Православная аскетика святителя Николая (Могилевского), митрополита Алма-Атинского и Казахстанского, в книге «Тайна души человеческой»

Иеромонах Герман (Фисенко)
Доклад на конференции монашествующих Тверской митрополии «1917–2017: уроки столетия» по направлению «Древние монашеские традиции в условиях современности», проходившей в рамках регионального этапа XXV Рождественских образовательных чтений (мужской монастырь Нило-Столобенская пустынь, 8 декабря 2016 года).

На Юбилейном Архиерейском Соборе в августе 2000 года в лике святых были прославлены Новомученики и исповедники Церкви Русской, в числе которых был и митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Николай (Могилевский) – постриженник Ниловой пустыни.

Основы духовной жизни, заложенные в глубоко верующей семье, духовных школах и Ниловой пустыни, нашли развитие в работе «Учение аскетов о страстях», которую будущий святитель представил в 1911 году при выпуске из Московской духовной академии. Ректор епископ Феодор (Поздеевский) в отзыве на работу цитирует мнение автора о задаче исследования: “Мы не задаемся научными целями <…> задача наша проще и конкретнее, – поучиться в целях назидания у св. отцов-аскетов столь жизненному вопросу”. Преосвященный рецензент пишет: “Автор остался вполне верен своему заявлению и дал в сочинении действительно назидательное чтение для всякого, кто хотел бы научиться у святых Отцев делу борьбы со страстями и соделыванию своего спасения”. Впоследствии этот труд лег в основу краткого изложения святоотеческого учения о страстях и путях борьбы с ними – «Тайна души человеческой», которое мы и рассмотрим.

Произведение состоит из восьми глав, в которых святитель последовательно излагает учение Отцов о грехе, его развитии, превращении в страсть, анализирует страсти, их виды и указывает способы борьбы с ними.

Условно мы можем разделить труд на две равные части: в первой рассматривается само понятие страсти, ее природы, происхождения; во второй – способы борьбы с ними. Владыка отмечает, что «вследствие отчуждения от Бога – Верховного Источника жизни и бытия – в природе человека произошло коренное расстройство его потребностей, сил и способностей, проявившееся главным образом в нарушении их гармонического взаимообщения. Дисгармония сил заменила собою гармонию; дух не мог быть властелином и регулятором души, а чрез нее и тела, но сам был увлечен в качестве служебной, орудной силы, так как душевные и телесные потребности стали заявлять себя настойчивее и осязательнее. И человек всем своим существом погряз в чувственности. В нем получила преобладание душевность и телесность, и стал человек душевен и плотян. Благодаря такой внутренней дисгармонии в душе первого человека создалась удобная почва для развития «дурных навыков», «худых помыслов» – страстей»[1].

Таким образом, страстный помысел становится «источником и опорою растления нашей души», и самою приятностию помысла делает нас пленниками себе. Всех главных помыслов восемь, от которых исходят все другие помыслы. Первый помысл – чревоугодия, и после него – блуда; третий – сребролюбия, четвертый – печали; пятый – гнева; шестой – уныния; седьмой – тщеславия; восьмой – гордости.

Однако не всякий помысел, прившедший от диавола, у человека является греховным, а только тот помысел, который удерживается человеком надолго у себя, ибо «лелеяние помысла срамного», по словам преп. Нила Синайского, есть то же, что идолопоклонство. Помысел, который пробегает быстро, не оставляя следов греховных у человека, не есть сам по себе греховный; только положенный в сокровении может быть греховным[2].

Способ образования страсти из мысли в дело у св. отцов определен с точностию; с точностию также определено и значение в этом процессе каждого его момента. Самый ход дела изображается так: сначала бывает прилог, далее внимание, потом услаждение, а за ним желание, из него решимость и, наконец, дело. Чем далее какой момент от прилога и чем ближе к концу, тем он значительнее и грешнее. Самой большой степенью виновности обладает дело, и ее почти нет в прилоге[3].

При переходе от названного момента к моменту, именуемому «страстью», отцы-аскеты подметили у подвижника особое душевное состояние – борьбы. Характеризуется оно как взаимное противление помысла и ума, клонящееся «или к истреблению страсти в помысле, или к соизволению на страстный помысел, как говорит Апостол: плоть похотствует на духа, дух же на плоть: сия же друг другу противятся (Гал. 5, 17)».

Страстью называют уже самый порок, от долгого времени вгнездившийся в душе и чрез навык сделавшийся как бы природным ее свойством, так что душа уже произвольно и сама к нему стремится. Человек приходит в это состояние самопроизвольно и самоохотно, поэтому он является нравственно ответственным за страсть, так как эта последняя во всех ее видах подлежит или покаянию, соразмерному с виною, или будущей муке. Наконец и самая страсть может обратиться в злой навык, постоянный, гибельный для души, навык, в котором уже не воля господствует над страстным влечением, а это последнее над волею, насильно увлекая всю душу в самый предмет страсти. Такое состояние у отцов-аскетов называется «пленением» (aechmalosia), т. е. «насильственное и невольное отведение сердца (в плен), удержание в нем и слияние будто в одну жизнь с предметом пленившим, от коего (слияния) исчезает доброе наше состояние (теряется покой)». В этом моменте страсть является в своем полном развитии и решительном обнаружении как состояние души совершенно окрепшее, раскрывшее всю свою энергию и сделавшее душу человека полным пленником греха и смерти. Таков, по изображению отцов-аскетов, способ и порядок образования из простого вражеского помысла злой страсти.

Следуя святоотеческому учению, святитель Николай различает плотские и душевные страсти. Плотские страсти – чревоугодие и блуд.

Характеризуется чревоугодие как страсть, которая создается на неправильном отношении нашей психической стороны к вопросу удовлетворения себя пищей. Виновным в страсти чревоугодия является не самый естественный акт питания, а виновна воля человека, допускающая дух до греховного порабощения плоти в его служении удовольствиям. И самая страсть эта по справедливости у отцов-аскетов определяется как болезнь развращенной воли.

Рассматривая первую из них святитель отмечает, что, по слову аввы Дорофея, есть два вида чревоугодия. Первый, когда человек ищет приятности пищи и не всегда хочет есть много, но желает вкусного; и случается, что таковой, когда вкушает яства, которые ему нравятся, до того побеждается их приятным вкусом, что удерживает снедь во рту, долго жует ее, и, по причине приятного вкуса, не решается проглотить ее. Это называется по-гречески laemargia – гортанобесие. Иного опять борет многоядение, и он не желает хороших снедей и не заботится о вкусе их; но хороши ли они, или нет, он хочет только есть и не разбирает, каковы они; он заботится только о том, чтобы наполнить чрево свое; это называется gastrimargia – чревобесие. Есть иной вид чревоугодия, когда монах вкушает пищи раньше установленного часа, и при этом делает это тайно от других; тогда это называется тайноядение (latrophagia).

Более гибельным оно становится для души в соединении с другою плотскою страстью, именуемой блудом, сродною с первой как по своему источнику, так и по тому, что они всегда вместе обуревают человека.

Чревоугодие не всегда является родительницей блуда: иногда образованию его предшествуют другие поводы, чисто внутренние, зависящие от нашего духовного нерадения, невнимания, пользуясь которым враг (диавол) воровски прокрадывается внутрь души и, насаждая в ней представления блуда, возбуждает «возгорение страсти». Самое греховное (страстное) настроение возникает обычным путем развития помыслов, которые, когда наша воля поддается искушениям этого внутреннего врага, переходят вовне, обнаруживаясь в нечистых поступках.Нравственному вменению блуд и чревоугодие подлежат не как естественные отправления организма (ибо «не пища – зло, а чревоугодие, не деторождение – но блуд»), а как психические состояния падения, именно постольку, поскольку блудный и чревоугодный помысл срастворяется с нашим духом, поскольку наша душа сочетавается с обольстительным в ней отпечатлением.

Из душевных страстей первое место в аскетической схеме занимает сребролюбие (philargeria), вследствие его ближайшей, непосредственной связи (по крайней мере, в некоторых случаях) со страстями плотскими. Эта страсть сначала побуждает к малому стяжанию, чем больше собирается денег, тем сильнее растет страсть к ним.

Три причины любви к богатству, говорит св. Максим Исповедник, бывает у людей: сластолюбие, тщеславие и неверие. Сластолюбивый любит сребро, чтобы с помощью его наслаждаться; тщеславный – чтобы прославиться; а неверующий – чтобы скрыть и хранить его, боясь голода, или старости, или болезни изгнания и более надеясь на него, нежели на Бога Создателя и Промыслителя всякой твари.

Следующая по порядку за сребролюбием страсть называется у отцов-аскетов гневом (orge). На этом месте она ставится не случайно, а по связи с первой (сребролюбием). Общею, сродняющею между собою эти две страсти основою является грубо эгоистическое начало, так заметно проявляющееся в них обеих и выражающееся в скрытом тяготении к удовольствию.

В религиозном отношении эта страсть удаляет и искореняет из сердца главнейшие христианские добродетели: любовь к Богу и ближним, терпение, кротость, смиренномудрие, милосердие и подобные другие. Молитву к Богу делает совершенно бесплодной и лишает гневающегося всякого «милосердия Божия», чрез что и губит самую душу.

В аскетической литературе отмечается еще особый вид гнева – добрый, согласный с разумом. Похвальный гнев бывает, когда мы гневаемся на самих себя, т. е. на приходящие на нас худые помыслы; или же когда гневаемся на худые поступки ближнего нашего. Но не все отцы-аскеты признают этот так называемый праведный гнев, так как гнев действует только по страсти, а не по суду и правде.

При дальнейшем своем существовании эта страсть производит и других своих детей: зависть, соперничество, вражду. Она делает человека клеветливым и доводит его до «духовного братоубийства». Часто повторяемый гнев рождает в душе человека злопамятство («памятозлобие»), которое не менее самой страсти грешно и ненавистно для Бога. Памятозлобие есть исполнение гнева, ненависть к правде, пагуба добродетелей, ржавчина души, червь ума, законопреступление неусыпающее, злоба повсечасная.

Далее в порядке следования у отцов-аскетов помещаются две сродные по характеру обнаружения и разные по названию страсти: печаль и уныние. Как по законам психологии вслед за бурными порывами какой-либо страсти должна последовать реакция в виде ослабления и упадка душевной энергии и выразиться в новых аффективных состояниях, так и, по учению отцов-аскетов, вслед за бурными состояниями гнева, как некоторая духовная реакция, наступает состояние печали.

Человек, преданный долго глубокой печали, настолько ослабляет свои духовные силы, что лишает себя всякой возможности идти по пути нравственного своего совершенства, и самое спасение ему часто начинает казаться недостижимым, подвиги – напрасными, труды, надежды – бесполезными. И так доходит печалью снедаемый или до полного уныния, или до отчаяния. Это особый род печали, гораздо худший, ибо ведет душу не к исправлению жизни, не к очищению пороков, а прямо к смерти.

Человека, впавшего в уныние, узнают по многим характерным чертам, каковы: леность, ропотливость, негодность к делу, отсутствие терпения, бесцельный переход с места на место, безделье и праздность, суетность в мыслях. Леность и расслабление в молитвенном подвиге, скука при чтении и слушании слова Божия, нерадение при отправлении Божественных служб, малодушие, приводящее иногда к полной потере надежды на Бога.

Есть уныние естественное – от бессилия, и есть уныние от беса. Естественное уныние наступает тогда, когда человек трудится выше силы своей и понуждает себя на еще большие труды. От беса происходит уныние тогда, когда враг, видя человека в лености (в этом предвестнике уклонения в худое) или праздности, нападает на душу слабую, невооруженную и еще более ослабляет ее и окончательно связывает своими оковами. Таким образом, причины, производящие страсть уныния, заключаются в нас самих – это леность, праздность вообще, беспечность и отсутствие в нас сердечного делания.

Есть еще особый вид печали, именуемой «печалью по Богу». Такая печаль, имеющая своим центром Бога, возникающая от покаяния в грехах, или от желания совершенства, или от созерцания будущего блаженства – признается печалью полезной. Печаль эта по характеру и свойствам своим далеко не похожа на печаль греховную – «бесовскую»: она бывает послушна, приветлива, смиренна, кротка, приятна, терпелива как происходящая от любви к Богу. Печаль по Богу подкрепляет душу слезами... заботится о приближающейся смерти и Суде и ожидает сего с терпением и любовью. В таком смысле эта печаль («печаль ума») является драгоценным Божиим даянием.

Что касается последней пары страстей – тщеславия и гордости, то они между собою связаны такой тесной связью, что нет возможности сделать точные разграничения между ними: ибо тщеславие есть начало, а гордость – конец. Эти две связанные между собою генетическим родством и непосредственностью страсти, заканчивая собою ряд главнейших пороков, достигают высшей степени гибельности для религиозно-нравственной жизни человека как по своей сущности, так, особенно, по той тонкой, трудно уловимой форме своего проявления в душе.

Тщеславие (а с ним и гордость) основанием своим имеет «себялюбие», постоянно сопровождаясь памятованием о своем собственном достоинстве. Центр такой (по страсти) деятельности полагается не в Боге, а в самом человеке. Если человек тщеславный услаждается своими подвигами и достоинствами, видя в них средство достижения известности, славы, почести от людей, то гордый уже прямо и неприкровенно усвояет их себе. Вознося свою собственную личность, он утверждает свою полную независимость не только от кого бы то ни было, но даже и от Бога.

«Результатом нашего анализа страстей являются следующие три положения: 1) все страсти имеют одну общую основу – самолюбие, 2) все страсти – явления психофизические, и 3) все страсти суть акты волевые (по преимуществу)»[4].

«Страсти –это суть коренящиеся на началах эгоизма и самолюбия психические явления, обнимающие собою все стороны нашей души и характеризующиеся сознательно свободной ко греху наклонностью, которая чрез частое свое повторение переходит в постоянное греховное настроение души и становится как бы второй природой человека».

После рассмотрения страстей и их разновидностей митрополит Николай исследует наследие отцов-аскетов о назначении человека и способах борьбы со страстями. Последняя цель и верховное благо человека – в богообщении; «нет иной такой благости и взаимности, какая есть у души с Богом и у Бога с душою», – учит преподобный Макарий Египетский. Душе, истинно во Христа верующей, должно из нынешнего порочного перейти в состояние иное, доброе, и нынешнее уничиженное естество изменить в естество иное, Божественное, и соделаться естеством новым, при содействующей силе Святого Духа.

Из сказанного уже с очевидностью открывается, что человеку для достижения цели богообщения необходим путь борьбы с самим собою, со своими домашними врагами – «страстями». Этот путь борьбы есть отрицательный путь достижения человеком своей воли. Поэтому человек, наряду с процессом его борьбы, необходимо должен заботиться о насаждении добродетелей: необходим положительный путь, ведущий прямой стезей в Горнее Отечество. Работа здесь совершается одновременно двойная: разрушение и созидание, насаждение и искоренение, ибо пороки побеждаются противоположными добродетелями, и искоренение порока есть не что иное, как насаждение добродетели, и совершается только под этим условием.

Итак, победа над страстями должна совершаться при следующих двух условиях: со стороны человека – при его свободном произволении (выражающемся в деятельном подвижничестве); со стороны Бога – в исполнении человека благодатию Святого Духа. В данном случае воля человеческая есть как бы существенное условие. Если нет воли, сам Бог ничего не делает, хотя и может по свободе Своей. Посему совершение дела Духом зависит от воли человека. И доброе желание самого человека служит уже как бы привязочным пунктом для действия благодати как внутренней силы, и в добром желании открывается как бы место для сочетания двух сил – воли и благодати.

Святитель отмечает, что борьба со страстями направляется: первое – к искоренению греха, второе – к воссозданию внутреннего человека путем приведения его к идеалу чистоты. И характер борьбы подвижника должен быть преимущественно внутренний – духовный. Тем не менее одна борьба внутренняя на началах духа, без участия плоти, не может быть вполне успешной: человеку необходим и второй род борьбы – внешней, состоящей в известных приемах, способах и вспомогательных средствах, каковы: внешний пост, воздержание, молитва, бдение, удаление от мира и тому подобное.

Начало борьбы посему должно быть положено с помыслов. Эта работа должна падать, несомненно, на долю человеческого ума, который один признается преподобным Макарием Великим борцом со злым началом в области чувств и мыслей, борцом, проникнутым сознанием силы и мощи, который может препобедить порочные стремления и желания.

Узнавши истинное достоинство помысла, подвижник должен немедленно изгнать его, если он будет худой, чтобы иначе, укрепившись и пленив нас, он не увлек нас в порок; добрый же помысел нужно всячески стараться закрепить и охранить.

По мере того как ум будет усваивать хорошие помыслы, пропитываясь ими все более и более, помыслы дурные будут ослабевать и исчезать, а добрые – приобретать качество своей нравственной неизменяемости

Лучшим и действительнейшим средством для приобретения качества нравственной неизменяемости ума, по учению отцов-аскетов, служат: поучение в Слове Божием, упражнение в псалмах и пении и пребывание во бдении. Три средства, говорит преподобный Иоанн Кассиан, делают рассеивающийся ум постоянным: бдение, размышление и молитва.

Греховные наши страсти суть психические состояния и преимущественно факты проявления нашей болезненной воли: отсюда и борьба с ними, сосредоточиваясь в области нашего духа, должна направляться к оздоровлению греховной воли, к освобождению ее от самолюбия и эгоизма («самости»). Эта цель должна проходить красной нитью чрез весь период борьбы подвижника. Цель борьбы – очищение живого родника (сердца), из которого бьют постоянно струи мутной, зловонной воды, то есть–достижение сердечной чистоты.

Посему, чтобы победить уныние, сначала надобно подавить печаль; чтобы прогнать печаль, прежде нужно подавить гнев; чтобы погасить гнев, надо попрать сребролюбие; чтобы исторгнуть сребролюбие, надобно укротить блудную похоть; чтобы подавить блудную похоть, должно обуздать страсть чревоугодия. И так все страсти как от усиления предыдущих рождаются, так уменьшением их подавляются. Таким же образом поступать надо и с остальными двумя, душевными, страстями: чтобы истребить гордость, надо сперва подавить тщеславие. Отсюда и понятно, что внутренняя борьба подвижника должна начинаться борьбою со страстью чревоугодия, а потом уже переходить к борьбе с другими пороками.

Чревоугодие врачуется воздержанием: каждый должен назначить себе такое количество пищи, которое может поддержать силы тела, служа не сластолюбию, а истинной нужде. Для лиц небольных сроком вкушения пищи считался вечер (по заходе солнца) и вкушать полагалось один раз в сутки, немощным же (верою или душою) полезнее воздержаться от некоторых яств, особенно сладких, т. е. им нравящихся.

Борьба с блудной страстью, по преданию Отцов, более других продолжительная, постоянная, жестокая... Она начинает беспокоить человека с первого времени зрелости возраста и до старости. Для борьбы с блудом нужны почти те же духовные и телесные средства, как и для искоренения страсти чревоугодия, – телесное воздержание и духовная бдительность. Одного телесного поста, говорит преподобный Иоанн Кассиан, недостаточно для приобретения и сохранения целомудрия, если не будет предшествовать сокрушение духа; потом продолжительное размышление о Священном Писании, также труд и рукоделие, обуздывающее непрестанное блуждание сердца, а прежде всего, если не будет в основание положено истинное смирение, без которого нельзя победить никакого порока. Для этого прежде всего полезны покой и уединение, чтобы больная этой страстью душа не тревожилась различными образами, легче могла истребить возбуждение плоти.

В борьбе с чревоугодием и блудом подвижник должен заботиться путем внешнего воздержания о подчинении себе плоти, а путем внутреннего сокрушения и духовной бдительности над самим собою он должен стремиться к охранению ума и сердца от вторжения дурных помыслов и расположений при условии смирения, ибо все страсти суть отражения самолюбия, а самолюбие истребляется любовью и смирением. Те же самые начала должны быть проводимы и при борьбе со страстями душевными, где от подвижника требуется побеждать пороки, услаждающие только одну душу. Борьба духовная начинается бранью со страстью сребролюбия.

Истинная победа над сребролюбием и вообще вещелюбием состоит в том, чтобы не только не иметь, но и не желать никаких стяжаний; так как никакой пользы не принесет нам неимение денег, если самое желание денег останется в нас.

Здесь необходимо соблюдать благоразумную мерность. Мерой приобретения должна служить потребность тела, а не чувство любостяжания. В качестве пособий, облегчающих подвижнику путь к достижению нестяжательности, отцы-аскеты советуют: пребывать всегда в послушании, отвергаться имений и воли; взирая на примеры нестяжательности святых и подвижников, которые ничего не имели, кроме тела, заниматься раздаянием милостыни, которая является вернейшим средством против этой жестокой болезни, помнить о гибельности этой страсти для души и о том страшном наказании Анании и Сапфиры, Гиезия и других, которые понесли его как достойную кару за приверженность сребролюбию.

В страсти гнева по преимуществу сказывается недостаток любви к ближним и терпения, а потому в борьбе с ним надо учиться терпеливо переносить оскорбления и не только в действиях подавлять гнев, но исторгать его с корнем из глубины души, образуя на его месте настроение любви, которая одна при смиренном терпении изгонит вон это чувство гнева: любовь, говорит монах Евагрий, есть узда гнева. Для достижения состояния безгневия необходимо выработать в себе то убеждение, что, во-первых, никак нельзя сердиться так, что чрез это мы лишаемся света рассудительности, даже самой честности и направления правды, во-вторых, что дух наш не может быть храмом Святого Духа, если гнев овладеет им, в-третьих, что нельзя в гневе молиться, ибо гневливый если и мертвого воскресит, молитва его неприятна; в-четвертых, что ежеминутно можем умереть и за гнев подвергнуться вечному осуждению и лишиться наследия вечной жизни. Для достижения состояния душевного спокойствия отцы-аскеты советуют: удалиться от всего того, что может послужить причиной гневного состояния, и пребывать в уединении; на уста наложить молчание и ограничивать вольность слов. При нанесении нам от других обид –прощать, примиряться с братиями нашими и не иметь памяти об обиде или оскорблении их, не только тогда, когда оскорблены ими, но и когда знаем, что они имеют нечто против нас, справедливо или несправедливо.

Из рассмотрения гибельности двух страстей – печали и уныния – мы убеждаемся, что обе они выражаются одинаковым образом в духовном расслаблении, в отвращении от духовного созерцания и молитвы. Поэтому, по мнению св. отцов, необходимо: избегать покоя и праздности, которые, усиливая только духовную дремоту, поддерживают эту болезнь, и, избравши какое-нибудь определенное занятие (рукоделие) и работу, трудиться. При помощи терпения надо создать такое христианское настроение («бесстрастие»), чтобы можно было в причинении нам обид, бесчестия и разных неприятных уязвлений – радоваться; и тогда эта радость мира будет печаль прогонять, гнев угашать, ненависть отражать, мстительность уничтожать, уныние рассеивать и скорбь в радость претворять.

Из анализа последних двух страстей –тщеславия и гордости – мы видели, что это самые тонкие и нередко малоуловимые духовные страсти, характеризуются они как самые гибельные и опасные для души страсти. Борьба с названными страстями поэтому должна быть самая упорная, самая продолжительная и самая решительная. Все внимание должно быть обращено на восстановление христианского принципа жизни. Для этого необходимо ум свой упражнять в памятовании о Боге, в страхе Божием, в стремлении, в любви к Нему. Итак, предание себя в волю Божию, искание во всех своих добродетелях только славы Божией и глубокое смирение суть необходимые духовные оружия в борьбе с тщеславием.

Желающему обучиться смирению, этой Божественной науке, говорит преподобный Нил Сорский, нужно ставить себя ниже всех, т. е. почитать себя хуже и грешнее всех людей, сквернее всех тварей, потому что вышел из порядка, указанного всякому естеству тварей.

В заключении владыка отмечает, что восемь пороков хотя и искушают весь род человеческий, но нападают не на всех одинаковым образом. Отсюда вытекает то правило, что главное внимание нужно обращать на искоренение господствующей страсти, «направляя против нее копья ежедневных постов, ежеминутно бросая в нее стрелы сердечных стенаний и воздыханий, непрестанно проливая слезы в молитве к Богу, постоянно особенно прося Его прекратить брань». Надобно остерегаться, чтобы, противоборствуя главной страсти и не обращая внимания на прочие, не быть уязвленным неожиданно от них. Требуется поэтому особенная бдительность, и главным образом не нужно полагаться на свою силу, а ждать благих результатов от помощи Божией. Ибо собственный труд или человеческое старание никогда не заменят Божественного дара, если он по милосердию Божию не будет сообщен желающему.

Итак, человек путем неустанной борьбы со своими греховными пороками, путем труда при посредстве благодатного озарения Святого Духа может достичь победы над своими страстями; может прийти в иное, новое, состояние, называемое на языке отцов-аскетов «бесстрастием». Бесстрастие есть мирное состояние души, в котором она неудоподвижна на зло. Отцы-аскеты различают несколько видов бесстрастия. Первое бесстрастие, говорит прп. Никита Стифат, бывает, когда по преспеянии в многообразных трудах подвижничества умирают в них страсти, останавливаются в бездействии стремления плоти и начинают действовать по естеству своему силы души, а ум возводится в первое состояние – поучаться в Божественных вещах разумно. Потом, с начатками естественного созерцания, прибывает к ним явно второе, совершеннейшее бесстрастие, в котором ум их, по безмолвлении помыслов, возводится в мирное устроение и делается зрительнейшим и прозрительнейшим: зрительнейшим в вещах Божественных – в узрениях лучшего, в раскрытиях тайн Божиих; прозрительнейшим – в вещах человеческих, кои издали еще идут и имеют случиться.

Истинной же основой для добродетельного настроения служит, по мнению всех отцов-аскетов, смирение,проявляющееся в терпении, отречении от своей воли и в любви к ближним.

Как мы видим, митрополит Николай в своем труде обращается к наследию древних подвижников благочестия, являя в начале ХХ века преемственность и верность святоотеческим традициям. «Тайна души человеческой», написанная этим святителем, может и должна занять достойное место среди душеспасительной литературы, адресованной современному монашеству.



[1]http://azbyka.ru/otechnik/Nikolaj_Mogilevskij/tajna-dushi-chelovecheskoj/

[2] Там же

[3] Прилог («prosbole») – термин, обозначающий простое представление вещи, от действия ли чувств, или от действия памяти и воображения представшей нашему сознанию.

[4] Там же

Материалы по теме

Доклады: