Мы с Оксанкой как-то всегда шли по жизни рядом: учились в одном классе, потом поступили в один вуз, хоть и на разные факультеты. Почти одновременно крестились. Как-то зашел разговор о монастыре, и Оксанка сказала, что раньше представляла себе монахинь в виде угрюмых старух, которые живут в каменных пещерах. А попадись им на пути, они сразу пальцем грозят: покайся, грешница, а не то сгоришь в аду! Жуткие личности... Но этим мифам предстояло развеяться.
Кроме Ново-Тихвинского монастыря, другой женской обители у нас в Екатеринбурге нет, поэтому нельзя сказать, чтобы мы долго раздумывали, куда поехать, когда решили заняться своего рода экстримом и при нашем дремучем новоначалии «окунуться» в монастырскую жизнь.
И вот мы отправились в скит Ново-Тихвинского женского монастыря. Скит оказался вовсе не каменной крепостью, окруженной высоким забором и глубоким рвом, но и не маленькой избушкой на краю земли, в тысяче верст от железной дороги. Сестры живут в обыкновенных корпусах, утопающих в зелени, совсем недалеко от города — рядом с монастырем останавливается рейсовый автобус, и всего через две-три остановки начинается шумный город. Честно говоря, близость мегаполиса поначалу сильно смущала нас. Лично я недоумевала: как сестры могут постоянно жить в этой непроницаемой тишине и не думать о том, что совсем рядом течет яркая, красивая, беззаботная жизнь? Теперь, только спустя месяцы, я, кажется, начинаю понимать истинную цену «беззаботности», да и представления о красоте жизни у меня изменились...
Оксанка первой первая заметила, что красота может быть совсем другой, иной, отличной о той, к которой мы привыкли. «Какие они здесь все красивые», — шепнула она мне, когда сестры вышли из паломнической кельи, заботливо устроив нас на новом месте. Красивые? А ведь правда. Светлые лица, глубокие глаза, тихая приветливая улыбка... Большинство сестер оказались молодыми, некоторые — совсем юными. Но даже сестер преклонного возраста язык не поворачивается назвать старухами. Слишком светлы лица и глубоки глаза, слишком часто они улыбаются — тихо, приветливо... Мне вспомнились слова одного священника, который говорил мне, что не знает более красивых людей, чем монашествующие.
Эта красота вовсе не от стиля, не от имиджа и не от эффектной одежды. Она — от того, что происходит где-то глубоко в человеческой душе. Что же это, что? Пока мы жили в монастыре, кажется, это чуть-чуть коснулось и наших душ. Может быть, это произошло в тот момент, когда мы услышали, что здесь на каждом шагу говорят друг другу бесхитростные слова «спаси Господи» и «простите». Или когда почувствовали ненавязчивую заботу, проявляющуюся даже в мелочах («Хотите добавки?», «Вам не тяжело? Давайте помогу!», «Перед службой обязательно поспите хотя бы час-полтора, иначе с непривычки трудно будет»). Потом, после монастыря, нам казались такими странными мелкие мирские стычки — продавцов с покупателями в магазинах, кондукторов с пассажирами в автобусах, начальников с подчиненными, родителей с детьми... Почему мы не замечали раньше, как сильно эти «мелочи» засоряют и уродуют жизнь? И неужели только монахи умеют быть внимательными друг к другу?
Очень скоро из наших голов выветрился и еще один миф о том, что монастырь — это некий райский уголок, где только поют хвалебные песни Господу и больше не делают ничего. Не знаю, как обстоят дела в других монастырях, а Ново-Тихвинский больше напоминает деятельный муравейник, чем тихий Эдем. Никогда мы прежде мы так много не работали, как вместе с сестрами. Еще до шести утра мы просыпались, к 6.00 шли в храм на службу, в девять уже начинались послушания, которые с перерывами продолжались до восьми вечера (минус три часа на трапезу и отдых). И так каждый день, кроме воскресенья.
Напрасно мы надеялись отдохнуть от компьютеров: в монастыре их оказалось не меньше десяти. Без них сестрам пришлось бы тяжело — ведь они переводят с древнегреческого творения Святых отцов, редактируют духовные беседы и проповеди (такое послушание дали и нам), делают монастырский сайт. Даже швейное послушание компьютеризировано — эскизы для вышивок куда удобнее разрабатывать на экране, чем на бумаге. Собственно, ничего удивительного и принципиально нового в этом нет: в наши дни всего лишь обновились технологии — принцип же скрупулезного, непрерывного, качественного труда остался прежним.
Оксанка потом призналась потом: «Впервые в жизни попала в коллектив, в котором никогда не сидишь без дела». А ведь это счастье — когда каждая минута твоей жизни кому-то полезна. До монастыря я воспринимала любую работу как некую досадную необходимость. А теперь попробуй-ка отними у меня труд — я взвою. Как случилась эта перемена, я не знаю. Но я очень благодарна сестрам за то, что они помогли мне по-новому взглянуть на труд, полюбить его. Вообще, кажется, сама монастырская жизнь помогает человеку сформировать простое и трезвое отношение ко всему: к работе и молитве, к чтению, к жизни и смерти.
Но самое главное, что я поняла в скиту, — существует всего один способ прийти к Богу. Раньше мне казалось: молитва — это для монахов, милосердие — для работников хосписов, целомудрие — вообще причуда очень и очень немногих людей. Мол, можно придти прийти к Богу как-нибудь иначе, окольными путями — ведь свою натуру изменить невозможно, значит, нужно подстраивать под себя евангельские заповеди. Только в монастыре я осознала, что евангельские заповеди одинаковы для всех, без условий и подпунктов, без деления на монахов, почти монахов и совсем не монахов.
В первые дни в монастыре мне порой было тяжело. Сейчас смешно вспоминать, что мне казался чудовищным обычай вставать в шесть утра. А до чего мне была непонятна привычка сестер повторять одни и те же слова «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную...» А эти набившие оскомину беседы на духовные темы, и слова: покаяние, молитва, грех! С чего это я должна каяться, что я такого сделала? Не убивала, не крала, семей не разбивала. Ну, люблю поспать, никогда не молюсь, не пощусь, в церковь хожу редко — так что теперь, плохой человек?
А как я мысленно возмущалась ежедневным службам, таким длинным и непонятным! Признаться, первые четыре дня я едва могла выстоять до конца службы: беспрестанно зевала, переминалась с ноги на ногу и думала лишь о том, как бы поскорее отсюда удрать. Только в пятый день как следует прислушалась к словам богослужения и начала вникать в их смысл... Я запомнила как одно из лучших это ощущение, когда вообще перестаешь о чем-либо думать и тревожиться, а только молишься.
На самом деле православная жизнь кажется ужасной и невыносимой только тому, кто никогда не пробовал так жить. Я не верила, когда сестры говорили мне: «Молись, и со временем имя Господа станет самым прекрасным для тебя». «Тебе понравится ходить в церковь, когда ты немного привыкнешь. В первые дни на работе человеку всегда тяжело, даже если он занимается любимым делом. Так же будет и с воцерковлением, вот увидишь». «Ничего не бойся. Достаточно сделать всего один шаг к Богу, а потом Он тебе во всем поможет. Он все устроит так, чтобы ты уже от Него не отвернулась». Больше, чем слова, меня убеждали спокойные интонации сестер, знание в голосе, искренность в глазах. А потом и слова подтвердились.
Я больше работаю — и меньше устаю. Стараюсь не экономить душевное тепло для других — и приобретаю его все больше и больше. Не думаю о завтрашнем дне — и все дела устраиваются наилучшим образом. Ограничиваю себя в мыслях и поступках — и становлюсь свободнее. И (вот уж никогда бы не подумала!) чем меньше моя повседневная жизнь отличается от жизни сестер в скиту, тем счастливее я себя чувствую. Конечно, мне еще очень далеко до этого идеала, многого я пока не умею, от многого не в силах отказаться. Но монастырь мне больше не кажется мрачным, и жизнь без Бога я не назову красивой.
В один из вечеров нашего паломничества мы с Оксанкой шептались в келье, и мне врезались в память ее слова: «Знаешь, мне кажется, монашеский образ жизни — самый лучший, какой может быть. Я не хочу сказать, что все люди завтра же должны принять постриг. Но образец правильной жизни — он здесь. Мирские радости — земная любовь, искусство, общение с друзьями, увлечения, путешествия, земная любовь — все это прекрасно и имеет право быть. Но без Бога все это пена морская — нахлынула, и нет ее. А если ты живешь для Бога и, живешь с Богом, то все остальное, в общем-то, уже не обязательно...»
И тут тогда я поняла — она останется здесь. Навсегда. Жизнь подтвердила мою догадку. Да, вот ведь как бывает — живет человек рядом, ходит, говорит, а потом вдруг оказывается, что это был ангел... Что ж, сестра, помоги тебе, Господи!
Публикации
Монастыри
