы не выходим из своей пустыни. Но это только половина дела.
Еще две двери мы призваны закрыть для входа – то есть для того чтобы к нам, в нашу пустыню никто не входил. Что это за двери?
Одна из них – это дверь помыслов. Если мы закрываемся в келье и затворяем уста, но при этом наш ум открыт для помыслов, то мы не в пустыне. Мы, можно сказать, среди мира, в толпе, и у нас нет подлинного уединения со Христом. Как говорит старец Эмилиан:
«Монах не может иметь внутри себя разговоры, тόлпы мыслей и помыслов, воображение, которое снует туда и сюда, фантазирует, грезит о чем-то великом, творит целые миры. В противном случае монах еще не достиг той высоты, к которой его призывает Бог, он живет в мире тления, по законам суеты, в мире, который создал грех».
С помыслами в наш ум входит яд мира сего, и наша душа заболевает: она становится расслабленной, нерадивой. При этом, если мы приглядимся, о чём мы обычно думаем, то увидим, что большая часть наших помыслов – это всего лишь фантазия, действие воображения. Наш ум наполнен грезами. То мы представляем себе предстоящий день, события, которые еще не произошли, или наоборот вспоминаем что-то, чего давно уже нет. То мы начинаем мысленно с кем-то спорить или оправдываться: «А я ей скажу то-то, а она мне ответит так-то. А если она ответит иначе, тогда я скажу вот что». Иногда воображение действует более тонко: мы фантазируем о том, что думает другой человек, какие он имеет чувства. «Она не улыбнулась на мои слова, значит, она меня не уважает». Или мы представляем себе, что мы сами будем думать и чувствовать завтра или послезавтра. Например, мы из-за чего-то огорчились и думаем, что будем огорчаться еще несколько дней, и от этого еще больше огорчаемся. И эти пустые помыслы и всю нашу жизнь делают какой-то пустой и скучной. И только когда мы закрываем для них двери ума, тогда начинается для нас подлинная, реальная жизнь.
Монах призван не только внешне удалиться в пустыню, он призван и ум свой сделать пустыней. По сути, без общения со Христом наш ум и так подобен безводной и дикой пустыне. Обычно эта пустыня наполнена миражами – помыслами, и нам кажется, что она полна жизни. Но это ложное чувство. Только когда мы перестаем обращать внимание на эти миражи и зовем Христа, тогда истинно наша пустыня расцветает и наполняется жизнью. Христос – не мираж, Он живой и истинный. И в общении с Ним наша душа живет своей подлинной жизнью.
Одного старца его духовные чада как-то спросили: «Отче, расскажи нам о твоей прошлой жизни. Как ты жил до того, как принял на себя благое иго монашества?» И старец ответил:
«Чада мои, у меня нет прошлого. У монаха нет ничего собственного. Прошлая жизнь — если она была хороша — Бог это ведает; если дурна — Бог простил меня, призвав ко спасению. Нет у меня и моего настоящего: спасаюсь ли или нет, живу ли угодно Богу или нет? — не ведаю; это ведает только Бог. Слышал я, вы меня называете “блаженным старцем”. Братья, только тогда я блажен, когда пребываю в молитве, потому что тогда моя душа соединяется со всесвятым и блаженнейшим Богом; а иначе — я грешный и убогий. Нет у меня ни моего будущего, потому что и оно всецело в руках Божиих. Единственное, что есть у меня, это мой Спаситель, мой Бог, мое Радование, а другого ничего у меня в жизни нет. Бог, ангелы и душа — единственная реальность во веки веков».
Подобным образом и мы можем сказать себе: «Нет у меня ни прошлого, ни настоящего, ни будущего – не о чем мне размышлять. У меня есть только Христос – единственная подлинная реальность». Так мы закрываем двери для пустых, бесполезных и обманчивых помыслов. И тогдадверем затворенным в нашу душу входит живой и неложный Христос.
Наконец, есть еще одна дверь, которую монах призван всегда держать закрытой. Это дверь чувств. Конечно, мы закрываем дверь не для всех вообще чувств. Как говорит в своей беседе владыка Николай, «мы не должны позволять входить внутрь недостойнымчувствам: досаде, горечи и малодушию. “Вы плохо ко мне относитесь”; “Я сижу одинокая, бедная и брошенная: вы про меня забыли”; “Я делаю для вас все, а вы даже забыли поздравить меня с Днем ангела”. Все это собирает в нашу душу болезненные ощущения и вместе с болезненными помыслами укореняется в душе и не дает нам меняться. Каким же мудрым будет поступок – просто закрыть перед всем этим дверь!»
Мы закрываем дверь перед всякой обидой, огорчением и любым эгоистическим чувством, потому что подобные чувства недостойны человека, живущего во Христе. Они заставляют человека вращаться вокруг самого себя. Они обедняют душу, делают ее убогой.
Но как мы можем закрыть двери сердца для этих чувств? Если в нашей душе будет самое главное и самое сильное чувство – любовь к Богу и ближнему, – то оно будет изгонять мелкие эгоистические чувства. Владыка Афанасий Лимасольский говорит:
«Опытом доказано, что человек, который имеет личные отношения с Богом, не чувствует в себе пустоты. Благодать Божия имеет удивительное свойство: независимо от того, великий ли святой подвизается, чтобы встретить Бога, или обычный человек, каждый получает знание и опыт благодати, вкушает ее, переживая Божественное присутствие. Независимо от того, много благодати в человеке или мало, у него не появляется чувства, будто в его душе пустота. Человек, который живет с Богом, чувствует полноту, абсолютную полноту. Потому он не испытывает тяги к чему-то другому».
Любовь к Богу и ближнему – это настолько сильное и глубокое чувство, что оно в совершенстве удовлетворяет человека. Больше его сердцу не нужно ничего. А возрастает любовь к Богу и ближнему от непрестанной молитвы и жертвы.
Итак, вот четыре двери, которые мы затворяем: дверь нашей кельи, дверь наших уст, дверь помыслов и дверь чувств. Мы отбрасываем все ненужное: ненужные впечатления, ненужные разговоры, ненужные, ветхие помыслы и чувства. И взамен мы обретаем все, что истинно ценно, что может наполнить наше сердце подлинной жизнью.
И я искренне желаю нашим новопостриженным сестрам, чтобы они сохраняли в своем сердце ту любовь и тот мир, который они почувствовали, пребывая в эти несколько святых дней в храме. И чтобы они, закрывая те двери, о которых мы сегодня говорили, тем самым открыли бы себе дверь в Небеса. И конечно, всем нам я тоже желаю, чтобы мы в нашей благословенной пустыне очистили и освободили свое сердце и украсились любовью ко Христу, как говорит святитель Николай Сербский:
«На тесном монашеском пути душа удостаивается встречи со Христом, когда освободится, очистится и украсится. От чего должна освободиться душа пустынника? От всех земных уз и пристрастий. От чего должна очиститься? От всякой так называемой любви телесной и земной, от любви к плоти, к родным и друзьям, к своей деревне или городу, к одежде, еде, вещам. Чем должна украситься душа? Одной только любовью ко Христу, которая вмещает в себя все украшения, весь жемчуг веры, все изумруды надежды, все самоцветы добродетелей».
Публикации
