Основатель Гуслицкого монастыря схиигумен Парфений Агеев

Краткое жизнеописание:

Родился в Молдавии в городе Яссы в русской семье. Рано осиротел и воспитывался в семье богатого старообрядца. Позже он указывал, что в шесть лет он сам «выучил азбуку» и стал читать, а затем отец купил ему «прописную азбуку», по которой он также занимался самостоятельно и выучился писать[1].

Странствовал по России — посетил Киев, Саровскую пустынь; в Бело-Криницком старообрядческом монастыре был пострижен в монашество с именем Паисий.

В 1839 году в монастыре Ворона (в Молдавии) перешёл в православие и уехал на Афон, где принял иночество с именем Памва, а на первой неделе Великого поста в 1841 году — схиму с именем Парфений.
Сразу после принятия схимы был послан от Пантелеимонова монастыря в Россию для сбора пожертвований. Побывал в Оптиной пустыни, в Троице-Сергиевой лавре.

Вернулся на Афон в 1843 году и прожил там до 1845 года, после чего по благословению иеросхимонаха Арсения был вновь послан в Россию — «в Сибирскую страну, в назначенное тебе место, в Томскую губернию <…> крест весьма тяжкий; ты же неси, не отягчайся; но паче радуйся и веселися, и благодари своего Создателя». По пути в Томск он совершил большое путешествие по Святой земле. В Томске, куда он прибыл 11 сентября 1847 года, стал сподвижником архиепископа Афанасия (Соколова), который побудил Парфения написать «Сказания…» о его странствованиях.

В августе 1854 года схимонах Парфений переехал в Москву и по соизволению митрополита Филарета (Дроздова) поступил в число братства Гефсиманского скита при Троице-Сергиевой лавре.

В 1855 году, 18 января был рукоположён в иеродиакона, а 23 января — в иеромонаха. В этом же году издал «Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле постриженника Святой Горы Афонской инока Парфения», ставшее значительным событием в литературе того времени: М. П. Погодин объявил книгу «украшением русской словесности, не говоря о великой ее многогранной пользе»; А. В. Дружинин даже указывал, что «на Руси мы ещё не видали такого высокого таланта со времен Гоголя. Таких книг между прочим читать нельзя»; позже Ф. М. Достоевский использовал в своем романе «Бесы» эпизод со старцем Оптинским Львом, описанный в «Сказаниях».

С 1856 по 1860 годы он был настоятелем Николаевской Берлюковой пустыни в Богородском уезде Московской губернии. В это время он написал значительный труд, обращённый к старообрядцам — «О промысле Божием…».

В 1858 году неподалеку от пустыни Парфений основал Гуслицкий Спасо-Преображенский монастырь специально для обращения удельных крестьян-старообрядцев, живших в этой местности. В 1860 году за миссионерскую деятельность среди старообрядцев он был награждён золотым наперсным крестом, а в 1863 году возведён в сан игумена.

В 1870–1871 годах он вновь побывал на Афоне и в Иерусалиме. В первых числах августа 1872 года был подписан указ Святейшего Синода об увольнении настоятеля Спасо-Преображенского Гуслицкого монастыря на покой.

На покое проживал в Гефсиманском скиту при Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, а затем и в самой Свято-Троицкой Сергиевой Лавре в келье при богадельне.

Скончался 17 мая 1878 года в Троице-Сергиевой лавре и на её территории у Смоленской церкви Лавры был погребён.

Александр   Панин , заместитель директора "фонда Возрождение Николо-Берлюковского монастыря", директор монастырского церковно-исторического музея.(в сокращении)

Схиигумен Парфений был выдающимся духовным творцом слова, оставившим нам в назидание свои объемные произведения. Возрастающая тяга к духовным сокровищам Отечества есть признак осознания своего исторического пути. Явление нашего времени есть острое желание насытиться духовными богатствами от течения великой православной реки. В наше время, когда вера колеблется, когда бесконечное количество сект и движений старается восполнить то, что было потеряно с отпадением от Православной Церкви, много людей оживает верой. Оживает и желает знать, прикасаться, преклоняться пред могучей духовной силой и духовным опытом Святой Руси. Поэтому так важно для нас сейчас знать и иметь под рукой наследие наших предков.

   Митрополит Антоний Сурожский в своей проповеди говорил: «Праздник святых — это день, когда мы радостным, ликующим сердцем говорим Богу: Господи, спасибо, что они жили, спасибо, что они явили нам пример того, как можно жить, спасибо, что через столетия до нас дошло животворное их слово!.. Спасибо вам…что вы так услышали глас Господень, так восприняли Его Евангелие, что стоите вы пред нами, как образ подлинного, истинного христианского жития!»(2). Этими словами хочется выразить отцу Парфению благодарность, за то, что в своих произведениях он показал и явил нам образ служителей Божиих, преподобных, старцев-духовников и постников великих. Показал и описал все, что лицезрел, всю неописуемую Божию красоту, запечатленную в образе всех тех, кто шел «…чтобы принести в мир капельку Божественной любви…»(3). Сергей Александрович Нилус писал: «Назначение и цель христианского писателя — быть служителем Слова, способствовать раскрытию в Нем заключенной единой истины в ее бесконечно разнообразных проявлениях в земной жизни христианина и тем вести христианскую душу по пути Православия от жизни временной в жизнь вечную во Христе Иисусе Господе нашем»(4).

 Описанием своих странствований отец Парфений призывает нас в путь, в путь духовного осмысления. Своими произведениями он призывает нас задуматься: «…что я видел сегодня такого, что еще никогда не встречалось на моем пути? Я видел взор небывалый; я видел черты, в которых сияла неземная любовь; я слышал голос, который звучал, как правда небесная; я встретил свидетеля Живого Бога…»(5).

  Петр Агеев родился 14 ноября 1806 года в Молдавии, в городе Яссы, в русской семье: «Я родился в Молдавии, от русских, и в пеленах остался от своих родителей: но паче первых послал мне Господь вторых, которые породили меня духом и приготовили меня к иноческой уединенной жизни. Я называю их своими родителями, хотя до возраста и не знал, что они не родные: а хотя кто и сказывал, но я тому не верил, видя великую их ко мне любовь»(6).

 Провел счастливое детство, в окружении заботы и любви родительской: «Они были весьма богобоязливы, милостивы и страннолюбивы: дом наш был всегда отверст странним и нищим; за что Господь и не оставлял их… Но хотя они меня и в расколе воспитали и в неправых понятиях о Святой Соборной Восточной Апостольской Христовой Церкви; но впрочем, учили меня страху Божию с самого младенчества, отвлекали мое юное сердце от всех мира сего суетного соблазнов и раскрывали мне всю превратность и непостоянство прелестного мира сего; внушили мне об иноческой уединенной жизни, и всегда о ней читали и говорили со слезами, и ее всякими похвалами ублажали»(7). Семья юного Петра была очень строгих правил, и жизнь его протекала, как в училище благочестия: все свободное время посвящалось чтению книг, рассказам о духовной жизни разных подвижников, пению духовных песен. С детских лет Петр любил слушать рассказы о странствиях, жития святых, чудесах, совершенных во имя Божие, и уже с самого раннего возраста имел прозвища «поп» и «проповедник». Душа его искала лишь одного — послужить Господу Богу, а «игры» его были чтение молитв и копание пещер. Петр рано научился читать, но его интересовало лишь все духовное, раскрывающее богатый мир Христовой веры.

  Достигнув совершеннолетия и получив паспорт, отправился в странствие: «ища благоугодить единому Господу своему, Иисусу Христу»(8). Юноша побывал в Киеве, посетил Великую Успенскую Лавру, пещеры чудотворцев, приложился ко всем святым и целебным мощам. Посетив Саровскую пустынь, особенно благоговел перед ней. Пожив там, рассмотрев чины и уставы, напевы обительские, очень их полюбил. Сподобился видеть и слышать великого старца Серафима Саровского, навсегда сохранив в душе его облик и красоту обительскую: «О святая обитель! воистину, ты, яко град велик и прекрасен»(9).

Желая напитать свою душу поисками истины, посетил Стародубские старообрядческие монастыри, Рогожское старообрядческое кладбище в городе Москве, а также Керженские леса с находящимися там монастырями и скитами. Побывал и в Иргизских старообрядческих монастырях, проживал в Чернобыльском старообрядческом монастыре недалеко от города Киева, но, нигде не найдя искомого, вернулся в Молдавию, где поселился в Карпатских горах в скиту, проводя время в диспутах о вере и молитве.

  Юноша неустанно искал правду и волю Господню на всем пути своем: «Господи, скажи мне путь, в оньже пойду, и научи мя творити святую волю Твою!»(10).

  В селе Белая Криница близ Карпатских гор, в Бело-Криницком старообрядческом монастыре был пострижен в 1831 году в монашество с именем Паисий «одним иеромонахом, приехавшим из России»(11), но в монастыре не остался. Проживал в Молдавском старообрядческом Мануиловском скиту, понимая и осознавая, что старообрядчество со всеми его многочисленными толками есть заблуждение. Пришло это понимание не сразу, а после долгих лет осмысления и странствований по старообрядческим обителям. Совершил большое паломничество в Россию. Проживал некоторое время в Высоковском единоверческом монастыре Костромской епархии, где 23 апреля 1838 года совершенно оглох. Это Божие попущение переносил он более десяти лет. В этом же году состоялось крайне важное для духовного мировоззрения юного странника Петра посещение православной Надеевской пустыни, где подвизался старец Тимон Надеевский. Беседы со старцем Тимоном открыли многое, особенно неправоту старообрядчества. Под влиянием бесед с великим угодником Божиим Тимоном, Петр оставил свои заблуждения и обрел для себя много духовной пользы. Посетил вторично и любимую им Саровскую пустынь, где беседовал с настоятелем игуменом Нифонтом и духовником старцем Иларионом. После сего паломничества вернулся в Молдавию.

  Обошел в Молдавии все обители учеников великого старца Паисия Величковского, во многих из них проживая. В 1839 году в Молдавском монастыре во имя Рождества Богородицы (Ворона), после многих размышлений и бесед о жизни угодников Божиих и по определению Высокопреосвященного Вениамина, митрополита Молдавского, присоединился к Святой Христовой Церкви: «… седмь дней препроводили мы в посте и молитве, и каждый день пред Литургиею читали нам огласительные молитвы, и мы проклинали все ереси и расколы. В осьмый день всех нас десять человек присоединили к Святой Восточной Соборной Апостольской Христовой Церкви: иных совершенно крестили, иных только Святым Миром помазали, в числе которых и нас двоих присоединили, и причастили всех Святыми Тайнами, Телом и Кровию Христовою…»(12).

  Увиденное и пережитое побудило Петра Агеева отправиться к монашеской православной твердыне — Святой Горе Афонской. Возгорелось любовью к ней сердце юного Петра, возжелавшего спасти свою душу. В сентябре 1839 года он выехал на Афонскую Гору.

  Святая Гора Афон представляет собой гористый выступ полуострова Халкидики в Греции и на 60 километров выступает в Эгейское море. Первые монахи, заложившие основы монашеской «республики», появились на Афоне в IV веке. Девятый век является официальной датой установления монашества на Афоне, а указом византийского императора Василия Македонянина 885 года устанавливалось, что все миряне должны покинуть «вертоград Божией Матери». Русским издавна принадлежал монастырь святого Пантелеимона на западной стороне Афона. Русские монахи появляются на Афоне в IX веке, и в скором времени они получают от византийского императора Алексея Комнина Свято-Пантелеимонов монастырь. В числе святых мест, особо почитаемых христианами и привлекающих к себе взоры христианского мира: «Святая Гора занимает исключительное положение. Здесь находили себе тихое пристанище все те, кои стремились путем молитвы и поста, вдали от мира и его прелестей достигнуть высокого нравственного совершенства… Оставаясь всегда верными заветам и преданиям древних христианских аскетов и пустынножителей, афонские иноки были строгими ревнителями учения православной церкви… Здесь царило полное духовное довольство, при скудности внешней обстановки; непрерывно совершались высокие аскетические подвиги, возгревалась истинная любовь к Богу и ближним…»(13).

  Петр Агеев прибыл на Святую Гору Афонскую в 1839 году. О состоянии духовой жизни на Святой Горе к моменту его прибытия сам он повествует так: «Но еще прежде прихода турок Бог наказал Афонскую Гору: шел шесть дней необыкновенный дождь, и снесло водою многие келлии и огороды, и все дни продолжалось землетрясение. Полагали, что до конца прогневался Бог на Афонскую Гору, и думали, что Божия Матерь ее оставила. В то время жил на Афоне один юродивый иеродиакон, родом грек, не имевший ни келлии, ни пристанища. Некоторые достойные отцы в те страшные дни видели его стоящим в воздухе на коленах, простершим руки свои на небо и молящимся Господу Иисусу Христу и Его Пре-чистой Матери, чтобы помиловали Гору Афонскую или не дали ему пережить совершенного ее разорения. Потом видят, что сошла с Небес Сама Пречистая Богородица, с множеством Ангелов и сказала ему: “Возлюбленный Мой и верный служитель Сына Моего! Не погублю тебя и всех духовных воинов, верно Мне служащих и усердно Сыну Моему работающих. Не оставлю моего жребия, якоже и прежде обещалась, а только накажу, и то с милостию: изгоню тех, которые не сохраняют заповедей Сына Моего, не исполняют своих обетов и разрушают уставы и предания древних отец. Потом приведу и пошлю сюда таких, которые с верою и любовию поработают Сыну Моему и верно послужат Мне; наполню Мой жребий множеством монашествующих, и будут последние паче первых”. После сего стала невидима. Это видение не многие сподобились видеть, а которые видели, те все оставались в Святой Горе, и я еще многих из них застал в живых… Впрочем, когда я пришел на Святую Гору в 1839 году, то еще множество было пустых келлий. Но когда выходил в 1846 году, то мало где были пустые, но все заняты. Паки умножилась братия до 10 тысяч, и в жизни очень исправились. В бытность мою в трех монастырях учредили общежитие. В таком виде да сохранит Святую Гору Афонскую Царица Небесная до скончания века!»(14).

  Прибыв на Святую Гору Афон, Петр, прежде всего, нашел себе старца-духовника, которому мог всецело довериться с пользой душевной. В то время на Афоне славился жизнью свой подвижнической и опытностью русский иеросхимонах Арсений. Именно к отцу Арсению и привел Господь Петра Агеева. Отец Арсений родился в России на великой русской реке Волге в Нижегородской губернии: «Родившись от православных родителей, в святом крещении был наречен Алексеем. В отрочестве обучен чтению и письму… На 20-м году Алексей оставил дом свой, родителей и пошел странствовать Бога ради по российским монастырям. Придя в общежительную Песношскую пустынь Московской губернии, он решил там остаться, где положил начало монашеской жизни, определившись в число братии… Потом возымел желание идти за границу в молдавские монастыри, которые тогда славились великими старцами и подвижниками. Когда он открыл свое желание духовнику, духовник его благословил, хотя игумен не раз его отговаривал. Однако он отправился в путь. Придя в Киев и поклонившись св. мощам киевских чудотворцев, нашел там себе спутника по имени Никита (он был из Тульской губернии), который до самой смерти, более 40 лет, во всех скорбях, трудах и подвигах был ему соучастник. Взявши благословение от киевских чудотворцев, и помолившись им, отправились оба в путь. Придя в Молдавию и обойдя все молдавские монастыри и скиты, нашли себе духовного отца в Балашевском скиту, находившемся в 4-х часах хотьбы от города Буташани, которому предали себя в полное послушание. Вскоре духовный отец постриг их в монашество и нарек Алексею имя Авель, а спутнику и сотруднику его — имя Никандр. Через некоторое время наставник их, видя великие подвиги и смирение, понудил Авеля принять священство, “яко достойного и в Писании искусного”… Жили они так недолгое время (18 лет), и было обоим откровение от Бога, повелевающее им идти на Святую Афонскую Гору и там продолжить оставшуюся жизнь… В таком пути пробыли они более месяца, когда, наконец, дошли до Святой Горы. И что увидели они там? Жилища монашеские опустели, сады одичали и лесом заросли. Монастыри стоят запертые, а ополчение Царицы Небесной разбежалось по разным странам… Отцы наши взяли в скиту одну келлию и стали там жить: огород возделывали и ложечки делали. Так прожили все смутное время — более четырех лет… Вскоре оба постриглись в великую схиму. Отец Авель был наречен Арсением и принял схиму от одного схимонаха Арсения. Отец Никандр был наречен Николаем, принял схиму от отца Арсения. И стали они жить в скиту Святого Иоанна Предтечи во владениях Иверского монастыря. Когда умножилась братия в скиту… оставили скит и келлию и взяли келлию уединенную, от скита один час ходьбы, на холме, в самой непроходимой пустыни, во имя Святого Иоанна Златоуста»(15).

   В лице старца отца Арсения мы видим редкого по своим качествам человека. Можно смело утверждать, что отец Арсений сочетал в себе большую духовную мудрость и строгий аскетизм. Живя в самой суровой обстановке, питаясь почти исключительно одними овощами, проводя все время в молитве, чтении Священного Писания и святых отцов, в тяжелом физическом труде, старец Арсений достиг высокой степени совершенства: «О. Арсений, начитанный книгами святоотеческими, прошедший сам строгую школу послушания, исполненный рассуждения духовного и многими иными дарами Святого Духа, скоро привлек к себе многих, желавших иметь его своим старцем-духовником… после девятнадцатилетняго пребывания на Святой Горе, схимонах Николай скончался преподобною кончиной, а иеросхимонах Арсений настолько преуспел в подвигах духовных, что стал подобен древним богоносным отцам Антонию, Макарию, Евфимию и другим, сподобился подобно им особых даров Божией благодати, стал видимым сосудом Святого Духа. Ни рыбу, ни сыру, ни масла, ни вина не вкушал он во все дни жизни свой на Афоне; скудную пищу принимал однажды в день перед вечером, в понедельники же, среды и пятки ничего не вкушал, между тем был бодр и свеж лицем; обладал даром слез в высокой степени, и особенно когда литургисал в своей пустынной церковке, то не мог удержаться от слез, лил их неудержимо. Любил часто литургисать, жил в крайнем нестяжании и живших при нем руководил благоуспешно к преуспеянию духовному… Немало испытал скорбей отец Арсений в течение своей жизни на Афоне от неразумия людскаго, но все это терпел и переносил с полной покорностию воле Божией. Старец Арсений распоряжался властно на Святой Горе, и противоречить ему никто не мог, ибо были случаи, что противоречащие были наказаны Богом, почему во всех монастырях и скитах Святой Горы слово его было уважаемо, как слово человека Божия. Сам делатель умной молитвы Иисусовой, достиг он в ней преуспеяния высокого и учеников своих верно руководил на пути этого нелегкаго, но спасительного делания иноческаго. Отличался даром прозорливости, не лишен был и дара чудотворения,— как пернатый, в короткое время протекал дальния пространства, неудобнопроходимые дороги, все это покрывая покровом дивного смирения…»(16).

  Понять и осознать обстановку, царившую в духовной жизни на Святой Горе Афонской в то время, нельзя без рассказа о жизни и трудах еще одного великого старца, инока «высокой жизни», которого мыслитель К. Н. Леонтьев называл: «…Отец Иероним был гений... Отец Иероним восстановил на Афоне русское иночество, он создал новую русскую общину и прославил ее»(17). Это иеросхимонах Иероним (Соломенцов). От этих двух старцев — Арсения и Иеронима — питался пищею духовной пришедший на Святую Гору Афонскую Петр Агеев.

  Будущий старец Иероним родился 28 июня 1803 года и прозывался в миру Иоанн Павлович Соломенцов: «Отец его, Павел Григорьевич Соломенцов, мать Марфа Афанасьевна (в последствии схимонахиня Еввула) имели большой достаток. Старший сын их был монахом, и весь род Соломенцовых отличался вообще наклонностию к подвигам духовным: из него около 15 человек мужского и женскго пола подвизались во иночестве. Иоанн Павлович Соломенцов с юных лет возлюбил Господа Бога ото всей души и всеми помыслами своими стремился служить Ему в подвигах поста и молитвы. Он был иноком по природе души своей: сын богатых родителей, не пленялся он этим богатством, тяготился роскошью, уклонялся удовольствий мирских и искал единого на потребу, спасения души, и при помощи Божией, живя в мире, соблюл себя непорочным от его скверн. Девственную чистоту души и тела тщательно сберег он среди мира, его соблазнов и сует… Таким образом пребывал он при родителях своих до 27 лет своей жизни. Наконец Господь преклонил сердце родителей его не удерживать более в мире и дать ему благословение на поступление в монашество… Он расспрашивал бывалых людей-странников, где есть на Руси такая пустынная обитель, где бы можно было ему обрести желаемой безмолвие… Сказали ему, что в Рос-сии вряд ли найдет он подобное место, и советовали ему направить стопы свои на Свя-тую Гору Афонскую, где это удобно он может найти в тамошних уединенных скитах и пустынных келлиях…»(18).

  Провидя Духом Божиим будущее Иоанна Соломенцова, старец Арсений принял его с товарищами с большой любовью и вскоре постриг в монашество в келлии Иоанна Златоуста. Иоанн был наречен Иоанникием: «Отец Иоанникий пользовался особенным доверием и любовью старца Арсения; видя в нем сосуд избранный и чистый… отец Арсений сделал его своим сотаинником, руководил его в делании молитвы Иисусовой, которую преподавал ему непрелестно из своего духовного опыта. Отец Иоанникий прилепился к нему искренней сыновней любовью, хранил к нему полное послушание, все помыслы своей души ему всецело открывал, и всякое слово духовника было для него законом»(19).

  В 1839 году Петр Агеев был пострижен старцем-духовником Арсением в келлии Иоанна Златоуста в мантию с наречением имени Памва. Промыслом Божиим угодно было «ищущему правды и путей Господних» отцу Памве, ставшему затем отцом Парфением, стать соучастником зарождения великой славы Свято-Пантелеимонова монастыря на Святой Горе Афонской, иначе Русика, известного с XII века достояния русских на Афоне. И отец Памва шел по этому пути открыто с именем Господним на устах и в делах своих. Путь этот, как будто всегда один и тот же для всех возжелавших Бога, необыкновенно отличается в деталях и только: «Найдя такое руководство, где благовествуется мир всем силам души, где в руководстве живописуется воля Божия, где изначала определен первообраз каждого человека как некая таинственная основа для ткани вечной жизни,— только такое руководство и умиряется, утешается сердце. В жизни всех людей это руководство осуществляет Божественный Промысл — любовь Божественная, но во много раз счастливее те из людей, которым дается руководитель, чтобы в духовном руководстве узнать эту Божественную Руку, увидеть, не отвергнуть Ее»(20). И отец Памва получил великих руководителей жизни, утешителей, которые направили его по пути Божественному.

  В 1830-х годах положение русских на Святой Горе Афонской было полно скорбей и невзгод. Рассеянные по скитам и келлиям русские собратья не имели своего надежного и постоянного пристанища. Монастырь святого великомученика и целителя Пантелеимона, издревле принадлежавший русским, в прошлом столетии полностью перешел во владения греков, особенно положение осложнилось после войны России с Турцией (русско-турецкая война 1828–1829 годов. — П. А.). Завладев обителью святого Пантелеимона, греки ввели там свои порядки, что способствовало падению древнего общежития: «Около 1770 года греческие монахи Русика, не имея средств для поддержания вконец обветшалой своей обители, в которой все требовало капитального ремонта… решились оставить нагорный Русик, называемый с тех пор Старым Русиком, и переселиться в маленький прибрежный монастырек, так кстати возникший во владениях Русика в конце XVII столетия. Несколько раз греческие иноки переносили с собой и чудотворную икону святого великомученника и целителя Пантелеимона, находившуюся в монастыре с незапамятных времен, и несколько раз она чудесным образом возвращалася назад в Старый Русик. И только по устроении нынешнего Русского монастыря она по изволению Промысла постоянно уже пребывает в нем в благодатную помощь обители и на утешение братии. Этой святой иконой игумен Герасим благословил русскую братию во главе с отцом Иеронимом, вселившуюся в Пантелеимонову обитель, и она доныне находится в устроенном русскими Покровском храме… Потом постигло и всеобщее для всей Горы вышеупомятое бедствие вследствие греческого восстания 1820-х годов, особенно тяжело отразившееся на судьбах Русика, и без того прискорбных. В то время вся Гора была занята турецкими войсками, в каждом монастыре было по 40–50 турок, которых монахи кормили и которым платили дань, подвергаясь при этом разнообразным пыткам и жестокости. Турки грабили монастыри, скиты и пустынные келлии, забирали все, что попадалось под руку: свинцовые крыши с храмов, церковную утварь, кухонную посуду. Афонские отцы служили им и делали все, что они требовали»(21).

   Вот как пишет об этом отец Парфений: «…стали говорить всей братии: “Отцы и братия, послушайте нас… Необходимо нам принимать древних жителей обители сея — русских. Они только могут сию обитель поправить, и украсить, и привести в настоящий порядок”. Братия все на то согласились. И начали к себе русских приглашать и ласкать… Но Господь устроил по-cвоему и смирил их даже до конца: пришло время, что стали русских и звать, и всячески ласкать и стали сами обитель называть Русик, и всюду прославлять ее…»(22).

  Старец Арсений принимал деятельное участие в зарождении славы монастыря. Он сумел убедить настоятеля Ильинского скита иеросхимонаха Павла и русских иноков переселиться в древнее достояние — монастырь святого Пантелеимона. И вот, в навечерие праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы 20 ноября 1839 года, отец Павел со всей братией переселился в Русский Пантелеимонов монастырь. Но 2 августа 1840 года отец иеросхимонах Павел почил о Господе: «Старцы Пантелеимонова монастыря не знали, где найти на место отца Павла человека, способного соединить в себе все нужные качества для нелегкого послушания — править русской братией и вместе с тем заботиться о пользе всей обители. Осиротелая русская братия решила, что у них никто не может быть духовником и руководителем, кроме самого старца Арсения или его ученика отца Иоанникия. Поведали они об этом отцу игумену Герасиму и по его благословению пошли просить старца Арсения идти жить к ним в Русик…»(23).

   Старец-духовник Арсений сам отказался выйти из своей келлии на жительство в другое место, но о своем ученике отце Иоанникии задумался и сказал: «Это дело великое, нелегко потревожить отца Иоанникия с учениками, потому что живут они мирно, келлия у них своя, всего у них вдоволь; разве будет воля Божия. Ваш монастырь общежительный и Богу близок; пусть эту неделю все братия постятся и молят Бога и Божию Матерь о явлении мне в сем деле воли Божией, а потом придите ко мне; если будет воля Божия, тогда я объявлю вам и пошлю его, хотя бы он и не хотел»(24).

  Через неделю отец Арсений объявил русским инокам, посланным игуменом Герасимом, что «есть воля Божия отцу Иоанникию быть в Русике духовником русских…»(25). Пришел по зову старца Арсения его ученик Иоанникий и узнал о решении быть ему в монастыре святого Пантелеимона: «Тебе подобает устроить Русскую обитель, и тобой она прославится. Больше воле Божией не противься, иди на Карею, там ждет тебя игумен Герасим, уговорись с ним, продавай свою келлию и перебирайся в Русик…»(26).

   Вот как описал отец Парфений выезд из келлии по благословению старца Арсения: «Дали повестку всем бедным, да приходят и берут, кому что нужно… И было у нас на келлии две недели как праздник; два человека готовили пищу и всех кормили и вином угощали, потому что у нас было всего довольно, на год было всего запасено — муки, рыбы, масла и вина. И Божией милостию мы все раздали и расточили, оставили только, что нужно для монастыря, нужные книги и дорогие ризы и себе нужную одежду, потом продали и келлию…»(27).

   Отец Иоанникий и его ученики, среди которых был отец Памва, водворились в монастыре 20 октября 1840 года, положив начало великой славе и возрождению Русского святого великомученика и целителя Пантелеимонова монастыря. И стал отец Памва проходить дальше послушание свое под мудрым руководством отца Иоанникия, рукоположенного в иеромонашеский сан и назначенного духовником и главным деятелем по обновлению этой великой святой обители Пантелеимоновой.

   На первой неделе Великого поста 1841 года отцы Иоанникий (Соломенцов) и Памва (Агеев), по давнему желанию своему, восприяли схиму и наречены были Иеронимом и Парфением. Промыслом Божиим суждено было отцу Парфению, придя на Святую Гору Афонскую, встретить таких великих и духовных старцев-утешителей, как отцы Арсений и Иероним. Постигая под их руководством дивное Божественное учение, пребывая у их ног в чистосердечии и послушании, смирении и полной готовности исполнить все, что исходило от них, отец Парфений многому научился, приобрел тот опыт, что пригодился ему в несении жизненного креста во имя Божие. Впоследствии он и сам послужил на благо Церкви Христовой, став духовным писателем, строителем монастырей, паломником и странником Божиим, миссионером и проповедником. Послушание сим дивным старцам-духовникам и пребывание в их воле было для него лествицей на небо. Проходя эту науку о монашеской жизни, отец Парфений изучал и совершенствовал христианский опыт аскетизма в Святой Горе Афонской. И позже, странствуя, отец Парфений, руководимый благословением отцов Афонских и Промыслом Божиим, притекая к градам и весям, обителям и пустыням, будет встречать много угодников, старцев, молитвенников, странников, проповедников, юродивых ради Христа. Живя без пристрастия и по совести, отец Парфений, неисповедимыми путями Господними, Промыслом Божиим, направляющим нас по жизни сей временной, странствуя и путешествуя, находил всегда самых великих из Божиих угодников, жил и трудился, смотрел и любовался ими, желал быть рядом с ними и учиться у них.

  Когда в 1841 году была объявлена высочайшая милость на разрешение и дозволение сбора милостыни в России для афонских монахов, первым туда отправился отец Парфений. Была, правда, и другая причина отъезда отца Парфения. Очень ему хотелось обратить в православную веру своих приемных родителей. Призвав отца Парфения, отец Иероним начал говорить ему: «Мы основали русскую церковь святителя Митрофана, а монастырь наш небогатый… надобно потрудиться тебе съездить»(28).

   Отец Парфений горько плакал и настойчиво стал отказываться, ведь он твердо решил остаться с мудрым отцом Иеронимом до конца своих земных дней. Но послушание было для него превыше собственных желаний, да и стремление обратить приемных родителей в веру православную было сильно. После многих слез и уговоров отец Парфений по совету и благословению старцев Арсения и Иеронима отправился в Россию на Фоминой неделе 1841 года.

  В путешествии своем посетил город Киев и великую Киевскую Печерскую Лавру, далее через город Брянск и Белобережскую пусть отправился к городу Козельску, желая всей душой увидеть и услышать великого старца отца Леонида в Оптиной Введенской пустыни: «…прибыл в общежительную Оптину пустынь, что в Калужской губернии, близ города Козельска. Прежде, за много лет, я слышал о живущем в Оптиной пустыни великом старце, иеросхимонахе Леониде, и давно желал видеть его, насладиться его беседы и получить от него наставления и в скорбях своих утешение… По прибытии моем в Оптину пустынь я нетерпеливо желал сходить к отцу Леониду, с надеждою получить себе утешение; и расспросив о келлии его, пошел к нему немедленно. И пришедши в его сени, убоялся, ово от радости, что сподобляюсь видеть такого великого отца, ово от мысли, как я недостойный явлюсь пред такого великого старца; и долго стоя в сенях, опасался отворить дверь. Потом вышел его ученик. Я спросил: “Можно взойти к старцу?” Он ответил: “Можно”. Потом я вошел к нему в келлию; но там еще более убоялся и вострепетал. Ибо почти полная келлия была людей разного звания: господ, купцов и простых; и все стоят на коленях со страхом и трепетом, как пред грозным судиею, и каждый ожидает себе ответа и наставления; и я также, позади всех, пал на колена. Старец же сидит на кроватке и плетет пояс: это было его рукоделие — плести пояски и давать посетителям в благословение. Потом старец возгласил: “А ты, афонский отец, почто пал на колена? Или ты хочешь, чтобы и я стал на колена?” Я устрашился оттого, что никогда он меня не видал и не знал, в одежде же я был простой, а назвал меня отцем афонским. Я отвечал: “Прости мя, отче св., Господа ради; я повинуюсь обычаю: вижу, что все стоят на коленах, и я пал на колена”. Он же сказал: “Те люди мирские, да и еще виновные; пусть они постоят; а ты монах, да еще и афонский; встань и подойди ко мне”. Вставши, я подошел к нему. Он же, благословивши меня, приказал сесть с ним на кровати и много меня расспрашивал о Святой Горе Афонской и о иноческой уединенной жизни, и о монастырской общежительной, и о про-чих афонских уставах и обычаях; а сам руками беспрестанно плетет пояс. Я все подробно рассказал, он же от радости плакал и прославлял Господа Бога, что еще много есть у Него верных рабов, оставивших мир и всякое житейское попечение, и Ему, Господу своему, верою и любовию служащих и работающих. Потом начал отпускать людей и каждому врачевал душевные и телесные его болезни, телесные — молитвою, а душевные — отеческою любовию и кроткими словесами, и душеполезным наставлением, иных строгим выговором и даже изгнанием из келлии… Когда мы беседовали, привели к нему три женщины одну больную, ума и рассудка лишившуюся, и все три плакали и просили старца о больной помолиться. Он же надел на себя епитрахиль, положил на главу болящей конец епитрахили и свои руки, и, прочитавши молитву, трижды главу больной перекрестил и приказал отвести ее на гостинницу. Сие делал он сидя; а потому он сидел, что еже не мог встать, был болен и доживал последние свои дни. Потом приходили к нему ученики, монастырские братия, и открывали ему свою совесть и свои душевные язвы. Он же всех врачевал и давал им наставление… На другой день я паки пришел к нему, и он паки принял меня с любовию и много со мной беседовал; потом пришли вчерашния женщины, и больная была с ними, но уже не больная, а совершенно здоровая: оне пришли благодарить старца. Видивши сие, я удивлялся и сказал старцу: “Отче святый, как Вы дерзаете творить такия дела? Вы славою человеческою можете погубить все свои труды и подвиги”. Он же в ответ сказал мне: “Отец афонский! Я сие сотворил не своею властию, но это сделалось по вере приходящих, и действовала благодать Святого Духа, данная мне при рукоположении; а сам я человек грешный”. Слышавший сие, я весьма воспользовался его благим рассуждением, верою и смирением… Я препроводил в Оптиной пустыне целую седмицу и торжествовал праздник Рождества Пресвятыя Богородицы. И многажды я посещал тихий и безмолвный скит, который отстоит от монастыря с полверсты, посреди лесу, и многажды беседовал там с отцами, иеросхимонахом Иоанном, обратившимся из раскола, также и с духовником иеромонахом Макарием. Многажды беседовал и со страннолюбивым оптинским игуменом Моисеем. Потом отправился в путь. А старец Леонид после меня через месяц кончил жизнь свою и отшел ко Господу своему»(29).

  После Введенской Оптиной пустыни отец Парфений проездом через город Москву отправился в город Санкт-Петербург, откуда совершил паломничество в Валаамский монастырь, утешаясь в нем беседами с настоятелем игуменом Дамаскиным. Посетил Коневецкую и Тихвинскую обители. Исполняя послушание по сбору денег на монастырь, претерпел немало скорбей и лишений. В октябре 1842 года отца Парфения, приняв за беглого раскольнического попа недалеко от города Перми, посадили в острог, где он понес безвинные страдания и болезнь. В заточении отец Парфений провел почти год, пройдя суровую школу испытаний и духовного осмысления. Освободившись из заточения с помощью Божией, вернулся в город Санкт-Петербург, откуда, выправив свои дела, выехал в город Москву.

   Посетил Троицкую Сергиеву Лавру, поклонился всем ее святыням. В Хотьковском Покровском монастыре встретился с угодницей Божией блаженной Евдокией, Христа ради юродивой. Свидание с сей угодницей Божией, принесло великое утешение отцу Парфению. В городе Москве, в Кремлевском Чудовом монастыре, виделся несколько раз с митрополитом Московским и Коломенским Филаретом и получил от него благословение. В столичной больнице, духовного совета ради, посещал московского юродивого Христа ради Ивана Яковлевича Корейшу, признавшего в отце Парфении афонского монаха и давшего ему наставление. Далее через города Калугу, Белев, Болхов, Орел, Киев прибыл в Молдавию для свидания с родителями: «...прибыл в дом родителей и смог их убедить и присоединить к Святой Восточной Христовой Церкви»(30). В родительском доме прожил четыре месяца и, не собрав никакой милостыни, отправился на Святую Гору Афонскую.

   Вот как описывает свое возвращение сам отец Парфений: «Вышли на берег: и много радовались, и от радости плакали, и благодарили Господа Бога и Божию Матерь, Царицу Небесную, что сподобила опять благополучно достигнуть в Свой святый жребий… было тогда 2 число января 1843 года: по обе стороны дороги трава была зеленая, и цветы цвели. Вот какой рай — Гора Афонская!.. Я пошел прямо к духовнику Иерониму. Пришедши к нему в келию, пал ему в ноги. Странствовал три года, а пользы никакой не принес. Он сказал мне: “Мы тебя не за пользой посылали: исполнил ли то, за чем тебя посылали насчет родителей?”. Я же ответил: “В этом, славу Богу, за Ваши святые молитвы, Господь помог”. Он же обнял меня, и сказал: “Мы только за тем и посылали; ты теперь будь покоен: это нам дороже всего, чтобы души спасти свои и родителей; а нужды и недостатки наши все Господь сам исполнит”(31).

   К великой радости отца Парфения, желавшего уединенной жизни всей своей душой, по благословению старцев Иеронима и Герасима, получил он по возвращении разрешение поселиться в отдельной келлии: «…и удалился в пустыню, поселился с пустынножителем и безмолвником, монахом Тимофеем, на келлии святага Великомученика Георгия. Сия келлия — расстоянием один час ходу от монастыря… келлия каменная, двухэтажная; внизу подвалы, а вверху две келлии, и церковь прекрасная, с куполом… И стал я полагать начало пустынной жизни, помало обучаться безмолвию»(32).

   В июне 1845 года на Святой Горе Афонской было получено радостное известие: «…что прибыл в Константинополь Российский Царевич, Великий Князь Константин Николаевич. Начали думать: не посетит ли и Святую Афонскую Гору?... Посмотрели в подзорную трубу и увидали русские флаги. Тогда все поняли, что едет Царевич, Великий Князь Константин Николаевич…»(33).

   С каким благоговением и почитанием отец Парфений описывает сцену приезда Константина Николаевича, как восторгается его верой, кротостью и смирением, а главное, что сам великий князь, сын Царя великой империи, ходит с соломенной шляпой в руках и в простой одежде, сам поет, прикладывается к святыням и истово молится со слезами: «Духовник приказал благовестить в большой колокол, а братии всей собираться в церковь. В церкви зажгли все свечи и паникадила. Игумен взял крест, и вышли с хоругвями и фонарями из монастыря. Братия с хоругвями пошли к самому морю, а иеромонахи остались близь ворот монастырских. Пароход держал прямо к нашему монастырю… Царевич вышел на берег, поклонился и сказал: “Здравствуйте, отцы, и благословите!” Мы поклонились. Взошли в церковь Успения Божией Матери, где горело множество свеч и лампад: был молебен и многолетие по-русски. Потом вынесли из алтаря все св. мощи в ковчегах и поста-вили среди церкви. Царевич стал прикладываться с благоговением: пред каждою святы-нею творил по три поклона. Братия в это время пели стихиры. Наши отцы, греки, болга-ры, плакали от великой радости что сподобились видеть своими глазами отрасль Православного Христианского Царя. Поклонившись всей святыне, Царевич пошел в русскую церковь Святителя Митрофана и посетил весь русский корпус и три церкви. Потом иеросхимонах Сергий говорил ему по бумаге речь: ублажил его пришествие во Святую Гору Афонскую, и сколь возрадовалась сия пустыня о его пришествии, сколь будет благодарна Святая Гора за его посещение,— все в стихах. Царевич слушал внимательно и со слезами на глазах. Потом взял, и еще сам прочитал, и оставил у себя. Когда проводили Его Высочество на пароход, он пошел в монастырь Ксенофон,.. отсюда в монастырь Дохиар,.. отсюда в монастырь Зограф; тут встретили так же,.. как и в Русском монастыре. И здесь ночевал. По утру ходил к Литургии. Литургию служил русский иеромонах Илиодор; пели болгары; и он сам стал петь, и пел прекрасно… и отправился в монастырь Хилендар. Потом много рассматривал храм, удивлялся красоте его. Потом поехал в монастырь Есфигмен… и прикладывался к св. мощам. После пошел морем в монастырь Ватопед, Великую лавру; а прочие на мулах туда же ехали горами. Здесь греки встречу сделали по–своему: от самой церкви до пристани выстлано было дорогими коврами, на которые набросали разных благовонных цветов и лаврового листу. Вынесли много хоругвей и крестов, в том числе и крест царя Константина Великаго, который носил он пред полками, большое Евангелие и чудотворную икону Пресвятыя Богородицы Ктиторшу. Здесь было великое стечение монахов из всех ближних скитов и келлий; у Царевича на глазах были слезы… Все проливали от радости слезы, и, крестя лица свои, благодарили Бога, и смотрели на Царевича, как на светлого Ангела Божия, посланного с небеси. Удивлялись, что пришел не с пышностию и не с гордостию, как имеет обычай султан ездить, но со смирением и кротостию, не имея вокруг себя ни стражи, ни телохранителей, но окружен был одними монахами и немноги-ми своими спутниками, и одежда была на нем не златотканая и богатая и не воинская, но самая простая: соломенную шляпу держал в руке… Потом предложили Царевичу, что многие отцы желают поднести ему афонские подарки. Он приказал всем невозбранно приходить и подносить ему, кто что имел: кто кресты, иные иконы, а более всего разных ложечек от своего рукоделия; и он от всех принимал и награждал щедро… Так Его Императорское Высочество, Царевич и Великий Князь, Константин Николаевич посетил жребий Царицы Небесной, Святую Гору Афонскую! Побывал в девяти монастырях, двух ски-тах и в главном месте Афона, на Карее… Вся Святая Гора Афонская радовалась и весели-лась о таковом поклоннике и посетители; все благодарили за сие Бога и Божию Матерь…»(34).

   В 1846 году июля 26 числа на великое торжество, храмовый праздник святого великомученика Пантелеимона, отец Парфений по решительной заповеди старца-духовника Арсения, начал собираться в путь далекий.

   Старец Арсений, этот великий и могучий столп православный, предвидел, что отец Парфений способен принести в мир нечто большее, что его путь на Святой Горе Афонской уже пройден. Пора вступить на иной путь, более многотрудный, и поработать на нем ради Христа. Для того чтобы быть в состоянии приносить пользу другим, надо иметь большое смирение. Немощь, осознание греховности позволяют Богу действовать в человеке свободно. Отец Парфений прошел длительный путь, и путь этот был скорбен, но он нес стойко свои тяготы и страдания. Приняв монашеский постриг на Святой Горе Афонской, а потом и великий ангельский образ — схиму, препоручил себя старцу-духовнику Арсению, осознав словеса отцов Церкви: «…если человек не попросит совета у отцов касательно дела, ко-торое кажется добрым, то последствия сего будут худые и человек тот преступит заповедь, которая говорит: Сыне, с советом вся твори (Сир. 32:21); и еще: Вопроси отца твоего, и возвестят тебе, старцы твоя, и рекут тебе (Втор. 32:7). И нигде не найдешь, чтобы Писание повелевало кому-нибудь делать что-либо самому по себе»(35). Иоанн Лествичник писал об этом так: «Прельстились те, которые, возложив упование на самих себя, сочли, что не имеют нужды ни в каком путеводителе»(36), и еще: «Как не имеющий путеводителя удобно заблуждает на своем пути, хотя бы и весьма был умен, так идущий самочинно путем иночества легко погибает, хотя бы и всю мудрость мира сего знал»(37).

  Однажды Спаситель дал зрение слепорожденному. Этот человек никогда не видел света, предметов и людей. И когда открылись его глаза, первое, что он увидел, был лик Бога, а первые глаза, в которые он заглянул, были глаза Христа. Отец Парфений сильно желал духовно прозреть, чтобы открылись его глаза, чтобы увидел он путь в Царство Божие, желал приблизиться ко Христу, приблизить Его к себе и следовать за ним. И вот он прозрел, огла-сился светом истины и сподобился принять монашеский чин, чего желал всей своей душой с самого детства. Став учеником старцев–духовников Арсения и Иеронима, он раз и навсе-гда принял их и их словеса, как от Самого Господа Бога! Конечно, ничто человеческое бы-ло ему не чуждо, особенно его беззаветная, сильная и глубокая любовь к Афону, уделу Царицы Небесной. Как ему удается отринуть свою волю, отступиться от всего того, что ему дорого! Принять Волю Божию от старца Арсения, принять, осмыслить, пойти и воплотить в жизнь! Просто дивно, как ему удавалось, оставив Святую Гору, находясь на земле в мир-ской обстановке, где столько неправды, где так часто торжествует ложь, оставаться истинным монахом. Отец Парфений не знал, для какой цели именно посылал его старец Арсений, который сказал: «Я больше всех о тебе сожалею, но посылает сам Бог, и есть Его святая воля тебе идти в Россию. И Сам Бог будет с тобой, и благодать Его святая не оставит тебя»(38).

   Старец Арсений никогда и ничего не делал просто так, сам от себя, он был великий провидец, удивлявший всех своими подвигами. Знаем мы твердо одно: именно в Сибирской стране, в граде Томске, куда так настойчиво посылал отца Парфения иеросхимонах Арсе-ний, сподобился он встретить мудрого владыку Афанасия Томского и под его покровительством создать главный труд своей жизни — «Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле постриженника Святыя Горы Афонския инока Парфения». Труд этот достоин глубокого почтения и всестороннего внимания. Смеем на-деяться, что знал отец Арсений и видел все это своими духовными очами: «…все нужды и недостатки исполнит Тот, Кто тебя посылает; ты только иди, а Господь тебя не оста-вит и пошлет тебе все потребное»(39).

   А мудрый и любвеобильный наставник, и настоятель Свято-Пантелеимонова монастыря игумен Герасим сказал отцу Парфению: «Буди с тобой Господне благословение и Святой Горы Афонския, и нашея святой обители Великомученика Пантелеимона, и от меня, твое-го старца и игумена,— на все четыре страны во век века: только помни свое монашество и слушай своего старца Арсения, помни его наставление, и на всяком месте получишь спасение»(40).

Отец Леонид Кавелин в своем описании Оптиной Введенской пустыни говорит: «Путь старческого окормления во все века христианства признан всеми великими пустынножителями, отцами и учителями Церкви самым надежным и удобнейшим из всех, какие были известны в Христовой Церкви. Старчество процветало в древних египетских и палестинских киновиях, впоследствии насаждено на Афоне, а с Востока перешло в Россию»(41). Признавал этот путь как единственно спасительный и отец Парфений.

   Иеросхимонах Арсений твердо и непреклонно объявил отцу Парфению волю Господню: «…иди в Россию, в восточную страну, в Сибирь, в Томскую губернию; а там Господь покажет на пользу души твоей и прочим»(42). Иноческий путь — тернистый. Но, как учили святые отцы,— это полный отказ от своеволия. «Ты, как свеча,— учит инока св. Кирилл Туровский,— волен в себе до церковных дверей, а потом не смотри, как и что из тебя сделают. Ты, как одежда, знай себя до тех пор, пока не возьмут тебя в руки, а потом не размышляй, если разорвут тебя и на тряпки»(43).

   Старец–духовник Арсений твердо знал, что его ученику суждено вернуться в Россию, но как мудро и многополезно для отца Парфения рассуждает сей великий угодник Божий: «Знай, возлюбленное мое чадо Парфений: в немощах твоих совершит Господь силу Свою и явит на тебе чудеса Своя; Господь проведет тебя с этими двенадцатью рублями двенадцать тысяч верст, и ничто тебя не может удержать, ни моря, ни горы, ни границы, ни злые люди, ни враги твои; только ты не ослабевай духом и назад не оглядывайся; но иди в назначенный тебе от Бога путь, и будешь в пути спокоен, и всеми телесными потребами доволен, и не устанут твои ноги от дальнего пути, и достигнешь благополучно до назначенного тебе места; только веруй Господу Богу, что получишь, и все будет тебе готово»(44).

   Вот в этих словах старца Арсения и сокрыт тот могучий духовный, торжественный и ликующий благовест веры — веры чистой и пламенной. Глас иеросхимонаха Арсения — глас Божественный, его вера основана на личном, молитвенном знании Бога. Учеником какого старца сподобился быть отец Парфений, с каким столпом веры и духа смог он проводить время, смотреть на его равноангельскую жизнь, слушать его словеса и душеспасительные беседы, какую лобызать благословляющую руку и ежедневно, ежечасно впитывать в себя ту манну небесную, что обильно изливалась из уст старца! Последнее наставление отца Арсения, исполнившееся в точности, как и все предыдущие, пронизано гласом Божественной воли: «Возлюбленное мое чадо, посылаю тебя, яко овцу посреде волков: будут тебя терзать, уязвлять, хулить, поносить, и укорять; но не съедят. Господь тебе будет помощник, и Он тебя заступит; ты же все терпи с благодарением и переноси без роптания. И не имей надежды ни на что тленное и мимопроходящее, ни на деньги, ни на людей; но уповай только на единого Бога, и Он все твои дела исправит и совершит; но только иди в назначенное тебе место и назад не оглядывайся, а то потерпишь великое искушение. Назначил я тебе крест весьма тяжкий; ты же неси, не отягчайся; но паче радуйся и весели-ся, и благодари своего Создателя»(45).

   Сколь горестно и тяжело было расставаться ему со Святой Горой Афонской, старцем Арсением, возлюбленной братией, со всем тем, к чему так прикипело сердце его сокрушенное и смиренное. Труден был его путь осознания своего предназначения в сем мимо-летном мире, но воля Господа Бога, полученная через старца, была законом духовной жизни.

   Получив благословение на путь свой в Палестину от старца схимонаха и пустынножителя Тимофея, старца Герасима и духовника иеросхимонаха Иеронима в тот же день 23 сентября 1845 года на корабле отец Парфений покинул Святую Гору Афонскую.

   30 октября 1845 года он прибыл в святой город Иерусалим и въехал в патриарший монастырь. В монастыре отец Парфений получил благословение от наместника патриарха митрополита Мелетия: «И так проживал во Святом Граде Иерусалиме шесть месяцев; и благодарю Господа Бога моего: был сыт и доволен, не только хлебом и водою, но и тем, что только душа моя желала… Часто ужинал в трапезе у Гроба Господня, когда ночевал в храме Воскресения Господня; и посетил всю Палестину и святой град Назарет: овые на конях, овые на верблюдах, овые на ослах, аз же во имя Господне пеший. В Афоне был не-здоров ногами и всем телом; но когда сел на корабль,— все зажило; а во Иерусалиме обновился, яко орля юность моя, и не знал как устают… Потом причащались все мы на Гробе Господнем… А здесь пишу о том, как Господь в немощах моих Свою силу совершал. Пришли и дни Святых Страстей; дожидаемся и Святой Пасхи. Наступила Великая Суббота; пришли поклонники и обыватели Иерусалима в великую церковь Гроба Господня получать благодатный небесный свет, имея каждый в руках по тридцати три свещи; а я, окаянный, ни одной не имею: ибо не на что мне их купить. И помолился Господу Богу, да не прогнева-ется на мя грешного, что не имею свещи, ибо не имею на что купить. О, Владыко человеколюбче и сердцеведче! Аще и не имею свещи, чтобы получить святый Твой свет; но возжегше свещу души моея, и просвети потемневшее мое сердце! И тако стоящу мне и помышляющу, и от очию моею слезам источниками текущим, се едина жена российска, стоящая на хорах против Гроба Божия, прислала за мной, чтобы я к ней подошел. Я пошел. Она стала меня просить, чтобы я взял у ней два пука свеч, потому что она имеет четыре пука, и сама все не может зажечь. Я сказал ей: “Не имею я ни единой у себя свещи”. Она же весьма рада была. И дала мне два пука; я взял и благодарил Господа Бога моего, что скоро услышал и утешил меня скорбящего. Я был в храме всех убоже, не имел ни одной свещи; но во едину минуту Господь сделал меня почти всех богаче: было у меня в обоих руках по тридцати три свещи белого воску, вызолочены, российской работы, которая в России по пятидесяти копеек одна свеча, дорогими лентами перевязаны, так что мне, монаху афонскому, неприлично было стоять… В субботу вечером пошли все ночевать ко Гробу Господню. Наступила священная и всепразднественная нощь светоносного дне. Освятили весь храм множеством святильников, наподобие огненного солнца и луны; а кувуклия над Гробом Господним вся обвешана была лампадками и обставлена восковыми белыми свечами, и была наподобие огненного фонаря; и было в храме — как на небеси: все ликовали и торжествовали, радовались и веселились»(46).

   Так исполнилось благословение отца Арсения, так будет и на протяжении всего пути его. Великим милостям сподобился отец Парфений по молитвам своего аввы Арсения на Святой Земле: «…причащались все мы на Христовом Гробе. Пред праздником Рождества Христова всех поклонников соборовали маслом; и я трижды в один день сподобился пособороваться маслом: первое, во своем монастыре Архангельском соборовал митрополит Севастийский; второе, в монастырь Екатериненский; там соборовал митрополит Заиорданский Мелетий; потом пошли ночевать в храме Божия Гроба: там всех соборовал митрополит Назаретский. И так проживал всю зиму, и обходил Святую Землю, посещал святые места и покла-нялся им»(47).

  Довелось отцу Парфению и Святую Пасху встретить: «… Понесли из алтаря двенадцать хоругвий и двенадцать подсвечников; несшие были все в стихарях, а за ними шли певцы, потом диаконы; а за ними священники — все по два в ряд; а потом диаконы с трикириями и дикириями и рипидами; а за ними епископы и митрополиты; а потом Святейший Патриарх Иерусалимский Кирилл; а потом мы, монашествующие и все православные христиане. И пошли, яко с мироносицами, зело рано, прямо ко Гробу Господню — Христа искать… воспели с певцами заедино: Христос воскресе из мертвых, и проч. Кто тогда мог не проливать источники слез от неизреченныя радости… Так утешил меня Господь во един день…»(48).

   19 мая 1846 года, после пятинедельного странствия морем на корабле, отец Парфений вернулся на Святую Гору Афонскую по сильному своему желанию увидеть старцев–духовников своих возлюбленных. Там отец Парфений узнал, что иеросхимонах Арсений отошел от сей жизни временной ко Господу, и очень скорбел об этом: «Я пал на гроб его… Паки, отче св., заехал к тебе из Иерусалима принять от тебя душеполезное наставление и получить в великих скорбях моих утешение…»(49).

   Быть христианином — это значит, быть подвижником, бороться и постоянно преодолевать в себе своего ветхого человека, все, что является смертью, греховностью и нечистотой. Именно преодоление, постоянное понуждение себя победить все то, что мешает нам соединиться с Богом. Отец Парфений все еще преодолевает себя, но духом он уже в странствии. Всей силой своей человеческой немощи он борется за исполнение святой воли старца, каждое движение свое соразмеряет с совестью своей. Услышав от старца иеросхимонаха Иеронима слова: «имей совершенную веру в Бога, и имей неотлагаемое намерение сотворить волю своего старца, и Бог пошлет тебе случай…»(50),— отец Парфений твердо решил встать на путь, ведущий в Сибирскую страну, обошел все скиты и пустыни Афонской Горы, поклонился чудотворным иконам, посетил всех отцов, друзей и братьев во Христе и получил полное спокойствие духа!

   23 ноября 1846 года отец Парфений, группа монахов и игумен монастыря Эсфигмен отец Агафангел отправились в путь, в самый тот день, в который освящали соборный русский храм Святителя Митрофана, Воронежского чудотворца,— поехали верхом на мулах в город Солунь. Перед их взором предстал город, где почивали мощи святителя Григория Паламы. 30 ноября, на память апостола Андрея Первозванного, путники прибыли в город Константинополь и сподобились жить под покровительством Святейшего Патриарха Анфима, постриженника Афонского Эсфигменского монастыря. Так прошла в граде Константинополе вся зима: «…и ежедневно по Константинополю прохаживался, ходил к Живоносному источнику, иногда на Галату, иногда к Св. Софии; и ежедневно приметался в дому Божием, ходил в св. церковь к утрени и Литургии; более ходил в Патриаршую церковь, а к вечерни — где случится»(51).

   На первой седмице Великого поста отец Парфений получил от Оттоманской Порты открытый фирман на право ехать в Россию и 18 марта 1847 года, получив последнее благословение от Святейшего Вселенского Константинопольского Патриарха Анфима, отправился в путь. Черным морем схимник Парфений прибыл в Молдавию и в городе Галаце праздновал Святую Пасху, после чего посетил все святыни этой страны: «По всей Молдавии находится до трехсот монастырей, более не самостоятельные, а принадлежат к прочим монастырям; самостоятельных же не более шестидесяти монастырей. Монастыри значительные суть: первый монастырь — Нямец, во имя Вознесения Господня, в котором жил великий старец Паисий Величковский; и доныне в нем до осьмисот человек братии; второй — женский, называется Варатик, до осьмисот монахинь; третий — женский, называется Агапиев: в нем до трехсот монахинь; четвертый — мужеский, Секул, до ста монахов; пятый — мужеский, Рышков; шестой монастырь — Слатин. Сии все монастыри стоят при подошве Карпатских гор. Еще есть монастырь Ворона, мужеский, во имя Рождества Богородицы; славится строгим своим общежитием. Много есть скитов; живут самостоятельно, только под старцами, на афонских скитских уставах. Город Яссы — первый город всей Молдавии, и столичный; в нем живет князь и митрополит. Внутри Яссы — семьдесят приходских церк-вей, из числа которых двадцать монастырских; монастыри обнесены оградами каменными, но не самостоятельные: одни принадлежат Гробу Божию в Иерусалиме; другие — Святой Горе Синайской, иные — Святой Горе Афонской, а иные — Молдавской митрополии. Самый главный монастырь — св. Трех Святителей: Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого; выстроен из белого камня. Сей монастырь принадлежит Святой Горе Афонской. В нем, в соборной церкви, на правой стороне, в серебряной раке препочивают св. мощи преподобныя матери Параскевы, на вскрытии источают неизреченное благоухание… Еще и вторый славный монастырь — Голиев, во имя Вознесения Господня, принадлежит Святой Горе Афонской, монастырю Ватопеду. В монастыре Голиев находится чудотворная икона Богородицы… Еще великий монастырь — Митрополия, где проживает митрополит. Здесь, в церкви св. Великомученика Георгия, стоит чудотворная икона Богородицы… Жители — разных вер, родов и языков. Господствующий народ и язык есть молдавский»(52).

   Из Молдавии отец Парфений с другими путешественниками, выправив паспорт, отправился в путь 28 мая 1847 года. В городе Киеве путники пробыли четыре дня и благоговейно прикладывались и посещали усердно все святыни и мощи угодников Божиих. Побывал схимонах Парфений со своими поклонниками и путниками и в славной общежительной Глинской мужской пустыни: «…и в ней прожили четыре дня; и сподобился я, недостойный, здесь причаститься святых Тайн, Тела и Крови Христовых»(53).

   Далее начинается путь их к главной цели путешествия. Через города Курск, Воронеж, Тамбов, Пензу, Городище, Кузнецк, Сызрань, Самару, Бузулук и Уфу: «…ехали шесть дней по мало проходимым местам, лесами, Уральскими горами. Проезжали через железные заводы, через Сим и Устья, и выехали на великий завод Златоустовский, и здесь переехали Уральский хребет, и выехали в Сибирь. Потом миновали город Челябу и прибыли в город Шадринск…»(54).

  Прибыл отец схимонах в назначенное ему от старца–духовника иеросхимонаха Арсения место — в город Томск — 11 сентября 1847 года. Не сразу оправдались надежды отца Парфения на окончание своих тягот и скорбей. Но главное, с каким воодушевлением ехал эти многие и долгие месяцы он, какое имел упование на своего старца Арсения и его благословение святое. Как в точности исполнилось все, что возвестил великий старец! Исполнилось послушание, он увидел град Томск, но это было начало его славного пути, начало его самостоятельных трудов на благо Церкви Христовой, по молитвам старца Арсения и молитвам любящих его старца Иеронима и настоятеля обители святого Пантелеимона старца Герасима! Вот образ истинного послушничества, преподанный нам отцом Парфением, образ, не уступающий примерам жизни древних подвижников.

   С благоговением принял слово Божие из уст старца Арсения схимонах Парфений, и в точности все сие исполнилось: «Теперь исполнилось предсказание старца Арсения. Он сказал: что я пройду с двенадцатью рублями двенадцать тысяч верст; так и случилось; еще и осталось. Еще он говорил, что не устанут ноги мои от дальнего пути: так и сотворил Господь: три моря перелетел в сто часов, на пароходе; сухим путем, более пяти тысяч верст, переехал на коне… Еще он говорил, что не могут воспрепятствовать мне злые люди, ни враги: так и случилось. Сколько было таких людей, которые хотели преградить путь… Но ничто же успеша!... И так во всех немощах моих сотворил Господь силу Свою и явил на мне чудеса Своя. Слава Ему, Единому Всевышнему Богу! Переплыл я великие моря и кончил дальний свой путь, который назначен был выше естества моего. Теперь уже в Сибири, теперь уже в Томске. Здесь Господь определил нести мне крест свой»(55).

   Город Томск был основан в 1604 году на южном мысу Воскресенской горы, возвышающейся над правым берегом реки Томи, в 60 километрах от ее впадения в реку Обь и недалеко от устья таежной реки Ушайки. Повелением государя Бориса Годунова воздвигается в городе деревянный храм во имя Живоначальной Троицы. Началось и строительство других храмов и часовен. К середине XVII столетия появилась необходимость открытия самостоятельной архиерейской кафедры. Кафедральным собором Томска стал старинный деревянный храм во имя Святой Троицы. Но только в 1834 году был назначен епископ в город Томск, и первым владыкой Томским и Енисейским становится преосвященный Агапит (Вознесенский), человек благочестивый и образованный. Он был до назначения инспектором Черниговской духовной семинарии и настоятелем Елецкого монастыря в городе Чернигове. Провожая избранного епископа в далекий путь в Сибирскую страну, Агапиту вру-чили жезл святителя Феодосия Черниговского. Эта святыня была привезена им в город Томск и стала передаваться от одного владыки к другому. 25 июня 1841 года во епископа Томского и Енисейского был хиротонисан архимандрит Афанасий (Соколов). Вот к этому святителю Христову и пал в ноги отец Парфений, прося его «сжалиться над бедным странником и милостиво принять его»(56).

  Перед тем как случилось сие событие, решившее весь дальнейший путь отца схимонаха Парфения: «Десять месяцев проживал я в Томске, в мирском доме, у одного доброго человека; и тяжко мне сие было после проживания в благословенной Святой Горе Афонской, посреди одних иноков. Но наконец, Господь послал мне милость и утешение. Преосвященный Томский, Афанасий, принял меня в свой архиерейский дом, дал мне спокойную келлию, и сделался мне отцом и благодетелем»(57). 10 октября 1847 года отец Парфений впервые увидел в городе Томске владыку Афанасия и по его благословению принял присягу «на верноподданство России и получил свидетельство о избрании рода в жизни»(58).

   В декабре 1847 года старца Парфения приняли к себе в дом томский мещанин Федор Иванович Головков и его супруга Анастасия Иосифовна. В доме своих благодетелей узнал отец Парфений о преставлении своих родителей. 28 апреля 1848 года скончался сам родитель, а 23 мая 1848 года — возлюбленная матушка. 22 июля 1848 года владыка Афанасий дал свое благословение на переезд отца Парфения в Томский Архиерейский дом, где поселил его в одной келлии в саду.

   Из старческих рук иеросхимонаха Арсения переплыл бурное море отец Парфений Промыслом Господним и помощью Его и попал в руки преосвященного Афанасия. Такого учителя искал в граде Томске и стране Сибирской отец Парфений, о нем плакал на реках Сибирских и для встречи с ним шел, по молитвам старца Арсения, из Святой Горы Афонской. Преосвященный Афанасий был мудрым кормчим, о чем поведал нам сам отец Парфений: «…ежедневно делал меня, непотребного, соучастником своей трапезы, лелеял меня, как свое любимое детище, и весьма много проводил со мною в беседах»(59).

 Андрей Григорьевич Соколов (будущий преосвященный Афанасий) родился в городе Буе Костромской губернии в богобоязливой семье. Закончил Костромскую Духовную се-минарию и Санкт-Петербургскую Духовную академию: «Потом пожелал в монахи… И он постригся в монашество, и переименован Афанасием. Проходил все степени учительския: бакалавром, инспектором и ректором во многих семинариях: во Пскове, Харькове, Чернигове, Твери и, наконец, в Санкт-Петербурге ректором Семинарии… Этот неусыпный архипастырь трудился в Томской епархии 12 лет с половиною, оставив по себе вечную память… ибо он каждую неделю служит и ни одного праздника и табели не пропускал без службы, и каждую Литургию говорит проповедь без приготовления, и говорит со слезами — всех до единого заставит плакать; а когда идет из церкви, то всех благословляет, больших и малых, и очень любит за Литургией причащать детей — это первое его утешение. Каждому до бесконечности доступен, ибо совершенный бессребренник; ибо никогда не заведет у себя денег,— беспощадно их раздает, а наипаче ежели узнает, что кто очень нуждается… он обогатил все церкви и вкладами, серебряными окладами, церковною утварью, облачением и колоколами, ибо до него Сибирь была бедная… Как же он этого достиг? Своим смирением и любовию, и ласковым обхождением, ибо он в проезде по епархии в каждом селе служит Всенощную и Литургию, на Всенощной между кафизм сам читает жития св. отец по Четии-Минеи; а по Литургии говорит проповедь и сам плачет, а народ больше его плачет… Этим самым всех привлек сердца; до того его любила паства, что имя Афанасия для каждого было дорого, и никак за глаза не звали, как батюшка наш владыка… Еще и то замечательно, что он очень мало спит, иногда целую неделю не спит… Первую неделю Великого поста сам всю читает службу и в среду и в пяток служит Преждеосвященную; ничего не ест, разве немного холодной воды выпьет, а после Преждеосвященной съест просфору с теплой водой; а в субботу и в воскресенье служит в соборе и сам причащает всех до одного — человек сот до пяти… Во все публичные крестные ходы и на встречу икон приносимых всегда сам присутствует: ни грязи, ни морозы его не останавливают… Принимает к себе каждого; но доклада не дожидается, и почти ему не нужен и келейник… В доме большой чистоты и убранства не любит, а все больше какая-то простота христианская. Но весьма трудолюбив, чуть дела нет летом, то в саду с келейниками сам землю копает, траву полет, сучки обрубает — иногда чуть идет от усталости. Сделал прекрасный сад и насадил множество разного рода деревьев; еще сделал среди сада гору, где мы с ним часто сиживали, а наипаче вечерами; выкопал два пруда и напускал много карасей. Еще он очень любил, чтобы все учились читать: сам своим штатным служителям уроки давал… Любил очень дарить книгами и иконами — это было его первое утешение и спрос. Мне книг надарил рублей на 300 серебром»(60). Вот к какому старцу в Сибирской стране прилепился и до переизбытка был им утешен отец Парфений!

   Проживая по благословению преосвященного Афанасия в его резиденции — Томском Архиерейском доме, отец Парфений занимался и делами книжными: «Собрал я воедино из разных книг слова и беседы разных святых отцев на Господские и Богородичные праздники, на русском языке, всего более осьмидесяти, в двух книгах, и назвал сие собрание Торже-ственник… Еще составил книгу, в трех частях, в которой собраны повествования о разных особенно замечательных вещах и случаях, мною виденных и слышанных»(61). Близкое знакомство и большая духовная дружба с преосвященным Афанасием дала отцу Парфению возможность заниматься в библиотеке Томского Архиерейского дома. Сия библиотека была составлена из личных книг владыки Афанасия, большого книголюба и просвещенного человека своего времени. В библиотеке архипастыря были книги на греческом, латинском, сирийском, еврейском, немецком, французском, английском, русском и славянском языках. Все это книжное богатство инок Парфений читал и изучал с помощью преосвященного Афанасия долгими сибирскими ночами. Владыка Томский Афанасий прекрасно знал несколько языков, мог свободно на них говорить, а на иных писать и читать. Занимались духовные друзья и историей, философией, географией и астрономией.

   Главное дело отца Парфения Сибирского периода его жительства — это написание труда под названием «Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле постриженника Святыя Горы Афонския инока Парфения». На работу над сим интереснейшим произведением дал свое благословение преосвященный Афанасий: «При многократных наших разговорах владыка кое-что узнал от меня о Востоке и понудил меня описать многолетнее мое странствие, хотя вкратце, вменив мне сие в дело послушания. Хотя я много и долго от этого дела отговаривался: но не мог до конца противиться своему отцу и благодетелю и принялся исполнять дело послушания. Полтора года я писал свое сказание о путешествии вчерне и один год переписывал набело: ибо преосвященный не давал мне много заниматься, чтобы мне не повредить своего здоровья»(62).

   Не сразу получилось начать автору написание своих странствований — сколько ни принимался он за исполнение своего замысла, ничего не приходило старцу Парфению на ум. Только после благословения владыки Афанасия стали приходить ему сцены из его странствований. Вдруг блеснуло что-то Божественное в уме, сделалась какая-то свобода и чистота, все стал, как бы видеть и слышать, самые тогдашние события и слова, да так, что стал писать старец Парфений легко и свободно.

   Сам автор, понимая, чьими молитвами создан сей труд, написал смиренное предисловие: «Написал же все сие без пристрастия, по совести, где сам ходил своими ногами и что видел собственными своими очами, или что слышал от людей, всякого вероятия достойных и свидетельствованных… А в чем по неведению моему согрешил, яко человек, по грубости ума моего, в том прошу прощения, потому что аз не учен есмь внешней премудрости, но груб есмь и невежда словом»(63).

   В Сибирской стране произошло еще несколько важных и достойных внимания встреч отца Парфения. Встреча в городе Томске с юношами, двумя Григориями, побудила отца Парфения начать собирать материалы о жизни и подвигах во имя Господне старца Даниила Ачинского. Впоследствии, написав книгу о его жизни, сам отец Парфений так описал это знакомство: «Два года ежедневно приходили они ко мне в келлию; потом воспламенились до конца любовию ко Господу Богу, не захотели более жить в Томске в своих домах, а взявши от общества увольнение, пошли в Россию. Пришедши в Киево-Печерскую Лавру, там остались на жительство и стали в подвигах подражать киевским Чудотворцам. Сии два Григория, живши в Томске, много чудного слышали о подвигах и жизни блаженного старца Даниила и, ходивши в Иркутск на поклонение Святителю Иннокентию, сами были в Ачинске и деревне Зерцалах, где препровождал жизнь старец Даниил, и были в его келлии, подобной гробу или могиле»(64).

   В 1852 году отец Парфений стал получать от этих рабов Божиих Григориев из Киево-Печерской Лавры настойчивые письма с просьбами описать жизнь старца Даниила, собрать о нем и его житии сведения, пока живы люди, современники сего Божия угодника. Сей труд отец Парфений проделал со всей ответственностью, переписывался со многими самовидцами жития старца Даниила, исцеленными по его молитвам. В течение 1853–1854 годов отец Парфений собирал эти данные, «призвав Бога в помощь и испросив молитв в Бозе почившего великого старца Даниила»(65).

   Проживая в городе Томске, отец Парфений вел значительную переписку со многими людьми, а его келлия почти всегда была полна посетителями, с которыми он вел духовные беседы. Большое влияние на старца оказал в городе Томске подвижник Христов, почитаемый за свою аскетическую жизнь, блаженный Осинька Томский. Этот раб Божий, ходивший в лютые морозы босым и в рубище, многим подавал духовные советы и многих спас от греховной жизни. Его почитание было очень велико в городе Томске. Пользовался его словесами и старец Парфений. Блаженный Осинька имел обычай при жизни своей улыбаться, встречая православных христиан и горько плакать, повстречавшись с раскольниками. Его погребение превратилось в многотысячное шествие, а Томские купцы несли почившего Осиньку на руках.

   В 1854 году, зимой, после именин владыки Афанасия Томского, было получено известие о переводе сего пастыря Христова в город Иркутск с возведением в сан архиепископа: «О, Боже мой! По всему городу сделался плач, так что в каждом доме плачут, как по родному мертвеце… Где ни пойдешь — хоть в дома, хоть на рынок, только и разговоров и плача, что про владыку, и ежедневно полная прихожая — все идут прощаться, ибо он в Томске прожил еще от 18 января до 17 марта; приезжали за 800 верст крестьяне только проститься с владыкою; даже вся епархия о нем плакала…»(66).

   Подходило к конечной цели сибирское странствие — впереди был путь нового служения, путь строителя, настоятеля и основателя монашеской обители.

   Отец Парфений подал прошение митрополиту Московскому и Коломенскому Филарету о принятии его в один из монастырей. Митрополит Филарет написал ответное письмо обер-прокурору Святейшего Синода графу Н. А. Протасову, отметив: «Он (отец Парфений. — А. П.) родился в расколе; тщательным испытанием познал истину Православия и обратил из раскола свое семейство… Решаюся обратиться к Вам, Милостивый Государь, с покорнейшею просьбою обратить на сие дело благосклонное внимание и предложить Святейшему Синоду о признании Парфения в монашеском звании и об определении его в Гефсиманский скит…»(67).

   С надеждой, полученной от митрополита Филарета, проживал свои последние месяцы в граде Томске отец Парфений, и был полон самоотвержения, преданности воле Божией и готов послужить делу Церкви Христовой. При расставании с владыкой Афанасием отец Парфений указывает на эту надежду: «…то и надеюсь скоро уехать в скит Гефсиманию; только эта-то надежда меня и поддерживает»(68). Преосвященный Афанасий расставался с отцом Парфением и говорил ему: «…тебя благодарю за то, что много ты меня утешал в эти семь лет; скоро они с тобой протекли, а наипаче в скорбях, которые постигли меня, много ты утешал, и много твои беседы приносили для меня утешения; ты сам видел, что я не мог без тебя быть одного часа, может быть, иногда тебя и оскорблял, что не давал тебе спокою, но любовь моя к тебе заставляла это делать и с тобой так просто обходиться… Он обцеловал мои уста, щеки, глаза и ланиты, уже не мог ничего говорить, а только заливается слезами…»(69).

   Какая любовь связывала отца Парфения и преосвященного Афанасия! Воистину: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18:20), и «Се что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе» (Пс. 132:1).

В любви, тесном духовном родстве и сотрудничестве протекли эти годы в Сибирской стране у отца Парфения с владыкой Афанасием, поняли они друг друга и приняли, ибо были родственными по духу и вере своей, дерзновенны в доброделании, но и смиренны, как дети, ибо: «Идеже смиренномудрия глубина, тамо и сокровенное сокровище премудрости» (прп. Максим Грек, 28:104), «Благословен в городах, благословен в селах, благословен во всяком своем деле и на всяком месте… хранящий закон Господень» (инок Фома, 9:303).

   Провожая своего любимого владыку Афанасия, отец Парфений приоткрывает нам еще одно свое знакомство, еще одного Божия угодника: «…в семь дней доехал до Иркутска, 1500 верст, не останавливаясь нигде на дороге: только остановился в селе Красной речке; сходил в пустыню к одному рабу Божию пустынножителю Феодору Кузьмичу, живущему у крестьянина Латышева на пасеке. Простясь с ним, один другому поклонились до земли. Раб Божий проводил владыку до повозки, и простились»(70).

   Сам отец Парфений ранее этого случая уже знал об угоднике Божием старце Феодоре Кузьмиче, ибо в 1852 году сообщил о нем томскому купцу С. Ф. Хромову: «Семен Феофанович Хромов был помещичьим крестьянином графини Борх и в 1836–1837 году служил у своего дяди на Аничковых приисках. В 1840 году откупился от господ на волю и вступил в купеческую гильдию. В 1846 году Семен Феофанович купил дом в городе Томске. Хромов часто проезжал по своим делам через деревню Зерцалы, недалеко от которой жил Феодор Кузьмич, и “не благоволил Господь ни видеть, ни слышать об великом Старце”. Впервые услышал купец о нем в 1852 году от известного инока Парфения (позднее — настоятеля Берлюковской Николаевской пустыни), сразу же отправился к Феодору Кузьмичу и с тех пор регулярно бывал у него, а в 1858 году предложил старцу переехать к нему в Томск. Старец согласился и жил у Семена Феофановича до своей смерти в 1864 году… С. Ф. Хромов был убежден не только в святости Феодора Кузьмича, но и в том, что он был раньше императором Александром I. Поэтому он считал своим долгом донести до сведения царской семьи информацию, которой располагал, передать им не-которые предметы, принадлежавшие старцу… Писать Семену Феофановичу было трудно: Хромов был человеком необразованным. Но горячая вера в значимость этого де-ла, в Божию помощь по молитвам великого Старца сопровождала всю эту деятельность»(71).

   Отец Парфений выехал из Сибири в город Москву 3 июля 1854 года и прибыл в оную 8 августа. 23 августа 1854 года был зачислен насельником Гефсиманского скита при Троице-Сергиевой Лавре. Проживая в скиту, исполнял послушание на Троицком Сухаревском подворье в городе Москве, проводя диспуты о вере со старообрядцами. Это послушание, возложенное на него митрополитом Филаретом, станет в его жизни крайне важным. Важным, но очень тяжелым и сложным. Требовало это большой веры, знаний, ума и такта, смирения и усердия. Все это, по молитвам старцев–духовников Святой Горы Афонской, было присуще отцу Парфению. В это период он работает над двумя произведениями: «О Промысле Божием, как он через Православие ведет ко спасению, а неправославных обличает собственными их делами» и «Сказание о жизни и подвигах в Бозе почившего старца Даниила, подвизавшегося в Сибирской стране, в Енисейской губернии, в пределах города Ачинска, и скончавшегося в Енисейском Христорождественском женском монастыре 15 числа апреля 1843 года, при игумении Евгении».

   Большое участие в деле издания книги о старце Данииле, которая увидела свет в 1855 году, во время жительства отца Парфения в Гефсиманском скиту, принял митрополит Московский и Коломенский Филарет.

   Вот что рассказывает об этом Божием угоднике сам старец Парфений: «Призвав Бога в помощь и испросив молитв в Бозе почившего великого старца Даниила, приступаю к описанию его жизни, которая вам отчасти уже известна, ибо вы сами были в городе Ачинске и в деревне Зерцалах…Родом сей старец Даниил был из малороссиян, но из какой губернии — то неизвестно, а достоверно только-то из крестьян: его называли Даниил Корнильев, по фамилии — Делие… Старец переселился в город Ачинск и построил себе келлию самую маленькую. В эту келлию двоим поместиться было нельзя… Молитва у него текла из сердца, как река эдемская; ум его всегда находился в делании сем; посему часто молитва у него прерывала его разговор, и он приходил умом в восхищение. Все разговоры его были душеполезные и спасительные — или о Боге и о Спасителе мира, об Его учении и о страданиях, или о блаженстве праведных и о наказании грешных. Все разговоры и слова его были растворены слезами и любовию, так что без слез почти ничего не мог говорить. Тело его было как восковое, лицо приятное и веселое, с малым румянцем. Часто он постился по целой седмице и более, исповедывался и причащался Святых Тайн Тела и Крови Христовой весьма часто… Народ начал приходить к нему, ибо он всех удивил своею жизнию. Посему и обращались к нему: одни, чтобы принять благословение на какое либо дело, другие — испросить душеполезный совет, а иные приходили только посмотреть на него, да и то за великое почитали, ибо он такую имел благодать, что кто только увидет его, весь изменяется, хоть бы закоснелый был грешник: вдруг зарыдает, и признает свои грехи, и просит наставления. Этого брата Даниила современники его почитали земным ангелом и небесным человеком. Он имел от Бога великие дарования: некоторые поступки его давали причину думать, что он знал дела и помышления других людей, прозревал отчасти и будущее»(72).

   18 января 1855 года отец Парфений был рукоположен в иеродиакона, а 23 января того же года рукоположен в иеромонаха митрополитом Московским и Коломенским Филаретом в городе Москве при служении Божественной Литургии в Большом соборе Донского монастыря.

   В 1855 году вышло в свет главное произведение отца Парфения — «Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле постриженика Святыя Горы Афонския инока Парфения» в четырех частях.

Отец Парфений произвел сильнейшее впечатление на современников не только духом, но и стилем книги. Историк С. М. Соловьев написал: «Заглавие книги далеко не может дать понятия о содержании ее, в высокой степени любопытном и назидательном для современно мыслящего человека»(73). По утверждению А. А. Григорьева, «Сказание…» прочла «вся серьезно читающая Русь», а сам он писал, что книга «…тождественна легенде, гимну, песне. В своей безличности она, глубоко национальная по духу, захватила опыт целых поколений русских паломников, как и соответственно опыт русского языка…»(74).

   Восприятие читателями произведения отца Парфения, ровно как и ее нравственное значение, лучше других запечатлел А. А. Григорьев: «Вся серьезно читающая Русь, от мала до велика — прочла ее, эту гениально-талантливую и вместе простую книгу — немало, может быть, нравственных переворотов, но уж во всяком случае, немало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни»(75). В течение 1855–1860 годов в различных периодических изданиях было опубликовано пять статей, посвященных отцу Парфению и его сочинению. Отзывы о книге были восторженными и говорили о высоком таланте отца Парфения(76). Кстати, уместно заметить, что публикация самого произведения отца Парфения пришлась на время, когда в России крайне остро и серьезно шло обсуждение исторического самосознания русского народа. Среди всех критических статей на тему книги отца Парфе-ния в печати появился и отклик неизвестного автора, который ставил в заслугу ему показанную духовную связь, которая «существует между Русью и Православным Славянским и Греческим Востоком, ту любовь, проявление которой, изображенное в сочинении о. Парфения, нередко вызывает невольные слезы у читателей»(77).

   М. П. Погодин почитал ее «украшением русской словесности, не говоря о великой ее многогранной пользе»(78), М. Е. Салтыков-Щедрин отметил: «…решение автора принимает действительно все размеры подвига, исполнение которого под силу только избранным личностям»(79), а И. С. Тургенев замечал: «…это великая книга, о которой можно и должно написать хорошую статью… Парфений — великий русский художник и русская душа»(80). А. В. Дружинин отметил о «Сказании…»: «Или я жестоко ошибаюсь, или на Руси мы еще не видали такого высокого таланта со времен Гоголя. Таких книг, между прочим, читать нельзя…»(81).

   Лучший критический разбор произведения отца Парфения принадлежал Н. П. Гилярову-Платонову. Он просто восхищался книгой, считал ее «дидактическим исследованием»(82), книгой в которой автор создал все образы помимо своей воли, его увлекала «живость, с какой Парфений изображает свои чувства»(83).

   Ф. М. Достоевский использовал эпизод, связанный со старцем Львом Оптинским, описанный Парфением, в своем романе «Бесы», а в «Братьях Карамазовых» мотивы «Сказания…» — в поучениях старца Зосимы.

Другая книга отца Парфения — «О Промысле Божием…» — также создавалась при большом участии митрополита Филарета. Написать сей труд побудили его сами старообрядцы: «…так что я уже по необходимости вынужден продолжить свой труд. И вот составилась изрядная книга… ежедневно приезжают ко мне в келлию читать тетрадки рукописные, и даже самые закоснелые раскольники желают ее видеть…»(84). Оканчивал он этот труд уже на новом месте — настоятелем подмосковной Николаевской Берлюковской пустыни.

   28 июня 1856 года иеромонах Парфений был официально назначен строителем Николаевской Берлюковской пустыни. Берлюковская Николаевская мужская пустынь, заштатная, была расположена в Московской губернии, в Богородском уезде, в 18 верстах к северо-западу от Богородска, близ деревни Авдотьино, на левом возвышенном берегу реки Вори. Разоренная во времена польско-литовского нашествия, она была возрождена трудами иеросхимонаха Варлаама, пришедшего на сие благодатное место из Стромынского Успенского монастыря. Особенного расцвета обитель достигла при настоятеле архимандрите Венедикте (Протопопове), бывшем в ней настоятелем с 1829 по 1855 год.

   Указ Московской Духовной Консистории за № 3769 от 28 июня 1856 года гласил: «Состоящего при Лавре Гефсиманского скита иеромонах Парфений назначен строителем Николаевской Берлюковской пустыни. Сообразно с сим назначением ныне при священнослужении в Троицком соборе Лавры, мы (митрополит Филарет. — А. П.) благословили ему употреблять в священнослужении набедренник. Знаменскому архимандриту Иннокентию поручается ввести его в должность и посредствовать в принятии монастыря и всего ему принадлежащего, а исполнении сего должно быть донесено… предписать Берлюковской братии, чтобы у назначенного настоятелем пребывать в должном послушании»(85).

   Самым первым шагом нового настоятеля Николаевской Берлюковской пустыни стало награждение братии бронзовой медалью и бронзовым наперсным крестом в память войны 1853–1856 годов на Владимирской ленте. Настоятель усмотрел достойных и наградил иеромонахов Вениамина, Лазаря, Феодорита, Иринарха, Феодосия и Иоанна.

   Энергично взялся отец Парфений за дело строительства. Еще его предшественник архимандрит Венедикт (Протопопов) начал в 1848 году обустраивать территорию монастырского леса над рекой Ворей. Именно там находились природные карстовые пещеры, тянувшиеся далеко вглубь под самый монастырь. Эти пещеры использовались старцами Берлюковской пустыни для уединенной жизни. Пещерные монастыри — это уникальное явление в истории Христианской Церкви. Появившись в XI веке, обители пещерные существовали до XX столетия. Пещерные обители почитались за строгость иноческой жизни, древность и святость места и были объектами паломничества многих и многих поколений верующих людей. В 1806 году здесь начал свой подвиг пещерожительства иеромонах Максим (Погудкин).

   В 1828 году в пустынь пришел Макар (Ермолаев), отпущенный на волю крепостной человек московских купцов Куманиных, ведущих свою родословную из города Переславля-Залесского. Макар был большим другом настоятеля отца Венедикта. В 1837 году настоятель постригает его в монашество с именем Афанасий. Отец Афанасий начинает энергично помогать настоятелю в деле сбора средств на строительство главного храма обители во имя Христа Спасителя. Но в 1841 году отец Афанасий принимает схиму с именем Макарий. С этого дня он уходит на пещеры и остается жить там. Отец Макарий устроил себе келью, ископал колодец, чем извел источник чистейшей родниковой воды и проводил под землей почти все время в посте и молитве. Именно старец Макарий положил начало делу духовного делания в монастыре. К нему стекались люди со всей округи и приезжали многие и многие из дальних весей. 1 апреля 1847 года старец почил, оставив завещание выстроить храм на пещерах. Настоятель отец Венедикт положил эту его волю за послушание. Взялся помогать устроению сего дела многолетний ктитор обители, почетный гражданин и первостатейный купец, Федор Федорович Набилков. На колоколитейном заводе Самгина были изготовлены два колокола для храма во имя Казанской иконы Божией Матери, у которой был погребен старец Макарий. Ф. Ф. Набилков написал прошение отцу Венедикту о своем желании: «…жертвую колокола в обитель Берлюковскую к церкви Казанской Божией Матери в рощице, где устроен скит…»(86). Этот храм предполагалось сделать скитским храмом.

  По неисповедимым путям Господним, сделать сие богоугодное дело выпало на долю отца Парфения. Территория монастырского леса над пещерами была приведена в надлежащий порядок, лес обнесен большим тыновым забором из заостренных кольев. Церковь во имя Казанской Божией Матери была отремонтирована и освящена митрополитом Москов-ским и Коломенским Филаретом 10 сентября 1857 года. Оплатила все работы, а также внесла в дар храму богатую серебреную утварь Матрена Алексеевна Бехтина. Матрена Алексеевна оплатила и изготовление колоколов заводу Богданова. Были изготовлены и водружены на Казанский храм колокола 39, 21, 9, 5, 3, 1, 1 пудов весом. Таким образом, храм получил прекрасный набор колоколов. Был выстроен деревянный корпус для иноков, ищущих большего уединения.

   Важным и главным делом отца настоятеля Парфения становится увещевание отошедших от веры православной и впавших в разные расколоучения. На протяжении всего его настоятельства в монастырь будут присылаться на увещевания многие заблудшие. С отеческой любовью и заботой старец Парфений будет их принимать и положит немало сил на их вразумление. Будет немало и таких заблудших, делу исправления которых уделено внимание на правительственном уровне (матрос гвардейского экипажа Панфил Шишкин, московский мещанин Иван Шибаев, витебский мещанин Симеон Жуков). Часто в отчетах отца Парфения на имя митрополита Московского и Коломенского Филарета написано: «…совершенно оставил свое упорство». Много трудится настоятель над устроением в монастыре библиотеки, приводит ее в порядок, устраивает переплетную и иконописную мастерскую, сам работает над переплетением книг и документов. С 1856 года в обители подви-зается московский мещанин Николай Сергеевич Яковлев, впоследствии монах Сергий, благодаря самоотверженному труду которого и состоялось основание живописной мастерской. Состоялось это дело не без участия отца Парфения.

   Документы Берлюковского монастыря в различных архивах, особенно дела указов Московской Духовной Консистории, помогают проследить периоды наивысшего расцвета пустыни. Время настоятельства отца Парфения (1856–1860 годы) — это именно такой период. Желающие вступить в братию пустыни находились ежемесячно на протяжении всего периода его настоятельства. Особенно поражает география сих Божиих тружеников, которая простирается от Святой Горы Афонской до Сибирских просторов. Маршрут странствия отца Парфения, места его молитв, жительства, трудов включают в себя города и области, давшие Берлюковскому монастырю новых насельников. Так благословение старца-духовника Арсения духовно покрыло подмосковный Николаевский Берлюковский монастырь, собрав в его стенах воинов Христовых со всей Руси Православной. Возросший и окрепший духовно отец Парфений был определен Промыслом Божиим для пользы общей на свещник настоятельства. Отец Парфений понимал, что не богатством, не внешним благоустройством прославляется обитель монашеская, а высоким устроением и жизнью всего братства. Вот поэтому пришлось ему испытать и претерпеть много скорбей со стороны самого братства. Братия Берлюковской пустыни состояла из всех сословий того времени. Немало было в ней и представителей дворянства. Некоторые из них встали в оппозицию настоятелю и не хотели его нововведений внутреннего делания, считали, что строительская деятельность архимандрита Венедикта, его предшественника, принесла большую славу монастырю, а значит, это тот самый путь, коим должно идти. «В русском человеке сильна привычка, особенно же в деле религии; то, к чему он с детства навык, кажется ему святым и нерушимым, и всякое посягательство на его нарушение представляется в его глазах почти святотатством. Одна из причин происхождения нашего старообрядчества есть, разумеется, нарушение древних обрядов и чина, хотя бы заве-домо ошибочных и ложных. Не будучи в состоянии возвыситься над формой, проникнуться животворящим духом веры… человек крепко держится за то, что единственно кажется ему истинным православием»(87),— писал в своих сочинениях митрополит Трифон (Туркестанов). Неудивительно потому и видеть непонимание многих насельников. Ревновали многие и к авторитету писательскому, большой известности настоятеля, его духовной дружбе с митрополитом Московским и Коломенским Филаретом. Все это не мешало отцу Парфению видеть правильность выбранного и благословленного пути, а лишь приносило ему большие скорби. Как воин Христов, он понимал, что без скорбей нельзя, что для того чтобы приносить пользу другим, надо самому приобрести и иметь на вооружении добродетель смирения. Святой Иоанн Лествичник говорит: «…что поистине великое дело — благодушно и мужественно подвизаться в безмолвии, но без сравнения большее дело — не бояться внешних молв, а средь шума их сохранять неподвижное и небоязненнное сердце и, с человеками обращаясь по внешности, внутренне пребывать с Бо-гом»(88).

   Но большинство же братии полностью одобряло труды строителя Парфения. Находили они поддержку и у такого маститого авторитета, как митрополит Филарет. Братство Берлюковское в это время духовно обогатилось некоторыми «новичками» — достойными представителями монашества. 31 мая 1857 года на основании указа Московской Духовной Консистории за № 3688 в Берлюковскую пустынь зачислен схимонах Сосипатр, постриженный в монашество в монастыре Ставроникиты Святой Афонской Горы архимандритом Неофитом.

   17 июля 1858 года в Берлюковскую пустынь прибыл иеросхимонах Порфирий, друг отца Парфения, ученик иеросхимонаха Иеронима и игумена Афонского Пантелеимонова монастыря Герасима. В донесении, поданном на имя митрополита Московского и Коломенского Филарета, отец Порфирий писал: «Выбыл из отечества в 1839 году для поклонения святыням на Святую Гору Афонскую, где и остался препровождать жизнь свою и прожил 16 лет, безвыходно с мая 1840 по июнь 1856 года. В 1842 году пострижен в монаха в скиту Капсокалиба от одного пустынножителя, иеромонаха Серафима… в иеро-диакона архиепископом Панкратием, проживавшим на покое на Карее в 1846 году, а в 1851 году в иеромонаха проживающим на Карее архиепископом Каллиником, потом перешел в общежительный монастырь святого Пантелеимона, называемой Русик… по окончании войны вознамерился я выехать в благоденственное и православное государство российское под покровительство и подданство православного царя русского и через Молдавию прибыл в Россию во град Киев, и на гостинице услышал для меня радостное известие, что древний мой друг и духовный наставник инок Горы Афонской, а ныне иеромонах Парфений уже настоятель Николаевской Берлюковской пустыни в Московской епархии, с которым уже 10 лет как не виделись и даже слуху не имели, и я немедленно отправился в Москву и, прибывши прямо в Берлюковскую пустынь, сподобился самого лицезреть моего возлюбленного друга и наставника, и от радости много плакал…»(89). Иеросхимонах Порфирий на основании указа Императора Александра Николаевича и Святейшего Синода, а также согласно своего прошения, был принят в братство Берлюковской обители и много и славно потрудился на ее процветание. Иеросхимонах Порфирий по благословению настоятеля отца Парфения принимал деятельное участие в написании устава для Берлюковского скита, а также окормлял в городе Москве Старо-Екатерининскую больницу для чернорабочих. Эта больница находилась в духовном окормлении Берлюковской пустыни много лет, а отец Порфирий трудился в ней до 1872 года, практически до своего отшествия в вечный мир.

   28 ноября 1858 года в Берлюковскую пустынь на основании указа МДК за № 9497 прибыл: «Владимирской епархии, Флорищевой пустыни, иеромонах Иероним, 63 года, из крестьян, в монашество Костромской епархии Кривоезерская пустынь в 1826 году, переведен во Флорищеву в 1827 году, в 1832 году пострижен в монашество»(90). Отец Иероним был строителем Гороховского Николаевского монастыря, за попечение об устроении которого получил архипастырскую признательность, с 1854 года по болезни оставил настоятельство и жил на покое во Флорищевой пустыни.

   Заботы отца настоятеля распространялись и на обновление построек Берлюковских. Им были проведены масштабные работы в Троицком соборе по подновлению иконостаса и починке купола. Вместо ветхого главного корпуса гостиницы обители был выстроен новый, к которому подведен каменный фундамент, выложен пол из балок, крыша покрыта железом и выкрашена. 13 марта 1859 года с благословения настоятеля отца Парфения была приобретена земля в количестве 149 десятин в местности Климовка-Поповка. Важным делом строителя Парфения было то, что в 1858 году он исходатайствовал для обители увеличение штатов (с 7 до 40 человек), так как говорилось в указе Императора за № 2563 прибавилось много желающих вступить в сию пустынь по любви к безмолвию и уединенной жизни. Конечно, увеличение желающих стать насельниками Берлюковской пустыни явилось делом неустанных трудов ее настоятеля.

   Одновременно с трудами по благоустроению Берлюковской пустыни отец Парфений с 1858 года начинает подыскивать место для устроения миссионерского монастыря в местности: «Гуслицы, что находится в Московской губернии, Богородского уезда, на границах губерний Рязанской и Владимирской, и заселена крестьянами удельными, государственных имуществ»(91). Эти его труды основаны на повелении императора Всероссийского Александра II, который возымел желание обратить на путь истины многих заблудших, отпавших от веры Православной, из числа населявших сию местность Гуслицы. Воля монарха как нельзя более согласовывалась с мнением и желанием митрополита Московского и Коломенского Филарета. Владыка Филарет видел, что обращение заблудших возможно лишь не крутыми правительственными мерами, а только как устроением монастырей, общин, школ, богаделен и больниц. Привести это дело к должному устроению, по мнению архипастыря, мог только отец Парфений.

   Для приведения: «в исполнение воли и желания благочестивейшего Государя Высопреосвященнейший владыко вызвал в Москву настоятеля Николаевской Берлюковской пустыни, известного путешественника по святым местам, обратившегося из раскола и обратившего потом многих заблудших к Церкви Православной. Передав волю Монарха, архипастырь приказал отцу Парфению нимало не медля отправиться в Гуслицы, объехать всю страну эту и избрать место, удобное для сооружения монастыря… Хотя время было зимнее, февраль месяц, и снега глубокие, но старец Парфений, которого сердце горело ревностью и усердием, несмотря ни на какие препятствия, пустился в неведомую страну… О. Парфений сколько возможно было изучил Гуслицы и осмотрел почти все местности, где было бы можно устроить монастырь»(92).

  Так начинаются титанические труды отца Парфения по устроению и основанию Спасо-Преображенского Гуслицкого монастыря. Свои поездки по Гуслицкой местности он тщательно и подробно описывал в доношениях на имя митрополита Филарета. И вот на берегу реки Нерской была им обнаружена старинная деревянная церковь во имя Спасителя на Мошеве, рядом с которой проживали в избах священник и малочисленные прихожане. В самой церкви Спасителя сохранялся Образ Христа Спасителя, чтимый проживавшими рядом старообрядцами. У отца Парфения зародилось желание основать именно здесь монастырь, у этого храма с его святыней, в местности уединенной и тихой. Митрополит Филарет одобрил желание и передал сие решение на волю императора Александра Николаевича. Труды отца Парфения по основанию обители разделил отец иеромонах Иероним, имевший уже также опыт руководства монастырем. Братию для будущего монастыря по благословению митрополита Филарета подбирал купец города Павловский Посад Василий Иванович Грязнов. Василий Иванович был давним духовным другом Николаевской Берлюковской пустыни и ее бывшего настоятеля архимандрита Венедикта, указавшего жизненный путь для него. Предсказав Василию Ивановичу жизнь в миру для спасения многих от расколоучений и греховной жизни, в ответ на желание его самого жить в монастыре, настоятель Берлюковской пустыни отец Венедикт стал его наставником. Тогда Василий стал жить чистой безбрачной христианской жизнью, был ревностным проповедником веры Христовой, образцом благочестия, обратившим к Церкви немало раскольников. Василий Иванович с упованием на Промысл Божий принялся за сие Богоугодное дело и вскоре подобрал двадцать человек для будущей братии Гуслицкой из купцов, мещан и крестьян. Сделать это было для него не сложно, так как рядом с ним было много сторонников аскетического образа жизни. Василий Иванович Грязнов сам лично посещал места, выбранные для строительства монастыря, и нашел их весьма пригодными для этой цели.

   В октябре 1858 года отцы Парфений и Иероним отправились к храму Спасителя на Мошеве и водрузили крест святой с надписью: «Да будет на месте сем благословение Святыя Горы Афонския, жребия Царицы Небесной, Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы и Присно-Девы Марии, поставися Святый Крест сей основателем и Строителем Иеромонахом Парфением 1858 года месяца октября 3-го дня»(93). Водружение святого креста стало днем основания Гуслицкой обители. 10 октября 1858 года был утвержден проект об устроении монастыря в двадцати трех статьях митрополитом Московским и Коломенским Филаретом, отцом наместником Троицкой Сергиевой Лавры Антонием и строителем Николаевской Берлюковской пустыни иеромонахом Парфением. Некоторые пункты проекта гласили: «Устроителем и Настоятелем Спасо-Преображенского монастыря назначить Строителя Николаевской Берлюковской пустыни иеромонаха Парфения и к нему присоединить, в качестве казначея, Гефсиманского скита иеромонаха Феофана, в качестве старца и духовника, имеющей быть братии иеромонаха Иеронима… До устроения нового монастыря иеромонах Парфений имеет оставаться Строителем Берлюковской пустыни. Но как наблюдение за построением оного потребует некратковременных отлучек от Берлюковской пустыни; то по сей пустыне Строителю придать в качестве помощника Сергиевой Лавры иеромонаха Иосифа, который, в отсутствие Парфения, по его наставлениям и руководству будет наблюдать за братиею и делами Берлюковской пустыни»(94).

   29 декабря 1858 года последовало Высочайшее утверждение проекта об утверждении Спасо-Преображенского Гуслицкого монастыря. С осени 1858 года отец Парфений руководит двумя монастырями и в обоих ведет строительство, входит в нужды братии, что, несомненно, требует высоких организаторских и духовных дарований, а сам крест строительства нового монастыря — крепкой веры в Промысл Божий.

   26 января 1859 года, «отслужив обедню и молебен в Берлюковской пустыне, отобедав и простившись с братиею, вместе с иеромонахами Феофаном и Иеронимом и тремя послушниками, которых, с разрешения владыки, взял из Берлюков, о. Парфений при колокольном звоне отправился на Апостольский подвиг свой в страну Гуслицкую, куда и прибыл 27 января… много дела надо было переделать ему, но Бог не оставил его Своею помощию…»(95).

С верой в молитвы своих духовников-старцев Святой Афонской Горы взялся отец Парфений за столь богоугодное дело, но и здесь враг рода человеческого и всего доброго начинания не оставил труды сии без своего участия. Старец Парфений в своей многотрудной жизни не раз испытывал искушения и нападения вражеские, особенно же тяжко приходилось это испытывать, когда начинался раздор среди самой братии и монашествующих. Но его неутомимость, крепкая вера, святое послушание и заступничество милостивого и мудрого митрополита Филарета разрушили сии козни врага. Но как трудно да-валось это отцу Парфению! Митрополит Филарет писал отцу Парфению: «Преподобный отец строитель! Сколько прискорбно то, что на вас, на обитель вашу есть доносы: сколько утешительно, что они ложные. Вы сами себе берете в утешение слово Христово: блажени есть, егда поносят вам мене ради. Сие утешение должно быть совершенно. Вы подвизаетесь ради Христа, за правую веру Его, за святость православной церкви Его… Обитель ваша требует продолжения вашего подвига, для ее утверждения и для принесения ожидаемого от нее плода. Преемнику вашему нужно было бы много труда и времени, чтобы приобрести то значение, которое вы имеете и которое споспешествует дальнейшему вашему подвигу. Укрепитесь надеждою на Бога и благодушествуйте. Охраните себя и смирением. Не много ли сказано, что ваша братия и богослужение образ-цовые по всей России? Мир вам и братии вашей, и милость Господня да покрывает обитель вашу»(96). Из письма владыки явствует, сколь высоко ценился труд отца Парфения на благо всей Церкви, имели высокую оценку монастырские успехи.

   24 мая 1859 года в обитель Гуслицкую с визитом прибыл митрополит Московский и Коломенский Филарет. В этот же день митрополит Филарет освятил храм во имя Успения Пресвятой Богородицы, осмотрел весь монастырь и остался очень доволен. В торжествах по освящению храма Успения принял участие давний духовный друг настоятеля Парфения архиепископ Казанский и Свияжский Афанасий, благословивший его в свое время на написание знаменитого произведения «Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле постриженника Святыя Горы Афонския инока Парфения». Отец Парфений всегда пользовался истинно дружеским расположением и любовью преосвященного Афанасия и благодеяниями его, а потому считал посещение это великим для себя утешением.

   В 1860 году при участии отца настоятеля созидаются подворья монастырские в Москве и Санкт-Петербурге. Особо следует отметить строительство часовни Христа Спасителя в Санкт-Петербурге на Невском проспекте. 12 ноября 1861 года часовня была освящена митрополитом Новгородским и Санкт-Петербургским Исидором, выстроена на средства купца Григория Михайловича Петрова, по проекту архитектора А. М. Горностаева и при личном участии настоятеля отца Парфения. В часовню поместили старинный образ Спасителя, поднесенный в дар Гуслицкому монастырю неизвестным жителем города Санкт-Петербурга. Часовня была построена в русском стиле, с трехъярусным иконостасом внутри. Чугунные двери часовни были отлиты на фабрике Шопена. «”Это — создание до того национальное и характерное, что достойно считаться наравне с талантливейшими созданиями подобного же рода древней Руси суздальской и московской эпохи”,— так писал в статье, посвященной архитектору А. М. Горностаеву, В. В. Стасов»(97).

   За ревностные труды и за построение в короткий срок Спасо-Преображенского Гуслицкого монастыря по Высочайшему соизволению отец Парфений был награжден золотым наперсным крестом, который лично был на него возложен митрополитом Филаретом. На день памяти преподобного Сергия Радонежского, 25 сентября 1863 года иеромонах Парфений был возведен в сан игумена митрополитом Московским и Коломенским Филаретом при священнослужении в соборном храме Живоначальной Троицы в Троице-Сергиевой Лавре.

   Сохранилось интересное воспоминание о посещении Гуслицкой обители духовного писателя и паломника Ивана Шевелкина, датированное 1864 годом: «Из Берлюковской пустыни я отправился в Гуслицкий монастырь… При выходе из церкви ласковый и приветливый отец игумен Парфений пригласил меня к себе на чай и потом сам повел по монастырю, указав все примечательное, и водил даже по лесу, по всем хозяйственным заведениям, и наконец привел в школу, года четыре уже основанную им при обители для обучения грамоте мальчиков преимущественно из семей раскольников. Помоги Господи деятельному и неутомимому старцу в трудах его, служащих единственно к прославлению Церкви Христовой»(98).

   В обители Гуслицкой отцу Парфению удалось собрать большое количество старинных икон, поставленных частью в храмах монастырских, частью в настоятельских келлиях. Это собрание икон состоялось из разных пожертвований, в котором приняли участие Государыня Императрица Мария Александровна, Великая княгиня Екатерина Михайловна, митрополит Московский и Коломенский Филарет, Московские Чудов и Златоустов монастыри, Афонский Пантелеимонов монастырь и многие частные усердствующие лица. Строительство Спасо-Преображенского Гуслицкого монастыря стало завершающим этапом в трудах отца Парфения на благо Церкви Православной, стало воплощением могучей молитвы старцев Святой Горы Афонской. Посылая в Россию отца Парфения, старец-духовник Святой Горы Афонской Арсений сказал: «Господь тебе будет помошник, и Он тебя заступит; ты же все терпи с благодарением и переноси без роптания. И не имей надежды ни на что тленное и мимоходящее, ни на деньги, ни на людей; но уповай только на единого Бога, и Он все твои дела исправит и совершит»(99).

   Отец Парфений всю свою жизнь старался претворять сии словеса старца в жизнь, старался послужить многим в деле обретения для них православной веры, как своими трудами книжными и писательскими талантами, так и примером собственным. Он был ревностным светильником и поборником веры, деятельным сотрудником мудрых архипастырей Хри-стовых владык Филарета и Афанасия.

   С годами и трудами на благо Церкви Христовой усиливались телесные немощи отца строителя Парфения. Но главное в эти многотрудные и подвижнические годы — это потеря обоих пастырей и великих поборников веры и слова Божия. 19 ноября 1867 года на подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры в Москве, отслужив Божественную Литургию, скончался митрополит Московский и Коломенский Филарет, а 1 января 1868 года скончался на покое преосвященный Афанасий. В 1869–1870 годах некие огорчения принесли отцу настоятелю немалые страдания: «…довели меня до того, что я стал упадать духом»(100). В тяжелейших испытаниях все чаще взор настоятеля Гуслицкого обращался к Святой Горе Афонской и Граду Иерусалиму, как к великим православным духовным источникам. У отца Парфения зарождается желание совершить паломничество по святым местам, поклониться Гробу Господню.

   В сентябре 1870 года он подал прошение митрополиту Московскому и Коломенскому Иннокентию об увольнении за границу для поклонения святым местам на девять месяцев и получил благословение владыки. 6 октября 1870 года после молебна о путешествующих отец Парфений отправился в путь. Уже 18 октября старец Парфений был в городе Константинополе: «Ходили мы в патриархию, прикладывались здесь к мощам мучениц: Ирины, Евфимии и Соломонии, к чудотворной мозаической иконе Богоматери и к столбу, к которому привязывали Господа… Потом прибыли во Влахерну, где уже устроена церковь, чего прежде не было; отсюда направились в Балыклею на Живоносный источник; здесь помолились, пили святую воду и умывались. Отсюда пошли прямо ко святой Софии…»(101).

   23 октября старец отправился на Святую Гору Афонскую, пробыв в городе Константинополе четыре дня: «Легко представить, что я чувствовал теперь… 24 года был я разлучен с Афоном, а теперь вступаю на святую землю. Был вне себя от радости и восторга… Какая во всем перемена!...»(102). Отец Парфений, радостно принятый братией Пантелеимоновой обители, испытал невероятный душевный подъем при совершении первой Божественной Литургии, но встреча с отцами-духовниками выше всех слов: «…входит монах, и все встали; я спросил: кто это такой? Мне сказали, что это отец архимандрит Макарий; я хотел было поклониться ему в ноги, но он не допустил; мы обнялись и облобызались. Я говорю ему: ты ли это Макарий блаженный? И блаженны очи мои, видевшие тя, ибо прежде много слышал о тебе!.. вдруг все встали,— слышно кто-то идет по коридору; отворяется дверь; входит старец, украшенный сединами, с бородой ниже пояса. Я вижу в нем возлюбленного моего отца и благодетеля духовника Иеронима; но он посматривая на всех, хочет узнать меня, и когда стал подходить к столу, я бросился ему в ноги, рыдая радостными слезами. Он, мой батюшка, наклонившись, поднял меня, обнял, и много мы плакали, не могли ничего говорить. Наконец он промолвил братии: “Вот вы отцы, молились за меня, чтобы Господь продолжил дни моей жизни; но я более просил Господа, чтобы не попустил мне умереть прежде даже не увижу первородного моего сына, отца Парфения; а теперь могу сказать: «Ныне отпущаеши раба Твоего»”… После трапезы зашли мы к ветхому деньми столетнему старцу греческому игумену Герасиму. О, как еще раз сердце мое возрадовалось, когда увидал я светолепные седины столетнего старца! Он, с детской любовию меня облобызал и целовал много… Потом началась моя новая жизнь в Афоне!»(103).

  Отец Парфений много паломничал по Афонским святыням, посещал монастыри Зограф, Хилендар, Ватопед, скиты Богородицы, Ильинский, Андреевский, но самое главное, ежедневно служил он Литургии по благословению отцов.

  10 января 1871 года началось паломничество отца Парфения в Святой Город Иерусалим. По пути в Святой Город суждено было Промыслом Божиим паломнику Парфению испытать многие скорби и лишения, побои и избиения от иноплеменников. Старец тонул во время страшной бури, но после усиленной молитвы к святителю Николаю Чудотворцу был спасен, а на подходе к Граду Иерусалиму, упав с мула, «переломил себе подшейную ключицу»(104). Положившись во всем на Волю Божию и с помощью начальника русской духовной миссии в Иерусалиме архимандрита Антонина (Капустина), перенеся тяжелейшие физические страдания, старец продолжил свое паломничество в Святой Град: «Но как только выпустили из больницы, в тот же вечер поспешил в храм Гроба Господня и добрел до него хотя с помощию жезла. Вошедши в храм небеси подобному — исполнился неизреченной радости, что через 25 лет опять сподобился быть в сем святом месте. Поклонился месту миропомазания, но встать с одной рукой едва мог. Потом устремился ко Гробу Господню и, взошедши внутрь часовни, пал на колена, положил свою голову на Гроб Спасителя и излил свои чувствования, благодаря Царя Небесного за Его великия милости, что под старость на закате дней моих сподобил еще раз побывать на Своем Гробе. Потом приложился в притворе часовни к камню, отваленному от двери Гроба; отсюда пошел на Голгофу и там приложился к месту, где стоял крест Христов, и к прочим святым местам в храме… Дня через два пошел в Гефсиманию ко Гробу Божией Матери и ко гробам Иоакима и Анны и Иосифа Обручника; приложившись к ним, пошли в сад Гефсиманиский, где молился Господь о чаше, “да мимо идет”. Были и в пещере, где скрылись Апостолы во время взятия Господа из сада. Потом пошли на Елеонскую гору и там поклонились месту Вознесения Господа, лобзали стопы ног Его и пошли ко гробам пророческим… Оттуда пошли в Вифанию и здесь поклонились гробу праведного Лазаря…»(105).

  Побывал отец Парфений в Лавре Саввы Освященного, где был благословлен древней иконой св. Афанасия Александрийского игуменом Иоасафом: «…игумен Иоасаф живет 57 лет в одной келье полусветлой с маленьким оконцем; в ней только икона и рогожа, больше ничего»(106),— получил благословение и патриарха Иерусалимского Кирилла: «…от него чрез 25 лет сподобился принять благословение и много беседовал; он по-русски не знает, но его келейник архидиакон Гавриил, племянник покойного митрополита Мелетия, на-зываемого Святого Петра, обучавшийся в России в Одесской семинарии, говорит совершенно как русский и служит у патриарха переводчиком. Я сделал, какое следует, пожертвование; патриарх благословил меня своим портретом и приложил к нему свою печать»(107).

   20 марта 1871 года: «…в Лазареву субботу отслужил я первую Литургию в храме русской миссии, хотя и с нуждой, и в неделю Вайи там же принимал участие в соборном служении ранней Литургии, потом пошли в храм Гроба Господня, где служил Литургию в Воскресенском храме сам Патриарх с семью архиереями и со множеством архимандритов, игуменов и священников — всех было около 50 человек… После Литургии начался крестный ход, в котором и я был участником. Как духовные, которых было около 200, так и весь народ в руках держали финиковые ветви и свещи. Впереди несли 12 хоругвей, пред каждой шел свещеносец со свещею. Обошли трижды кувуклию Гроба Господня, потом один раз Воскресенский храм… На следующий день утром рано отправились в Хеврон к дубу Мамврийскому; ехали той долиной, где ехало Святое Семейство, когда бежало от Ирода в Египет… Архимандрит Антонин хочет устроить при Дубе гостиницу для поклонников и домовую церковь… Помози, Господи, отцу архимандриту Антонину в его усердии к приобретению разных палестинских местностей, и да поможет ему православная Россия своими щедротами…»(108).

   21 апреля 1871 года отец Парфений прибыл из паломничества на Святую Гору Афонскую и прожил там еще месяц: то служил, то ходил по скитам и монастырям. 18 мая 1871 года, получив благословение от старцев Иеронима и Макария на путь в Россию, приняв в дар древние иконы, он отправился в Константинополь, где навещал русского посланника Николая Павловича Игнатьева. В Россию он вернулся 31 мая 1871 года, совершив свое второе странствие по святым местам.

   Сразу по возвращении из паломничества старец Парфений включается в свои труды по врачеванию раскола на Гуслицких просторах. В сентябре 1871 года он пишет прошение на имя преосвященного Игнатия, епископа Можайского, под названием «Смиреннейшая эпистолия Спасо-Преображенского Гуслицкого монастыря игумена Парфения»(109). «Эпистолия — уникальный документ; за его строками мы можем увидеть личность автора, его искренние хлопоты, может быть, излишний оптимизм…»(110). В этой эпистолии отражено дело по строительству храма в деревне Зуево Московской губернии, где находилось немало раскольнических молелен, а православного храма не было. Старец Парфений немедленно включился в работу по строительству храма. И, что самое интересное, позвали его строить храм сами старообрядцы, и деньги жертвовали, и кирпич, и строительный материал. Старец, как всегда, прилагал все свои усилия для врачевания ран раскола. Его позвали утешить верующих, и он презрел все: «как-то старость свою и 30-верстную грязную по ступицу дорогу»(111). Узнав о сходке крестьян и купцов, постановившей, что Церкви быть, он пишет: «Я по возвращении своем узнавши об этом благом намерении, много радовался и утешался, что не остались мои труды и хлопоты всуе»(112).

   Весной 1872 года схиигумен Парфений написал в Московскую Духовную консисторию прошение об увольнении его от управления Гуслицким монастырем и о помещении его на покой в Гефсиманский скит Троице-Сергиевой Лавры. 19 мая 1872 года митрополит Московский и Коломенский Иннокентий написал на доношении консистории: «Проситель увольняется от управления монастырем, посему сделать надлежащее распоряжение о избрании настоятеля»(113). В первых числах августа 1872 года был подписан указ Синода об увольнении настоятеля Спасо-Преображенского Гуслицкого монастыря. Но старец Парфений перебрался в Гефсиманский скит гораздо ранее, передав управление обителью благочинному иеромонаху Иерониму. Усилились старческие немощи, которые уже не позволяли полностью отцу Парфению отдавать всего себя делу управления обителью. В начале октября 1872 года в Гефсиманский скит прислали имущество отца Парфения. В ноябре 1872 года в Учрежденный собор Троице-Сергиевой Лавры пришло донесение, в котором сообщалось: «…указом Святейшего Синода от 25 октября 1872 года, вследствие представления Его Выскопреосвященства, разрешить выдавать проживающему на покое в Гефсиманском скиту при Свято-Троицкой Сергиевой Лавре игумену Парфению из неокладных сумм Спасо-Преображенского монастыря по триста рублей в год в виде пособия»(114).

    «В январе 1873 года игумен Парфений посетил Гуслицкий монастырь, в котором написал свое завещание. Согласно этому завещанию, Гуслицкой обители должны были перейти после его кончины девять казначейских билетов и сорок пять полуимпериалов золотом за его поминовение и погребение в монастыре»(115). Кроме того, отец Парфений просил: «…о смерти моей опубликовать в газетах и уведомить на Афонскую Гору в монастырь Русик, дабы помянули меня знающие, многогрешного, и всех прошу и молю поминать в молитвах своих»(116). В январе 1874 года старец пишет прошение в Учрежденный собор Сергиевой Лавры, где просит старцев лаврских ходатайствовать за его перевод в стены самой Троице-Сергиевой Лавры. Проживая с разрешения высшего начальства в Гефсиманском ските на покое, «я в последнее время особенно часто начал в оном подвергаться болезненным припадкам… покорнейше прошу Учрежденный Собор переместить меня и принять на жительство в Лавру, в которой при имеющейся Аптеке с врачом удобоисполнимее и действительнее может быть мое пользование…»(117). Согласно прошения, митрополит Московский и Коломенский Иннокентий ответил удовлетворительно, и старец Парфений был переведен в обитель преподобного Сергия Чудотворца. Схиигумен Парфений проживал в Лавре в келье при богадельне в северо-западной части обители. Но и здесь здоровье старца час от часу ухудшалось. Предположительно, в последний год своей жизни схиигумен написал другое завещание, обращенное к казначею Лавры иеромонаху Авдию. В нем он просил принять для сохранения девять казначейских билетов и тридцать один золотой полуимпериал, а также: «…завещаю в случае моей смерти выдать по одному моему билету в пустыньки и в Киновию, и один билет моему келейнику Василию Андрееву, прочие же шесть билетов и тридцать один полуимпериал оставляю в пользу Лавры на поминовения и на погребения и на памятник. Также прошу, нельзя ли будет погрести меня внутри Лавры около церкви Смоленския Божия Матери»(118). Это, последнее, завещание старца было записано другим лицом в силу его тяже-лой болезни, о которой также известно из Лаврских документов(119).

   «Согласно большинству троицких документов, игумен Парфений покинул земной мир 17 мая 1878 года, быв пред кончиною особорован елеем и напутствован причащением Святых Таин. Во второй половине XIX века существовал определенный порядок действий, связанных с погребением монашествующих Троицкой обители. Прежде всего, Учрежденным собором лавры посылалось уведомление в городское полицейское управление Сергиевского посада о кончине того или иного инока, сопровождаемое просьбой дать разрешение на его погребение. Подобного рода уведомление было отправлено 18 мая и относительно скончавшегося игумена Парфения. В нем говорилось, что “бывший на покое Игумен Парфений 72 лет после продолжительной болезни от старческих недугов 17-го сего мая волею Божиею скончался”»(120). В тот же день из полицейского управления поступило разрешение на предание тела игумена Парфения земле у Смоленской церкви Лавры. После отшествия старца Парфения остались древние иконы числом шесть, три креста, медная кадильница, четыре настоятельские трости и двенадцать наименований книг различным числом. Именно все это «богатство» окружало старца в последние годы жизни. Впрочем, схиигумен Парфений и ранее никогда не прилеплялся ни к чему земному и не дорожил никакими богатствами и драгоценностями.

   19 мая 1878 года Учрежденный собор Лавры отправил митрополиту Московскому и Коломенскому Иннокентию донесение. В нем говорилось: «…бывший настоятель Спасо-Преображенского Гуслицкого монастыря игумен Парфений, проживавший в Лавре на покое, после продолжительной болезни от старческих недугов, по преклонности лет 17 числа сего мая волею Божиею скончался на 73 году жизни, быв пред кончиною особорован елеем и напутствован причащением Святых Таин. Тело его, отпетое по чину монашеско-му, похоронено сего 19-го числа в Лавре на Смоленском кладбище…»(121).

   В списке погребенных на территории Лавры читаем запись: «Игумен Гуслицкого монастыря иеросхимонах Парфений, живший на покое, скончался 1878 мая 17, на 74 году от рождения»(122). Это единственная запись из известных нам на сегодня, где старец упоминается как схимник на территории Российской империи. Второе упоминание погребения игумена Парфения встречается в документе, который хранится в Сергиево-Посадском музее-заповеднике(123). Там, в описании памятников и надгробий, находящихся на Смоленском кладбище, есть запись: «Под сим камнем погребено тело бывшего Игумена Спасо-Преображенского Гуслицкого монастыря Парфения, который жил на покое в Свято-Троицкой Сергиевой лавре, пострижен в монашество на Святой Афонской Горе в 1841 году. Скончался в 1878 году мая 17 дня»(124).

   Эту надпись дополняла другая, находящаяся на самом памятнике: «Основателю Спасо-Преображенского Гуслицкого монастыря Игумену Парфению, возобновлен усердием учениками его Гуслицкого монастыря Игуменом Исаакием и казначеем Иеромонахом Памвою с братиею. Возобновлен 18 июля 1912 года»(125). Надпись на надгробии старца крайне интересна для нас в смысле понимания его духовного пути. Памятник в 1912 году соорудили благодарные насельники Гуслицкой обители его ученики отец настоятель Исаакии с казначеем, и вся благодарная братия, в отличие от немногих его недоброжелателей, кои всегда имелись у служителей Христовых, особенно у тех, кто шел по этому пути, отдавая всего себя делу служения. Но, как известно, враг рода человеческого не любит, когда монастыри благоустраиваются и духовно растут. Старец Парфений привел в благоустройство две обители — Николаевскую Берлюковскую и Преображенскую Гуслицкую, но, как истинный воин Христов, терпел наветы и прямые нападения. Плод трудов старца налицо — обители эти он оставил потомкам крепкими и процветающими. Главным наследием старца стали бессмертные творения словес его, его книги, лучше всего показывающие его богатейший внутренний мир.

   Архимандрит Никон (Рождественский; впоследствии архиепископ) дает отцу Парфению следующую характеристику: «Отец Парфений был цельный русский человек: прямодушный, неспособный к тем сделкам с совестью, к каким нередко прибегает рационалист-европеец в вопросах веры и христианской нравственности. Он вырос вне всяких европейских влияний, не учился ни в каких школах и всем своим духовным настроением и литературным развитием обязан не школе, не науке, а той церковности воспитания, которая составляет отличительную черту истинно русского человека»(126).

 

1 ЦИАМ. Ф. 709. Оп. 1. Д. 125.

2 Антоний (Сурожский), митрополит. Любовь всепобеждающая. Проповеди, произнесенные в России в разные годы. М., 2004.

3 Там же.

4 Стриженов А. Н. Сергей Нилус. Тайные маршруты. М., 2007.

5 Антоний (Сурожский), митрополит. Любовь всепобеждающая.

6 Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии и Святой Земле постриженика Святой Горы Афонской инока Парфения. М., 1856.

7 Там же.

8 Там же.

9 Там же.

10 Там же.

11 «Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии и Святой Земле постриженика Святой Горы Афонской инока Парфения» М., 1856 год.

12 Там же.

13 Маевский В. Афонские рассказы. Париж, 1950.

14 Иоаким (Сабельников), иеромонах. Великая стража. Жизнь и труды блаженной памяти афонских старцев иеросхимонаха Иеронима и схиархимандрита Макария. М., 2001.

15 Антоний (Святогорец), иеромонах. Жизнеописания афонских подвижников благочестия XIX века. М., 2001.

16 Андрей (Ковалевский), протоиерей. Иеросхимонах Иероним, духовник Русского на Святой Горе Афонской Пантелеимонова монастыря, и его присный ученик игумен Макарий. М., 2006.

17 Петр (Пиголь), игумен. Тайна духовного руководства // Шестое чувство. 2008. № 5.

18 Андрей (Ковалевский), протоиерей. Иеросхимонах Иероним, духовник Русского на Святой Горе Афонской Пантелеимонова монастыря, и его присный ученик игумен Макарий. М., 2006.

19 Там же.

20 Путь к совершенной жизни. О русском старчестве. М., 2005.

21 Иоаким (Сабельников), иеромонах. Великая стража. Жизнь и труды…

22 Там же.

23 Там же.

24 Андрей (Ковалевский), протоиерей. Иеросхимонах Иероним…

25 Там же.

26 Там же.

27 Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии и Святой Земле…

28 Иоаким (Сабельников), иеромонах. Великая стража. Жизнь и труды…

29 Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии и Святой Земле…

30 Там же.

31 Там же.

32 Там же.

33 Там же.

34 Там же.

35 Скурат К. Е. Православные основы культуры в памятниках литературы Древней Руси. М., 2006.

36 Лествица преподобного отца нашего Иоанна, игумена Синайской горы. 4-е изд. М., 1892. Слово 1, 7.

37 Там же. Слово 26, 237.

38 Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии и Святой Земле…

39 Там же.

40 Там же.

41 Леонид (Кавелин), иеромонах. Историческое описание Козельской Введенской Оптиной пустыни и состоящего при ней скита св. Иоанна Предтечи: В 2 ч. М., 1885.

42 Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии и Святой Земле…

43 Путь к совершенной жизни. О русском старчестве. М., 2005.

44 Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии и Святой Земле…

45 Там же.

46 Там же.

47 Там же.

48 Там же.

49 Там же.

50 Там же.

51 Там же.

52 Там же.

53 Там же.

54 Там же.

55 Там же.

56 Там же.

57 Там же.

58 Там же.

59 Там же.

60 Из автобиографии игумена Парфения. Воспоминания о епископе Томском Афанасии. М., 1898.

61 Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии и Святой Земле…

62 Там же.

63 Там же.

64 Сказание о жизни и о подвигах в бозе почившего старца Даниила, подвизавшегося в Сибирской стране, в Енисейской губернии, в пределах города Ачинска. 6-е изд. Русского Пантелеимонова монастыря на Святой Горе. М., 1886.

65 Там же.

66 Из автобиографии игумена Парфения. Воспоминания о епископе Томском Афанасии. М.,1898.

67 Петр (Пиголь), игумен. Святитель Филарет, митрополит Московский, и афонский инок Парфений // III Юбилейные Свято-Филаретовские чтения. М., 2007.

68 Из автобиографии игумена Парфения. Воспоминания…

69 Там же.

70 Там же.

71 Громыко М. М. Святой праведный Феодор Кузьмич — Александр I Благословенный. Исследование и материалы к житию. М., 2007.

72 Сказание о жизни и о подвигах в бозе почившего старца Даниила…

73 Соловьев С. М. Странствия инока Парфения // Русский вестник. 1856. Т. 3. № 5. Кн. 1.

74 Григорьев А. А. Парадоксы органической критики // Григорьев А. А. Эстетика и критика. М., 1980.

75 Там же.

76 С. М. Соловьев, Н. П. Гиляров-Платонов, А. В. Дружинин, А. А. Григорьев, И. С. Тургенев, М. П. Погодин.

77 Москвитянин. 1855. № 23–24.

78 Там же.

79 Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч :В 20 т. Т. 5. М., 1966.

80 Тургенев И. С. Полн. собр. соч.: В 30 т. Письма: В 18 т. Т. 3. М., 1987.

81 Из письма Дружинина А. В. к Тургеневу И. С. от 19 сентября 1858 года // Тургенев и круг «Современника»: Неизданные материалы. 1847–1861 годы. М.; Л., 1930. С. 215–218.

82 Гиляров-Платонов Н. П. Сказание о странствии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле инока Парфения // Русская беседа. 1856. Кн. 3 (Б.п.).

83 Там же.

84 Книга о Промысле Божием, как он чрез православие ведет ко спасению, а неправославных обличает собственными их делами, бывшего инока Горы Афонской, а ныне Николаевской Берлюковской пустыни строителя Иеромонаха Парфения. М., 1857.

85 ЦИАМ. Ф. 709. Оп. 1. Д. 125.

86 Там же. Д. 153.

87 Трифон (Туркестанов), митрополит. Древнехристианские и Оптинские старцы // Путь к совершенной жизни. О русском старчестве. М., 2006.

88 Лествица преподобного отца нашего Иоанна, игумена Синайской горы. 4-е изд. М.,1892. Слово особенное к пастырю. 9, 1.

89 ЦИАМ. Ф. 709. Оп. 1. Д. 140.

90 Там же, д. 161.

91 Сказание о начале и настоящем положении Спасо-Преображенского Гуслицкого монастыря. М., 1863.

92 Там же.

93 Там же.

94 Там же.

95 Там же.

96 Семь писем митрополита Филарета к отцу Парфению, игумену Спасо-Преображенского монастыря // Душеполезное чтение. 1868. Ч. 2. № 6.

97 Костикова Л. П. К истории Санкт-Петербургской часовни Спасо-Преображенского монастыря. Доклад на церковно-научной конференции «Строитель спасения. К 130-летию схиигумена Парфения Агеева». М., 2008.

98 Шевелкин Иван. Спасо-Преображенский Гуслицкий монастырь и соседствующие с ним раскольники. Путевой очерк // Душеполезное чтение. 1864. № 3.

99 Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии и Святой Земле…

100 Парфений (Агеев). Вторичное мое странствие во Святый Град Иерусалим и во Святую Гору Афонскую в 1870–1871 годах // Душеполезное чтение. 1872. Ч. 2. № 2.

101 Там же.

102 Там же.

103 Там же.

104 Там же.

105 Там же.

106 Там же.

107 Там же.

108 Там же.

109 ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 446. Д. 14.

110 Старшов Е. В. Об участии игумена Гуслицкого Спасо-Преображенского монастыря Парфения в постройке Зуевского Богородицерождественского храма. Доклад на церковно-научной конференции «Строитель спасения. К 130-летию схиигумена Парфения Агеева». М., 2008.

111 ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 446. Д. 14.

112 Там же.

113 РГАДА. Ф. 1204. Оп. 1. Д. 11641.

114 Там же.

115 Ткаченко В. А. О погребении игумена Парфения в Свято-Троицкой Сергиевской Лавре. Доклад на церковно-научной конференции «Строитель спасения. К 130-летию схиигумена Парфения Агеева». М., 2008.

116 РГАДА. Ф. 1204. Оп. 1. Д. 11641.

117 Там же.

118 Там же, д. 12532.

119 Ткаченко В. А. О погребении игумена Парфения…

120 Там же.

121 РГАДА. Ф. 1204. Оп. 1. Д. 12532.

122 Ткаченко В. А. Новый источник по истории некрополя Троице-Сергиевой Лавры // Сергиево-Посадский музей-заповедник. Сообщения 2000. М., 2000.

123 Ткаченко В. А. О погребении игумена Парфения…

124 СПМЗ. Список надгробий в бывшей Сергиевской Лавре. С. 29–30. Эта надпись в несколько измененном виде повторена в справочнике «Московский некрополь» (СПб., 1908) (Сайтов В. И., Модзалев-ский Б. Л.).

125 Там же.

126 Петр (Пиголь), игумен. Промысл Божий соединил двух подвижников веры // Русский Инок. М., 2008. Август.

127 Евмений (Лагутин), игумен. Подвиг крестоношения. Доклад на церковно-научной конференции «Строитель спасения. К 130-летию схиигумена Парфения Агеева». М., 2008.