В 2017 году Русская Духовная Миссия в Иерусалиме отмечает свое 170-летие со дня основания. Корреспондент «МВ» специально поехал на Святую Землю, чтобы пообщаться с начальником Миссии и монашествующими в русских обителях и на участках Миссии.
Русская Духовная Миссия (РДМ) была первой официальной организацией от России в Иерусалиме. Императорское православное палестинское общество, консульство появились здесь гораздо позже. С момента образования Миссии, когда Российская империя взяла на себя некоторые обязанности по сохранению святынь на Святой Земле, Иерусалимский Патриарх смог переместиться сюда из Константинополя (в условиях Османской империи в Иерусалиме ему было очень непросто оставаться) и постепенно жизнь самой Иерусалимской Церкви стала налаживаться. Другими словами, Россия защищала интересы Иерусалимской Церкви. Но главным является то, что Русская Духовная Миссия в Иерусалиме – это дверь в Русскую Церковь.
Ответственность за сохранение и развитие русских участков на Святой Земле лежит на начальнике Миссии – архимандрите Александре (Елисове) <...>
Отец Александр – настоящий русский богатырь, с огромным опытом дипломатической работы, приобретенным в многолетних заграничных командировках. У него все четко и под контролем. Общение с ним получилось очень интересным и дружелюбным.
Дыхание «уходящей» Руси
Отец Александр, расскажите, пожалуйста, о своем монашеском пути, с чего все начиналось? Как Вы пришли к Богу, как созрело решение избрать монашество?
Чтобы получить драгоценный дар веры в самом нежном возрасте, как это случилось со мной, никак не обойтись без влияния окружающих. Еще цел тот дом на ул. Заломова в Нижнем Новгороде, где я проводил детские годы у своей няни Александры Ивановны – глубоко верующей русской православной крестьянки, раскулаченной в лихие годы военного коммунизма.
В этом доме по принципу знаменитых «советских коммуналок» расселили многих представителей «неблагополучного социального элемента», среди которых бывшие благочестивые купчихи, крестьяне, городская интеллигенция и обыватели и даже представители русского еврейства и мусульман. Словом, те, кого жизнь выкинула на обочину истории. Общаясь с ними, я и ощутил дыхание «уходящей» Руси, которая глубоко запала в мою впечатлительную детскую душу.
Другим местом детских благочестивых впечатлений был Старый ярморочный собор Нижнего Новгорода, в части которого, как и в доме причта, было создано большое коммунальное поселение, где жила моя бабушка Евдокия Петровна. Это был человек, который «дышал» православной верой. Бабушка стала моим первым катехизатором, объясняла мне содержание сохранившихся в соборе росписей и учила молиться на скульптурные изображения ангелов над соборными окнами.
До сего дня с внутренним трепетом вспоминаю свои первые сознательные исповеди и Причастие в Высоковской Троицкой церкви, куда мои заботливые бабушки отвозили меня к 1 сентября и на день ангела. Здесь же со временем под руководством истинных пастырей и под влиянием бывших дивеевских сестер, которые несли послушание алтарниц, во мне созрело решение быть священником и учиться в духовной семинарии. От них же я получил рекомендацию для поступления в Московские духовные школы.
Любовь к монашеству зародилась в моем сердце под покровом Святой Троицы и преподобного Сергия в Троице-Сергиевой лавре, где я провел самые духовно одаренные годы своей юной жизни.
Я обозначил лишь внешние вехи, но не следует забывать слова Самого Спасителя: «Не вы Меня избрасте, но Аз избрах вас» (Ин. 15, 16).
Решение стать монахом созрело у Вас в Троице-Сергиевой лавре. Общались ли Вы с лаврскими старцами?
Конечно, перед дьяконской хиротонией я был на исповеди у архимандрита Кирилла (Павлова). Ему я рассказал о своих желаниях, и он дал мне свое благословение на принятие священного сана.
Из Вашей биографии известно, что Вы учились за границей. В советское время это было редкостью, как Вам это удалось?
Мой путь в Церкви изначально был следованием принципу послушания воле Божией, которая проявлялась через священноначалие и духовных руководителей. Учиться за границей не являлось ни моей волей, ни моим желанием.
В 1984 году по благословению священноначалия я покинул стены Московской духовной академии, чтобы продолжить образование на богословском факультете в Прешове (Чехословакия). Это государственное учебное заведение, которое призвано готовить кадры для Православной Церкви Чешских Земель и Словакии. В тот год оно было на грани закрытия за неимением минимального количества абитуриентов, а потому приезд иностранных студентов гарантировал неприкосновенность. Там я приобрел важный для жизни опыт общения с унией, имея возможность изучить ее изнутри. А главное, я понял, какое мужество было необходимо православным русинам, которые выстояли в страшных гонениях, дискриминационном давлении со стороны властей, сохранив отеческую веру и родной язык.
Было интересным знакомство с монастырем в Ладомировой, который был образован после революции почаевскими монахами и отошел к Зарубежной Церкви. Правда, в то время он был превращен в приход, поскольку в силу политических причин монахи в конце войны перебрались за океан, образовав известную православную обитель в Джорданвилле. Я любовался замечательным храмом, а также имел возможность читать множество литературы апологетического содержания, изданной в основанной ими типографии преподобного Иова Почаевского. Эти книги укрепили сотни людей в стоянии за веру православную уже в новейшее время, когда уния весьма укрепилась во время немецко-фашистской оккупации.
С благодарностью вспоминаю своих профессоров архиепископа Прешовского Николая, впоследствии митрополита Пражского и всей Чехословакии; протоиереев Стефана Пружинского и Павла Алеша.
В начале своего монашеского пути Вы несли послушание помощника наместника Свято-Данилова монастыря в Москве по представительской работе. Расскажите об этом времени. В чем заключалась Ваше послушание?
Насельником Свято-Даниловой обители я стал в 1987 году. Во время моего пребывания там я нес три послушания: помощник наместника по представительской работе, помощник эконома и референт ответственного секретаря ОВЦС МП.
То послушание, о котором Вы говорите, касалось, по сути, пастырской духовно-просветительской деятельности. Это было интереснейшее время и в истории Церкви, и в истории страны в целом. Церковь вышла из изоляционного гетто, в обществе стало не страшно открыто проявлять к ней интерес.
Поэтому, встречаясь по благословению священноначалия порой с весьма высокопоставленными людьми из самых разных областей деятельности, помимо протокольных бесед мне удавалось, отвечая на их вопросы, выстраивать целую апологию Церкви, открывать богословские истины. Могу свидетельствовать, что в большинстве случаев интерес был неподдельный и живой. Души наших соотечественников оживали и открывались благодати и божественной истине.
Мне посчастливилось трудиться в монастыре рядом с такими колоритными и одаренными людьми, как митрополит Филарет (Вахромеев), архимандрит (ныне митрополит) Тихон (Емельянов), А.С. Буевский, Б.А. Кудинкин.
14 лет странствий
Ваше служение проходило во Франции, в Ливане, Сирии, теперь в Иерусалиме. Где было тяжелее всего? И вообще, есть ли разница для монаха: жить в России или за рубежом?
Думаю, что учеба в Чехословакии и стала моим первым опытом зарубежного служения. В конце 1989 года по решению Священного Синода я был назначен на пастырское служение в Корсунскую епархию – настоятелем прихода Святой Троицы в Ванве.
Это было неоднозначное время. Были живы многие представители старой русской эмиграции, взгляды которых на жизнь и на Церковь разнились и очень часто были диаметрально противоположными. Но уже в то время в эмигрантской среде бытовал анекдот о русском человеке, который, очутившись на необитаемом острове, построил две церкви, а на вопрос «зачем?» отвечал: «В эту я хожу, а в эту не хожу».
Намечалось сближение, и символом этого стало строительство на моем приходе нового храма, освященного в честь Собора святых новомучеников и исповедников российских. На освящении храма Божественную литургию служили епископ Корсунский Гурий и глава архиепископии русских православных церквей в Западной Европе архиепископ Сергий. И это впервые за многие десятилетия.
Вспоминаю совместные молитвы перед Курской-Коренной иконой Знамения Божией Матери в храме Воскресения Христова в Медоне, куда мы с прихожанами приезжали с разрешения ныне упокоившегося протоиерея Михаила Арцимовича…
Вообще, главная отличительная черта зарубежного служения – более активное общение, как на приходе, так и межприходское. Это неформальное общение за чашкой чая, отличающееся искренностью, открытостью, поскольку православная вера сближает людей, особенно на чужбине.
Эта тенденция продолжилась и в моем служении настоятелем подворья Русской Православной Церкви в Бейруте, куда я был назначен Синодом на рубеже тысячелетий. Уже на Пасху 2000 года представители всех ветвей русского православия молились здесь вместе, что было результатом канонизации царственных страстотерпцев в Соборе святых новомучеников и исповедников Церкви Русской. Именно их я выбрал в качестве покровителей нашего русскоязычного прихода.
Мы совершали богослужения в храме Бейрутской митрополии Антиохийской Православной Церкви, и общение с этими мужественными людьми, во всех перипетиях истории сохранявших свою веру, стало для меня бесценным опытом.
Как видим, и в наши дни они являют чудеса стойкости и мученичества за веру Христову, что особенно проявилось в трагических событиях в Сирии, где я продолжил свое служение в 2002–2012 гг. в качестве представителя Патриарха Московского и всея Руси при Патриархе Великой Антиохии и всего Востока.
После эвакуации из Дамаска Священный Синод определил мне вернуться в Корсунскую епархию, где я был назначен настоятелем Свято-Николаевского собора в Ницце. Мне выпало объединить приход, начать многотрудное дело реставрации собора, часовни царевича и ремонта церковно-приходского дома, что было благополучно доведено до завершающего этапа.
Самым трудным было сохранить приход, полноценную литургическую жизнь в то непростое время, ведь у нас не осталось даже места для богослужений. Вся приходская жизнь была перенесена на оставленную в нашем распоряжении (по нашему же настоянию) часть парка, примыкающую к церковно-приходскому дому, в котором мне приходилось и жить, и одновременно проводить ремонт.
Что особенно отрадно: приход не только не ослаб, но и увеличился многократно, что можно объяснить только милостью Божией и представительством небесного покровителя прихода святителя Николая, чудотворная икона которого пребывала с нами во время ремонта.
13 июля 2015 года Священный Синод определил мне вступить в должность начальника Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Собор в Ницце был освящен несколькими месяцами позже, 19 января 2016 года, что доставило мне много радости.
Отец Александр, Вы служили в тех странах, где подавляющее большинство населения не принадлежит к православной вере. Были ли в Вашей практике случаи, когда люди переходили в православие из других религий?
Во Франции мне посчастливилось встретить довольно крепкую общину из пришедших в православие представителей титульной нации. Это были люди средних лет, которые не смогли найти в лоне западного христианства ответа на многие духовные вопросы, что особенно проявилось после реформационного Второго Ватиканского собора. Им повстречался настоятель храма Святой Троицы в Ванве архимандрит Сергий (Шевич), близкий по духу архимандриту Софронию (Сахарову), и именно он стал для многих проводником в мир святой православной веры.
На Ближнем Востоке царила иная картина. Следование своей родовой религии возведено здесь в священную обязанность. Поэтому чаще приходилось встречаться со случаями перехода в ислам.
Главная трудность исходила от неразборчивости наших соотечественниц, которые, выбирая себе спутника жизни, останавливались на выходцах из арабских стран, забывая пословицу «не зная броду, не лезут в воду». Как правило, они были совершенно не готовы к реалиям восточной жизни, которая сплошь пронизана исламскими традициями семейной иерархии, основанной на законах шариата. Отсюда многочисленные личные и семейные драмы и даже трагедии, которые распространяются и на детей. Было особенно тяжело видеть разбитые судьбы наших русских женщин.
Вы долгое время были представителем при антиохийском патриархе. Что особенно запомнилось из этого периода вашей жизни? Много ли в Сирии христиан? Дело в том, что, по мнению множества людей, это чисто мусульманская страна.
Исторически христианство зародилось и присутствовало на этих землях. Многочисленные внутрицерковные противоречия разделили христиан в Сирии, как и на всем Ближнем Востоке, на многочисленные конфессии. Поэтому общая картина представляет собой лоскутное одеяло.
В процентном отношении христиан в Сирии до военной трагедии, которую она сейчас переживает, насчитывалось не менее 10% от 29-миллионного населения. Дамаск остается до сегодняшнего дня престольным градом древней Антиохийской Православной Церкви, основанной святыми первоверховными апостолами Петром и Павлом. Первым епископом этой Церкви был священномученик Игнатий Богоносец.
Из своей ближневосточной командировки как особый дар я воспринимаю выпавшую мне возможность общения с ныне уже покойным Блаженнейшим Антиохийским Патриархом Игнатием IV. Это был глубоко верующий православный иерарх, имевший свое мнение по многим актуальным вопросам современной жизни и умевший отстаивать их, особенно в жизни мирового православия. Очень трогательно было наблюдать его общение с паствой, которая относилась к нему как к отцу и получала в ответ отеческую любовь и заботу <…>
Душевные «затраты» и трудовые будни
В 2017 году Русская Духовная Миссия отмечает свой 170-летний юбилей. В чем, по Вашему мнению, основная роль Миссии на Святой Земле сегодня?
Задачи служения Русской Духовной Миссии в Иерусалиме исторически были сформулированы Святейшим Синодом и Министерством иностранных дел Российской империи. Ответственность за их претворение в жизнь возлагалась в первую очередь на начальников Миссии. Самый известный из них – архимандрит Антонин (Капустин), 200-летие со дня рождения которого исполняется в 2017 году.
Основной задачей Миссии виделось поддержание православного христианства на Святой Земле, что было очень актуально в условиях политики Османской империи, которая даже в начале XX века прославилась массовым геноцидом армян-христиан. Второй задачей являлась помощь русским паломникам на Святой Земле. С этой целью была создана целая инфраструктура вспомогательных служб для их приема и жизнеобеспечения на приобретенных участках, в наиболее значимых библейских и евангельских местах. Третья задача связана со второй – это создание полноценного, в традициях Русской Православной Церкви, богослужения, для чего на приобретенных участках создавались монастыри, строились храмы и часовни.
До наших дней сохраняются Горненский женский и Хевронский мужской монастыри, Троицкий собор в Иерусалиме, храмы в Яффе, Хайфе, Тиверии и на берегу реки Иордан (место Крещения Христа), часовня в Иерихоне. Кроме того, в ведении Русской Зарубежной Церкви остаются женские обители на Елеоне и в Гефсимании, скит преподобного Харитона Исповедника.
Сегодня все эти задачи по-прежнему остаются на повестке дня. В качестве поддержки Иерусалимской Православной Церкви наша Миссия выступает как официальное представительство Русской Православной Церкви и Святейшего Патриарха Московского и всея Руси при Иерусалимском Патриаршем Престоле.
Начальник Миссии осуществляет церковно-дипломатические функции, поддерживая постоянные контакты между главами двух Церквей. Мы продолжаем поддерживать и развивать инфраструктуру для приема паломников и обеспечиваем непрекращающееся богослужение в традициях Русской Православной Церкви в наших монастырях, храмах и часовнях.
Наше духовенство исполняет почетную миссию молитвенного предстояния у Гроба Господня за Русскую Православную Церковь, за народы и государства, которые она объединяет под омофором своего Святейшего Предстоятеля.
Сколько монастырей и участков в Вашем ведении? Какое количество монашествующих?
В ведении Русской Духовной Миссии Московского Патриархата 17 участков, в том числе 2 монастыря и 6 подворий. Общее число священнослужителей – 11 человек, из них 7 монашествующих. В Горненском женском монастыре в Иерусалиме 87 насельниц, в Свято-Троицкой обители в Хевроне – 8.
Вы говорите, что участков 17, но известно только 8. Где остальные?
Участки, которых вы не досчитались, – это просто участки земли, находящиеся в собственности Миссии, но на них нет храмов. Мы, наверное, не сможем построить там новые церкви, так как это очень трудно сделать на канонической территории Иерусалимского Патриархата. Но нам нужно решить, как освоить эти участки, чтобы их не потерять. Государство Израиль слишком маленькое, чтобы позволить земельным участкам пустовать. Сохранение участков Миссии – одна из наших главных задач.
Правильно ли я понимаю, что сначала была одна Русская Духовная Миссия в Иерусалиме, а после появления Русской Православной Церкви Заграницей произошло разделение и внутри Миссии?
В 1914 году Первая мировая война вынудила начальника и членов Миссии покинуть Святую Землю и переехать в Александрию. К тому времени, когда они вернулись в Иерусалим в 1919 году, связь России с Палестиной была прервана. Миссия вошла в подчинение РПЦЗ, которая в трудные годы приложила большие усилия для того, чтобы сохранить достояние России на Святой Земле.
В 1945 году Святую Землю посетил Святейший Патриарх Московский Алексий I, и Русская Духовная Миссия вернулась в каноническое подчинение Московского Патриархата. Образованное в 1948 году государство Израиль вернуло Московскому Патриархату храмы и монастыри, оказавшиеся на его территории. При этом русская собственность на территории, подконтрольной Иордании, осталась в ведении Зарубежной Церкви.
В 2007 году представители двух объединившихся частей Русской Церкви совершили первое совместное богослужение на Святой Земле. На сегодняшний день из русских монашеских обителей в ведении РПЦЗ остаются два женских монастыря в Иерусалиме: Спасо-Вознесенский на Елеоне и святой Марии Магдалины в Гефсимании, а также мужской скит преподобного Харитона Исповедника на месте древней Фаранской лавры в Иудейской пустыне.
В чем отличие монастырской жизни в России и на Святой Земле?
Одно из существенных отличий – в некоторой изолированности наших обителей. В России больше возможностей перенимать опыт, смотреть, как устроена жизнь в других монастырях, советоваться. На Святой Земле жизнь русских обителей в этом смысле более замкнутая, насельники живут почти как на островках. Сказывается и общая нехристианская настроенность в некоторых регионах, где расположены монастыри, оторванность от Отечества, особенности климата. Но при этом величайшие христианские святыни этой земли компенсируют душевные «затраты».
Отличается жизнь и на уровне послушаний: в Горненском женском монастыре, например, основная часть послушаний связана с приемом и сопровождением паломников, которые прибывают на Святую Землю из самых разных стран, входящих в территорию пастырской ответственности РПЦ. Значительная часть насельниц несет послушание гидов, кто-то трудится в монастырских гостиницах, а также на участках Миссии в Палестине, Израиле и Иордании, оказывая прием паломникам.
Послушания, связанные с приемом и сопровождением прибывающих на Святую Землю гостей, – очень серьезное миссионерское и просветительное служение, которое требует больших сил и мужества.
Делай, как старец
Отец Александр, как Вы думаете, русское монашество сейчас испытывает период подъема или же наоборот? Много ли молодежи избирает монашеский путь, и хотят ли молодые монахи и монахини жить здесь, на участках Русской Духовной Миссии?
Я считаю, что приходит достаточно – не много и не мало. Дело ведь не в количестве. Мы знаем, что молитвами нескольких праведников весь мир держится. Едва ли стоит измерять все количеством. Мерки Божии и наши могут быть разными. Но действительно, после подъема и горения 1990-х в жизни монастырей теперь начались, скорее, трудовые будни.
Как Вам кажется, в чем главная проблема современного монашества в целом и на Святой Земле в частности?
Основная проблема, как на Святой Земле, так и по всему миру – это отсутствие духоносных наставников и прерванность традиции. В этом смысле я бы не выделял русское монашество, потому что это проблема повсеместная. Частичное ее решение может принести время.
Что Вы имеете в виду под словами «прерванность традиции»?
Когда в течение десятилетий отсутствовала правильная уравновешенная монашеская жизнь, когда монашество было тайным исповедованием, традиция монастырской жизни была нарушена. Поэтому сегодня сложно создать монашеское общежитие.
Когда человек приходит в незнакомое сообщество (любого направления), прежде всего он слушает корифеев, носителей живой традиции. Тогда человек окунается в это все не через книгу, не через «руководство по эксплуатации», а через дух другого человека. Он ему передает то, что на словах передать нельзя. Когда живешь рядом со старцем, то действуешь по принципу «делай, как старец». Пройдет несколько десятилетий, и кто-то уже от тебя получит этот дух, – вот что значит традиция.
Сейчас в монастыри приходят молодые люди, которые не имеют опыта общения со старой школой монашества и священства. Мне удалось пообщаться со священниками старшего поколения, прошедшими лагеря. Меня Господь сподобил, а это, наверное, самое драгоценное для монаха и священника, не каждому так посчастливилось. Кто-то столкнулся со священством чисто академического характера. Но нельзя стать хорошим священником только по «учебнику», все прочитать невозможно.
Вы совершаете монашеские постриги или принимаете только тех, кто ранее принял постриг в России?
Большая часть постригов совершается на Святой Земле, но есть и значительная часть насельников и насельниц, которые по благословению Святейшего Патриарха прибывают сюда, имея опыт церковных послушаний в других обителях и приняв постриг там.
Кто принимает решение о постриге? У монастырей и подворий имеются духовники или это находится в Вашем ведении?
Решение о постригах насельниц Горненского монастыря принимаются следующим образом: игумения, удостоверившись в способности сестры достойно проходить монашеский подвиг, рекомендует ее Духовному собору монастыря, положительное решение которого, оформленное соответствующим протоколом, направляется на утверждение Совета Русской Духовной Миссии (игумения входит в его состав). По результатам заседания Совета начальник Миссии направляет рапорт Святейшему Патриарху, испрашивая благословение на постриг.
Решение о постриге насельников Свято-Троицкого монастыря в Хевроне (подворье Святых Праотцев) принимается аналогичным образом: его утверждает Совет Миссии и затем испрашивается благословение Святейшего Патриарха.
Согласно уставу РДМ, ее начальник несет личную ответственность перед Святейшим Патриархом за духовно-нравственную жизнь в обителях Миссии и на ее подворьях, определяет послушания насельников, и, по согласованию с игуменией Горненского монастыря, – послушания насельниц.
В Горненском есть духовник. На подворьях Святых Праотцев, святой праведной Тавифы в Яффе, святого пророка Илии в Хайфе и при Странноприимном доме на месте Крещения Господа Иисуса Христа в Иордании существуют ключари, то есть священники, которые назначаются на длительный срок для совершения пастырского служения и окормления монашествующих, несущих там послушание. Окормление насельников, проходящих послушания на прочих подворьях Миссии, осуществляют начальник и члены Миссии.
Поделитесь опытом решения проблем в монашеских обителях. Как быть с непослушанием, к примеру? Или когда приходят с жалобами, как поступать?
Думаю, врачевать непослушание нужно своим примером. В отношении жалоб однозначного ответа нет. Если следовать принципам церковного права, то нужно принимать во внимание, кто и на кого жалуется – благочестивы ли и тот, и другой или нет.
Например, по 74-му и 75-му апостольским правилам, жалобы на клириков могли подать только люди, пользовавшиеся хорошей репутацией, причем они должны были представить трех или, по крайней мере, двух свидетелей, тоже имевших хорошую репутацию. На основании этих правил жалобы на клириков со стороны людей неблагочестивых оставлялись без внимания, зачастую, просто отклонялись.
Наличие доброго имени у человека, подающего жалобу, как обязательного требования к обвинителю сохранилось в церковных правилах и позднее. Но для монастырской практики одного рецепта на все быть не может.
На Ваш взгляд, какими должны быть игумен и игумения по отношению к насельникам? Требовательными и строгими или добрыми и мягкими?
Пусть игумены и игумении будут разными, чтобы каждый поступающий в монастырь мог выбирать, кто ему ближе. В любом случае, игумения должна быть матерью сестрам, а игумен – отцом братии, и отношения в каждой обители должны быть, как минимум, как в хорошей семье.
Мне кажется, и игумения, и игумен должны быть любвеобильными. Любовь – это плод и первый признак духовной жизни. Не может быть плодом одна строгость. А для того, чтобы найти правильное сочетание любви и строгости, нужна мудрость.
Елена Галкина
Фото: Елена Галкина,
архив Русской Духовной Миссии в Иерусалиме
Печатается в сокращении. Полную версию текста можно прочесть в №1 журнала «Монастырский вестник»
Публикации
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
