Советы, направляющие монашествующих в духовной жизни, принадлежат приснопамятному владыке Евлогию (Смирнову). Этот текст был опубликован в 1991 году в первом номере только образованного литературно-исторического альманаха «Даниловский благовестник». Владыка, впоследствии митрополит Владимирский и Суздальский, пребывал тогда в сане епископа, а за плечами у него уже были не только четвертьвековой опыт монашества, но и великий труд по возрождению двух знаменитых русских обителей – Данилова монастыря и Оптиной пустыни. В настоящее время интернет-журнал ставропигиального мужского Данилова монастыря «Прихожанин» размещает на своих страницах оцифрованные номера альманаха в формате Epub. Это дает нам возможность прикоснуться, в том числе, к новейшей истории русского монашества – удивительному времени, когда многое приходилось узнавать и осваивать заново. В то же время эти краткие, очень точно сформулированные советы свидетельствуют о том, что вековые традиции иночества отнюдь не были разрушены и забыты в годы лихолетья. Они передавались с Божией помощью в живом опыте старчества, мудрого пастырского руководства, что и позволило монастырям в столь короткий срок вернуться на нашу землю и во многом возвратить свое былое значение.
1. Чтобы монастырь отвечал своему назначению, издревле определенному святыми отцами Церкви, чтобы он поистине удовлетворял каждого живущего в нем и приносил пользу людям, миру, надо всем насельникам его, как давшим обеты, твердо помнить, что только их духовная жизнь, как главное из дел, единственно может оправдывать этот благодатный институт, где бы он ни находился.
Оставление или подмена этой основной цели другими занятиями в монастыре, пусть, с земной точки зрения, очень благородными, тотчас низводит инока в былое его звание в миру, подвергая тем искушениям и соблазнам, которыми полон мир.
2. Монашество мыслимо только в том виде и духе, как оно возникло в Церкви и как его определили и показали преподобные отцы. Оно есть, прежде всего, отречение от благ мира сего, от страстей и похотей его, от самого себя, как падшего, в чем и состоит основной подвиг инока, проливающего как бы кровь свою, но удостаивающегося чрез него самой благодати Святого Духа.
3. В сем святом подвиге иноку способствует молитва – близкое и живое общение с Богом, со святыми угодниками Божиими. Она дает ему возможность терпеливо нести возложенные на него монастырские послушания. Ослабляя молитву и оставляя ее, как первую благодатную силу, инок тотчас теряет духовность, терпение в своих послушаниях по монастырю, начинает роптать, а то и впадает в отчаяние. Постоянная молитва и физический труд – вот подлинные законы монашеской жизни, усовершающие и освящающие ее.
4. Внутреннюю монашескую молитву питает общественное богослужение в храме, как тайноведческая сила и основа духовной жизни. Богослужение для обители является ее душой, раскрывая перед молящимися сокровища и красоту Божественной жизни. Его нельзя без уважительной причины оставлять или предпочесть ему частную келейную молитву, которая является только подготовительной к нему. Благодаря храмовому богослужению духовно выросли и созрели преподобные отцы Церкви, для которых оно было главным таинством жизни.
5. Большое умиротворяющее значение для духовной жизни иноков, несомненно, имеет строгая уставность храмовых богослужений, воспринимаемая как небесный ритм молитв, весьма благоприятно воздействующий на души. Типикон, заключивший многовековой опыт монашеской жизни, должен стать законом богослужебной жизни каждого монастыря. Сокращение монастырских служб без нужды только обезличивает саму обитель, делая ее подобной обычным приходам. Как правило, за благоговейное и уставное совершение монастырских богослужений, как благодатного дыхания монастыря, несет ответственность старшая братия обители во главе с ее игуменом.
6. Устав храмовой молитвы тесно соединен с понятием монашеских правил, которые преподает духовник иноку для совершения их в келье, как малой церкви. Келейная молитва служит для инока как бы продолжением храмовых богослужений монастыря, и без нее трудно воспринимать эту “твердую” пищу для души.
7. Молитва – это основное, внутреннее занятие инока, которым он дышит и спасает свою душу, получая чрез нее высшую силу жизни.
8. Инок не должен обособляться от братии своей. Он поддерживает с ними самую живую связь, особенно со своим духовником, врученным ему игуменом. Частая перед ним исповедь, откровение своих помыслов оживляет душу инока, обучает самому главному – различению добра и зла. В монастыре не принято, чтобы инок сам искал себе старца, кроме поставленного игуменом, иначе возникает нестроение у него с братией и игуменом.
9. В отсечении своей воли сокрыто доброе смирение инока, что составляет саму суть спасения. Напротив, своеволие в монашестве есть прямая гордость, ведущая человека к духовной погибели.
10. На монастырь надо смотреть как на высшую школу благочестия. В Церкви сложились два типа монастырского устроения: общежительные монастыри для первоначальных стадий иночества, которых не миновали и преподобные отцы Церкви, а также скитские обители, или скиты, с более строгим уставом духовной жизни, предназначенные для духовно подготовленных и выносливых физически иноков. Какой род этих обителей будет полезен тому или другому иноку, должен определить только духовник.
11. Самой высшей целью монаха является не внешнее его положение в монастыре, не награды и даже не получение сана, к которому часто стремятся многие, живущие в нем, а спасение души, дающееся через покаяние, как возвращение на путь добра и стяжание Святого Духа.
12. Одно из первых злых искушений для инока – это внезапно возникающее желание возвратиться в мир, от коего он отрекся и ушел. Преодоление этой страсти считается большой и радостной победой инока.
13. Красота и сила монастыря – в его братстве, в любви между иноками. Послушания по храму, по обители служат добрыми поводами к углублению и укреплению братской любви как самой сокровенной части жизни монашества.
14. Уход из монастыря не решает и не врачует тяжелого состояния инока, впадшего в какие-либо искушения в нем. Возврат его в мир только усугубит духовное состояние инока в худшую сторону, как нарушившего свои монашеские обеты. Кроме того, своим уходом инок вносит соблазн в монашеское братство, чем подвергает себя еще большему осуждению.
15. При создавшихся тяжелых обстоятельствах для инока в монастыре он должен искать причину их не в окружающей его братии и не в тяжелых послушаниях, какие выпали на его долю, а в самом себе как ослабившем внимание к своей душе, чающей спасения, и давшем в ней место страстям, которые и привели его к духовному расстройству.
16. Смена своего монастыря на другой – будто лучший – не врачует скорбь инока, посылаемую ему Богом, но еще сильней умножает ее, так как не тем излечивается, чем должно. Скорби для монаха – это не бич для него, чтобы бежать из монастыря, но добрые пособники для вразумления и спасения души.
17. Келия для инока – уже не покои дома, как в миру, где можно развлечься чисто мирским делом, но святая храмина, наполненная молитвами и подвигом.
18. Иноку надо помнить всегда, что он пришел в монастырь учиться добродетелям, учиться покаянию и смирению, но никак не учить, чем часто увлекаются иноки и тогда утрачивают представление о своем призвании.