Доклад на конференции монашествующих Тверской митрополии «1917–2017: уроки столетия» по направлению «Древние монашеские традиции в условиях современности», проходившей в рамках регионального этапа XXV Рождественских образовательных чтений (мужской монастырь Нило-Столобенская пустынь, 8 декабря 2016 года).
Год 1917 Оршин монастырь встречал в мире и благополучии. Незадолгодо этого (в 1903 году) преобразованный из мужского в женский, под мудрым руководством игуменииЕвдоксии, он из захудалого и оскудевшего превратился в многочисленный и процветающий.
Был произведен капитальный ремонт теплого храма, в котором обновлена живопись, отремонтированы и вновь вызолочены иконостасы. Отремонтирован игуменский корпус и ограда. Построено несколько корпусов и флигелей для сестер, число которых увеличилось к 1913 году до 137. В 1905 году за оградой построена церковноприходская школа, которая содержалась на средства монастыря. К 1913 году в ней обучалось до 30 мальчиков и девочек. За оградой монастыря возведены были также дом для монастырского священника, гостиница для приезжающих в монастырь посетителей и множество хозяйственных построек.
В 1908 году по преставлении матушки Евдоксии управление монастырем было передано монахине Сергии, единогласно избранной сестрами в настоятельницы.
Февральская революция 1917 года положила начало отделению Церкви от государства. Контроль над Церковью не только не ослабили, как надеялось духовенство, но и ужесточили. Было отменено обязательное преподавание Закона Божия в школе, а церковноприходские школы передавались Министерству народного просвещения.
После захвата власти большевиками ситуация изменилась более радикально. К власти пришли люди, мировоззрение которых формировалось под влиянием враждебного религии интеллектуального климата. Большевики провозгласили, что «религия есть порождение невежества», а ее роль в обществе – «быть орудием классового господства». Поэтому борьба с Церковью была для них непременным условием завоевания власти.
Декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви был принят 2 февраля 1918 года. И хотя в Декрете было заявлено о равноправии всех церквей перед государством, на практике несравненно более всех гонимой оказалась Православная Церковь.
За принятием декрета следовало лишение православного духовенства всех форм государственной поддержки и массовый захват церковного имущества: помещений, земли, финансовых средств. Оршин монастырь также стал объектом экспроприации. Вот строки из докладной записки игумении Сергии в Епархиальный совет: «Уполномоченные общества крестьян Оршинской слободы явились ко мне на днях и с дерзостью заявили мне, что они не признают заключенного за ними договора на монастырскую землю, а будут пользоваться ею, как своею собственною, и при этом требовали возвратить внесенный ими согласно прежнему договору в сумме 500 руб… Мои увещевания и всякого рода просьбы они не желали выслушивать, но даже грозили своим личным распоряжением… Тогда мне пришлось выдать им… залог в размере 500 руб. по расписке»[1]. Далее там же читаем: «Каблуковским и Оршанским комитетами описаны все монастырские постройки вне ограды, скот весь, сено и хозяйственный инвентарь: телеги, сани и сбруи… Крестьяне Оршинской слободы отняли от монастыря оштукатуренный дом за оградой у святых ворот и устроили в нем частный трактир, полное безобразие, а в настоящее время переселились в другой дом, сломали печи, плиту и перегородки, тот же оставили в совершенном разорении».
Вскоре игумения Сергия пишет прошение о пострижении в схиму и удалении на покой. Правящий архиерей, которым в это время являлся архиепископ Серафим (Чичагов), будущий священномученик, прошение матушки Сергии удовлетворил.
Вместо неё исполняющей обязанности настоятельницы Вознесенского монастыря была назначена монахиня Ангелина, которая мужественно продолжала попытки защитить обитель. В ее докладных говорится: «…Насельники монастыря своим трудом обрабатывали 62 десятины вместе всего покосной, пахотной и огородной. Какое количество полагается иметь свободным гражданам количество земли, такое же требуется для насельниц Оршина монастыря на 80 человек трудоспособных». Но, с точки зрения новой власти, монашествующие не входили в категорию «свободных граждан». С 1919 года, так же, как и духовенство, они были лишены политических прав. «Теперь вся монастырская земля в захвате… Крестьяне вспахали и засеяли все монастырские поля и огороды, кроме той земли, которая под монастырем»[2].
Тверской Епархиальный совет, в ответ на обращения монахини Ангелины ходатайствовал перед Губернским Исполнительным комитетом СРК и КД о представлении насельницам монастыря возможности «обрабатывать землю личным трудом». В результате этого ходатайства дело было передано в Народный Исполнительный комитет, а оттуда в Каблуковский волостной совет крестьянских депутатов, который постановил: «Весь хлеб с монастырских полей убрать в пользу Волостного совета, оставшийся скот реквизировать по оценке избранной волостью, а равно и реквизировать и сельскохозяйственный инвентарь». Для оглашения этого решения в Оршин монастырь прибыли: председатель комитета Шерстнев с секретарем, депутаты от других деревень и три вооруженных милиционера. После того, как решение было оглашено, они приступили к его исполнению. И тут случилось невероятное. «Тут же на дворе вступились в спор женщины, и девицы, и молодежь – подростки и не допустили им взять то, что приобретали монашенки своим личным трудом. Женщины отпрягли наших лошадей, поставили их в стойла и инвентарь разнесли по местам, а о хлебе нашем заявили Каблуковскому Волостному сходу, что если не даете им жать монастырскую рожь, то мы сами пойдем, сожнем и привезем в монастырь, не дадим в обиду сирот и старушек-монашек, ведь мы им подавать своего хлеба не можем, а что у них свой трудовой хлеб на корню, пусть с Богом сами жнут. Женщины и девицы все отстояли так, что со стыдом разошлось все собрание на новое совещание». Вторичное совещание предупредило, что в следующий раз они придут в монастырь не с тремя милиционерами, которых не устрашились женщины, а с 30 вооруженными красноармейцами, и если монашенки свою рожь сожнут, то отберут хлебом… На этом документ обрывается. Но нетрудно понять, чем завершились изложенные в нем события.
Осенью 1918 года настоятельницей монастыря была назначена игумения Виталия, прибывшая из Могилевского Успенского женского монастыря.
Наиболее жестокие гонения были обращены на монашество.В это время начинается массовое закрытие монастырей (до 1921 года закрыто 722 из 1253).
Из сестер обители была образована трудовая артель, которая обрабатывала участок земли, состоявший из наделов, полученных каждой из сестер после национализации. Артель обложили большими налогами, с уплатой которых она практически не справлялась. Из заявления игумении Виталии – «председательницы артели» в Тверской Уездный земельный отдел мы узнаем об огромном долге монастырской артели за содержание скота в 1918 году, поскольку собственного корма не хватало (покосной земли было очень мало), и его приходилось закупать по высокой цене. Между тем, земельный отдел обязал артель содержать лошадь для школы. «Так справедливо ли будет, – пишет матушка Виталия, – бесплатно пользоваться нашей лошадью, ведь каждый из учителей получил земли больше, чем каждая из нас, и летом, не делая ничего, получают жалованье от государства и хлебный паек, и они не обязаны нести расход на содержание лошади, а мы, не получая золотник на день хлеба, обязаны. Не довольно ли наших зданий для школы и готовых огородов для учителей? Усердно просим отменить сие обязательство и оказать помощь в восстановлении разоренного хозяйства».
Однако представители органов советской власти не только не собирались оказывать помощь монашеской артели, но были крайне недовольны ее существованием как таковым, тем более, рядом с советской школой. Так, сотрудник наркомпроса товарищ Иван Воинов пишет в июле 1919 года в своем заявлении в Президиум Губисполкома (с пометкой «срочно»): «…Печально то обстоятельство, что школа во всем соприкасается с монастырем. Монастырь подлинно измущается (так в тексте) над школой и школьным коллективом. Религиозный идиотизм с его своеобразным мировоззрением и явно черносотенное настроение и убеждение монахинь кладет печать на всю жизнь и работу школы. Крестьяне окружных волостей давно желают и просят ликвидировать монастырь и монахинь… Есть полная возможность Оршинской школе-коммуне сейчас же развернуться в школьный городок... Прошу экстренно отозваться на мое заявление о ликвидации монастыря».
Исполком отозвался экстренно. Весной 1919 года имущество монастыря было национализировано. Согласно протоколу, пять домов, расположенных с северо-восточной стороны ограды, два дома на южной стороне и прочие здания передали в ведение отдела народного просвещения. На территории монастыря организовали школу – «Коммуну 2 ступени» (4 начальных класса).
7 августа 1919 года последовало постановление Уисполкома «произвести ликвидацию Оршинского монастыря, причем трудовую артель монахинь, как нелегальную, распустить; имущество описать и сдать на хранение школьному коллективу впредь до особого распоряжения». Постановление окончательно вступило в силу 19 октября 1919 года.
Комиссия по ликвидации монастыря установила, что часть насельниц, вследствие болезни или преклонного возраста, не может покинуть монастырь. Таких лиц оказалось около 28 человек. Из них предложено было образовать на территории монастыря дом престарелых. «Возможно также, – указывает комиссия, – оставление на месте монахинь, кои в монастыре несли обязанности по скотному двору, конюшне, кухне и хлебопекарне, т.к. такие лица необходимы будут для обслуживания учреждений отдела просвещения и социального обеспечения».
Некоторые из сестер, не желая покидать родную обитель, действительно остались работать в «коммуне», а также при монастырском храме, который оставался действующим, как приходской, до 1937 года. Затем он был закрыт и передан колхозу, созданному на бывших монастырских вотчинах, который использовал его как складское помещение.
Большая часть сестер покинула монастырь, на что им был определен срок в три дня. Часть из них вместе с игуменией Виталией нашла временный приют при единоверческом храме Успения Божией Матери на Волынском кладбище в Твери. (В этом храме служил священномученик архиепископ Фаддей (Успенский), когда Тверской кафедральный собор был закрыт). Другие поселились в Тверском Христо-Рождественском женском монастыре, который был закрыт позднее, чем Оршинский (в 1929 году). Кого-то из сестер приютили родственники, хотя, из опасения репрессий против близких, монашествующие чаще всего скрывали свою связь с ними.
Судьбы сестер после ликвидации монастыря сложились очень скорбно. Оказавшись вмиру, во враждебном окружении, они должны были, помимо прочего, искать источники для своего существования. Как правило, они выполняли самые низкие и черные работы, на которые их тоже принимали неохотно, как представителей «реакционного» сословия. До начала 30-х годов, когда началось массовое закрытие и разрушение храмов, многие сестры служили при них сторожами и псаломщицами, пели в церковных хорах. Так, двое из оршинских сестер – инокини Емилия (Семенова) и Капитолина (Келлен) жили в сторожке при храме мученика Никиты. Они держали корову, «которой и кормились». В хоре Никитского храма, которым управляла мать Капитолина, кроме инокини Емилии, пели также инокини Конкордия и Ангелина.
Очередное наступление на Церковь в начале 30-х годов было приурочено к борьбе против частного капитала, к которому была отнесена и Церковь. Духовенство было обложено огромными налогами, при неуплате которых священники и члены приходских советов подлежали аресту, а церковные здания – конфискации. В 1931 году священники Никитского храма были арестованы. Вскоре арестовали по доносу и оршинских инокинь Емилию и Капитолину. Им было предъявлено обвинение в антисоветской деятельности по статье 58 п. 10 УК (антисоветская деятельность). Из показаний свидетелей явствует, что «антисоветская деятельность» оршинских инокинь заключалась в некоторых высказываниях об ухудшении жизни после перемены власти и предречении скорого Второго Пришествия и Суда Божия. «Антисоветскую деятельность они боялись проявлять при мне», – свидетельствует на допросе соседка, – «но я считаю их чуждым элементом для советской власти и существующего строя…». «Если они виноваты, то только в том, что были монашками», – осмеливается написать в своем заявлении прокурору сестра одной из осужденных Евфросинья Кутьина[3].
На допросах следователь хотел получить от инокинь сведения о знакомых им монашествующих, об их высказываниях в адрес советской власти. Мать Капитолина не сказала ничего компрометирующего, сама же заявила: «Политику советской власти в отношении гонений на религию, а также ареста священников считаю неправильной, поскольку я человек верующий и глубоко убеждена в религии»[4]. Мать Емилия не стала ни в чем обвинять большевиков, и на допросе сказала, что «советская власть послана за грехи народа, народ закрывает церкви, и в этом я обвиняю их, что они отступили от Бога»[5]. В предъявленном им обвинении инокини Емилия и Капитолина виновными себя не признали. По приговору тройки ОГПУ от 11 июля 1931 года они были осуждены на ссылку в Казахстан сроком на 3 года с конфискацией имущества. Реабилитированы 13 сентября 1989 года.
Несколько оршинских сестер: инокини Калерия (Живова), Смарагда (Жукова), Валентина (Савельева) проходили в 30-м году по делу о так называемой «Дмитровской контрреволюционной монархической группировке». Руководителем этой «группировки» ГПУ называло епископа Гдовского Димитрия (Любимова).
Епископ Гдовский Димитрий был одним из самых активных деятелей т.н. «иосифлянского раскола». Движение образовалось в июле 1927 года после обращения заместителя патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия(Страгородского) с «Посланием к пастырям и пастве». Это была своеобразная декларация лояльности режиму – отчаянная попытка спасти духовенство от истребления и создать условия для легализации высшего церковного управления. После выхода в свет Декларации часть епископов Русской Церкви высказала свое несогласие с церковной политикой митрополита Сергия. Группа архиереев во главе с Ленинградским митрополитом Иосифом (Петровых) пошла на отделение от местоблюстителя. Они не возносили его имени за богослужением и отказывались подчиняться его распоряжениям. Последовал запрет этих архиереев в священнослужении и постановление митрополита Сергия о предании митрополита Иосифа церковному суду. Из его последователей образовалось крупное оппозиционное движение[6].
В Твери были сторонники позиции митрополита Иосифа, поддерживавшие общение с епископом Димитрием. Из них нам известны: священник Александр Левковский, духовник женского Христорождественского монастыря в Твери, священник того же монастыря Арсений Фессалоницкий, настоятель Желтикова мужского монастыря архимандрит Горгоний (Анисимов), священник Желтикова монастыря Владимир Бартоломей, иеромонахи Желтикова монастыря Симеон (Козорез) и Фотий (Солодов), монахиня Тверского Христорождественского монастыря Вирсавия (Герасимова). Из материалов следственного дела по обвинению этих лиц в контрреволюционной деятельности как «руководства контрреволюционной группировки Дмитровской ориентации», входившей, по мнению ОГПУ, во «всесоюзную контрреволюционную организацию «Истинное Православие», можно узнать некоторые подробности.
«Первым примкнул к епископу Димитрию, – говорится в материалах дела, – женский монастырь (Христо-Рождественский), где Левковский был духовником, затем Желтиковский монастырь и Никольская церковь на Плацу»[7].
Вскоре церковная оппозиция привлекла внимание ОГПУ. Входившие в нее были объявлены организованной контрреволюционной группировкой монархического направления и арестованы. Арестовали и оршинских сестер – инокинь Калерию (Живову), Смарагду (Жукову) и Валентину (Савельеву), живших при Христо-Рождественском монастыре после закрытия их обители. Примечательно, что в своих показаниях оршинские сестры говорят, что являются сторонницами митрополита Сергия и к другим церковным течениям не примыкали. Однако это не было принято во внимание, и в показаниях свидетелей говорится, что «все они между собой имеют связь и для советской власти являются особо вредными элементами»[8].
«Дмитровцы» на допросах открыто заявляли о своем отношении к советской власти как к власти богоборческой, власти антихриста, о незаконности репрессий против верующих и духовенства и подтверждали, что говорили об этом людям «где только удобно». Возможно, протоколы их допросов были сфабрикованы или подписаны ими вынужденно, поскольку содержат фразы, которые вряд ли могли быть ими произнесены, откровенные штампы канцелярского языка ОГПУ. Так, в показаниях «обвиняемого Солодова» (иеромонах Фотий из Желтикова монастыря; расстрелян в 1931 году) говорится: «Встречаясь с верующими, я в антисоветских целях и для возбуждения суеверия разъяснял им…»[9] и т. п.
При обысках было изъято несколько печатных изданий, авторами которых были сторонники жесткой позиции по отношению к советскому режиму, т.н. «дмитровцы», в которых излагалась их характеристика советской власти и содержался призыв к исповедничеству. «Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам, – говорится в брошюре «Что должен знать православный христианин», – ничего не боясь за такой ответ, ибо, если православного христианина обвиняют в контрреволюции, этим не следует смущаться – это обвинение ложное, что есть удел всех исповедников Христа». В брошюре профессора Новоселова читаем: «После Октябрьского переворота Русская Церковь оказалась перед лицом государственной власти не только безрелигиозной, но ярко антихристианской, в существе своем христианству противоположной и христианство отрицающей и потому фатально обреченной на борьбу с ним. Церковь стоит на дороге коммунизма в самых главных и основных пунктах: она является отрицанием коммунизма в области его материалистической философии, его исторических концепций, практических средств его осуществления…. Однако власть не нашла в себе силы открыто начать борьбу с Церковью; она делает это под видом борьбы с политической контрреволюцией церковной иерархии и церковных организаций»[10].
Дело на контрреволюционную организацию «Истинное Православие» было рассмотрено тройкой ПП ОГПУ 18 февраля 1931 года. Из 64 человек обвиняемых 18 человек было расстреляно, остальные осуждены на разные сроки в концентрационные лагеря и ссылки.
Новый виток коллективизации привел к возобновлению репрессий против духовенства. С 1929 по 1933 гг. происходит массовое закрытие (до 30 %) приходских церквей. Затем наступает некоторое затишье в гонениях (Сталин говорил о необходимости замены прямого пути борьбы с религией косвенными), которые с новой силой возобновились в 1937 году, после мартовского пленума ЦК ВКП (б), санкционировавшего массовый террор против политических противников власти, в том числе «церковников». Реализация постановления сопровождалась арестами, ссылками и казнями духовенства, закрытием церквей. В одном только 1937 году было закрыто 8 тысяч храмов, арестовано 200 тысяч человек, из которых 100 тысяч расстреляно. Именно в это время закрыт был и Вознесенский храм на Орше, разрушены храмы Савватьевского Сретенского монастыря и многие другие тверские святыни, казнен в застенках тюрьмы Тверской архиепископ Фаддей и многие другие исповедники веры.
После долгих лет запустения Оршин монастырь был вновь открыт в 1992 году. По инициативе тверского краеведа Б.Н. Роттермеля, усердием протоиерея Николая Васечко – настоятеля Казанского храма с. Власьево, по благословению архиепископа Виктора монастырь был передан Церкви, и в нем возобновиласьмонашеская жизнь.
Первой настоятельницей вновь открытой обители стала игумения Иулиания (Ритониеми). Вскоре приехали первые послушницы, будущие игумении тверских монастырей, Евпраксия и Лариса.
Первые годы восстановления монастыря были самыми трудными. Из построек сохранился только игуменский корпус XIX века, от которого остались одни стены. Жить в монастыре было практически негде. В судоходный период до него добирались на катере. Когда навигация заканчивалась, священнику и сестрам приходилось от села Савватьева идти 7 километров пешком через лес, неся с собой все необходимое. Собор и настоятельский корпус не отапливались, и, когда начались морозы, оставаться на Орше стало невозможно. Тогда архиепископ (ныне митрополит) Тверской и Кашинский Виктор благословил сестёр зимовать в Твери при храме святой великомученицы Екатерины в Затверечье, где вскоре было открыто подворье Вознесенского Оршина монастыря.
На Орше постепенно велись реставрационные работы, строилась дорога. В 1996 г. Екатерининское подворье было преобразовано в Свято-Екатерининский женский монастырь, настоятельницей которого стала игумения Иулиания, а в Оршин монастырь настоятельницей была назначена монахиня (впоследствии игумения) Евпраксия.
В настоящее время монастырь продолжает восстанавливаться.И совершается это не только трудами нынешних насельниц, благодетелей и прихожан, но молитвами всех, кто подвизался в этом месте на протяжении столетий, тех, кто пострадал за Христа в годину гонений и своею кровию искупил для нас возможность невозбранно служить и молиться Богу.
Надо только быть этого достойными.
Фото: drevo-info.ru
[1] Веригин Е.А. Оршин Вознесенский монастырь. Историческое описание. Тверь, 1913. С. 28.
[2] Там же. Л. 59.
[3] Там же. Л. 62-157об.
[4] Филиппов Б.А. Дополнения к курсу истории России ХХ века. М.: ПСТБИ, 2002. С. 6.
[5] ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Ед. хр.195. Л. 19-19об.
[6] ГАТО. Ф. 294. Оп. 1. Ед. хр. 72. Л. 371.
[7] Там же. Л. 370об.
[8] Там же. Л. 271.
[9] Там же. Л. 429об.
[10] Там же. Л. 23.
Доклады
