Исторический текст Саровского устава включает в себя дисциплинарный и богослужебный аспекты. Для более полного и наглядного отображения они могут быть показаны в отдельной теме, представляющей собой непосредственные живые рассказы-свидетельства очевидцев-паломников об уставном бытовании монастырской братии. Эти свидетельства датируются временным интервалом, начиная с первой половины XIX в. и оканчивая нач. XX в.
Паломники, приходившие в обитель, видели жизнь монастырской братии, в основном, через призму церковного богослужения. Однако это не мешало им наблюдать некий «фон бытования» уставной жизни братии. Видимое проявление этой жизни выражалось во внешнем поведении иночествующих на молитве в храме, за трапезой и на послушаниях. Следует заметить, что до нынешнего времени сохранился весьма разрозненный и несистематизированный исторический материал об описании очевидцами ежедневного быта братии и церковного богослужения в храмах общежительной Саровской пустыни. Эти исторические свидетельства сохранились до наших дней. Ценные воспоминания паломников, в свою очередь, убедительно дополняют исторический факт бережного сохранения и исполнения уставо-богослужебных традиций в Саровской пустыни на всем протяжении ее существования.
1. Общее молитвенное правило. Свидетельства о богослужении
Первым из очевидцев богослужения в Саровской пустыни хотелось бы назвать замечательного православного писателя XIX в. А.Н. Муравьева[1]. В своих «Письмах о богослужении» он описывает «Вечернее правило и всенощную в Саровской пустыни» (1848 г.): «Вся братия собралась в теплой, пространной церкви Живоноснаго Источника[2] (...) Все монашествующие были облечены в короткие мантии[3], для удобства земных поклонов. Игумен пригласил меня на праздное место одного из отсутствовавших братий, и в сумраке вечера началось тихое чтение канонов. Умилительна была для сердца сия вечерняя молитвенная тишина, прерываемая частым возгласом «Господи помилуй», сорок раз повторяемых сряду, но неспешно, и с поклонами[4], так что действительно это был искренний вопль души к своему Искупителю (…) Еще более торжественным представлялось глубокое молчание, следовавшее за (молитвами с поклонами – авт.): всякой брат творил в уме своем безмолвную молитву, и собирал в душе своей мысли, дабы не разсеявались оне даже и молитвенными звуками»[5].
Следует заметить, что во время совершения вечернего правила, автор наблюдал совместное совершение сразу двух уставных чинопоследований: правил «церковного» и «келейного». Православный очевидец также обращает внимание читателя и на то, что «по строгости Саровского устава» братия совершали эти правила все вместе в храме «для более точного соблюдения».
По свидетельству священника Петра Полякова «вечернее молитвенное правило», несмотря на весьма большое количество братии, совершалось с искренним религиозным воодушевлением: «Все монахи, собравшиеся в церковь, – а их было несколько сот человек, – правило держали усердно и бодрственно; многие старцы молились со слезами»[6].
В отношении «монастырских ночных служб» в обители следует заметить, что они по свидетельству очевидцев, действительно, походили на настоящие «всенощные». Богослужения совершались «тихо и благоговейно до глубокой полночи».
Служение братии на Божественной литургии также оставляло в душе молящихся богомольцев неизгладимое впечатление: «В следующее воскресное утро, соборное служение совершал настоятель в храме Успения, с двумя старцами иеромонахами, которые едва передвегали ноги на выходах из алтаря, но бодро предстояли престолу, как бы обновленные юностию орлей (Пс. 102, 5 – авт.). Умилительно было видеть их благоговейное служение, проникнутое духом искренней молитвы, и слушать назидательную проповедь одного из старших братий, возбуждавшую к покаянию»[7].
Само богослужение в Саровской обители отличалось неповторимостью своей молитвенной атмосферы, воздействовавшей на всех приходящих. Для наглядности слов приведем подробные удивительные и глубоко трогательные замечания очевидца А.А. Царевского, побывавшего на службе в общежительной пустыни в конце XIX в.: «Самое однообразие службы и ежедневное повторение более или менее одного и того же (порядка и числа молитв – авт.) (…) кажется, не имеет никакого утомляющаго влияния на саровцев: богослужение их поражает искренностью и глубоким чувством; все произносится замечательно отчетливо[8], все действия производятся без малейшей торопливости. Очевидно, что тут именно священнодействуют, что тут поют и читают не для других и не по внешней обязанности, а для себя и по своей внутренней потребности; очевидно, эти люди совершают серьезнейшее дело жизни своей, и потому-то так неподдельно звучит искренность в голосах служащих, так очевидно глубокое умиление в молящихся. Словно очарованные, стоят они вдоль стен своего величественнаго собора, всецело погруженные в мысль о присутствии Божием… Не менее поражает вид и молодых послушников, стоящих в средине храма; многие из них очевидно входят уже в дух истиннаго монашества; неподвижно стоят они пред иконами или устремив на них свои светлые взоры, или же в глубоком смирении и самососредоточении почти совсем закрыв глаза, как бы забывая, что они на земле. Да словом, едва ли возможно забыть саровское богослужение тому, кто его видел и кто хоть раз побывал в той благоговейной, так сказать, атмосфере, которая царит в саровских храмах!»[9]. Приведем также цитирование отрывка того же автора из его очерка, прочитанного в Казанской библиотеке св. Владимира 6 декабря 1892 г.: «Медленно, стройно и вразумительно шла утреня. Таинственный еще полумрак высокаго храма, неподвижныя фигуры монахов вдоль стен, гробовая тишина, безмолвие в средине храма и неслыханные протяжно-заунывные напевы на клиросах производили впечатление чего-то … величаво-таинственнаго, неземнаго. Самый чин богослужения, без малейших пропусков и сокращений, а наоборот, даже со вставками, напр. чтений из Толковаго Евангелия, из Пролога, представляется как будто совсем иным, дотоле неведомым, почти неузнаваемым. С величайшим вниманием и интересом, не замечая физическаго утомления, богомольцы наслаждаются слушанием необыкновенно продолжительной, но зато истовой (совершаемой по всем правилам, очень усердной – авт.) службы, от которой так и веет седою христианскою древностию и особенным священным величием... »[10].
Из приведенных отрывков особенное внимание хотелось бы обратить на отношение братии Саровской пустыни к богослужению: «Очевидно, что тут именно священнодействуют, что тут поют и читают не для других и не по внешней обязанности, а для себя и по своей внутренней потребности; очевидно, эти люди совершают серьезнейшее дело жизни своей, и потому-то так неподдельно звучит искренность в голосах служащих…». Эти слова, это отношение замечательно передает весь внутренний строй обители Саровской, весь тот внутренний дух, которым была наполнена жизнь пустыни. Подобное правильное отношение, подобное проявление живого и нелицемерного служения Богу, на наш взгляд, не могло не проявиться без следования традиции практического применения монастырского Устава, духовно правильно осуществляемого в общежительной обители.
Братия, совершавшая службу в обители, также невольно заставляла обращать на себя внимание паломников. А.А. Царевский[11] в своем «Очерке из каникулярных наблюдений и впечатлений» в 1893 г. пишет о том, что в богослужении в обители присутствовала «какая-то особенная скромность и степенность всех движений священнослужителей, естественная простота и полное отсутствие какой либо рисовки, манерности в возгласах и чтении»[12]. Тот же автор весьма выразительно замечает, что богослужение в Сарове оказывает неизгладимое, «глубокое впечатление на мирянина, охватывает его чувством глубокаго благоговения и убеждает, что находится он в месте святе и среди людей не обыкновенных» [13].
Чтение в храме на клиросе по свидетельству известного «саровца» архимандрита Антония (Медведева), наместника Свято-Троице-Сергиевой лавры, происходило «громким голосом, отчетливо, твердо, внятно, выразительно». Известен также случай, когда один из Саровских уставщиков, обучавший послушников чтению, наставлял бывшего послушника (архим. Антония – авт.) следующими словами: «Читая в церкви, помни всегда, что твоими устами произносится и возносится к Престолу Божию молитва всех предстоящих, и что каждое произносимое тобою слово должно проникать в слух и душу каждаго молящагося в храме»[14]. Именно таким было общее отношение монахов, проходящих послушание на клиросе пустынной обители, известной «истовым, благолепным отправлением церковных служб, величавым старинным пением, внятным и благоговейным чтением в храме»[15]. Подобное настроение неформальной, живой и действенной молитвы составляло, на наш взгляд, одну из характерных особенностей общежительной монастырской богослужебно-уставной традиции Саровской пустыни.
2. Богослужебные особенности
Как и в любой другой общежительной обители, в Саровской пустыни были свои особенности богослужения. Последние со временем постоянно дополнялись и включались в общепринятый Устав, дополняя и расширяя его, формируя вплоть до мелочей неповторимость традиции саровского монастырского богослужения. Одним из подобных примеров этого является, на наш взгляд, следующая особенность при совершении шестопсалмия: «Шестопсалмие во всякое время, а особливо в дни праздничные, читает уставщик или головщик, либо кто из монашествующих, а послушнику без крайней необходимости читать оное не следует, как подтверждает о сем устав»[16]. (Следует заметить, что в Иерусалимском Уставе об этом не говорится. – авт.) Особенности богослужебного характера касались и пения. По свидетельству очевидцев интересно, что в обители «во все праздничные и будние дни» пелась только одна Херувимская песнь («Херувимская Знаменная» - авт.) на Литургии[17]. Стихиры на богослужении «все без опущений исполнялись большим знаменным распевом, а ирмосы – тем же распевом, но несколько сокращенным, своеобразным»[18]. Певчие на клиросе сходились вместе «вкупе посреди храма» согласно Уставу в определенные моменты богослужения, например на Великом славословии, «Слава и ныне» и «на стиховне[19]»[20]. Также известно, что после Литургии в особые праздники совершался крестный ход вокруг монастыря[21]. В определенные дни перед Литургией совершали панихиды по строителям Саровской пустыни и по усопшей братии[22].
3. Церковно-богослужебное пение
Церковно-богослужебное пение в Саровской пустыни было особенным – «столповым»[23]. По замечанию современников это пение воспринималось как «трогательно-унылое»[24] и представляло собой «величавый старинный» «Знаменный распев», в котором «всемерно наблюдалось согласие и стройность»[25]. «Едва ли не более всего поражает в саровском богослужении пение, – пишет А.А. Царевский, – совершенно особенное, своеобразное, не похожее на наше обыкновенное. В нем особый склад, ритм и совсем иные, измененные напевы. Пораженный на самых первых порах этою странностию и необычностию, слушатель скоро, однако, входит, так сказать, во вкус этой музыки, от которой так и веет святою православною стариною, – начинает понимать ее, и сердцем, если не ухом, находить в ней наслаждение»[26].
Вот как описывают впечатление этого пения очевидцы, посещавшие обитель: «Внимая с благоговением сему пению, как бы невольно приходишь в умиление сердечное; сладостное чувство наполняет душу, которая, отрешившись от суеты и молвы житейской, со всем усердием проливает молитвы пред Господом. (…) При таком настроении сердца и продолжительность церковной службы, которая подвергается несправедливому нареканию некоторых, кажется еще краткою»[27].
Священник Петр Поляков, посещавший Саровскую пустынь в начале XX в., так описывает послушание певчих («канонарха и «певчей братии» - авт.) на клиросе в храме: «Вот начинается какая-нибудь стихира: канонарх делает обычные поклоны предстоятелю и «лику» (клирос – авт.), произносит нараспев безыскусственным, но чисто теноровым голосом известную часть или стих песнопения, – братия, стоящая на правом клиросе, не совсем дружно и стройно поет тот же стих, но делая такие непринужденные изгибы и интервалы голосом, которые сразу дают почувствовать молящимся всякого звания и развития, что пение выливается из глубины сердца. Далее, канонарх, несколько изменив и повысив голос, поет второй стих; певчая братия уже стройнее и дружнее с новым оттенком тихой священной грусти подхватывает его и разливает, как благоуханное миро, под высокими, художественно расписанными сводами просторного монастырского храма... И так с каждым стихом песнопения - новые звуки, новые оттенки пустынножительской грусти... Наконец стихира заканчивается несколько неожиданными оборотами и интервалами хора, голоса которого вдруг значительно понижают тон, идут по нотам, как по лестнице вниз, словно спускаются с неба на грешную землю, здесь сходятся почти в унисон; несколько затихают и потом, постепенно усиливаясь и расходясь, как бы разлетаясь... оставив в душе молящегося неизъяснимое наслаждение...»[28]. Саровское пение по свидетельству очевидца исполнялось пусть и не столь профессионально, но звучало «из глубины сердца», в удивительной внутренней гармонии. Заставляет обратить на себя внимание особое отношение искренности и открытости внутреннего молитвенного восприятия среди Саровской братии. Это отношение, в свою очередь, было весьма характерным для общего высоко-духовного уровня развития Саровской монастырской школы.
Приведем также еще один из примеров очевидца саровского пения: «Пение это проникнуто глубоким чувством и потому-то сильно действует на чувство. (…) в пении монахов саровских отражается истинное религиозное благоговение, в нем чувствуется много неподдельной теплоты сердечной и глубокой задушевности. (…) Новость (новизна – авт.) и сила впечатлений, производимых саровским пением, до того сильно действует на пришельца, что и длинная служба является не утомительною, проходит как бы назаметно»[29]. «Действие на чувство» и сильная «впечатлительность»[30] от пения саровской братии были связаны, на наш взгляд, в связи с тем, что певчие на богослужении обращали внимание, в первую очередь, на правильную подачу смысла исполняемого песнопения.
4. «Общий строй» уставной внутренней жизни саровской братии. Влияние Устава
«Сильное и глубокое впечатление производит Саровская пустынь на православнаго богомольца, всем вообще строем своей внутренней жизни – молитвенно трудовой, подвижнической, святой», – так писал в 1903 г. о своих впечатлениях при посещении обители протоиерей Серафим Александрович Архангелов[31]. Саровский монастырь, известный в православном народе как «суровый Саров», обязан такому наименованию «суровому общежительному Уставу пустыни Саровской». Этот Устав менял людей, приходящих в обитель. Желающие принять постриг посвящали себя особому роду и ритму жизни, особому духовно-подвижническому деланию. Монастырский типик воспитывал из них «настоящих иноков, людей сильных верою, крепких характером, не боявшихся строгой жизни, продолжительных богослужений, тяжких подвигов послушания»[32]. Другой очевидец монастырской жизни обители весьма проницательно назвал Саров «безмятежным царством молитвенной простоты, искренности, строгости, величавости, отражающейся в пении и других порядках обители»[33]. По свидетельству паломников, интересовавшихся монастырской жизнью пустыни, невольно заставляла обращать на себя внимание «общая строгость общежительная»[34]. Она выражалась в практическом осуществлении «подвижнической жизни всех монахов, жизни, сплошь занятой и наполненной молитвою в храмах и для всех, без исключения, обязательными трудами в разных родах монастырскаго послушания»[35]. Примером строгости дисциплинарного Устава обители может послужить тот факт, что одно только принятие «в число рясофорной братии» происходило именно тогда, когда желающий принять постриг имел для этого «безукоризненные нравственные качества»[36].
Следует заметить, что, несмотря на нарушения Устава некоторыми из братии, многие из них действительно своей жизнью осуществляли идеал монашества: «и в среде их (братии – авт.) многие с великим трудом, борьбою, насилием над собою приближаются к высоте такой жизни, многие оказываются даже и безсильными в достижении этой высоты, и потому такие скоро уходят из Сарова»[37].
Читая отрывки личных впечатлений очевидцев жизни общежительной пустыни на Саровской горе, так же, как и они, невольно проникаешься жизнью саровского монаха, которая представляла собой «непрерывный подвиг, невольно поражающий православного богомольца умилением и внушающий искреннее, благоговейное уважение ко всякому «убогому саровичу», как вслед за подвижником Иларионом[38] любят называть себя саровцы»[39].
5. Послушания в Саровской обители
Послушаний в Сарове было, действительно, чрезвычайно много, и они касались буквально всего в обители[40]. Это относилось и к благоустройству внешней монастырской территории, поэтому для приходящих сразу была заметна заботливая рука насельников пустыни[41]. В отношении послушаний в одном из свидетельств очевидцев говорится достаточно определенно: «У всякого есть свое послушание, обязанности монашествующих и послушников весьма разнообразны, особенно по обширному монастырскому хозяйству»[42]. Приведем также записи Д. Деменкова, посещавшего обитель в 1823 г.[43], и оставившего собственное свидетельство о послушаниях Саровских иноков: «Кроме службы церковной и присмотра за разными отраслями хозяйства, а также хождения за больными, принятия богомольцев и других послушаний по делам обители, монахи занимаются еще многими ремеслами и рукоделиями; между ними есть: иконописцы, слесаря, столяры, портные и прочие; некоторые делают деревянную посуду, вытачивают четки, ложечки, вырезают кипарисные крестики и тому подобные вещи»[44]. Таким образом, исключительно все в обители были заняты трудом, предписанным, в первую очередь, Уставом обители. Следует заметить, что все эти как «общие», так и «частные» послушания согласно Уставу монастыря должны были непременно совершаться «на братию во общину и на монастырскую потребу»[45].
6. Внешнее поведение братии. Молчание и внутреннее трезвение
Весьма характерной по свидетельству очевидцев для Саровской братии была традиция безмолвия (или молчания), связанная с предписанием монастырского Устава[46]. Она выражалась в особом, не развлекающем ум внешнем поведении, очень похожим на отшельническое, «пустынническое» жительство: «монах саровский и в монастыре является отшельником и молчальником: каждый из них живет в отдельной, одиночной келлии, видит и собратий своих только в безмолвные часы или продолжительных богослужений, или в строго безмолвныя же минуты общаго обеда в трапезе. Все остальное время он занят работою или пребывает в ни чем и ни кем неразвлекаемом уединенном богомыслии»[47]. Характерно также в этом отношении было стремление настоятелей пустыни к ограждению братии от суеты и влияния развлекающего действия мира. В данном случае подобная мотивация происходила из прямого влияния Устава пустыни. Так известно, что даже в начале XX в. настоятель монастыря игумен Иерофей «не был среди сторонников Саровских торжеств (прославления преподобного Серафима в 1903 г. – авт.), опасаясь, что стечение богомольцев и приток больших средств отрицательно скажется на спокойной жизни пустыни и моральном состоянии монахов»[48].
7. Пребывание в молитве как особенность бытования саровской братии. Вопрос о физической выносливости монашеского делания в обители
Другой характерной особенностью бытования саровской братии являлось почти полное отсутствие свободного времени, которое все уходило на послушание и обязательное посещение «всех богослужений» в храме. Молитве в Сарове посвящалось даже больше времени, чем послушанию. В результате этого у паломников складывалось такое впечатление, что монахи пустыни «почти живут в церкви»[49]. По свидетельству А. Царевского, общее богослужебное время составляло в день более половины суточного времени: «вследствие строгаго соблюдения церковных уставов и протяжнаго древняго пения (службы – авт.) занимают средним числом до десяти часов в сутки, а в дни праздничные, предпраздничные, особенно в посты – и гораздо того более»[50]. Следует заметить, что подобное молитвенное делание по свидетельству автора требовало крепкого телесного здоровья и навыка: «Едва ли не более всего поражают… мирянина в жизни саровских монахов долговременныя их молитвы, для нас, людей непривычных, далеко неудобовыносимыя. Безспорно, большое значение имеет здесь и привычка, хотя бы просто привычка организма к продолжительному стоянию»[51]. С другой стороны подобное явление объяснялось тем, что в Саровской обители большинство монашествующих были «из безвестных труж[е]ников, по преимуществу крестьян»[52]. Д. Деменков, между прочим, свидетельствует, что в обители было много монахов «из отставных солдат»: они, «привыкнув в продолжение (солдатской – авт.) службы к строгому порядку и подчиненности, … с таким же усердием служат обители и весьма полезны ей расторопностью и способностями своими»[53]. Таким образом, благодаря подобным «сословиям» Устав обители смог оказаться действительно практически осуществимым[54]. Количество монастырской братии было также очень большим[55], что, в свою очередь, помогало распределять послушания между насельниками без особого отягощения и чрезмерной нагрузки для каждого в отдельности. На богослужении в храме братия имела возможность сидеть как во время поучений, так и на кафизмах, что также облегчало физическое перенесение усталости. При внятном чтении и пении, а также при соответствующем благоговейно-ревностном отношении к церковной службе всей братии ежедневное богослужение представляло собой подлинный праздник[56]. Вот как свидетельствует об этом А. Царевский: «…продолжительныя богослужения являются для них (саровских монахов – авт.) не мучением, не самоистязанием, как, пожалуй, судят о том некоторые миряне, а напротив, как бы необходимою полнотою их счастья, блаженством их иноческой жизни»[57]. Таким образом, при правильном внутреннем настрое происходил естественный процесс увеличения заинтересованности к смыслу, передаваемому в благодатных церковных песнопениях, что, в свою очередь, зароняло в душу искру любви к молитве и богообщению, «вливало энергию и бодрость» в тела, ослабевшие на послушании. Вот как свидетельствовал о молитвенном настроении саровских насельников А. Царевский: «всем складом жизни своей и нравственнаго своего настроения … постепенно вырабатывают в себе неутолимую потребность в молитве, они достигают возможности истинной молитвы и высокаго, искренняго благоговения пред священнодействиями». Последнее замечание, на наш взгляд, ярко подчеркивает особенность духовно-подвижнического делания отцов пустыни: в Саровской обители существовало настоящее обучение молитве, происходившее через взаимный пример благочестия братии.
8. Монастырская трапеза. Чин о панагии
Замечательно, что до нынешнего времени сохранились также и некоторые исторические свидетельства о чине «о панагии» и о монастырской трапезе в Саровской пустыни. Для примера приведем отрывок из повествования о «Благочинии обители и церковном чиноположении», содержащегося в «Описании Сатисо-градо-Саровской пустыни» (1866 г.). В этом тексте непосредственно говорится о трапезе монашествующих в Саровской пустыни: «После Литургии[58] все купно ходят в трапезу. Начальствующий ударяет в звонец трижды и начинает читать «Отче наш»; по прочтении «Слава и ныне» и по благословении трапезы садятся братия по чину. Потом чтец, хотящий читать, говорит предначинательное слово или житие и, приняв благословение, читает[59]. Братия в продолжение трапезы сохраняют глубокое молчание, питая ум тайною молитвою, слух Божиим словом, а бренное тело предлагаемою пищею. По окончании трапезы бывает по чиноположению возвышение панагии, после чего, прочитав обычные молитвы и воздав благодарение человеколюбцу Богу, питающему всех от богатых Своих даров, все расходятся...»[60]. Свои впечатления о монастырской трапезе запечатлел известный нам уже очевидец А. Царевский, побывавший в Сарове на праздник Казанской иконы Божией Матери: «Литургия и праздничный молебен Казанской Божией Матери окончились в первом часу дня[61]. Прямо из церкви, вслед за старейшим иеромонахом[62], несшим большую просфору в честь Божией Матери, так называемую «панагию», все монахи, в строгочинном порядке, с громким пением тропарей, отправились в трапезу. Туда же (в монастырскую трапезу – авт.) последовал и я, воспользовавшись правом богомольцев мужчин обедать за общею трапезою. Помещение трапезной находится в средине южнаго корпуса монастыря и представляет громадное зало[63] с круглым куполом, вместо потолка, где изображено евангельское событие насыщения Спасителем пяти тысяч человек. По стенам помещено несколько портретов духовных лиц[64]. В длину всего зала параллельно идут три длинных стола, за которые и садится вся братия. После пения предобеденных молитв начался обед. Несмотря на многолюдство, воцарилась полная тишина, нарушаемая только громким голосом очеднаго монаха, читавшаго[65] сказание о Казанской Божией Матери[66], да время от времени звоном так называемой «кандии», т.е. колокольчика, возвещающаго о перемене блюда[67]. (В другом описании монастырской трапезы имеются более подробные моменты, а именно: «Изредка только прерывается это молчание (во время трапезы – авт.) ударом кандии (небольшой колокол с молоточком вместо била[68], на который все сидящие отвечают: «Аминь»»[69]. Смена блюд[70] производится послушниками-«служками»[71] под наблюдением заведующаго трапезою монаха, и совершается без малейших замешательств и шума, в замечательном порядке и с постоянным повторением в полголоса краткой молитвы Иисусовой, завершаемой обыкновенно со стороны обедающих заключительным «аминь». Сервировка стола самая простая, неприхотливая, без малейших намеков на роскошь (...). По случаю праздника, обед был, как объяснили мне случайные мои сотрапезники-монахи, улучшенный в своем объеме и качестве; состоял он из четырех блюд, сготовленных из растительных, молочных и частию рыбных продуктов. (…) Закончился обед общим пением нескольких молитв и раздачею всем маленьких частиц раздробленной теперь старшим иеромонахом[72] просфоры-панагии»[73]. Характерно, что приведенный отрывок подтверждает некоторые особенности дисциплинарно-уставной жизни братии: 1. В данном случае соблюдалось правило Устава Саровской пустыни о прокормлении странников: «странных же и нищих поити и кормити – не боятися ни какия скудости» (Гл. 7.)[74]. В Сарове существовал порядок, согласно которому богомольцы-мужчины обедали с монастырской братией за общей трапезой[75]. 2. Согласно положению Устава обители о «молчании во время трапезы» (Гл. 7)[76] видно, что это правило строго соблюдалось и распространялось также и на богомольцев. 3. Данный отрывок очевидца свидетельствовал о том, что чин о панагии совершался в обители согласно Уставному правилу: «и бывает чин весь панагии по уставу»[77].
9. Социальное служение миру. Традиция Устава
Саровская обитель в течение всего своего существования принимала как паломников, так и «странных и нищих» под свой поистине христианский кров. В этом служении общежительная пустынь также исполняла свой монастырский Устав. Милосердный и благодушный прием иночествующей братии привлекал в обитель православный русский люд. Здесь было все: и «радушное гостеприимство и дух кротости и христианской любви (...) не смотря на лица, богатых и бедных посетителей...»[78]. В своих воспоминаниях Царевский А. приводит также описание «дворянской гостиницы», в которой он поселился на время пребывания в Саровской пустыни. Следует заметить, что черты монастырского нестяжания и простоты были здесь очень заметны: «Обстановка в гостинице скромная, но совершенно достаточная». Особое внимание А. Царевский обращает на гостиничную прислугу, которая состояла «из монастырских послушников». Согласно очевидцам послушники в Сарове были очень исполнительные. Это можно объяснить строгим отбором новоначальных в Сарове. Следует заметить, что «гостиничных» подбирали особо, потому что это послушание требовало предупредительности и исполнительности «в высшей степени»[79]. В гостиницах исполняли послушания «мальчики-послушники лет 12-14-ти»[80].
Послушники в Саровской обители также несли послушание и при монастырской больнице, и приаптеке: «Обязанности фельдшеров при монастырской больнице и амбулатории несут один монах и рясофорный послушник, получившие фельдшерское образование в военной службе. При монастырской больнице и аптеке имеется 11 лиц, и все они из послушников обители»[81]. Современники, посещавшие пустынь, особенно упоминали о том, что «врачебное дело в Саровской пустыни поставлено весьма широко и ведется очень успешно»[82].
Другим делом благотворения в Саровской пустыни был «евангельский обычай – одевать нагих (неимущих – авт.)». Вот как сообщается об этом в дореволюционных исторических свидетельствах: «Ежегодно осенью, перед праздником Покрова Пресвятой Богородицы 1 октября, обитель по мере средств своих снабжает к зиме приходящих сюда бедняков и погорельцев необходимой обувью и теплой одеждой»[83].
Таким образом, совершая подобную социально-благотворительную деятельность, Саровская обитель руководствовалась именно тем «заветом страннолюбия», который в своем Уставе оставил ей основатель и первоначальник иеросхимонах Иоанн (Попов). Служение обители миру было в тоже время и духовным. Вот как свидетельствует об этом очевидец 20-х годов XIX в.: «нередко убеждения и добрые советы мудрых здешних иноков облегчают сердечные скорби, направляя к молитве, великодушному терпению или примерению со врагами»[84]. Саровский монастырь выполняя Уставной принцип странноприимства осуществлял свое служение христианскому миру, возвещая ему о Евангельской истине.
10. Любовь братии к монастырскому преданию своей обители
Нельзя не сказать и о том, что Саровская братия имела удивительное благоговение и любовь к своему историческому прошлому, к жизни и наставлениям своих отцов-строителей, подвижников благочестия, добродетельных монахов. Сохранение в памяти живого духовного опыта предыдущих поколений «саровцев» среди насельников обители составляло самобытное своеобразие саровского общежительства, которое удивительным образом гармонировало и перекликалось с первыми веками становления православного монашества. Вот как свидетельствует об этом А.Н. Муравьев: «Утешительно, однако, и после их (старцев - авт.) исхода (смерти – авт.) видеть, до какой степени память великих отцов уважается братиею[85]... Нигде, как в Сарове, не слышал я так часто изречения отцов в устах учеников, как то бывало в древних пустынях Египта и Палестины; (…) В обители Саровской соблюдается священное сие предание, и это есть твердейшая основа для обители, почему и лежит особенный отпечаток не только на всей братии, но даже на выходцах Сарова: все они проникнуты духом пустыннолюбия»[86].
11. Свидетельства о соблюдении саровского Устава и о высоком духовном делании общежительства
Следует заметить, что монастырский Устав в обители соблюдался (даже в нач. XX в. - авт.) очень тщательно. Об этом свидетельствовал не только внешний систематический Уставной порядок, основанный на правилах, но и внешнее поведение, и отношение насельников обители. По свидетельству очевидцев «уклад иноческой жизни в обители определяется тщательно исполняемыми уставом и правилами монастырского общежития»[87]. Основное внешнее проявление иноческой жизни согласно уставу составляют: «молитва и труд» (orae et labore)[88]. По достоверным наблюдениям очевидцев в Саровской обители до самого закрытия все монашествующие держались согласно общежитию общности имущественного положения и принципа нестяжания: «Соблюдая в точности устав обители[89], саровские монахи, действительно, не имеют ничего собственного: все у них общее, монастырское, одежда у всех одинаковая, теплая, прочная, но самая простая. Обувь тоже одинаковая - и для игумена, и для последнего молодого послушника»[90]. То же самое мы находим в свидетельстве Н. Левитского о практическом исполнении монастырского Устава в начале XX в.: «Этот строгий в своих требованиях саровский Устав, которым всякая собственность у иноков запрещена, все необходимое для жизни должно приобретаться трудами братии и требуется крайняя простота в пище и одежде, согласно приговору пустынножителей, соблюдается в Сарове доселе»[91]. Приведем также свидетельство священника о Саровском монастырском чиноположении. Батюшка посетил обитель в 1903 г. после торжества прославления преподобного Серафима: «…устав и порядок, неизменно доныне сохраняющийся в обители от первоначальников ее, и привлекал и привлекает к Сарову русские сердца»[92]. Среди дошедших до нас свидетельств паломников можно привести также и свидетельство известного православного писателя Е.Н. Поселянина[93]: «…обитель сохранила и высокий строй жизни иноков и настроение пустыни. Монахи имеют смиренный вид, благоговейно стоят в церквах, усердно исполняют послушания, кротки, прилежны»[94]. Простота в обители была не только «в пище и одежде»[95], она касалась также келейной обстановки как у братии[96], так и у настоятеля. Приведем также свидетельство А.Н. Муравьева о настоятельских покоях, которые доставались каждому преемнику по управлению монастырем как некое «предание нестяжания» и простоты, напоминавшей отцам строителям об их монашеских обетах: «Потом взошел я в кельи самого настоятеля, весьма убогие по отношению к сану начальствующего столь великолепную обителью: прихожая, гостиная и спальня – вот все помещение игумена Саровского. Он (игумен Исаия II – авт.) заметил мое безмолвное удивление и сказал: «Здесь жил в продолжение тридцатипятилетнего своего настоятельства предместник мой отец Нифонт и все прежде его бывшие настоятели: не подобает и мне иметь другого жилища, да и этого слишком довольно для моего недостоинства…»»[97]. Исключение составляли, пожалуй, только храмы в монастыре[98] и священнослужительские облачения, которыми была чрезвычайно богата монастырская ризница.
Братия даже вне храма делала все послушания по образу «священнодействия», а именно: в присутствии Божием, в служении Богу, в деятельности направленной ради Бога. Приходящие в обитель паломники обращали внимание на внешний вид и проявление (взгляд и отношение) насельников общежительной пустыни, подчеркивающие постоянную внутреннюю духовную работу обитателей «святой Саровской горы». Свидетельством высокого духовного делания общежительства является и тот весьма примечательный факт, что даже в начале XX в. в обители практиковалось отшельничество[99]: «Среди братии и теперь есть несколько схимников и пустынножителей, подвизающихся в уединенных келлиях в глубине саровского леса»[100]. Таким образом, общий фон жизни в обители можно выразить словами очевидца Д. Деменкова свидетельствующего о «неукоснительном исполнении требуемых уставом богослужений, стройном умилительном пении монахов, благоговейном отправлении службы, внятном чтение, отличном во всем порядке, повиновении и согласии братства»[101].
12. Выводы по теме
1. С самого начала Саровский монастырь как через влияние отдаленного месторасположения[102], так и через внутренне правильно организованный Устав постепенно приобрел черты «уединеннаго, трудолюбиваго, величаво-строгаго» общежительного поселения иночествующей братии, влиявшей на приходящих в пустынь примером своей отличной от мира жизни.
2. Исторические свидетельства об уставном богослужении на «Саровской горе» и по сей день являют богатый пример и опыт монастырского храмового богослужения, послужившего образцом для многих общежительных мужских и женских обителей в Синодальный период. Свидетельства же уставной жизни, которую видели паломники, посещавшие обитель, напоминали о настоящем иноческом делании в стенах Саровской обители, воспроизводившем Восточное киновийное монашество IV и V вв.
3. Представленные ценные исторические подробности очевидцев качественно дополняют дошедшие до нас правила письменного общежительного Устава.
4. Из сохранившихся свидетельств паломников просматривается искреннее желание большинства саровской братии того времени жить «священным заветом своих великих отцов», в стремлении проникаться «тем же духом пустынничества, трудолюбия, нестяжательности и непрестаннаго богомыслия, каковым духом в высшей степени одушевлены были вышеназванные великие подвижники саровские...»[103]. Таким образом, следование преданию и практике Уставной традиции играло, безусловно, весьма существенную роль в сохранении общего строя действительно высокого уровня монастырской жизни Саровской пустыни вплоть до ее закрытия в 1927 г.
5. Следует особо заметить, что именно строгость Устава способствовала собиранию людей единого духовно-подвижнического настроения и действительно способных к внутренней работе над самим собой. Их взаимное влияние и взаимный пример в устремленности к служению Богу и Церкви Христовой создавали удивительную атмосферу единомыслия и единодушия общежительного иноческого делания. При этом выполнение монастырского Устава было для братии не внешней тягостной обязанностью, а духовной потребностью, радостным утешением, живым доброделанием, приносящим пользу уму и сердцу.
6. Таким образом, Саровская пустынь сохранила даже в нач. XX в. достойный нравственно-аскетический настрой и подвижническую практику иноческого делания. Подобная неординарная духовно-аскетическая черта Сарова была обязана, в первую очередь, неуклонному следованию и сохранению главного содержания предания пустыни – общежительному Уставу.
[1] Муравьев, Андрей Николаевич, русский духовный писатель, поэт, драматург, церковный и общественный деятель. Интернет ресурс: http://www.bogoslov.ru/bv/text/39148/index.html
[2] По свидетельству А. Царевского в нижнем храме во имя свв. Зосимы и Савватия, Соловецких чудотворцев (Верхний храм - Преображенский) «ежедневно совершается богослужение; кроме того, в нижний именно храм в течение почти всего года вся братия монастыря собирается ежедневно на вечернее монашеское правило». Царевский А. Два дня в Сарове. Очерк из каникулярных наблюдений и впечатлений. // Православный собеседник. Март 1893. С. 165. см. также Архангелов С.А. Старец Серафим и Саровская пустынь. Спб. 1903. С. 188.
[3] «Короткая» монашеская мантия, если ее надеть, достигает по своей длине до пояса. К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). С.М.А. Поездка в Саров. М., 2006. С. 446.
[4] Здесь автор говорит о молитвенных возглашениях («Господи, помилуй») на повечерии, которые читались чтецом 40 раз. Весьма характерно, что они произносились «неспешно, и с поклонами» (видимо, поясными). Вполне возможно, что в данном случае на подобную традицию произношения повлияло «келейное правило», на котором также «неспешно» проговаривалась каждая молитва Иисусова с земным или поясным поклоном.
[5] Муравьев А.Н. Письма о богослужении. Том 2. М., 1993. С. 32-33.
[6] К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). Священник Петр Поляков. Под сенью благодати. (Из путевых набросков и впечатлений паломника.) М., 2006.
С. 209.
[7] Муравьев А.Н. Письма о богослужении. Том 2. М., 1993. С. 34.
[8] «Молитвенным духом исполнено и строго выдержанное, задушевное пение, и раздельное, внятное чтение. Вообще богослужение в Сарове производит величественное, глубоко религиозное впечатление». Православныя русския обители. Репринт 1910. Спб. 1994. С. 420.
[9] Царевский А. Саровская пустынь в ея прошлом и настоящем // Православный Собеседник. 1893. С. 270.
[10] Царевский А. Два дня в Сарове. Очерк из каникулярных наблюдений и впечатлений. // Православный собеседник. Март 1893. С. 176-177.
[11] Алексей Александрович Царевский – писатель, сын протоиерея Тамбовской губ., род. в 1855 г. Образование получил в Казанской Духовной академии, где затем занимал кафедры: славянских наречий и истории иностранных литератур, кафедры славянского языка, палеографии и истории русской словесности. Сотрудничал главным образом в журнале Казанской академии «Православном собеседнике». Отдельно изданные главные его труды: «Значение просветительных трудов св. Кирилла и Мефодия в славяно-русской жизни и истории» (1885); «Св. Иоанн Дамаскин как православный богослов и церковный христианский песнопевец» (1891; изд. второе, 1901); «Святая четыредесятница и Страстная седмица» (1893); «Светлое Христово Воскресение и празднование его в Церкви Православной» (1897); и др. Интернет ресурс: http://dic.academic.ru/dic.nsf/biograf2/13624
[12] Царевский А. Два дня в Сарове. Очерк из каникулярных наблюдений и впечатлений. // Православный собеседник. Март 1893. С. 161.
[13] Царевский А. Два дня в Сарове. Очерк из каникулярных наблюдений и впечатлений. // Православный собеседник. Март 1893. С. 161.
[14] Казанский П. Очерк жизни архимандрита Антония наместника Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. М., 1878. С. 9. Сам архимандрит Антоний так выразил собственное отношение к словам уставщика: «Все существо мое прочувствовало эти слова, говорил о. Антоний, и звучат оне доселе во мне всегда, с этой минуты одушевляя меня при чтении церковном. После слов уставщика зачитал я кафизму уже без робости, но весь объятый сознанием высокаго значения чтеца церковнаго – посредника между Господом Богом и молящимися в храме».
[15] Саровская пустынь. Краткое описание исторического прошлого и современного состояния обители. Составлено по материалам одноименного «издания для народа» Михаила Макаревского (1903 г.) Н. Новгород. 2006. С. 43.
[16] Описание Сатисо-градо-Саровской пустыни, выбранное из разных записей и указов, в оной пустыни хранящихся. М., 1866. С. 93.
[17] К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). С.М.А. Поездка в Саров. М., 2006. С. 444.
[18] К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). С.М.А. Поездка в Саров. М., 2006. С. 448.
[19] Стиховна (ο στιχος) – собрание стихир, предваряемых тропарем без запева, поемых или читаемых после сугубой ектении и литии, а иногда и на утрене после канона. Григорий Дьяченко свящ. Полный церковно-славянский словарь. М., 2006. С. 663. Т.о. «стиховну» представляли в современном понимании «стихиры на стиховне», совершаемые на вечерни и на утрени.
[20] Описание Сатисо-градо-Саровской пустыни, выбранное из разных записей и указов, в оной пустыни хранящихся. М., 1866. С. 92.
[21] К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). С.М.А. Поездка в Саров. М., 2006. С. 445. См. также ЦГАРМ Ф. 1. Оп. 4. Д. 18. Л. 30об.
[22] Упомянутая практика относится ко времени управления пустынью игуменом Нифонтом. К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). Н. Аксакова. Отшельник. 1-ой четверти XIX столетия и паломники его времени. (Из детских воспоминаний о преподобном Серафиме Саровском.) М., 2006. С. 64. Саровская общежительная пустынь. Подробное описание. М. 1908. С. 232. Архив Свято-Троице-Серафимо-Дивеевского монастыря. № 2855. Краткий месяцеслов, праздничный, с указаниями служб, по уставу Саровской Пустыни. 1915. Смотрите исследование данного архивного памятника в «Богослужебно-уставном аспекте».
[23] Монахи пели старообрядно, «по крюкам»: «Пение в Сарове было совершенно особое, столбовое. Нот не признавали, пользовались крюками». Дивеевские предания. Серафима (Булгакова), монахиня. «Из Саровской жизни». М., 1996. С. 60.
[24] К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). Д. Деменков. Саровская пустынь в 1823 году. (Из путевых записок). М., 2006. С. 28. Отличительными, самобытными чертами Саровского пения были «безыскуственность, душевность и какая-то хватающая за сердце тихая заунывность». К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). Священник Петр Поляков. Под сенью благодати. (Из путевых набросков и впечатлений паломника.) М., 2006. С. 187.
[25] Описание Сатисо-градо-Саровской пустыни, выбранное из разных записей и указов, в оной пустыни хранящихся. М., 1866. С. 91. Саровская пустынь. Краткое описание исторического прошлого и современного состояния обители. Составлено по материалам одноименного «издания для народа» Михаила Макаревского (1903 г.) Н. Новгород. 2006. С. 43.
[26] Царевский А. Два дня в Сарове. Очерк из каникулярных наблюдений и впечатлений. // Православный собеседник. Март 1893. С. 161. Особое «крюковое» пение в Сарове действительно настолько поражало слушателей, что впечатление от него могло быть даже и таким своеобразным: «Пели громко, прямо кричали. Напевы держались древние, протяжные, напоминали голос ветра, гулявшего по обширному Саровскому лесу». Дивеевские предания. Серафима (Булгакова), монахиня. «Из Саровской жизни». М., 1996. С. 60.
[27] Описание Сатисо-градо-Саровской пустыни, выбранное из разных записей и указов, в оной пустыни хранящихся. М., 1866. С. 91.
[28] К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). Священник Петр Поляков. Под сенью благодати. (Из путевых набросков и впечатлений паломника.) М., 2006. С. 187.
[29] Царевский А. Два дня в Сарове. Очерк из каникулярных наблюдений и впечатлений. // Православный собеседник. Март 1893. СС. 161-162.
[30] «...пение Саровской обители, с начала и до конца богослужения, вполне и совершенно овладевают чувствами богомольца и держит их в своей подавляющей власти долго-долго по окончании службы, даже по оставлении богомольцем святой обители». А вот весьма красочное впечатление одного из паломников: «Да... Будто и просто...на мужицкий лад, словно, смахивает, - а за душу так берет, что готов умереть хоть сейчас здесь... Истинно, как среди чинов небесных!..». К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). Священник Петр Поляков. Под сенью благодати. (Из путевых набросков и впечатлений паломника.) М., 2006. СС. 188-189.
[31] Протоиерей Серафим Александрович Архангелов. Родился 29 января 1868 г. в с. Никольское-Кобылино Арзамасского у. Нижегородской губ. В 1892 окончил Казанскую ДА, кандидат богословия. Интернет ресурс: http://www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?4_2858
[32] Архангелов С.А. Старец Серафим и Саровская пустынь СПб., 1903. СС. 176, 190.
[33] К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). С.М.А. Поездка в Саров. М., 2006. С. 444.
[34] Следует заметить «строгость устава и жизнь братии», очевидцами, посещавшими Саровский монастырь, напрямую ставилась с «высокой степенью духовного совершенства» являвшейся в истории обители: «пустынь сия могла подняться на ту высокую степень духовного совершенства, на которой еще стоит доныне строгостью своего устава и жизнью братии». К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). А.Н. Муравьев. Саровская пустынь. М., 2006. С. 105.
[35] Царевский А. Саровская пустынь в ея прошлом и настоящем // Православный Собеседник. 1893. С. 257.
[36] По свидетельству одного из Саровских насельников к постригу допускали лишь «достойных» и само монашество доставалось по букв. выражению послушника «Большим трудом и потом, как говорится, и кровью. Да иначе и нельзя. Что ж, разве монашество шутка?». К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). Священник Петр Поляков. Под сенью благодати. (Из путевых набросков и впечатлений паломника.) М., 2006. С. 214.
[37] Царевский А. Саровская пустынь в ея прошлом и настоящем // Православный Собеседник. 1893. СС. 269, 275.
[38] В жизнеописании иеросхимонаха Иоанна, написанном им в летописи Саровской, автор называл себя так для того, чтобы сокрыть свои подвиги. Смотрите подробно об этом в биографии основателя Саровской пустыни.
[39] Паломники видели в общежительной братии «людей не от мира сего», сумевших подавить в себе греховные страсти. Царевский А. Саровская пустынь в ея прошлом и настоящем // Православный Собеседник. 1893. С. 267.
[40] Вот пример подобных послушаний: раздача сухариков на пустынке преподобного Серафима, «хлебодара», монастырского «вратарника», «пчельника». Чудеса преподобного Серафима в записях монахов Саровской пустыни. М., 2006 г., Дивеевские предания. Зоя Пестова, «Поездка в Саров». М., 1996. С. 348., К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево.
(1823-1927). Д. Деменков. Саровская пустынь в 1823 году. (Из путевых записок). М., 2006. С. 17.
[41] Благоустройство распространялось как на все «пространство внутри монастыря», которое было заполнено в обители «цветниками, палисадниками и изрезано в разных направлениях выстланных гладким плитняком дорожками, так и на лесной бор около обители, напоминавший скорее «единственный в своем роде» «грандиозный парк» благодаря «узеньким просекам», сделанным «в нем по разным направлениям (…) просеки эти, - как пишет А. Царевский, - производят оригинальное и в высшей степени красивое впечатление абсолютно правильных, прямых и для глаза безконечных аллей». Царевский А. Два дня в Сарове. Очерк из каникулярных наблюдений и впечатлений. // Православный собеседник. Март 1893. СС. 160, 154. Все это создает не только «благоприятное впечатление уютности» и «красоты», как пишет автор-очевидец, но и, на наш взгляд, показывает чрезвычайную дотошность и скрупулезность в послушаниях Саровской братии, свидетельствующих о том, что как в духовном отношении (в особенности в богослужении) они стремились все довести до совершенства, так и во внешних делах действовали по тому же принципу и устремлению.
[42] «Послушание поставляется главнейшей обязанностью инока». Саровская пустынь. Краткое описание исторического прошлого и современного состояния обители. Составлено по материалам одноименного «издания для народа» Михаила Макаревского (1903 г.) Н. Новгород. 2006. С. 44.
[43] В РГБ Ф. 172. (Московская Духовная Академия) есть указание на то, что Д. Деменков написал свое произведение в кон. 1830 – 1840 гг. Интернет ресурс: http://dlib.rsl.ru/viewer/01004721298#?page=1471
[44] К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). Д. Деменков. Саровская пустынь в 1823 году. (Из путевых записок). М., 2006. С. 29.
[45] См. гл. 19. «О благочинии при общих и частных послушаниях». Устав общежительныя Сатисо-Градо-Саровския пустыни, преданный основателем и первоначальником оной иеромонахом Исаакием, в схиме Иоанном. М., 1897. СС. 36-38.
[46] Главы 7, 9, 12 особенно подчеркивают запрещение разговаривать братии друг с другом как во время трапезы и после повечерия с правилом, так и во всех остальных случаях, кроме случаев «нужнейших и на общую пользу». Устав общежительныя Сатисо-Градо-Саровския пустыни, преданный основателем и первоначальником оной иеромонахом Исаакием, в схиме Иоанном. М., 1897. СС. 17. 18. 22.
[47] Царевский А. Саровская пустынь в ея прошлом и настоящем // Православный Собеседник. 1893. С. 267.
[48] Фомин С. Свете тихий. Жизнеописание и труды епископа Серпуховского Арсения (Жадановского). Т. 1. М., 1996. С. 396. «И что характерно, игумен Иерофей был против открытия святых мощей, предполагая, что огромное стечение народа, последующее открытию, нарушит строгую пустынническую жизнь саровских монахов». Дивеевские предания. Серафима (Булгакова), монахиня. «Из Саровской жизни». М., 1996. С. 56.
[49] «По уставу (богослужебному – авт.) иноки много времени посвящают молитве. Богослужение в Саровской пустыни отличается продолжительностью, и подобное ему можно встретить еще только в Киево-Печерской Лавре». Саровская пустынь. Краткое описание исторического прошлого и современного состояния обители. Составлено по материалам одноименного «издания для народа» Михаила Макаревского (1903 г.) Н. Новгород. 2006. С. 43. По свидетельству очевидцев, приезжавших в пустынь, отдых для братии обители между службами был «очень не велик» (около полутора часов). Царевский А. Два дня в Сарове. Очерк из каникулярных наблюдений и впечатлений. // Православный собеседник. Март 1893. С. 163.
[50] Царевский А. Саровская пустынь в ея прошлом и настоящем // Православный Собеседник. 1893. С. 268.
[51] Царевский А. Саровская пустынь в ея прошлом и настоящем // Православный Собеседник. 1893. СС. 268-269.
[52] Царевский А. Саровская пустынь в ея прошлом и настоящем // Православный Собеседник. 1893. С. 254.
[53] К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). Д. Деменков. Саровская пустынь в 1823 году. (Из путевых записок). М., 2006. С. 30.
[54] Крестьяне, привыкшие к тяжелому труду, могли вполне естественно переносить тяготы многоразличных послушаний в монастыре и соединять при этом продолжительную молитву в храме.
[55] Количество братии и послушников в Саровской пустыни было уже более ста человек к концу XVIII в. По статистике в 1903 г. в обители находилось 70 монашествующих и 240 послушников. Саровская пустынь. Краткое описание исторического прошлого и современного состояния обители. Составлено по материалам одноименного «издания для народа» Михаила Макаревского (1903 г.) Н. Новгород. 2006. С. 43.
[56] В этом отношении вполне понятно становится повествование из жития прп. Серафима Саровского, когда в нем говорится о его иеродиаконском служении: «Господь, видя ревность и усердие к подвигам, даровал о. Серафиму силу и крепость, так что он не чувствовал утомления, не нуждался в отдыхе…». Серафим (Чичагов). архим., Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря. Спб. 1903. ч. Ι. С. 51.
[57] Царевский А. Саровская пустынь в ея прошлом и настоящем // Православный Собеседник. 1893. С. 269.
[58] Братия шли в трапезу после поздней литургии. Дивеевские предания. Серафима (Булгакова)., монахиня. «Из Саровской жизни». М., 1996. С. 58.
[59] Подобная традиция сохранилась в монастырях и до сегодняшнего времени.
[60] Описание Сатисо-градо-Саровской пустыни, выбранное из разных записей и указов, в оной пустыни хранящихся. Второе издание. М., В типографии П. Бахметева, на малой Дмитровке № 14., 1866. С. 95.
[61] В обычное время поздняя Литургия, после которой братия идет в трапезу заканчивалась в Саровском монастыре «в двенадцатом часу». К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). Д. Деменков. Саровская пустынь в 1823 году. (Из путевых записок). М., 2006. С. 28.
[62] См. для сравнения ЦГАРМ Ф. 1. Оп. 2. Д. 111. Л. 18. Часть 1.
[63] Вместимость монастырской трапезы составляла 500 человек. Краткое описание исторического прошлого и современного состояния обители. Составлено по материалам одноименного «издания для народа» Михаила Макаревского (1903 г.) Н. Новгород. 2006. С. 44.
[64] На стенах были «портреты разных архиереев». К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). Д. Деменков. Саровская пустынь в 1823 году. (Из путевых записок). М., 2006. С. 28.
[65] По свидетельству очевидцев чтение происходило за аналоем, который находился в самой середине трапезы. К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). Н. Аксакова. Отшельник. 1-ой четверти XIX столетия и паломники его времени. (Из детских воспоминаний о преподобном Серафиме Саровском.) М., 2006. С. 62. Само помещение трапезы сохранилась до настоящего времени. На основании собственных наблюдений можно сказать следующее: она действительно представляет большую круглую залу и что самое интересное, когда находишься в ней в самом центре, то при разговоре все помещение отдает такой мощной акустикой, что даже не требуется очень сильно повышать голос. Именно поэтому там и находился чтец, который, что вполне логично, стоял лицом к столу настоятеля. Братия сидели «вдоль стены», а настоятель со старшей братией за отдельным столом: «…все (братия – авт.) расположились кругообразно вдоль стены (трапезы – авт.) один только стол настоятеля со старшею братиею поставлен был особо во главе всех простив входа». К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). А.Н. Муравьев. Саровская пустынь. М., 2006. С. 111.
[66] В обычные дни читались «поучения из жития святых». Краткое описание исторического прошлого и современного состояния обители. Составлено по материалам одноименного «издания для народа» Михаила Макаревского (1903 г.) Н. Новгород. 2006. С. 44.
[67] Звон в колокольчик производился настоятелем или старшим после него иеромонахом. ЦГАРМ Ф. 1. Оп. 2. Д. 111. Л. Часть 1. «Сам настоятель пустыни, о. игумен Рафаил, не присутствовал в этот день за общею трапезою только потому, что занят был приемом почетнаго посетителя - г. тамбовскаго губернатора». Царевский А. Два дня в Сарове. Очерк из каникулярных наблюдений и впечатлений. // Православный собеседник. Март 1893. С. 162.
[68] «При перемене пищи настоятель звонит колокольчик, привешиваемый в углу подле места, им занимаемаго». К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). Д. Деменков. Саровская пустынь в 1823 году. (Из путевых записок). М., 2006. С. 28.
[69] Краткое описание исторического прошлого и современного состояния обители. Составлено по материалам одноименного «издания для народа» Михаила Макаревского (1903 г.) Н. Новгород. 2006. С. 44.
[70] «…кушанье не раздается каждому особенно, но по четыре человека едят вместе из одной посуды…». К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). Д. Деменков. Саровская пустынь в 1823 году. (Из путевых записок). М., 2006. С. 28.
[71] «Под тускло освещенными сводами раздавался только монотонный голос чтеца, да сдержанное
шарканье по каменному полу туфель служек, разносивших кушанье в деревянных чашках и на деревянных же лотках». К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). Н. Аксакова. Отшельник. 1-ой четверти XIX столетия и паломники его времени. (Из детских воспоминаний о преподобном Серафиме Саровском.) М., 2006. СС. 62-63.
[72] По обычаю Саровской пустыни «после молитвы все подходят к игумену, получают частицу «панагии» и расходятся на отдых». В данном случае, ввиду того, что игумен обители отсутствовал, за него раздавал частицы от панагии старший иеромонах. Краткое описание исторического прошлого и современного состояния обители. Составлено по материалам одноименного «издания для народа» Михаила Макаревского (1903 г.) Н. Новгород. 2006. С. 44.
[73] Царевский А. Два дня в Сарове. Очерк из каникулярных наблюдений и впечатлений. // Православный собеседник. Март 1893. СС. 162-163.
[74] Устав общежительныя Сатисо-Градо-Саровския пустыни, преданный основателем и первоначальником оной иеромонахом Исаакием, в схиме Иоанном. М. 1897 г. С. 18.
[75] Прокормление лиц женского пола также было в обители, однако это было, по всей вероятности, в четырех монастырских гостиницах: «два дома для простонародья», купеческая и дворянская гостиницы. Царевский А. Два дня в Сарове. Очерк из каникулярных наблюдений и впечатлений. // Православный собеседник. Март 1893. С. 158. См. также Краткое описание исторического прошлого и современного состояния обители. Составлено по материалам одноименного «издания для народа» Михаила Макаревского (1903 г.) Н. Новгород. 2006. С. 44. «Два дома для простонародья» назывались еще общим названием «черная» гостиница. «…в каждой (из гостиниц – авт.) предлагается паломникам на время пребывания в монастыре бесплатный приют, освящение, пища и самовар». В гостиницах, согласно общим свидетельствам паломников, посещавших обитель, также был распорядок правил. К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). С.Н.Р. У отца Серафима. (Рассказ паломника-семинариста.) М., 2006. СС. 147, 148.
[76] Устав общежительныя Сатисо-Градо-Саровския пустыни, преданный основателем и первоначальником оной иеромонахом Исаакием, в схиме Иоанном. М. 1897 г. С. 17.
[77] ЦГАРМ Ф. 1. Оп. 2. Д. 111. Л. 18. Часть 1.
[78] Очень красочно и выразительно повествует об этом Д. Деменков в своих воспоминаниях. К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). Д. Деменков. Саровская пустынь в 1823 году. (Из путевых записок). М., 2006. СС. 31-32. Следует заметить, что доброжелательное и охотное странноприимство в обители, по-видимому, не заключало в себе каких-либо правил для паломников в то время. Однако после прославления преподобного Серафима подобная древняя монастырская традиция приобрела уже несколько иной характер, выраженный в строгой регламентации поведения паломников на территории обители. Дивеевские предания. Зоя Пестова, «Поездка в Саров». М., 1996. С. 348. Чрезмерное многолюдство, таким образом, не могло не оказать своего отрицательного воздействия на внутреннее состояние общежительной жизни обители.
[79] Царевский А. Два дня в Сарове. Очерк из каникулярных наблюдений и впечатлений. // Православный собеседник. Март 1893. С. 158. Послушники ясно осознавали свое послушание как ответственное дело перед Богом, как необходимую обязанность. См. К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). Священник Петр Поляков. Под сенью благодати. (Из путевых набросков и впечатлений паломника.) М., 2006. С. 186.
[80] Вот как описывает их в своих воспоминаниях одна приехавшая в Саров девушка: «Они (дети – авт.) (…) быстро, точно выполняли приказания старшего седого монаха, смотря ему в глаза. Не шалили. Видно, было строго: «По восемь часов бегают! – пояснил о. Паисий, - и все в чистоте и порядке держат». Дивеевские предания. Зоя Пестова. «Поездка в Саров». М., 1996., С. 349.
[81] Саровская пустынь. Краткое описание исторического прошлого и современного состояния обители. Составлено по материалам одноименного «издания для народа» Михаила Макаревского (1903 г.) Н. Новгород. 2006. С. 45.
[82] «Число приходящих больных составляет до 6000 человек ежегодно, из которых свыше пяти тысяч - богомольцы и окрестные жители. Все приходящие больные снабжаются от монастырской больницы перевязочным материалом, лекарствами и посудой бесплатно. На покупку лекарств обитель ежегодно расходует до двух тысяч рублей». Саровская пустынь. Краткое описание исторического прошлого и современного состояния обители. Составлено по материалам одноименного «издания для народа» Михаила Макаревского (1903 г.) Н. Новгород. 2006. С. 45.
[83] «Этот обычай имел особенно широкое применение при игумене Исаии, когда братия дарила неимущим полушубки, рукавицы, теплые шапки, сапоги и прочее». Саровская пустынь. Краткое описание исторического прошлого и современного состояния обители. Составлено по материалам одноименного «издания для народа» Михаила Макаревского (1903 г.) Н. Новгород. 2006. С. 46.
[84] К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). Д. Деменков. Саровская пустынь в 1823 году. (Из путевых записок). М., 2006. С. 32.
[85] В Саровской обители постоянно совершалось последование парастаса «об упокоении Первоначальника обители иеросхимонаха Иоанна, современников ея основания – монахов Паисия, Серафима, Феолога, Феогноста и прочихъ о Бозе с ними желавших душевнаго спасения, а также … Настоятелей и всех в Бозе почивших отец и братий обители. Саровская общежительная пустынь. Подробное описание. М. 1908. С. 232.
[86] К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). А.Н. Муравьев. Саровская пустынь. М., 2006. С. 121. Лучшие исторические примеры многочисленной монастырской братии показывают, что насельники обители Саровской были проникнуты не только «духом пустыннолюбия», и остальными подлинными иноческими добродетелями. Примером этому служит не раз упоминаемый в нашей работе «Саровский патерик».
[87] Саровская пустынь. Краткое описание исторического прошлого и современного состояния обители. Составлено по материалам одноименного «издания для народа» Михаила Макаревского (1903 г.) Н. Новгород. 2006. С. 43. В этом отношении нельзя не привести пример свидетельства одного из саровских монахов (в нач. XX в. – авт.) о необходимости исполнения некоторого правила киновийного типика своей обители. Речь идет о запрете беседовать после повечерия, на котором совершалось церковное правило: Слова монаха: «Извините, господин, я сегодня больше беседовать не могу; по уставу после правила я совсем не должен говорить...». К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). Священник Петр Поляков. Под сенью благодати. (Из путевых набросков и впечатлений паломника.) М., 2006. С. 211.
[88] «…жизнь в Саровской пустыни сложилась истинно монашеская, строго пустынническая – богомольная и трудовая». Саровская пустынь. Краткое описание исторического прошлого и современного состояния обители. Составлено по материалам одноименного «издания для народа» Михаила Макаревского (1903 г.) Н. Новгород. 2006. С. 46.
[89] Есть свидетельство и более раннее (2 пол. XIX в. – авт.) о строгой и постоянной направленности в исполнении «предания» первоначальника обители: «Соблюдение даннаго ей устава для управления и руководства внутренней, духовной жизни, доселе содержится нерушимо». Описание Сатисо-градо-Саровской пустыни, выбранное из разных записей и указов, в оной пустыни хранящихся. М., 1866. С. 89.
[90] Саровская пустынь. Краткое описание исторического прошлого и современного состояния обители. Составлено по материалам одноименного «издания для народа» Михаила Макаревского (1903 г.) Н. Новгород. 2006. С. 44.
[91] Левицкий Н. Житие, подвиги, чудеса и прославление преподобного и богоносного отца нашего Серафима, Саровского чудотворца. М., 2007. С. 21.
[92] К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). С.М.А. Поездка в Саров. М., 2006. С. 443.
[93] Житие мученика Евгения Николаевича Погожева (Поселянина) см. Интернет ресурс: http://www.pravoslavie.ru/put/040326122124.htm
[94] Преподобный Серафим Саровский. Мюнхен-Москва. 1993. С. 19. см. также Саровская пустынь. Краткое описание исторического прошлого и современного состояния обители. Составлено по материалам одноименного «издания для народа» Михаила Макаревского (1903 г.) Н. Новгород. 2006. С. 46.
[95] «В трапезной вся посуда была точеная из дерева - чашки, ложки, тарелки». Дивеевские предания. Серафима (Булгакова), мон., Из Саровской жизни. М., 1996. С. 58. «…посуда только деревянная и оловянная». Царевский А. Два дня в Сарове. Очерк из каникулярных наблюдений и впечатлений. // Православный собеседник. Март 1893. С. 163.
[96] Для примера можно привести свидетельства очевидцев. В данном случае говориться о кельи послушника, обстановку в которой очевидец назвал «более чем скромной». К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). Священник Петр Поляков. Под сенью благодати. (Из путевых набросков и впечатлений паломника.) М., 2006. С. 212.
[97] К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). А.Н. Муравьев. Саровская пустынь. М., 2006. С. 107.
[98] Весьма симптоматичным явился для духовного умонастроения нестяжательства и простоты Сарова и тот факт, что «старшие из братии» Саровской во время управления обителью иеромонаха Ефрема были против постройки отцом строителем нового Успенского собора. К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). А.Н. Муравьев. Саровская пустынь. М., 2006. С. 111. Преподобный Серафим Саровский. Мюнхен-Москва. 1993. С. 19.
[99] Кроме практики отшельничества и затворничества первых пещерных монахов в Саровской пустыни имелись примеры затворничества и позднее. По свидетельству А.Н. Муравьева во времена управления пустынью игумена Исаии II (1842-1858.) он встречался с неким «молодым затворником». К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). А.Н. Муравьев. Саровская пустынь. М., 2006. С. 108.
[100] Саровская пустынь. Краткое описание исторического прошлого и современного состояния обители. Составлено по материалам одноименного «издания для народа» Михаила Макаревского (1903 г.) Н. Новгород. 2006. С. 46. Отшельников в пустыни за всю ее историю было, действительно, много; из известных уже перечислим других, также подвизавшихся в Саровском лесу: пустынник Варлаам (ЦГАРМ Ф. 1. Оп. 1. Д. 74. Л. 14.), пустынник монах Трифон (ЦГАРМФ. 1. оп. 1. Д. 851. Л. 125.), пустынник схимонах Лев ((родом из «Московских купцов». ЦГАРМ Ф. 1. Оп. 1. Д. 243. Л. 161.). Архангелов С.А. говорит о последнем как о «знаменитом отшельнике», стоящем рядом с прп. Марком, и иеродиаконом Александром. Архангелов С.А. Старец Серафим и Саровская пустынь. Спб. 1903. С. 193. Далее можно сюда также отнести отшельника и затворника монаха Анатолия. (См. свидетельство о нем в рапорте игумена Иерофея). ЦГАРМ Ф. 1. Оп. 1. Д. 1274. Л. 41.
[101] К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево. (1823-1927). Д. Деменков. Саровская пустынь в 1823 году. (Из путевых записок). М., 2006. С. 32.
[102]«Местоположение ея вполне соответствует благочестивому стремлению высокаго духа подвижническаго, требующаго глубокой тишины и ничем не развлекаемаго уединения». Описание Сатисо-градо-Саровской пустыни, выбранное из разных записей и указов, в оной пустыни хранящихся. М., 1866. С. 1. «Находясь в лесном уединении, вдали от шума и соблазнов мирской суеты, Саровская обитель до настоящего времени (1903 г. – авт.) сохранила и высокий строй жизни иноков, и настроение пустыни». Саровская пустынь. Краткое описание исторического прошлого и современного состояния обители. Составлено по материалам одноименного «издания для народа» Михаила Макаревского (1903 г.) Н. Новгород. 2006. С. 46.
[103] Царевский А. Саровская пустынь в ея прошлом и настоящем // Православный Собеседник. 1893. С. 266. Говоря о «подвижниках Саровских» дореволюционный исследователь в первую очередь имел ввиду: иеросхимонаха Иоанна, преп. Назария, схимонаха Марка, прп. Серафима.
