Татиана Гримблит

Му­че­ни­ца Та­ти­а­на ро­ди­лась 14 де­каб­ря 1903 го­да в го­ро­де Том­ске в се­мье слу­жа­ще­го ак­циз­но­го управ­ле­ния Ни­ко­лая Грим­бли­та. Об­ра­зо­ва­ние Та­тья­на по­лу­чи­ла в Том­ской гим­на­зии, ко­то­рую она окон­чи­ла в 1920 го­ду. В этом же го­ду скон­чал­ся ее отец, и она по­сту­пи­ла ра­бо­тать вос­пи­та­тель­ни­цей в дет­скую ко­ло­нию «Клю­чи». Вос­пи­тан­ная в глу­бо­ко хри­сти­ан­ском ду­хе, же­лая по­дви­га и взыс­куя со­вер­шен­ства в ис­пол­не­нии за­по­ве­дей Гос­под­них, она, ед­ва окон­чив шко­лу, по­свя­ти­ла свою жизнь по­мо­щи ближ­ним. В 1920 го­ду за­вер­ши­лась на тер­ри­то­рии Си­би­ри граж­дан­ская вой­на и на­ча­лись ре­прес­сии про­тив на­ро­да, а вско­ре и са­ма Си­бирь с ее об­шир­ны­ми про­стран­ства­ми ста­ла ме­стом за­клю­че­ния и ссы­лок. В это вре­мя бла­го­че­сти­вая де­ви­ца и рев­ност­ная хри­сти­ан­ка Та­тья­на по­ста­но­ви­ла се­бе за пра­ви­ло по­чти все за­ра­ба­ты­ва­е­мые сред­ства, а так­же то, что ей уда­ва­лось со­брать в хра­мах го­ро­да Том­ска, ме­нять на про­дук­ты и ве­щи и пе­ре­да­вать их за­клю­чен­ным в Том­скую тюрь­му. При­хо­дя в тюрь­му, она спра­ши­ва­ла у адми­ни­стра­ции, кто из за­клю­чен­ных не по­лу­ча­ет про­дук­то­вых пе­ре­дач, – и тем пе­ре­да­ва­ла. В 1923 го­ду Та­тья­на по­вез­ла пе­ре­да­чи нуж­да­ю­щим­ся за­клю­чен­ным в тюрь­му в го­род Ир­кутск. Здесь ее аре­сто­ва­ли, предъ­явив об­ви­не­ние в контр­ре­во­лю­ци­он­ной де­я­тель­но­сти, ко­то­рая за­клю­ча­лась в бла­го­тво­ри­тель­но­сти уз­ни­кам, но через че­ты­ре ме­ся­ца ее осво­бо­ди­ли. В 1925 го­ду ОГПУ сно­ва аре­сто­ва­ло Та­тья­ну Ни­ко­ла­ев­ну за по­мощь за­клю­чен­ным, но на этот раз ее осво­бо­ди­ли через семь дней. По­сле осво­бож­де­ния она по-преж­не­му про­дол­жа­ла по­мо­гать за­клю­чен­ным. К это­му вре­ме­ни она по­зна­ко­ми­лась со мно­ги­ми вы­да­ю­щи­ми­ся ар­хи­ере­я­ми и свя­щен­ни­ка­ми Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви, то­мив­ши­ми­ся в тюрь­мах Си­би­ри. Ее ак­тив­ная бла­го­тво­ри­тель­ная де­я­тель­ность все бо­лее при­вле­ка­ла вни­ма­ние со­труд­ни­ков ОГПУ и все бо­лее раз­дра­жа­ла без­бож­ни­ков. Они ста­ли со­би­рать све­де­ния для ее аре­ста, ко­то­рые в кон­це кон­цов све­лись к сле­ду­ю­щей ха­рак­те­ри­сти­ке по­движ­ни­цы, став­шей со вре­ме­нем все­рос­сий­ской бла­го­тво­ри­тель­ни­цей: «Та­тья­на Ни­ко­ла­ев­на Грим­блит име­ет связь с контр­ре­во­лю­ци­он­ным эле­мен­том ду­хо­вен­ства, ко­то­рое на­хо­дит­ся в На­рым­ском крае, в Ар­хан­гель­ске, в Том­ской и Ир­кут­ской тюрь­мах. Про­из­во­дит сбо­ры и пе­ре­сы­ла­ет ча­стью по по­чте, боль­шин­ство с ока­зи­ей. Грим­блит во всех ти­хо­нов­ских при­хо­дах име­ет сво­их близ­ких зна­ко­мых, через ко­то­рых и про­из­во­дят­ся сбо­ры». 6 мая 1925 го­да на­чаль­ник сек­рет­но­го от­де­ле­ния ОГПУ до­про­сил Та­тья­ну Ни­ко­ла­ев­ну о том, по­мо­га­ла ли она со­слан­но­му ду­хо­вен­ству и ко­му имен­но, а так­же через ко­го она пе­ре­сы­ла­ла по­сыл­ки в дру­гие го­ро­да. Та­тья­на Ни­ко­ла­ев­на от­ве­ти­ла: – С 1920 го­да я ока­зы­ва­ла ма­те­ри­аль­ную по­мощь ссыль­но­му ду­хо­вен­ству и во­об­ще ссыль­ным, на­хо­дя­щим­ся в Алек­сан­дров­ском цен­тра­ле, Ир­кут­ской тюрь­ме и Том­ской и в На­рым­ском крае. Сред­ства мной со­би­ра­лись по церк­вям и го­ро­ду, как в де­неж­ной фор­ме, так и ве­ща­ми и про­дук­та­ми. День­ги и ве­щи по­сы­ла­лись мной по по­чте и с по­пут­чи­ка­ми, то есть с ока­зи­ей. С по­пут­чи­ком от­прав­ля­ла в На­рым­скую ссыл­ку по­сыл­ку ве­сом око­ло двух пу­дов на имя епи­ско­па Вар­со­но­фия (Вих­ве­ли­на). Фа­ми­лию по­пут­чи­ка я не знаю. Пе­ред Рож­де­ством мною еще бы­ла по­сла­на по­сыл­ка на то же имя, фа­ми­лию по­пут­чи­ка то­же не знаю. В Алек­сан­дров­ском цен­тра­ле я ока­зы­ва­ла по­мощь свя­щен­ни­кам, в Ир­кут­ской тюрь­ме епи­ско­пу Вик­то­ру (Бо­го­яв­лен­ско­му), в На­рым­ской ссыл­ке свя­щен­ни­кам По­по­ву и Ко­пы­ло­ву, епи­ско­пам Ев­фи­мию (Ла­пи­ну), Ан­то­нию (Быст­ро­ву), Иоан­ни­кию (Спе­ран­ско­му), Ага­фан­ге­лу (Пре­об­ра­жен­ско­му) и за­клю­чен­но­му ду­хо­вен­ству, на­хо­дя­ще­му­ся в Том­ских до­мах за­клю­че­ния, и ми­ря­нам; во­об­ще за­клю­чен­ным, не зная при­чин их за­клю­че­ния. – Об­ра­ща­лись ли вы к ду­хо­вен­ству с прось­бой ока­зать со­дей­ствие по сбо­ру средств на за­клю­чен­ных и ссыль­ных, – спро­сил сле­до­ва­тель. – Да, об­ра­ща­лась, но по­лу­ча­ла с их сто­ро­ны от­каз, – от­ве­ти­ла Та­тья­на, не же­лая впу­ты­вать в это де­ло ни­ко­го из зна­ко­мо­го ей ду­хо­вен­ства. – Ко­го вы зна­е­те из лиц, про­из­во­див­ших по­ми­мо вас сбо­ры на за­клю­чен­ных и ссыль­ных? – Лиц, про­из­во­див­ших по­ми­мо ме­ня сбо­ры, не знаю. На сле­ду­ю­щий день ОГПУ вы­пи­са­ло ор­дер на ее арест, и она бы­ла за­клю­че­на в Том­ское ОГПУ. 18 мая след­ствие бы­ло за­кон­че­но и ОГПУ по­ста­но­ви­ло: «При­ни­мая во вни­ма­ние, что до­зна­ни­ем не пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ность до­быть необ­хо­ди­мые ма­те­ри­а­лы для глас­но­го су­да, но ви­нов­ность... все же уста­нов­ле­на, а по­се­му до­зна­ние счи­тать за­кон­чен­ным и, со­глас­но при­ка­зу ОГПУ за № 172, та­ко­вое на­пра­вить в Осо­бое Со­ве­ща­ние при Кол­ле­гии ОГПУ для при­ме­не­ния... вне­су­деб­но­го на­ка­за­ния – адми­ни­стра­тив­ной ссыл­ки». Та­тья­на Ни­ко­ла­ев­на вме­сте с неко­то­ры­ми дру­ги­ми аре­сто­ван­ны­ми свя­щен­ни­ка­ми рас­смат­ри­ва­лась как «вдох­но­ви­тель­ни­ца ти­хо­нов­ско­го дви­же­ния в гу­бер­нии. С уда­ле­ни­ем их из гу­бер­нии зна­чи­тель­но по­ко­леб­лют­ся устои ти­хо­нов­ской ор­га­ни­за­ции». До­ку­мен­ты де­ла бы­ли пре­про­вож­де­ны в ОГПУ в Москве, а по­сле то­го, как здесь бы­ло при­ня­то ре­ше­ние о ре­прес­си­ях про­тив аре­сто­ван­ных, 26 мар­та 1926 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние при Кол­ле­гии ОГПУ по­ста­но­ви­ло вы­слать Та­тья­ну Ни­ко­ла­ев­ну в Зы­рян­ский край на три го­да. 1 июля 1926 го­да Та­тья­на Ни­ко­ла­ев­на по эта­пу бы­ла до­став­ле­на в Усть-Сы­сольск. 15 июля 1927 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние при Кол­ле­гии ОГПУ по­ста­но­ви­ло вы­слать Та­тья­ну Ни­ко­ла­ев­ну эта­пом через всю стра­ну в Ка­зах­стан на остав­ший­ся срок. 15 де­каб­ря она при­бы­ла в Тур­ке­стан. 19 де­каб­ря 1927 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние по­ста­но­ви­ло осво­бо­дить ее, предо­ста­вив ей пра­во жить, где по­же­ла­ет. О том, что она осво­бож­де­на, со­труд­ни­ки ОГПУ в Тур­ке­стане со­об­щи­ли ей толь­ко 10 мар­та 1928 го­да, и 16 мар­та Та­тья­на Ни­ко­ла­ев­на вы­еха­ла в Моск­ву. Она по­се­ли­лась непо­да­ле­ку от хра­ма свя­ти­те­ля Ни­ко­лая в Пы­жах, в ко­то­ром слу­жил хо­ро­шо ей зна­ко­мый свя­щен­ник ар­хи­манд­рит Гав­ри­ил (Игош­кин). Та­тья­на ста­ла по­сто­ян­ной при­хо­жан­кой хра­ма Ни­ко­лы в Пы­жах, где она ста­ла петь на кли­ро­се. Вер­нув­шись из за­клю­че­ния, она еще ак­тив­ней по­мо­га­ла остав­шим­ся в ссыл­ках и на­хо­дя­щим­ся в тюрь­мах за­клю­чен­ным, мно­гих из ко­то­рых она те­перь зна­ла лич­но. По­се­ще­ния за­клю­чен­ных и по­мощь им ста­ли ее по­дви­гом и слу­же­ни­ем Хри­сту. По вы­ра­же­нию мно­гих свя­ти­те­лей, стя­жав­ших впо­след­ствии му­че­ни­че­ский ве­нец, она ста­ла для них но­вым Фила­ре­том Ми­ло­сти­вым. В по­дви­ге ми­ло­сер­дия и по­мо­щи, без­от­каз­но­сти и ши­ро­те этой по­мо­щи ей не бы­ло рав­ных. В ее серд­це, вме­стив­шем Хри­ста, ни­ко­му уже не бы­ло тес­но. В на­ча­ле трид­ца­тых го­дов под­ня­лась оче­ред­ная вол­на без­бож­ных го­не­ний на Рус­скую Пра­во­слав­ную Цер­ковь, ко­гда бы­ли аре­сто­ва­ны несколь­ко де­сят­ков ты­сяч свя­щен­но­слу­жи­те­лей и ми­рян. Сот­ни их бы­ли аре­сто­ва­ны и в Москве, и сре­ди них 14 ап­ре­ля 1931 го­да бы­ла аре­сто­ва­на и Та­тья­на. Через несколь­ко дней сле­до­ва­тель до­про­сил ее. Она рас­ска­за­ла, что дей­стви­тель­но по­мо­га­ла ссыль­ным и за­клю­чен­ным, но толь­ко она, осо­бен­но вна­ча­ле, по­мо­га­ла всем за­клю­чен­ным, во­все не ин­те­ре­су­ясь, цер­ков­ные это лю­ди или нет, и да­же по по­ли­ти­че­ским ли они осуж­де­ны ста­тьям или по уго­лов­ным, для нее бы­ло важ­но толь­ко то, что они нуж­да­лись и не име­ли то­го, кто бы им по­мо­гал. 30 ап­ре­ля 1931 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние при­го­во­ри­ло Та­тья­ну Грим­блит к трем го­дам за­клю­че­ния в конц­ла­ге­ре, и она бы­ла от­прав­ле­на в Ви­шер­ский ис­пра­ви­тель­но-тру­до­вой ла­герь в Перм­ской об­ла­сти. Здесь, в ла­ге­ре, она изу­чи­ла ме­ди­ци­ну и ста­ла ра­бо­тать фельд­ше­ром, что как нель­зя луч­ше со­от­вет­ство­ва­ло вы­бран­но­му ею по­движ­ни­че­ско­му пу­ти – без­за­вет­но­му слу­же­нию ближ­ним. В 1932 го­ду она бы­ла осво­бож­де­на с за­пре­том жить в две­на­дца­ти го­ро­дах на остав­ший­ся срок. Ме­стом жи­тель­ства она из­бра­ла го­род Юрьев-Поль­ский Вла­ди­мир­ской об­ла­сти. По­сле окон­ча­ния сро­ка в 1933 го­ду, Та­тья­на Ни­ко­ла­ев­на по­се­ли­лась в го­ро­де Алек­сан­дро­ве Вла­ди­мир­ской об­ла­сти и устро­и­лась ра­бо­тать фельд­ше­ром в боль­ни­це. В 1936 го­ду она пе­ре­еха­ла в се­ло Кон­стан­ти­но­во Мос­ков­ской об­ла­сти и ста­ла ра­бо­тать ла­бо­рант­кой в Кон­стан­ти­нов­ской рай­он­ной боль­ни­це. Ра­бо­тая в боль­ни­це, и за­ча­стую мно­го боль­ше, чем ей по­ла­га­лось по ее обя­зан­но­стям, она по­чти все свои сред­ства, а так­же и те, что ей жерт­во­ва­ли для за­клю­чен­ных ве­ру­ю­щие лю­ди, от­да­ва­ла на по­мощь на­хо­дя­ще­му­ся в за­клю­че­нии ду­хо­вен­ству и пра­во­слав­ным ми­ря­нам, со все­ми ни­ми ве­дя ак­тив­ную пе­ре­пис­ку. В ее де­я­тель­но­сти для всех страж­ду­щих бы­ла ощу­ти­ма не толь­ко ее ма­те­ри­аль­ная под­держ­ка, но и под­держ­ка сло­вом – в пись­мах, ко­то­рые она по­сы­ла­ла. Для неко­то­рых она в иные пе­ри­о­ды ста­но­ви­лась един­ствен­ным кор­ре­спон­ден­том и по­мощ­ни­ком. Епи­скоп Иоанн (Па­шин) пи­сал ей из ла­ге­ря: «Род­ная, до­ро­гая Та­тья­на Ни­ко­ла­ев­на! Пись­мо Ва­ше по­лу­чил и не знаю, как Вас бла­го­да­рить за него. Оно ды­шит та­кой теп­ло­той, лю­бо­вью и бод­ро­стью, что день, ко­гда я по­лу­чил его, – был для ме­ня один из счаст­ли­вых, и я про­чи­тал его ра­за три под­ряд, а за­тем еще дру­зьям про­чи­ты­вал: вла­ды­ке Ни­ко­лаю и от­цу Сер­гию – сво­е­му ду­хов­но­му от­цу. Да! Доб­рое у Вас серд­це, счаст­ли­вы Вы, и за это бла­го­да­ри­те Гос­по­да: это не от нас – Бо­жий дар. Вы – по ми­ло­сти Бо­жи­ей – по­ня­ли, что выс­шее сча­стье здесь – на зем­ле – это лю­бить лю­дей и по­мо­гать им. И Вы – сла­бень­кая, бед­нень­кая – с Бо­жьей по­мо­щью, как сол­ныш­ко, сво­ей доб­ро­той со­гре­ва­е­те обез­до­лен­ных и по­мо­га­е­те, как мо­же­те. Вспо­ми­на­ют­ся сло­ва Бо­жии, ска­зан­ные уста­ми свя­то­го апо­сто­ла Пав­ла: “Си­ла Моя в немо­щи со­вер­ша­ет­ся”. Дай Гос­по­ди Вам си­лы и здо­ро­вья мно­го-мно­го лет ид­ти этим пу­тем и в сми­ре­нии о име­ни Гос­под­нем тво­рить доб­ро. Тро­га­тель­на и Ва­ша по­весть о бо­лез­ни[1] и даль­ней­ших по­хож­де­ни­ях. Как пре­муд­ро и ми­ло­серд­но устро­ил Гос­подь, что Вы, пе­ре­не­ся тя­же­лую бо­лезнь[2], изу­чи­ли ме­ди­ци­ну и те­перь, ра­бо­тая на по­при­ще ле­че­ния боль­ных, страж­ду­щих, од­новре­мен­но и ма­лень­кие сред­ства бу­де­те за­ра­ба­ты­вать, необ­хо­ди­мые для жиз­ни сво­ей и по­мо­щи дру­гим, и этой сво­ей свя­той ра­бо­той сколь­ко слез утре­те, сколь­ко стра­да­ний об­лег­чи­те... Ра­бо­та­е­те в ла­бо­ра­то­рии, в ап­те­ке? Пре­крас­но. Вспо­ми­най­те свя­то­го ве­ли­ко­му­че­ни­ка Пан­те­ле­и­мо­на Це­ли­те­ля и его ко­ро­боч­ку с ле­кар­ства­ми в ру­ках (как на об­ра­зах изо­бра­жа­ют) и о име­ни Гос­под­нем ра­бо­тай­те, тру­ди­тесь во сла­ву Бо­жию. Вся­кое ле­кар­ство, рас­сы­па­е­мое по по­рош­кам, раз­ли­ва­е­мое по склян­кам, да бу­дет ограж­де­но зна­ме­ни­ем Свя­то­го Кре­ста. Сла­ва Гос­по­ду Бо­гу!» Ар­хи­епи­скоп Авер­кий (Кед­ров), на­хо­див­ший­ся в ссыл­ке в го­ро­де Бир­ске в Баш­ки­рии, пи­сал Та­тьяне Ни­ко­ла­евне: «По­лу­чил Ва­ше за­кры­тое пись­мо, а вслед за ним от­крыт­ку. За то и дру­гое при­но­шу Вам сер­деч­ную бла­го­дар­ность. Сла­ва Бо­гу – они по-преж­не­му пол­ны бод­ро­сти и све­та, креп­кой ве­ры и твер­до­го упо­ва­ния на про­мыс­ли­тель­ную дес­ни­цу Все­выш­не­го. Сла­ва Бо­гу! Да ни­ко­гда не ис­сякнет и не ума­лит­ся в ду­ше Ва­шей этот жи­во­нос­ный ис­точ­ник, ко­то­рый так об­лег­ча­ет здесь на зем­ле вос­при­я­тие жиз­нен­ных невзгод, несча­стий, уда­ров, неудач и разо­ча­ро­ва­ний. Не дли­нен еще прой­ден­ный путь Ва­шей бла­го­сло­вен­ной от Гос­по­да жиз­ни, а меж­ду тем сколь­ко бурь про­нес­лось над Ва­шей гла­вой. И не толь­ко над го­ло­вой: как острое ору­жие они про­шли и через Ва­ше серд­це. Но не по­ко­ле­ба­ли его и не сдви­ну­ли его с кра­е­уголь­но­го кам­ня – ска­лы, на ко­то­рой оно по­ко­ит­ся, – я ра­зу­мею Хри­ста Спа­си­те­ля. Не по­га­си­ли эти штор­мы в Ва­шем ми­лом серд­це яр­ко го­ря­щий и пла­ме­не­ю­щий огонь ве­ры свя­той. Сла­ва Бо­гу – ра­ду­юсь се­му и пре­кло­ня­юсь пред Ва­шим этим по­дви­гом непо­ко­ле­би­мой пре­дан­но­сти Твор­цу, пред те­ми бо­лез­нен­ны­ми скор­бя­ми, ис­пы­та­ни­я­ми, стра­да­ни­я­ми нрав­ствен­ны­ми, через ко­то­рые ле­жал Ваш путь к этой по­бе­де в Ва­шей ду­ше Хри­ста над Ве­ли­а­ром, неба над зем­лей, све­та над тьмой. Спа­си Вас Хри­стос и со­хра­ни, по­мо­ги Вам и впредь неустра­ши­мо и непо­ко­ле­би­мо сто­ять на бо­же­ствен­ной стра­же сво­е­го свя­то­го свя­тых...» Боль­ше все­го из зем­ных мест Та­тья­на Ни­ко­ла­ев­на лю­би­ла Ди­ве­е­во, ку­да она при­ез­жа­ла ча­сто и где слу­жил ее ду­хов­ный отец про­то­и­е­рей Па­вел Пе­ру­ан­ский. В од­ном из пи­сем, на­пи­сан­ном 5 сен­тяб­ря 1937 го­да ар­хи­епи­ско­пу Авер­кию (Кед­ро­ву), еще на­хо­див­ше­му­ся в то вре­мя в ссыл­ке в го­ро­де Бир­ске, бес­по­ко­ясь о его судь­бе, так как ото­всю­ду ста­ли при­хо­дить из­ве­стия об аре­стах ду­хо­вен­ства и ми­рян, она пи­са­ла: «До­ро­гой мой Вла­ды­ка Авер­кий! Что-то дав­но мне нет от Вас ве­сточ­ки. Я бы­ла в от­пус­ке пол­то­ра ме­ся­ца. Ез­ди­ла в Ди­ве­е­во и Са­ров. Пре­крас­но про­ве­ла там ме­сяц. Див­но хо­ро­шо. Нет, в раю не сла­ще, по­то­му что боль­ше лю­бить невоз­мож­но. Да бла­го­сло­вит Бог тех лю­дей, яр­кая кра­со­та ду­ши ко­то­рых и те­перь пе­ре­до мной. Креп­ко по­лю­би­ла я те ме­ста, и все­гда ме­ня ту­да тянет. Вот уже тре­тий год под­ряд бы­ваю там, с каж­дым ра­зом все доль­ше. На­все­гда б я там оста­лась, да не бы­ло мне бла­го­сло­ве­ния на то. А на по­езд­ку во вре­мя от­пус­ка все бла­го­сло­ви­ли. От­кли­кай­тесь, сол­ныш­ко ми­лое. А то я бес­по­ко­юсь, не слу­чи­лось ли с Ва­ми че­го недоб­ро­го. На­пом­ни­те мне гео­гра­фию. Да­ле­ко ли Бирск от Уфы? Пи­ши­те мне, я уже креп­ко со­ску­чи­лась о Вас, род­ной мой». Ве­че­ром, в тот день, ко­гда Та­тья­на пи­са­ла это пись­мо, она бы­ла аре­сто­ва­на. Со­труд­ни­ки НКВД при­шли ее аре­сто­вы­вать, ко­гда она пи­са­ла оче­ред­ное пись­мо свя­щен­ни­ку в ссыл­ку, оста­но­вив ее на по­лу­сло­ве. Ухо­дя в тюрь­му, она оста­ви­ла за­пис­ку по­дру­ге, чтобы та обо всем про­ис­шед­шем уве­до­ми­ла ее мать. Со­хра­няя да­же в эти ми­ну­ты мир и спо­кой­ствие, Та­тья­на Ни­ко­ла­ев­на пи­са­ла: «Оль­га род­ная, про­сти! При­бе­ри все. По­лу­чи бе­лье от Ду­ни. Бе­лье при­бе­ри в ко­роб­ку, ко­то­рая под кро­ва­тью. По­стель и одеж­ду за­шей в меш­ки (меш­ка здесь два, но ты най­ди це­лые и чи­стые, в ко­то­рых мож­но бы­ло бы все по­слать ма­ме). Ко­гда ме­ня уго­нят от­сю­да, то толь­ко через де­сять дней по­шли все ма­ме, из­ве­стив ее сна­ча­ла о мо­ем аре­сте пись­мом. На­пи­шешь пись­мо, а по­том через па­ру дней шли ве­щи. День­ги на пе­ре­сыл­ку у те­бя бу­дут. День­ги по­сле де­ся­ти дней вслед за ве­ща­ми от­пра­вить ма­ме, она мне пе­ре­во­дить бу­дет и пе­ре­сы­лать что на­до. Ну, всех креп­ко це­лую. За все всех бла­го­да­рю. Про­сти­те. Я зна­ла, на­дев крест, тот, что на мне: опять пой­ду. За Бо­га не толь­ко в тюрь­му, хоть в мо­ги­лу пой­ду с ра­до­стью». До­пра­ши­вал Та­тья­ну на­чаль­ник Кон­стан­ти­нов­ско­го рай­он­но­го от­де­ле­ния НКВД Су­да­ков. – Об­ви­ня­е­мая Грим­блит, при обыс­ке у вас изъ­ята пе­ре­пис­ка с ука­за­ни­ем мас­сы адре­сов. Ка­кие вы име­е­те свя­зи с ука­зан­ны­ми ли­ца­ми и кто они по по­ло­же­нию? – спро­сил он. – Шесть че­ло­век, ука­зан­ные в адре­сах, яв­ля­ют­ся свя­щен­но­слу­жи­те­ля­ми, и все они бы­ли в за­клю­че­нии и в эта­пах, а в дан­ное вре­мя они на­хо­дят­ся в за­клю­че­нии и в ми­ну­сах. Связь у ме­ня с ни­ми есть лишь пись­ма­ми. Осталь­ные адре­са мо­их род­ствен­ни­ков, ра­бо­та­ю­щих в Москве и в Алек­сан­дро­ве. По­сле до­про­са за­ме­сти­тель на­чаль­ни­ка Кон­стан­ти­нов­ско­го НКВД Смир­ниц­кий до­про­сил в ка­че­стве сви­де­те­лей со­слу­жив­цев Та­тья­ны по Кон­стан­ти­нов­ской рай­он­ной боль­ни­це – вра­ча, мед­сест­ру и бух­гал­те­ров. Они по­ка­за­ли: «Мне из­вест­но, что Грим­блит по­се­ти­ла боль­но­го, ле­жа­ще­го в гос­пи­та­ле, к ко­то­ро­му Грим­блит не име­ла ни­ка­ко­го от­но­ше­ния по ме­ди­цин­ско­му об­слу­жи­ва­нию. В ре­зуль­та­те на дру­гое утро боль­ной рас­ска­зал вра­чу, что ему всю ночь сни­лись мо­на­сты­ри, мо­на­хи, под­ва­лы и так да­лее. Этот факт на­во­дит ме­ня на мысль, что Грим­блит ве­ла с боль­ны­ми бе­се­ды на ре­ли­ги­оз­ные те­мы. На со­бра­нии со­труд­ни­ков боль­ни­цы по во­про­су о под­пис­ке на вновь вы­пу­щен­ный за­ем Грим­блит ни за, ни про­тив в пре­ни­ях не вы­сту­па­ла, но при го­ло­со­ва­нии за под­пис­ку на за­ем не го­ло­со­ва­ла». «Грим­блит зи­мой 1937 го­да, си­дя у тя­же­ло боль­но­го в па­ла­те, в при­сут­ствии боль­ных и мед­пер­со­на­ла по­сле его смер­ти вста­ла и де­мон­стра­тив­но его пе­ре­кре­сти­ла. В раз­го­во­рах, срав­ни­вая по­ло­же­ние в тюрь­мах цар­ско­го строя с на­сто­я­щим, Грим­блит го­во­ри­ла: “При со­вет­ской вла­сти мож­но встре­тить без­об­раз­ных мо­мен­тов не мень­ше, чем преж­де”. От­ве­чая на во­про­сы о том, по­че­му она ве­дет скуд­ную жизнь, Грим­блит го­во­ри­ла: “Вы тра­ти­те день­ги на ви­но и ки­но, а я на по­мощь за­клю­чен­ным и цер­ковь”. На во­прос о но­си­мом ею на шее кре­сте Грим­блит неод­но­крат­но от­ве­ча­ла: “За но­си­мый мною на шее крест я от­дам свою го­ло­ву, и по­ка я жи­ва, с ме­ня его ни­кто не сни­мет, а ес­ли кто по­пы­та­ет­ся снять крест, то сни­мет его лишь с мо­ей го­ло­вой, так как он на­дет на­веч­но”. В 1936 го­ду при об­ра­ще­нии при­е­хав­ше­го од­но­го из за­клю­чен­ных Дмит­ла­га для но­чев­ки Грим­блит при встре­че с ним спро­си­ла, по ка­кой ста­тье он си­дит, и, по­лу­чив от­вет, что он си­дит по 58 ста­тье, с удо­воль­стви­ем усту­пи­ла для ноч­ле­га свою ком­на­ту, за­явив, что она для лю­дей, си­дя­щих по 58-ой ста­тье, все­гда го­то­ва чем угод­но по­мочь. У Грим­блит в пе­ри­од ее ра­бо­ты в боль­ни­це бы­ли слу­чаи ухо­да с ра­бо­ты в цер­ковь для со­вер­ше­ния ре­ли­ги­оз­ных об­ря­дов». «Мне из­вест­но, что Грим­блит очень ре­ли­ги­оз­ный че­ло­век, ста­вив­шая ре­ли­гию вы­ше все­го. В день Пре­об­ра­же­ния в раз­го­во­ре со мной Грим­блит ска­за­ла: “Те­перь стал не на­род, а про­сто по­доб­но ско­ту. Пом­ню, как бы­ло рань­ше, ко­гда я учи­лась в гим­на­зии. Схо­дишь в цер­ковь, от­дох­нешь, и ра­бо­та спо­рит­ся луч­ше, а те­перь нет ни­ка­ко­го раз­ли­чия, но при­дет вре­мя, Гос­подь по­ка­ра­ет и за все спро­сит”. Мне так­же при­хо­ди­лась ча­сто от Грим­блит слы­шать сло­ва: “При­дет все же вре­мя, ко­гда тот, кто не ве­ру­ет, бу­дет по­сле ка­ять­ся и по­стра­да­ет за это, как стра­да­ем в дан­ное вре­мя мы, ве­ру­ю­щие”. Кро­ме то­го, Грим­блит ис­поль­зо­ва­ла свое слу­жеб­ное по­ло­же­ние для внед­ре­ния ре­ли­ги­оз­ных чувств сре­ди ста­ци­о­нар­ных боль­ных. На­хо­дясь на де­жур­стве, Грим­блит вы­да­чу ле­карств боль­ным со­про­вож­да­ла сло­ва­ми: “С Гос­по­дом Бо­гом”. И од­новре­мен­но кре­сти­ла боль­ных. Сла­бым же боль­ным Грим­блит на­де­ва­ла на шею кре­сты». «От­но­си­тель­но вос­пи­та­ния де­тей в на­сто­я­щее вре­мя Грим­блит неод­но­крат­но го­во­ри­ла: “Что хо­ро­ше­го мож­но ожи­дать от те­пе­реш­них де­тей в бу­ду­щем, ко­гда их ро­ди­те­ли са­ми не ве­ру­ют и де­тям за­пре­ща­ют ве­ро­вать”. И, упре­кая ро­ди­те­лей, го­во­ри­ла: “Как вы от Бо­га ни от­во­ра­чи­ва­е­тесь, ра­но или позд­но Он за все спро­сит”. В 1936 го­ду моя де­вя­ти­лет­няя доч­ка рас­ска­зы­ва­ла мне, что Грим­блит ее вы­учи­ла кре­стить­ся, за что да­ла ей го­стин­цев». По­сле до­про­сов сви­де­те­лей за­ме­сти­тель на­чаль­ни­ка НКВД Кон­стан­ти­нов­ско­го рай­о­на до­про­сил Та­тья­ну. – Об­ви­ня­е­мая Грим­блит, не со­сто­я­ли ли вы и не со­сто­и­те ли в на­сто­я­щее вре­мя в ка­кой-ли­бо ре­ли­ги­оз­ной сек­те, ес­ли со­сто­и­те, то ка­ко­вы ее це­ли? – Ни в ка­кой сек­те я не со­сто­я­ла и не со­стою. – Об­ви­ня­е­мая Грим­блит, из ка­ких средств вы ока­зы­ва­ли по­мощь за­клю­чен­ным и не яв­ля­е­тесь ли вы чле­ном ка­кой-ли­бо ор­га­ни­за­ции, ста­вя­щей сво­ей за­да­чей ока­за­ние им по­мо­щи, а так­же внед­ре­ние ре­ли­гии в мас­сы? – Я ни в ка­кой ор­га­ни­за­ции ни­ко­гда не со­сто­я­ла и не со­стою. По­мощь за­клю­чен­ным и ко­му мо­гу по­мочь я ока­зы­ваю из сво­их за­ра­бо­тан­ных средств. Внед­ре­ни­ем ре­ли­гии в мас­сы я ни­ко­гда не за­ни­ма­лась и не за­ни­ма­юсь. – Ка­ко­ва при­чи­на ва­шей по­мо­щи в боль­шин­стве слу­ча­ев по­лит­за­клю­чен­ным, а так­же при­чи­на ве­де­ния ва­ми пе­ре­пис­ки ис­клю­чи­тель­но с по­лит­за­клю­чен­ны­ми? – Яв­ля­ясь ре­ли­ги­оз­ным че­ло­ве­ком, я и по­мощь ока­зы­ва­ла толь­ко за­клю­чен­ным ре­ли­ги­оз­ни­кам, с ко­то­ры­ми встре­ча­лась на эта­пах и в за­клю­че­нии, и, вый­дя на сво­бо­ду, пе­ре­пи­сы­ва­лась с ни­ми. С осталь­ной же ча­стью по­лит­за­клю­чен­ных я ни­ко­гда не име­ла ни­ка­кой свя­зи. – Как вы про­яв­ля­лись как ре­ли­ги­оз­ный че­ло­век от­но­си­тель­но со­вет­ской вла­сти и окру­жа­ю­ще­го вас на­ро­да? – Пе­ред вла­стью и окру­жа­ю­щи­ми я ста­ра­лась про­явить се­бя чест­ным и доб­ро­со­вест­ным ра­бот­ни­ком и этим до­ка­зать, что и ре­ли­ги­оз­ный че­ло­век мо­жет быть нуж­ным и по­лез­ным чле­ном об­ще­ства. Сво­ей ре­ли­ги­оз­но­сти я не скры­ва­ла. – Об­ви­ня­е­мая Грим­блит, при­зна­е­те ли вы се­бя ви­нов­ной в ве­де­нии ва­ми ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции за вре­мя служ­бы в Кон­стан­ти­нов­ской боль­ни­це? – Ни­ка­кой ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции я ни­где ни­ко­гда не ве­ла. На фра­зы, ко­гда, жа­лея ме­ня, мне го­во­ри­ли: «Вы бы по­луч­ше оде­лись и по­ели, чем по­сы­лать день­ги ко­му-то», я от­ве­ча­ла: «Вы мо­же­те тра­тить день­ги на кра­си­вую одеж­ду и на слад­кий ку­сок, а я пред­по­чи­таю по­скром­нее одеть­ся, по­про­ще по­есть, а остав­ши­е­ся день­ги по­слать нуж­да­ю­щим­ся в них». По­сле этих до­про­сов Та­тья­на бы­ла по­ме­ще­на в тюрь­му в го­ро­де За­гор­ске. 13 сен­тяб­ря 1937 го­да след­ствие бы­ло за­кон­че­но и со­став­ле­но об­ви­ни­тель­ное за­клю­че­ние. 21 сен­тяб­ря пе­ред от­прав­кой об­ви­ни­тель­но­го за­клю­че­ния на ре­ше­ние трой­ки со­труд­ник НКВД Идель­сон вы­звал Та­тья­ну на до­прос и, узнав, за что и ко­гда она аре­сто­вы­ва­лась рань­ше, спро­сил: – Вы об­ви­ня­е­тесь в ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции. При­зна­е­те ли се­бя ви­нов­ной? – Ви­нов­ной се­бя не при­знаю. Ан­ти­со­вет­ской аги­та­ци­ей ни­ко­гда не за­ни­ма­лась. – Вы так­же об­ви­ня­е­тесь в про­ве­де­нии вре­ди­тель­ства, со­зна­тель­ном умертв­ле­нии боль­ных в боль­ни­це се­ла Кон­стан­ти­но­во. При­зна­е­те се­бя ви­нов­ной? – Ви­нов­ной се­бя не при­знаю, вре­ди­тель­ской де­я­тель­но­стью ни­ко­гда не за­ни­ма­лась. Про­чи­тав про­то­кол до­про­са, Та­тья­на под­пи­са­лась под фра­зой, окан­чи­ва­ю­щей про­то­кол: «За­пи­са­но с мо­их слов вер­но, мной лич­но про­чи­та­но». 22 сен­тяб­ря трой­ка НКВД при­го­во­ри­ла Та­тья­ну к рас­стре­лу. На сле­ду­ю­щий день она бы­ла от­прав­ле­на в од­ну из Мос­ков­ских тю­рем, где пе­ред каз­нью с нее бы­ла сня­та фо­то­гра­фия для па­ла­ча. Та­тья­на Ни­ко­ла­ев­на Грим­блит бы­ла рас­стре­ля­на 23 сен­тяб­ря 1937 го­да и по­гре­бе­на в без­вест­ной об­щей мо­ги­ле на по­ли­гоне Бу­то­во под Моск­вой.

Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский)

«Му­че­ни­ки, ис­по­вед­ни­ки и по­движ­ни­ки бла­го­че­стия Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви ХХ сто­ле­тия. Жиз­не­опи­са­ния и ма­те­ри­а­лы к ним. Кни­га 7». Тверь. 2002. С. 128-136

Биб­лио­гра­фия

Ар­хив УФСБ РФ по Том­ской обл. Арх. № 11803-П. ЦА ФСБ РФ. Арх. № Р-1086. ГАРФ. Ф. 10035, д. П-78635.

При­ме­ча­ния

[1] Име­ет­ся в ви­ду арест – на услов­ном язы­ке пе­ре­пис­ки тех лет. [2] Име­ет­ся в ви­ду пре­бы­ва­ние в за­клю­че­нии.

Ис­точ­ник: http://www.fond.ru