23 октября 1937 года – день расстрела выдающегося иерарха Русской Православной Церкви настоятеля Данилова монастыря архиепископа Феодора (Поздеевского). Молитвенно поминая владыку, публикуем обзор одной из его статей, в которой он поднимает важную для Церкви тему роли духовенства в жизни России и причинах нестроений в духовном образовании.
Владыка большую часть своей жизни посвятил педагогической деятельности в духовных школах. Он был ректором сначала Тамбовской (1904 – 1906), затем Московской (1906 – 1909) семинарий и Московской духовной академии (1909 – 1917). Владыка обладал прекрасными данными журналиста и публициста. В Тамбове он, кроме ректорских обязанностей, возглавлял неофициальную часть «Тамбовских епархиальных ведомостей», в которых публиковались и его статьи, посвященные самым насущным вопросам и жизни Церкви, и положения в стране.
Революция 1905 года сотрясала Россию. Забастовки, стачки, крестьянские бунты, теракты, убийства. Наиболее была воодушевлена «освободительными» идеями мало что понимающая в жизни, но при этом необыкновенно «свободолюбивая» молодежь. Студенческие волнения прокатились по всей стране. К сожалению, не остались в стороне и учащиеся духовных школ, во многих из них были созданы подпольные революционные комитеты, руководившие различными акциями неповиновения. Они поддерживали митинги светских учебных заведений, устраивали взрывы в зданиях семинарий и училищ и даже убийства ректоров и преподавателей. Все это лишний раз продемонстрировало, насколько тяжелым было положение в духовных школах. Тема реформирования духовных учебных заведений была как никогда злободневна. Многие архиереи уделяли ей серьезное внимание, в том числе и в то время ректор Тамбовской семинарии архимандрит Феодор (Поздеевский). Им было написано несколько статей-исследований по этому вопросу.
В своей, можно сказать, программной статье «Чего желать для нашей духовной школы?»[1] архимандрит Феодор не только изложил свои взгляды на проблемы духовной школы, но и предложил пути их преодоления. Прежде всего, он отметил, что «при охватившем теперь всех смятении умов от страшных и грозных в жизни страны явлений последнего времени, невольно взор общества обратился туда, откуда издавна Русь привыкла ожидать и получать утешение, вразумление, успокоение» – к Церкви. Но не слышно голоса Церкви – «в лице церковных учителей и молитвенников-пастырей словесного русского стада». И оказывается, что если оглянуться кругом, то мало можно найти «добрых-то пастырей, учительных и заботливых о своей пастве». Да и неоткуда им взяться при современной постановке духовного образования. «Оказывается, что школа сия не специально духовная, а лишь специально духовного сословия, почему школьники в ней подневольно изучают всякую духовную науку, нисколько не задаваясь пастырскими целями в изучении ее». Все настойчивее встает вопрос о необходимости «создать такую обстановку для дела, чтобы не случайно лишь и не по принуждению люди приходили к желанию принять священство, а с полным сознанием важности и святости дела».
Выпускники духовных школ предпочитают светскую службу, а если и остаются в духовном ведомстве, то все равно светскими чиновниками, и только «за неимением более выгодной дороги принимают священный сан, – и это нередко во всех отношениях более слабый элемент», – с горечью констатировал архимандрит Феодор.
И дело здесь не только в материальном положении. Коренная причина – в крайней сословности духовной школы, в которую учащиеся идут «в лучшем случае по привычке, а большей частью за неимением средств на светскую школу». И при этом все равно таким подневольным ученикам в духовной школе отдается предпочтение перед светскими. И получается, что свои, из духовного звания, на службу Церкви Божией не хотят идти, а светских, сознательно идущих в духовные школы, не пускают. «А в результате полная бедность в деятелях на духовной ниве».
Состав преподавателей в духовных школах – это в большинстве своем светские люди. «Известно, что медиков готовят медики, инженеров – инженеры, военных – военные и т. д., а у нас будущих пастырей церкви готовят люди совершенно не причастные к алтарю Господню, а по местам и приступающие к нему однажды в год для обязательного причастия Св. Таин», – недоумевает архимандрит Феодор.
Итак, в духовных школах преподают люди светские, «совершенно не озабоченные пастырским делом», духовные науки подаются формально, что не воодушевляет воспитанников к их серьезному изучению. Постепенно все это приводит к полному пренебрежению ко всему духовному, а так как ученики духовных школ пришли туда не по сознательному влечению или призванию к пастырству, а вынужденно, то скоро они начинают почти с отвращением относиться к учебе, как ко всему подневольному и мало осознанному. «Отсюда именно и вся фальшь дела в духовной школе», – подвел итог архимандрит Феодор. И предложил устроить «общеобразовательные школы средние для детей духовного ведомства, из которых ученики могли бы свободно, а не по принуждению или в силу необходимости, идти куда им хочется, поступать в дальнейшую школу какого угодно направления и специальности. А после этой уже средней школы создать новую, специальную духовную школу для подготовки к пастырству, желающим избрать себе этот род служения Церкви Христовой». Причем такая специально-духовная школа должна быть непременно вне всяких сословных преимуществ: «она должна быть доступна юношам всех сословий, которые заявят свое желание учиться в ней... И будет, что она составится из детей и духовных, и дворян, и крестьян, и мещан, и купцов и др. сословий, – словом, все юноши, которые окажутся возгревающими и желающими возгревать в себе дар Божий, соберутся в такую школу».
Предложил отец ректор и новый курс для новой духовной школы: «В основе должно стоять преподавание священного писания Ветхого и Нового Завета самое подробное и основательное; при осмысленном и умелом его изучении могло бы и не быть далее разных богословий»; христианская нравственность или аскетика; церковная история общая и русская с историей старообрядчества; пастырское богословие с практическим руководством для пастырей, к которому примыкает и литургика с гомилетикой.
Особое внимание архимандрит Феодор уделил практике проповедничества, предложил, чтобы «ученики упражнялись в проповеди слова Божия по приходским церквам и народным аудиториям». Литургика, по его мнению, должна особенное внимание уделить изучению богослужения, его устава. В связи с этим по-прежнему необходимо изучение древних языков, но оно должно сводиться к усердному чтению святых отцов и церковных песнопений; особенное внимание нужно уделить и церковному пению – его истории, теории и практике; должны быть оставлены в прежнем составе и науки философия и психология, но при этом психология должна получить более практический характер – педагогический. «При такой постановке дела восстановлены будут в своей силе и забытые теперь высокие сокровища духа; разумеем, кроме св. писания, церковные песнопения и молитвы, творения св. отцов, жития святых».
«Понятно, что для такого дела нужны соответствующие деятели, – продолжал архимандрит Феодор, – чтобы они и сами были исполнены пастырских идеалов и могли бы воспитать будущих пастырей. Прежде всего, необходимо, чтобы это были непременно люди в священном сане: уже один вид духовного воспитателя не будет такой фальшью в школе, как теперь при светских руководителях будущих пастырей». При этом педагог не просто должен проводить свои уроки, он должен «вместе с начальством руководить учениками, вникать в их настроение, отвечать на все их не только умственные, но и нравственные запросы».
Как на непременное условие для успехов новой духовной школы архимандрит Феодор указывает на расширение прав и полномочий ректора. Ректор несет полную ответственность за все, происходящее в семинарии, но при этом он управляет не единолично, а коллегиально с преподавателями, которые могут совершенно не участвовать в деле воспитания учеников. И помощников ректору из центрального управления могут присылать, далеко не единомышленных ему.
«Может случиться, – особо отметил в своей статье архимандрит Феодор, – что не только некоторые, а положительно все члены корпорации совершенно не сочувствуют церковным стремлениям ректора: такие случаи весьма нередки. Таким образом, под рукой же у ректора будут против его ближайшие сотрудники, а он отвечает за все дело. Освободиться от таких сотрудников весьма бывает трудно; очень часто бывает наоборот: не сочувствующая ректору партия, а иногда и один только человек, выживает самого ректора, да еще ошельмовавши его перед начальством. Это – факт, от которого едва ли может быть успех для дела».
С такой ситуацией владыка Феодор познакомился уже в Тамбове, но в большей степени он столкнется с ней в Московской духовной академии.
На вопрос «Не останется ли такая несословная духовная школа без учеников, или их будет очень мало?» – отец ректор отвечает:
«А теперь много ли остается из семинаристов на церковь Божию? Есть семинарии, которые иногда в год не оставят ни одного на церковь Божию: одни идут в академию, другие в университет и ветеринары, третьи в военные школы, остальные на светскую службу. А вообще, из всех кончающих едва ли и половина остается на церковное дело, а вернее сказать, что и много меньше того. В новой школе пусть будет мало учеников, но они все, несомненно, останутся на церковь Божию, ибо иначе им не было никакого смысла и проходить специальную школу, когда они могли устроиться в другие школы для жизни и карьеры».
Болит душа у архимандрита Феодора, что в современной России растет с возрастающей силой «так называемое старообрядчество, секты разных наименований, безрелигиозность, порочность, распутство… – а мы ничего им не можем противопоставить, кроме случайных по местам беззаветных тружеников церковного дела… Общего деятельного участия в этом всех служителей церкви мы не видим; даже проповедь или не раздается, или ведется по книжкам совершенно официально, почему и сами проповедники жалуются, что их не слушают, а бегут. Не убегут, а прибегут, если раздастся церковное от пастырского сердца помазанное слово; бегут те же слушатели к сектантам и партийным слововещателям, хотя они и не очень мудрящими бывают. Нужно только воодушевление да ревность, а не по обязанности исполнение своих дел, чем часто думают заменить настоящее соработничество Христу».
Будущий владыка Феодор всю свою жизнь боролся за эти «воодушевление и ревность», за «настоящее соработничество Христу». Это были, безусловно, присущие ему качества, и этого он ждал и требовал от окружающих и подчиненных. Причем он считал, что от состояния дел в Церкви полностью зависит состояние всей русской жизни:
«Церковное дело – самое святое и важное дело, освящающее и осмысливающее и все наше родное дело. Поэтому и забота на него должна быть обращена главным образом. Горе народу, когда он забудет моральное начало жизни: он погибнет, как погибали доселе таковые. А у нас разве не исторгается это моральное церковное начало, которое украшало нашу отчизну, прославившуюся своим высоким именем “Святой Руси”? Воистину горе, горе грядет на Русскую Землю, если она не опомнится, не воспрянет духом и во прахе и пепле, подобно древним ниневитянам, не принесет себя снова к престолу Всевышнего, предавшись в Его святую волю. Да будет же сие воскресением Святой Руси!»
Татьяна Викторовна Петрова,
Отдел Новейшей истории Русской Православной Церкви
ПСТГУ
[1] «Тамбовские Епархиальные Ведомости». 1905 г. № 19. С. 856–863; № 20. С. 908–915; № 21. С. 933– 940. Здесь и далее.
