Монашеские обеты и их значение для формирования духовно здоровой личности

Игумения Варвара (Третьяк)

Доклад игумении Варвары (Третьяк), настоятельницы Введенского Толгского женского монастыря, на круглом столе в рамках регионального этапа XXVI Международных Рождественских образовательных чтений (Ярославская митрополия, Спасо-Яковлевский Димитриев мужской монастырь;  20 декабря 2017 года)

Ваше Высокопреосвященство, Высокопреосвященнейший Владыко, всечестные отцы, матушки игумении, дорогие братья и сестры!

«Монашество есть установление Божественное, – писал святитель Игнатий (Брянчанинов), – при посредстве которого христианство достигает своего высшего развития» [1].

Христос Спаситель, излагая Свое новозаветное учение в Нагорной проповеди, призывает нас: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:48).

Обеты монашества, по цели своей, есть деятельное, всецелое стремление духа, путем самоотвержения, достигать высшего нравственного совершенства – возможно большего уподобления Богу, и теснейшего единения с Ним, и высшего блаженства [2].

Достижению духовного совершенства мешает зло, живущее в человеческих сердцах со времени грехопадения прародителей. Для того чтобы достичь святости, необходимо преодолеть эту стихию зла, насажденную в мире князем мира сего диаволом. Значит, главной задачей инока является борьба со злом, почему он и именуется воином Христовым и облачается во вся оружия Божия в чине пострижения [3].

Но чтобы успешнее вести эту борьбу со злом, нужно как можно отчетливее уяснить себе, каково это зло, в чем оно выражается.

Мысленно возвратимся в Рай и вспомним, как произошла та страшная трагедия, которая наложила отпечаток на всех нас.

Высота нравственного совершенства в первозданном человеке зависела от хранения союза с Богом. Союз человека с Богом состоял в совершенном, всецелом стремлении к Богу всех душевных его сил: ума, воли и сердца. Ибо человек, созданный по образу Божию, по необходимому закону естества должен стремиться к Богу – своему Первообразу и источнику жизни и блаженства, и в тесном общении с Ним просвещаться Божественной истиной, приближаться к Божественной святости.

Но как скоро, по обольщению змия, который обещал человеку, что чрез вкушение запрещенного плода достигнет он обо́жения, человек отвратил взор свой от Бога и обратил его на себя, пожелал сделаться всеведущим – Богом, захотел жить и действовать самостоятельно, ни от кого не зависимо, – с первым возникновением сего пожелания уклонился он от безусловной веры словам Божиим, от преданности и послушания воле Божией и, преступив заповедь Божию, прервал союз свой с Богом.

За сим последовало превратное направление всех сил человека: ума, воли и сердца; человек устремил их уже не к Богу, но к самому себе и к чувственности. Духовные силы человека, из высшей духовной области ниспав в чувственность и соединившись с низшими наклонностями чувственной природы его, так сказать, оземлени́лись: вместо наслаждения Божественными ле́потами сердце стало искать себе наслаждения в чувственных удовольствиях – в удовлетворении плотских потребностей; и при неумеренности сего стремления возобладала над человеком похоть плоти. Воля, вместо уподобления Божественной святости, преуспеяния в Богоподобных совершенствах и обогащения дарами духовными, устремилась к снисканию благ земных, сокровищ тленных, и поработилась похоти очей. Ум уклонился от единственного созерцания единой Божественной истины в множественность собственных помыслов и впал в кичливую мечтательность о собственном многоведении, или в гордость житейскую [4].

Таким образом, самолюбие и тройственная похоть, или, в переводе на святоотеческий язык, – три основных страсти, от которых порождаются все прочие: сластолюбие, сребролюбие и славолюбие влекут человека от Бога к земле, привязывают к чувственности до огрубелости духа и совершенного охлаждения в сердце любви к Богу, не попускают возноситься к Небу, приближаться, соединяться с Богом, и служат источником всех зол – болезней души и тела, и всех гибельных их следствий – телесной и духовной, временной и вечной смерти рода человеческого.

Но каким образом вооружаются иноки на эти три главные страсти, каким способом думают искоренить их в своей душе?

Они стремятся заглушить их и победить насаждением в своей душе прямо противоположных им добродетелей и для этого дают обеты девства, нестяжания и послушания.

Принесение всех трех обетов основывается на отречении от мира, которое оказывается важнейшей отправной точкой монашеской жизни.

«Приходящие к сему подвигу должны всего отречься, все презреть, всему посмеяться, всё отвергнуть, чтобы положить им твердое основание», говорит преподобный Иоанн Лествичник. Поэтому один из первых вопросов постригаемому в Ангельской образ: «Отрицаеши ли ся мира и сущих в мире по заповеди Господней?» [5]

Основываясь на понятиях о мире, преподаваемых нам Священным Писанием и святыми отцами, святитель Игнатий повергает «пред возлюбленными братиями… иноками, совет и убедительнейшее моление: убоимся служения миру! …Не предадим забвению грозного изречения, которым возгремел святой апостол Иаков: Прелюбодеи и прелюбодейцы! не весте ли, яко любы мира сего вражда Богу есть? Иже бо восхощет друг быти миру, враг Божий бывает (Иак. 4:4). Всякое пристрастие есть в духовном смысле прелюбодеяние для инока, до́лженствующего любовь свою всецело устремить к Богу… При служении миру невозможно служение Богу, и нет его, хотя бы оно и являлось болезненному взору рабов мира, представлялось существующим. Его нет! А то, что представляется, есть не что иное, как лицемерство, притворство, обман себя и других. Друг мира соделывается непременно, может быть, незаметно для себя, злейшим врагом Бога и своего спасения… Ужасный пример этого видим в иудейском духовенстве, современном земной жизни Богочеловека. Оно впало в миролюбие: оно заразилось расположением к почестям, к славе, к похвалам человеческим; оно пристрастилось к сребролюбию и любоимению; оно впало в сластолюбие и разврат; оно предалось грабительству и всякого рода неправдам, а для того, чтоб охранить свое положение в народе, оно облеклось в личину строжайшего богоугождения, самого мелочного исполнения обрядовых постановлений и старческих преданий. Что было последствием миролюбия? Решительное отчуждение от Бога, перешедшее в ослепленную и исступленную ненависть к Богу» [6].

«Господь всем, приступающим к Нему и желающим усвоиться Ему, объявляет: Аще кто грядет ко Мне, и не отречется от мира и от себя, не может Мой быти ученик [7].

После того, как постригаемый даст ответ: «Ей, честный отче», задается ему следующий вопрос:

«Пребудеши ли в монастыри сем, или в нем же ти от святаго послушания повелено будет, и в постничестве, даже до последнего твоего издыхания?» [5]

Митрополит Антоний Сурожский вот что говорит по этому вопросу: «(Обет этот) воспринимается обычно, согласно практике и опыту Церкви, как обязательство, вступив в братство, его не покидать, вступив в монастырь, из него не выходить. Но за этим стоит, конечно, гораздо больше; за этим стоит верность и устойчивость: верность первой или окончательной своей любви и устойчивость, то есть готовность, каковы бы ни были обстоятельства, несмотря на напор всех враждебных сил, остаться лицом к лицу с теми, кого выбрала наша любовь. Эта устойчивость для монаха значит, что он будет стоять перед лицом Божиим, каково бы ни было его настроение, каковы бы ни были обстоятельства; будет стоять перед Божиим лицом, поклоняясь и служа, никогда не отвернется от Того, Кого полюбил и Кому обещал свою жизнь и сердце» [8].

После ответа: «Ей, Богу содействующу, честный отче», постригающий вопрошает:

«Сохраниши ли ся в девстве и целомудрии и благоговении, даже до смерти?»

Чистота дев и вдовиц, уневестившихся Христу, состоит в верности к Христу.

Святой Златоуст говорит: «Девство может насадить в нас добрый корень, произращающий все блага: свободу, мужество, горячую ревность, пламенную любовь к небесному, презрение всего земнаго. Оно вдыхает в человеков ангельскую радость» [10].

В своем «Учении о девстве» святитель Филарет, митрополит Московский, пишет: «Для того девственник и удаляется от супружества, чтобы особенная склонность к существу земному не задерживала или не кривила его стремления к Богу. По сему стремлению всею силою ума и любви ко Господу, и по направлению всей деятельности к благоугождению Ему, девствующая душа и называется невестой Небесного Жениха» [11].

«Собственные подвиги, которыми инок усиливается победить и изменить свойство падшего естества, суть только свидетели истинного произволения. Победа и изменение естества принадлежат Единому Богу. “Где побеждено естество, – говорит святой Иоанн Лествичник, – там признается пришествие Того, Кто превыше естества”.

Изменяет естественное влечение Бог в том, кто всеми зависящими от него средствами докажет свое искреннее желание, чтоб влечение это изменилось: тогда Дух Божий прикасается духу человеческому, который, ощутив прикосновение к себе Духа Божия, весь, со всеми помышлениями и ощущениями, устремляется к Богу, утратив сочувствие к предметам плотского вожделения. Тогда сбываются слова Апостола: прилепляяйся Господеви, един дух есть с Господем. Тогда самое тело влечется туда, куда стремится дух.

…Сказывал преподобный Пимен Великий о великом угоднике Божием, Иоанне Колове… что он умолил Бога, и был избавлен от действия похотений, отчего пребывал в ненарушимом спокойствии. Тогда он пошел к некоторому, весьма опытному в духовной жизни старцу, и поведал ему совершившееся с ним. Старец отвечал: “Поди, помолись Богу, чтоб возвратились в тебе брани и то сокрушение и смирение, которые ты прежде имел по причине браней: потому что при посредстве их душа приходит к преуспеянию”.

Не будем же предаваться смущению, унынию, малодушию, расслаблению, когда восстанут в нас свирепые волны вожделения, и помыслы, как сильные ветры, нападут на нас! Воспротивимся греху: борьбой этою выработаем живую веру в Бога и живое познание Бога.

…Многие святые отцы, проводившие жизнь девственную, называли себя скверными и прелюбодеями; мало этого! некоторые из них, будучи оклеветаны в грехе блудном, не принесли никакого оправдания, хотя оно было очень удобно для них, и подчинили себя наказанию и скорбям, как бы действительно виновные. Такое поведение, при поверхностном взгляде на него, может показаться странным; оно объясняется свойством подвига, которым израбатывается святая чистота. Этим подвигом так ясно обнаруживается падение естества, так осязательно доказывается подвижнику неизбежное подчинение его требованию падшего естества, если б из области естества не исхитила его десница Божия, что он не может не признавать собственно себя прелюбодеем. Чистота его есть дело Божие в нем, а отнюдь не свойство естества и не плод его усилий. Продолжительность времени подвига имеет значительное влияние на составление и усвоение такового понятия о себе. С достоверностью можно утверждать, что святые Божии признают себя оскверненными любодеянием несравненно более, нежели те, которые, живя жительством плотским, непрестанно утопают в любодеянии. Из такого самовоззрения святой Василий Великий, архиепископ Кесарии Каппадокийской, муж, исполненный Святого Духа, произнес о себе следующее изречение: “Не познал я жены, и я – не девственник”. Какое глубокое чувство плача слышится из этого изречения!» [12]

Девство, в конечных своих пределах, есть святость, очищение сердца, безмятежие помыслов, благодатный мир. А это может подать нам только Бог.

Поэтому постригаемый отвечает: «Ей, Богу содействующу, честный отче».

Следующий вопрос в чине пострижения: Сохраниши ли даже до смерти послушание ко игумену и ко всей о Христе братии?

Совершенным послушанием инок прежде и больше всего обязан Богу, как Творцу, Верховному Владыке и Искупителю, по воле Которого он должен мыслить, желать и действовать. Для сего инок со всей внимательностью всегда и во всем должен, по словам Апостола, искушать, что есть воля Божия благая и угодная, и совершенная (Рим. 12:2), чтобы не сделать чего-либо по своей воле в противность воле Божией, и идти прямым путем к Царству Небесному [13].

Но природа наша до такой степени искалечена, повреждена грехом, что мы не способны быть вполне беспристрастными в оценках наших собственных поступков, нашего поведения – можно сказать, что в отношении к зрению самих себя, каковы мы есть на самом деле, мы вполне слепы. Мы не видим своих грехов со всей необходимой для плодотворного покаяния ясностью, мы не способны с должной критикой относиться к себе, к своим душевным движениям, ибо мы ослеплены пристрастием к самим себе. Мы часто даже и не замечаем, как те поступки наши, которые, как нам кажется, проистекают из чисто идейных побуждений, в действительности двигающей пружиной имеют всего лишь навсего какую-нибудь скрытую страсть или греховную наклонность. И вот получается, что мы сами себя обманываем, сами себя обольщаем: думая, что делаем доброе дело, в действительности, только поступаем по страсти и тем самым питаем ее, укрепляем ее в себе, вместо того, чтобы искоренять. Беспристрастно судить о наших поступках и о нашем настроении и давать нам добрые советы, как следует поступать в том или ином случае, может только искушенный во всех тонкостях духовной жизни опытный старец, которому мы, ради Бога, вверяем себя, открываем всю свою душу и обязываемся полным послушанием [14].

Обет послушания направлен к подавлению одной из главных страстей – гордости житейской. Но так как гордость в практическом отношении проявляется преимущественно в стремлении к независимости, к самостоятельному действованию, самоуправлению, не терпит подчинения другим, и противоположное гордости смирение лучше всего приобретается послушанием, – то и дается обет послушания с отвержением своей воли и разумения.

Гордость или самолюбие есть источник всех греховных страстей.

Давая обет послушания и вооружаясь против гордости, монах таким образом поражает зло в самом его корне и тем значительно облегчает борьбу со страстями, которые все суть только отродия гордости или самолюбия.

Святитель Игнатий учит нас: «Преподобный Кассиан говорит: “Главнейшая забота старца, которому поручены новоначальные, состоит в том, чтоб новоначальный, во-первых, научился побеждать свои воли, посредством чего он, вводимый постепенно, мог бы взойти на верх высочайшего совершенства. Приобучая его к сему со всею тщательностью и прилежанием, старец намеренно старается всегда приказывать ему то, что противно его воле. Египетские великие отцы утверждают, будучи изучены многими опытами, что монах, в особенности юный, будет не в силах обуздать самих похотений вожделения, если прежде не обучится умерщвлению своих волей посредством послушания. Они решительно свидетельствуют, что тот, кто не научился прежде побеждать свои воли, никак не возможет погасить ни гнева, ни печали, ни духа любостяжания, не возможет стяжать ни истинного сердечного смирения, ни всегдашнего единения с братиями, ни даже пребыть долго в общежитии. Они стараются преподать новоначальным эти правила, как азбуку, руководящую к совершенству, и по ним рассматривают, каково смирение новоначальных, истинное ли оно, или притворное и мечтательное”.

Произвольные труды, совершаемые по самомнению или прихоти, особенно с отвержением покорности, как бы ни были велики, не только не приносят никакого духовного плода, но, напротив того, будучи сами последствием самомнения и гордости, чрезвычайно усиливают эти страсти в иноке, совершенно отчуждают его от христианского благодатного образа мыслей, то есть от евангельского смиренномудрия» [15].

«Видел ли ты погибающего, – говорит авва Дорофей, – знай, что он последовал самому себе, а не совету отцов».

С покорением своей воли воле Божией, которая требует от нас должного и совершенного повиновения к духовным наставникам по слову: Повинуйтеся наставникам вашим и покаряйтеся, тии бо бдят о душах ваших, яко слово воздати хотяще, да с радостию сие творят, а не воздыхающе (Евр.13:17), постригаемый отвечает: «Ей, Богу содействующу, честный отче».

Далее постригающий вопрошает: «Пребудеши ли до смерти в нестяжании и вольней Христа ради во общем житии сущей нищете, ничтоже себе самому стяжавая, или храня, разве яже на общую потребу, и се от послушания, а не от своего произволения?» [5]

«Всякий, поступивший в монастырь и принявший на себя благое иго Христово, должен непременно пребывать в нестяжательности, довольствуясь самонужнейшим и охраняясь от излишества в одежде, в келейных принадлежностях, в деньгах. Имуществом, богатством, сокровищем инока должен быть Господь наш, Иисус Христос. К Нему должны быть обращены и постоянно устремлены взоры ума и сердца; в Нем должна сосредоточиваться надежда наша; на Него должно быть возложено все упование наше: мы должны быть сильны верою нашею в Него. Такого душевного настроения невозможно иноку сохранить при имуществе.

«Не скрывайте себе сокровищ на земле, – повелевает нам Господь, – идеже червь и тля тлит, и идеже та́тие подкопывают и крадут: скрывайте же себе сокровище на небеси, идеже ни червь, ни тля тлит, и идеже татие не подкопывают, ни крадут» (Мф. 6:19). Постановив заповедь, Господь изложил и причину постановления ее. Он сказал: Идеже бо есть сокровище ваше, ту и сердце ваше будет (Мф. 6:21). Не можете Богу работати и мамоне (Мф. 6:24)», – напоминает святитель Игнатий [16]

Сказал авва Ор ученику своему: «Убегающий от вещества приближается к невещественному; собирающий же вещи отлучает себя от невещественного» [17].

Вспомним авву Дорофея, который говорил ученику своему: «Досифей, ужели тебе угодно быть рабом ножу сему, а не рабом Богу? Или тебе угодно связать себя пристрастием к ножу сему? Или ты не стыдишься, желая, чтобы обладал тобою нож, а не Бог?»

«Если инок имеет деньги или какие дорогие вещи, то невольно, по каким-то неотложным и неотразимым необходимости и закону, надежда его нисходит от Бога к имуществу. На имущество он возлагает свое упование, в имуществе он видит свою силу, в нем видит средство уклониться от влияния превратностей, могущих встретиться на поприще земной жизни; в имущество сосредоточиваются его любовь, его сердце и ум, все существо его. И делается сердце веществолюбца жестким и чуждым всякого духовного ощущения, как жестко и бесчувственно вещество. Копление денег и другого имущества иноком есть поклонение идолу, по определению апостола. Идолопоклонство непременно сопряжено с отречением от Бога» [18].

Кроме того, земное богатство доставляет пищу тщеславию, гордости, роскоши и вообще дает больше случаев к грехопадениям и поводов к искушениям от диавола.

Совершенно оставить все земное, всякую привязанность и заботливость о мирском, стесняющие сердце и охлаждающие в нем любовь к Богу, значит пресечь все узы, привязывающие сердце к земле, и дать ему силу и свободу питать и возращать в себе любовь к Богу – и тем с большим усилием, чем больше оно отрешается от земного.

«По мере горячности любви к Богу в сердце нестяжательного возрастает любовь и к ближним. Ибо, отвергнув все препятствия к любви – корыстолюбие, самоискательность, и не почитая ничего собственным, подвижник всегда готов с охотой жертвовать для блага и спасения ближних всем, что только у него есть, не только какими-нибудь вещами, но и собственным благополучием, здоровьем, даже самой жизнью; потому что он, по заповеди евангельской отрекшись от всего земного, уже не дорожит ничем из любви к Богу и ближним, чтобы только исполнить волю Божию» [19].

«Премудрый еще замечал, что нищета мужа смиряет (Притч. 10:4), а смирение поставляет человека выше всех сетей диавола», – говорит Антоний Великий.

«Подвиг иноческий равнозначущ подвигу мученическому. Венец подвига – спасение; венец подвига – блаженство вечное в обителях рая; венец подвига – совлечение с себя естества падшего, обновление естества, вознесение его на высоту неизмеримую соединением естества человеческого с естеством Бога» [20].

«Как похоть плоти, похоть очей, гордость и плод их – преслушание воли Божией были причиною падения первозданных человек и проклятия Божия, так девство, нестяжательность и послушание – добродетели, противоположные тем трем порокам, должны служить средствами к восстановлению в первобытное совершенство; и освящаются обетами для того, чтобы, с одной стороны, оградить изменяемость воли человека, обезопасить его от нарушения сих добродетелей, так, чтобы уже и не думать о противном, как невозможном, а с другой стороны, – чтобы посредством церковного обряда пострижения привлечь на себя благословение Божие и сугубую благодать, освящающую и вспомоществующую в трудных подвигах самоотвержения» [21].

«Возлюбленные братия, иноки! не будем малодушествовать и унывать. Не обратим внимания на бесов, влагающих нам недоверие к избранному нами пути; не обратим внимания на суждения и советы человеческие, произносимые из неведения или разврата и зланомеренности: поверим Господу Богу нашему, обетовавшему услышать нас, и помочь нам, если мы пребудем верными Ему. Верность эту засвидетельствуем постоянным стремлением к Нему и постоянным раскаянием в наших уклонениях от этого стремления. Невозможно не подвергаться бо́льшим или меньшим уклонениям, и по немощи нашей, и по ограниченности, и по повреждению естества грехом, и по злохитрости наших невидимых врагов, и по умножившимся до бесконечности соблазнам. Не долго нам потрудиться! недолго пострадать в борьбе с собою! Скоро настанет час смертный, который исторгнет нас из томления борьбы и из опасности впадать в согрешения. О! когда бы в этот час, во вратах вечности, мы узрели распростертыми к себе объятия Отца Небесного и услышали Его утешительный глас: Добре, рабе благий и верный, о мале Ми был еси верен, над многими тя поставлю: вниди в радость Господа твоего!» [22]

Этими желанными словами я и закончу свой доклад.

Благодарю всех за внимание.

 


Использованная литература:

1. Святитель Игнатий (Брянчанинов). Собрание творений в 7-ми томах. Том VII. Избранные письма. – М.: Благовест, 2013. Письмо № 524 «О вступлении в монастырь».

2. Епископ Петр (Екатериновский). О монашестве. Издательство имени Святителя Игнатия Ставропольского, 1998, репринт. С. 13.

3. Даниловский листок № 55-56, XII 1990. С. 11.

4. Епископ Петр (Екатериновский). Указ. соч. С. 26–27.

5. Чин на одеяние рясы и камилавки. Последование малаго образа, еже есть мантия. Последование великаго ангельскаго образа, еже есть схима. – Издательство Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1998.

6. Святитель Игнатий (Брянчанинов). Собрание творений в 7-ми томах. Том V. Приношение современному монашеству. Глава XLI Значение слова «мир». С. 277–278.

7. Святитель Игнатий (Брянчанинов). Собрание творений в 7-ми томах. Том I. Жизнеописание. Аскетические опыты. Книга первая. О последовании Господу нашему Иисусу Христу. С. 86.

8. Митрополит Антоний Сурожский [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://azbyka.ru/otechnik/Antonij_Surozhskij/otkrytost/ Дата доступа: 14.12.2017.

9. Святитель Игнатий (Брянчанинов). Собрание творений в 7-ми томах. Том I. Жизнеописание. Аскетические опыты. Книга первая. О чистоте. С. 331.

10. Епископ Петр (Екатериновский). Указ. соч. С. 78–79 сноска.

11.​  Цит. по: Даниловский листок № 55-56, XII 1990. С. 14.

12. Святитель Игнатий (Брянчанинов). Собрание творений в 7-ми томах. Том I. Жизнеописание. Аскетические опыты. Книга первая. О чистоте. С. 331, 342–343, 345.

13.​ Епископ Петр (Екатериновский). Указ. соч. С. 58–59.

14.​  Даниловский листок № 55–56, XII 1990. С. 16–17.

15. Святитель Игнатий (Брянчанинов). Собрание творений в 7-ми томах. Том V. Приношение современному монашеству. Правила наружного поведения для новоначальных иноков. С. 7.

16. Святитель Игнатий (Брянчанинов). Там же. С. 255–256.

17. Святитель Игнатий (Брянчанинов). Собрание творений в 7-ми томах. Том VI. Отечник. С. 273.

18. Святитель Игнатий (Брянчанинов). Собрание творений в 7-ми томах. Том V. Приношение современному монашеству. Глава XXXVIII. О нестяжании. С. 256.

19.​ Епископ Петр (Екатериновский). Указ. соч. С. 83–84.

20.​  Святитель Игнатий (Брянчанинов). Собрание творений в 7-ми томах. Том V. Приношение современному монашеству. Плач инока. С. 374.

21.​ Епископ Петр (Екатериновский). Указ. соч. С. 31, сноска.

22.​ Святитель Игнатий (Брянчанинов). Собрание творений в 7-ми томах. Том I. Жизнеописание. Аскетические опыты. Книга первая. О чистоте. С. 332.

 

Материалы по теме

Доклады