Духовное руководство как формирование духовной культуры монашествующего

Выступление митрополита Омского и Таврического Дионисия на XXXII Международных Рождественских образовательных чтениях «Православие и отечественная культура: потери и приобретения минувшего, образ будущего», направление «Древние монашеские традиции в условиях современности», круглый стол «Старчество как плод духовной культуры монашеской жизни» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь Москвы, 23 января 2024 года)

На предложенную для размышления тему – «Духовное руководство как формирование духовной культуры монашествующего» можно посмотреть с разных сторон. Мы, как правило, смотрим на проблему духовного руководства с точки зрения того, как должен действовать послушник, воспринимающий духовное руководство. Но, увы, часто сами мы, призванные быть духовными руководителями, не получаем ни каких-то конкретных указаний, ни утешения, особенно, когда чувствуем свою крайнюю немощь в этой области. Как известно, на Святой Горе Афон есть такой принцип: старцем может стать только тот, кто был у другого старца в послушниках. Многие из нас под этот критерий не подпадают, но священноначалием поставлены быть духовными руководителями. Что делать, и на что нам рассчитывать тогда в ситуации отсутствия и опыта, и святости, и знаний? Какое утешение можно получить? Игумену или игумении, которые относятся к этой ситуации ответственно, по совести, остается только у Господа спрашивать: «Господи, что же нам делать? Мы обязаны быть духовными руководителями, но не способны. Мы не прямые наследники старцев и стариц прошлого….» Хотя, слава Богу, так или иначе преемство имеется в русском монашестве, и сегодняшние наши собеседники это личным и словесным примерами показали. Но что, все-таки, делать с собственной, личной немощью?

К тому же духовное руководство, что общеизвестно, – небезопасная с духовной точки зрения деятельность для того, кто берется или назначен руководить. Большая власть, большая ответственность дается нам в руки, и крайностей здесь более чем достаточно. Одна из крайностей, всем печально известная, – когда человек, поставленный на такое послушание, начинает восхищать себе Божественную власть, нарушая свободу своего духовного чада. Есть другая крайность, не столь заметная, но она, тем не менее, отрицательно, даже разлагающе действует на душу руководителя. Бывает, услышав слова Господа из 23-й главы Евангелия от Матфея: не называйтесь учителями, ибо один у вас учитель – Христос, мы, как будто бы из благочестивых соображений, начинаем уклоняться от обязанностей духовного руководства тогда, когда призваны к этому Промыслом через волю и указание церковного начальства. Это не менее худо, чем желание немилостиво владычествовать над душами своих пасомых. Тут уже поневоле начинаешь вспоминать преподобного Антония Великого с его видением сетей диавольских, которые опутывают мир, с его воздыханием: «Господи! Да кто из людей может избавиться от этих сетей?» И ответ ему Бога: «Смирение спасает от них, ибо смиренного человека они не могут опутать».

Как же нам совместить это завещанное Христом смирение с обязанностью наставничества и учительства?

Естественно, нужно обратиться к святым отцам. Блаженный Феофилакт Болгарский на приведенные выше слова Христовы замечает, что родители, как по плоти, так и по духу, не суть виновники бытия своего чада, а только «содействователи и орудия Божии». И Господь в приведенных словах говорит не о том, чтобы мы отказывались от учительства и наставничества, но чтобы ощущали себя соработниками, содействователями и слугами Божиими в этом деле. Чем не серьезный повод для смирения, способного уберечь послушника церковной необходимости в статусе старца или старицы от ошибок и преткновений?

Когда я готовился к выступлению, прочел слово одного из исповедников ХХ века. Он не монах, обычный приходской священник, но, мне кажется, его мысль очень хорошо подходит к тому, как призывать на помощь смирение, когда ты вынужден быть духовным руководителем. Это отец Сергий Правдолюбов, исповедник Касимовский: «Я вовсе не такой сильный, энергичный, как некий столп, на котором всё утверждается, – я не такой, у меня характер-то другой. Я чаще всего и слабый, и молитвы у меня нет сильной. Нет у меня тех оснований, чтобы быть укреплением для людей, но я вижу, как им трудно, – и я обязан быть для них стержнем и столпом, на который люди опираются...» Вот такое настроение духовного руководителя, ставшего им не по своей воле, в нашем случае - игумена или игумении, – уже, как кажется, некий начаток, залог успеха.

Итак, мы содействователи и слуги Самого Бога. Если мы имеем смирение сознавать это, – то это сознание служит реальному пониманию наших сил (вернее, если честно, их отсутствия) и естественным образом привлекает нас к молитвенному воплю: «Господи, помоги!» И неужели Господь не поможет?

Самое главное – не заслонить Бога своей личностью. Я не раз уже приводил, и даже, кажется, в этом достойном собрании, эпизод из жизни старца архимандрита Авеля (Македонова). На день Ангела к нему приехало множество людей – и мирян, и священников, и все его поздравляли, и были бесконечные букеты цветов и подарки на трапезе после Литургии. А батюшка как-то не проявлял умиленной радости, когда ему вручали подарок за подарком. И когда эта череда поздравлений закончилась, он несколько печально сказал всем: «Дорогие мои, я вам очень благодарен за то, что вы меня так любите, но для меня было бы самым главным подарком, если бы вы так полюбили Христа, как полюбили меня…»

Господь поможет, если мы не будем заслонять собой Его от нашего духовного чада, монаха или монахини. Я не буду сейчас перечислять ссылки на святых отцов, которые я выписывал, и цитировать их, для того, чтобы еще раз пройтись по содержанию подвига духовного руководства. Пожалуй, назову только несколько инструментов в деле духовного руководства братством или сестричеством, которые доступны любому, даже самому, как ему кажется, неопытному игумену, или неопытной игумении.

Например, условием правильного духовного руководства (это не мое мнение, а святоотеческое) – является равная любовь ко всем братьям и сестрам.

Второй, уже более конкретно-практический, инструмент – это обычный, и не обязательно на специально-духовные темы, разговор. Когда я только стал наместником монастыря, я беседовал с одной умудренной опытом матушкой игуменией, и мне очень было интересно и полезно знать, как она управляется со своим весьма благоустроенным и многочисленным сестричеством. Помнится, я спросил: «Матушка, из чего Ваш день состоит, что Вы в основном делаете?» А она мне отвечает: «Разговоры разговариваю».

– Как так?

– Вот так, – говорит. – Идешь по монастырю, – тебе навстречу сестра. Ты, конечно, можешь ее молча благословить. Для тебя эта встреча мимолетна, таких в течение дня много. Но для нее это целое событие, не на день, а на целую неделю. Если я промолчу, ей будет тяжело; еще и помыслы появятся: вот, со мной матушка общаться почему-то не хочет… Поэтому я останавливаюсь и начинаю с ней разговаривать: «Ну, как, что?.. А вот там… а вот это…» Она, утешенная, будет потом порхать по монастырю, а я иду дальше. А там следующая сестра, а потом еще... И когда приду к себе в келью, у меня язык уже иной раз не ворочается…

На самом деле, матушки игумении и отцы игумены, это ведь тоже опыт монашеский. Это древний опыт, причем святоотеческий. Вот как говорит об этом мать игумения Таисия (Солопова): «Не мешало бы… пользоваться каждым удобным случаем – вести беседу с сестрами духовного характера». А для чего? А для того, чтобы «выяснить им причины и цель того или другого предписуемого им правила, чтоб они, поняв силу и сущность требуемого, не смущались бы помыслами испытующими, зачем то или иное им предписано» [1]. Объяснишь, и им легче. Помыслу уже сложнее вползти, а врагу человеческого рода сложнее смутить монашествующего, что он-де выполняет бессмысленные правила, никому не нужные, и время попусту теряет.

Кто объяснит такие вещи инокам и инокиням кроме игумена или игумении? Для этого не нужно особой святости, не нужно невероятно глубокого образования. Нужно собственное понимание, ради чего ты в монастыре живешь.

Еще один инструмент, который нужно знать и понимать, и о котором, кстати говоря, только что нам рассказала мать игумения Евдокия (Левшук), буквально процитировав возродительницу Полоцкого монастыря матушку Евфросинию: «Сейчас такое время, что строгости не воспринимают, всех надо уговаривать с лаской, любовью. Обличать никого нельзя, к каждому человеку нужен свой подход. Надо знать и чувствовать, как и с кем обращаться. Это как посуда разная. Бывает фарфоровая тонкая – с ней надо осторожно, только тряпочкой можно протереть. А бывает более простая, грубая, даже металлическая. Так ее и пошуровать можно, потереть как следует. Вот так и с людьми».

Неоднократно я рассказывал, как мы спрашивали об отце Авеле двух иноков Пантелеимонова монастыря, совершенно разных людей (они почили уже оба). Один – подвижник несгибаемый, а другой, весьма непростой отец, был постоянно «ветром колеблем». Спросили сначала первого: каким был игуменом батюшка отец Авель?

– Ой, какой хороший был игумен – такой строгий, прямо спуску ни в чем не давал.

Думаем, а что скажет тот вертопрах? Наверное, что слишком суровым был игуменом батюшка… А он неожиданно начинает отца Авеля хвалить:

– Очень хороший был игумен – добрый, снисходительный…

Еще о чем стоит упомянуть, и что полезно было бы помнить приступающим к духовному руководству: игумен, игумения – не только блюстители устава. Прямо прилагается к должности (и опять же это не выдумка, об этом святые отцы говорят) то, что игумен или игумения должны быть источником утешения для братства или сестричества. Об этом прекрасно преподобный Серафим говорит, вы все это знаете: игумен должен быть для иноков своей обители и отцом, и матерью. Как мама заботится о своих чадах: того, кто упал, – поднимает, отряхивает и новую одежду дает. Иногда, правда, и строго скажет, но всегда с любовью. Вот таким и должен быть духовный руководитель. Тогда не шарахаться от него братья и сестры будут, а действительно знать: келья игуменская, где дверь для них всегда открыта, – это источник утешения и понимания.

Ну и, конечно, важнейший – с него, наверное, и стоило начать – инструмент духовного руководства для неопытных руководителей – это молитва за своих духовных чад, за братьев и сестер. Так, бывает, я слышал, многодетные матери вымаливают своих деток, когда, действительно, детей много, за всеми не уследишь: «Господи, я уж за ними не усмотрю. Не оставь их, защити, укрой, наставь! Если я что-то не замечу, подскажи мне, или им подскажи...» Вот так игумен и игумения тоже могли бы поступать. И Господь, Который принимает молитву, особенно тогда, когда мы с особым усердием не за себя молимся, – неужели нам в этом откажет?

Еще нужно помнить об одной особенности в женских обителях: мать игумения там истинная духовная руководительница, Богом для этого определенная. Нельзя – как иногда кажется, по смирению – перекладывать это на плечи служащего священника-духовника. У него только одна обязанность в женском монастыре – принять исповедь. А вот руководить духовной жизнью – это обязанность игумении. Здесь полезно вспомнить такие интересные по своей строгости слова правилополагателя монашеской жизни святителя Василия Великого: «Если пресвитер прикажет что-нибудь сестрам без ведома старицы, то вправе ли негодовать на сие старица?» Ответ святителя Василия: «И очень вправе». Впрочем, в наше время, когда почти никто спокойно негодование другого перенести не может, тут не негодовать надо, а просто каждому заниматься своим делом. Отцу-духовнику исповедовать, молитву разрешительную читать, а уж наставлять и вести, как Господь поможет, – это матери игумении дело.

И еще одно. Мы всё про ответственность, про долг, про обязанности… но на самом деле духовное руководство – это ведь не только важное и ответственное дело по способствованию спасению наших пасомых братьев и сестер. Это еще и способ, особо установленный для игумена и игумении, которым он или она сам или сама спасается в вечности. По крайней мере, это путь или условие для такого спасения. Ведь духовное руководство – процесс взаимный. Слушаешь иногда исповедь, и сам учишься каяться. Обращаешься с проповедью или готовишься вести беседу, – находишь время среди своих игуменских трудов открыть святоотеческие книги и, хоть вынужденно, но читаешь. Наблюдаешь за тем, как братья или сестры борются, идут в сторону Царствия Небесного, – в конце концов и сам себе скажешь: «А ты-то где, ты-то что сидишь на одном месте?» И вот таким образом наша обязанность, и долг, и задача духовного руководства превращается в путь к нашему собственному спасению.

Вот что в качестве утешения можно было бы сказать тем, кто страшится духовного руководства, хотя и должен это делать. Во-первых, это наше послушание Богу. Во-вторых, это наш долг перед вверившимися нам братьями и сестрами, а в-третьих, это наше собственное спасение. А то, с чего мы начали, – смирение, сознание, что мы не виновники спасения, не виновники монашеского бытия наших братьев и сестер, а мы здесь Богу соработники и слуги, – вот это смиренное чувство убережет от крайностей и привлечет Божественную благодать, Божественную милость и Божественную силу. Потому что только Божественной силой, только с помощью Божественной благодати нам можно будет исполнить это наше послушание – быть духовными руководителями.

-----------------------------

[1] Устав Леушинского монастыря, составленный игуменией Таисией. – Издание Леушинского Подворья. Санкт-Петербург – Великий Новгород, 2002. С. 21.