На­ча­ло свое Звез­дин­ские бе­рут от ро­да Бо­не­фа­тье­вых, ста­ро­об­ряд­цев-бес­по­пов­цев. Иоанн Гав­ри­ло­вич Бо­не­фа­тьев, бу­ду­щий отец вла­ды­ки Се­ра­фи­ма, го­ря же­ла­ни­ем про­све­ще­ния, пеш­ком от­пра­вил­ся из Со­ли­га­ли­ча в Пе­тер­бург и по­дал про­ше­ние на Вы­со­чай­шее имя о сво­ем при­чис­ле­нии к Пра­во­слав­ной Церк­ви. Он был при­нят в Еди­не­ние с Рос­сий­ской Пра­во­слав­ной Цер­ко­вью, на­име­но­ван Звез­дин­ским и опре­де­лен на долж­ность чте­ца при хра­ме на Вол­ко­вом клад­би­ще в Пе­тер­бур­ге, где у него об­на­ру­жи­лись ред­кие му­зы­каль­ные спо­соб­но­сти и пре­крас­ный го­лос. В Пе­тер­бур­ге он же­нил­ся на до­че­ри еди­но­вер­че­ско­го свя­щен­ни­ка Ев­до­кии Ва­си­льевне Слав­ской, при­нял ду­хов­ный сан и по­лу­чил ме­сто свя­щен­ни­ка в Рже­ве. С на­ча­ла 80-х го­дов отец Иоанн слу­жил в Москве. Со­стоя на­сто­я­те­лем Тро­иц­кой церк­ви, отец Иоанн Звез­дин­ский за­слу­жил все­об­щую лю­бовь и ува­же­ние и вско­ре был на­зна­чен бла­го­чин­ным всех еди­но­вер­че­ских хра­мов. 7 ап­ре­ля 1883 го­да, в чет­верг ше­стой сед­ми­цы Ве­ли­ко­го по­ста, у него ро­дил­ся сын Ни­ко­лай, бу­ду­щий епи­скоп Се­ра­фим. Впо­след­ствии вла­ды­ка вспо­ми­нал сло­ва из Три­о­ди пост­ной, ко­то­рые чи­та­лись в день его рож­де­ния за Цер­ков­ным бо­го­слу­же­ни­ем: Даждь Ми, сыне, твое серд­це, очи же твои Моя пу­ти да со­блю­да­ют (на ве­черне 2-е чте­ние, Притч. 23, 26) и ви­дел в них про­ро­че­ство о сво­ем мо­на­ше­стве. В 1885 или 1886 го­ду скон­ча­лась со­всем мо­ло­дая су­пру­га от­ца Иоан­на, и Ни­ко­лай трех лет остал­ся без ма­те­ри.. По неж­ной люб­ви отец Иоанн был ему не толь­ко от­цом, но и ма­те­рью: все­гдаш­няя его теп­ло­та и лас­ка не да­ва­ли ощу­щать Ко­ле, что он си­ро­та, не име­ю­щий ма­те­рин­ско­го по­кро­ва. Рас­ска­зы­вая о сво­ем дет­стве, вла­ды­ка от­ме­чал, что его, ма­лень­ко­го, неопу­сти­тель­но бу­ди­ли в цер­ковь к ноч­ной служ­бе под празд­ни­ки. Утре­ня по еди­но­вер­че­ской тра­ди­ции со­вер­ша­ет­ся но­чью. И в хо­лод, и в непо­го­ду его ве­ли в храм, где он ча­сто за­сы­пал, но при­сут­ствие на бо­го­слу­же­нии счи­та­лось необ­хо­ди­мым для вос­пи­та­ния. Отец при­учал Ко­лю лю­бить цер­ков­ную служ­бу, храм, пе­ние и чте­ние. На кли­ро­се Ко­ля чи­тал охот­но и чет­ко. Чтобы он мог ви­деть ле­жа­щий на ана­лое Ча­со­слов, под­став­ля­ли ска­ме­еч­ку. Од­на­жды ма­лень­кий Ко­ля во­шел в ал­тарь через Цар­ские вра­та. Ви­дев­шие вы­ра­зи­ли уве­рен­ность, что мла­де­нец станет слу­жи­те­лем пре­сто­ла Бо­жия. Взи­рая на от­ца, со­вер­шав­ше­го ли­тур­гию, Ко­ля с тре­пе­том вни­мал его пла­мен­ной мо­лит­ве. «Вид­но, па­па за ме­ня мо­лил­ся в то вре­мя, — го­во­рил по­том вла­ды­ка. — Мо­жет быть, он ис­про­сил у Бо­га и эту ми­лость, что я по­шел по пу­ти слу­же­ния Церк­ви Бо­жи­ей». Учить­ся Ко­лю от­да­ли в цер­ков­ное учи­ли­ще при еди­но­вер­че­ской церк­ви, а по окон­ча­нии ее, в 1895 го­ду, — в За­и­ко­но­спас­ское ду­хов­ное учи­ли­ще, что на Ни­коль­ской ули­це. Бы­ло их три друж­ных од­но­класс­ни­ка: Ко­ля Звез­дин­ский, бу­ду­щий епи­скоп Дмит­ров­ский Се­ра­фим; Ни­ко­лай Куд­ряв­цев, сын свя­щен­ни­ка церк­ви Ни­ко­ла Боль­шой крест на Ильин­ке, бу­ду­щий епи­скоп Бо­го­род­ский Ни­ка­нор, еди­но­вер­че­ский ви­ка­рий Мос­ков­ской епар­хии, и Все­во­лод Крас­нов­ский, сын свя­щен­ни­ка церк­ви Свя­ти­те­ля Алек­сия на Ни­ко­ло-Ям­ской ули­це, впо­след­ствии епи­скоп Клин­ский Гав­ри­ил. С 1899 го­да Ни­ко­лай Звез­дин­ский — уча­щий­ся Мос­ков­ской ду­хов­ной се­ми­на­рии. В ком­на­те Ко­ли ви­сел об­раз свя­ти­те­ля Ни­ко­лая во весь рост, пе­ред ко­то­рым он еже­днев­но мо­лил­ся о да­ро­ва­нии спо­соб­но­сти го­во­рить сло­во Бо­жие — по­уче­ния и про­по­ве­ди. И Гос­подь на­гра­дил его этим да­ром. В хра­ме Хри­ста Спа­си­те­ля в Москве епи­ско­пом Пар­фе­ни­ем (Ле­виц­ким), быв­шим неза­дол­го до это­го рек­то­ром се­ми­на­рии, со­вер­ше­но бы­ло по­свя­ще­ние Ни­ко­лая в чте­ца ипо­ди­а­ко­на. В 1902 го­ду, на вто­ром кур­се се­ми­на­рии, ко­гда Ко­ле бы­ло 19 лет, он тя­же­ло за­бо­лел лим­фан­го­и­том, бо­лез­нью, то­гда прак­ти­че­ски неиз­ле­чи­мой, но чу­дес­ным об­ра­зом был ис­це­лен по мо­лит­ве пе­ред при­ве­зен­ным игу­ме­ном Са­ров­ской пу­сты­ни Иеро­фе­ем об­ра­зом еще не про­слав­лен­но­го стар­ца Се­ра­фи­ма. В Са­ров отец Иоанн по­слал за­ве­рен­ное вра­ча­ми сви­де­тель­ство об ис­це­ле­нии и бла­годар­ствен­ное пись­мо от­цу Иеро­фею. Об­ра­зок крот­ко­го стар­ца на­все­гда стал се­мей­ной свя­ты­ней, по­чи­тал­ся как ико­на (хо­тя изо­бра­же­ние его бы­ло еще без ним­ба) и со­про­вож­дал вла­ды­ку Се­ра­фи­ма по­чти всю его жизнь. Через год по­сле это­го со­бы­тия Ко­ля стал сви­де­те­лем и част­ни­ком тор­жеств по ка­но­ни­за­ции и про­слав­ле­нию пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма Са­ров­ско­го. Ис­пол­нен­ный бла­го­дар­но­сти за ис­це­ле­ние сы­на, отец Иоанн на­пи­сал служ­бу пре­по­доб­но­му Се­ра­фи­му: По­сле от­кры­тия свя­тых мо­щей он ви­дел пре­по­доб­но­го. Се­ми­на­рию Ни­ко­лай Ива­но­вич Звез­дин­ский окон­чил 1905 го­ду од­ним из луч­ших уче­ни­ков. По­сле го­ря­чей мо­лит­вы у мо­щей пре­по­доб­но­го Сер­гия он про­шел по кон­кур­су и был при­нят в Мос­ков­скую ду­хов­ную ака­де­мию на пол­ное со­дер­жа­ние. Учил­ся Ко­ля усерд­но, вско­ре стал из­ве­стен сво­им да­ром сло­ва. «Идем в ака­де­мию, се­го­дня бу­дет про­по­ве­до­вать сту­дент Ни­ко­лай Ива­но­вич Звез­дин­ский», — го­во­ри­ли и жи­те­ли Сер­ге­е­ва По­са­да, и бра­тия мо­на­сты­ря. За го­ды уче­ния в ака­де­мии Ни­ко­лай утвер­дил­ся в вы­бо­ре мо­на­ше­ско­го пу­ти. У ра­ки пре­по­доб­но­го Сер­гия вме­сте со сво­им дру­гом Ви­та­ли­ем Ста­виц­ким (бу­ду­щим епи­ско­пом Филип­пом) дал он обет при­нять по­стриг. В это же вре­мя стал он ду­хов­ным сы­ном стар­ца Зо­си­мо­вой пу­сты­ни иеро­мо­на­ха Алек­сия (Со­ло­вье­ва). Ста­рец с лю­бо­вью при­нял под свое ру­ко­вод­ство бла­го­че­сти­во­го юно­шу. В ка­нун Кре­ще­ния 1907 го­да скон­чал­ся отец Ни­ко­лая, про­то­и­е­рей Иоанн Звез­дин­ский. Еди­но­вер­цы об­ра­ти­лись к Мос­ков­ско­му мит­ро­по­ли­ту Вла­ди­ми­ру (Бо­го­яв­лен­ско­му), бу­ду­ще­му свя­щен­но-му­че­ни­ку, с прось­бой по­ста­вить Ни­ко­лая Ива­но­ви­ча на­сто­я­те­лем на ме­сто от­ца. Но вла­ды­ка, ви­дя в Звез­дин­ском яр­кие ду­хов­ные да­ро­ва­ния, их же­ла­ние не ис­пол­нил. Ве­ро­ят­но, в Зо­си­мо­вой пу­сты­ни Ни­ко­лай по­зна­ко­мил­ся с ар­хи­манд­ри­том Чу­до­ва мо­на­сты­ря Ар­се­ни­ем (Жа­да­нов­ским) и вско­ре стал ча­стым его по­се­ти­те­лем. Отец Ар­се­ний по­лю­бил скром­но­го, ду­хов­но на­стро­ен­но­го сту­ден­та. Бе­се­до­вал с ним как с дру­гом, жи­во ин­те­ре­су­ясь его жиз­нью. Од­на­жды отец Ге­ра­сим (Ан­ци­фе­ров), чти­мый чу­дов­ский ста­рец, имев­ший по­слу­ша­ние сто­ять у ра­ки свя­ти­те­ля Ио­ны в Успен­ском со­бо­ре Крем­ля, взял Ни­ко­лая с со­бой в го­сти к ду­хов­ным ча­дам и, при­быв к ним, от­ре­ко­мен­до­вал его: — Я при­вел вам на­ше­го Чу­дов­ско­го ар­хи­манд­ри­та. — Отец ар­хи­манд­рит, — го­во­рил отец Ге­ра­сим про Ни­ко­лая и от­цу Ар­се­нию, — это наш бу­ду­щий на­сто­я­тель, ар­хи­манд­рит Чу­дов­ский. Ре­шив­шись на по­стриг, Ни­ко­лай ис­про­сил бла­го­сло­ве­ния и мо­лит­вен­ной по­мо­щи у сво­е­го стар­ца, от­ца Алек­сия, и бла­го­сло­ве­ния у ар­хи­манд­ри­та Ар­се­ния. Отец Ар­се­ний бла­го­сло­вил его об­ра­зом Вос­кре­се­ния Хри­сто­ва. По до­ро­ге в лав­ру в день по­стри­га Ни­ко­лай Ива­но­вич по­про­сил со­про­вож­дав­ше­го его игу­ме­на Зо­си­мо­вой пу­сты­ни от­ца Гер­ма­на (Гом­зи­на) ска­зать свое на­став­ле­ние. «Будь во­и­ном Хри­сто­вым, — ска­зал отец Гер­ман, — чув­ствуй се­бя все­гда сто­я­щим в строю пе­ред ли­цом На­чаль­ни­ка тво­е­го, Спа­си­те­ля Бо­га. Не ви­дишь, а серд­цем чув­ствуй, зри Его близ се­бя. Весь будь в струн­ку, все­гда, неопу­сти­тель­но. Зна­ешь, сол­дат сто­ит в строю, на­чаль­ник ото­шел... Во­ин не ви­дит его, но чув­ству­ет его при­сут­ствие и сто­ит на­че­ку, так и ты не за­бы­вай, что Бог все­гда с го­бой!» 26 сен­тяб­ря 1908 го­да по­сле все­нощ­но­го бде­ния со­вер­шил­ся мо­на­ше­ский по­стриг Ни­ко­лая Ива­но­ви­ча. Он по­лу­чил имя Се­ра­фим в честь пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма Са­ров­ско­го. Небес­ным ми­ром си­я­ло его ли­цо, ко­гда по­сле по­стри­га под­хо­ди­ли к нему мо­на­хи, спра­ши­вая: «Что ти есть имя, бра­те?» В день Ка­зан­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри, 22 ок­тяб­ря 1908 го­да, в ака­де­ми­че­ском По­кров­ском хра­ме со­сто­я­лось по­свя­ще­ние мо­на­ха Се­ра­фи­ма в иеро­ди­а­ко­на. А 8 июля, на Ка­зан­скую сле­ду­ю­ще­го, 1909 го­да, со­вер­ши­лось по­свя­ще­ние во иеро­мо­на­ха. В этом же го­ду он окон­чил ду­хов­ную ака­де­мию со зва­ни­ем кан­ди­да­та-ма­ги­стран­та бо­го­сло­вия и вско­ре по­лу­чил на­зна­че­ние пре­по­да­вать историюЦеркви в Вифан­ской се­ми­на­рии. «Я мо­лил­ся за каж­до­го сво­е­го уче­ни­ка, — вспо­ми­нал по­том вла­ды­ка. — Вы­ни­мал за каж­до­го ча­сти­цу на про­ско­ми­дии, и это, ви­ди­мо, чув­ство­ва­ли они сво­и­ми ду­ша­ми». Жил он стро­го, мно­го мо­лил­ся и по­стил­ся: су­па 8 ло­жек, по чис­лу слов мо­лит­вы Иису­со­вой: «Гос­по­ди Иису­се Хри­сте, Сыне Бо­жий, по­ми­луй мя, греш­но­го». Ма­лень­кие пор­ции обе­да де­лил по­по­лам. 21 сен­тяб­ря 1912 го­да, от­ца Се­ра­фи­ма пе­ре­ве­ли в Мос­ков­скую ду­хов­ную се­ми­на­рию на долж­ность пре­по­да­ва­те­ля го­миле­ти­ки и со­еди­нен­ных с нею пред­ме­тов. 8 июня 1914 го­да ар­хи­манд­рит Ар­се­ний (Жа­да­нов­ский) был хи­ро­то­ни­сан во епи­ско­па Сер­пу­хов­ско­го, ви­ка­рия Мос­ков­ской епар­хии, с остав­ле­ни­ем в долж­но­сти на­мест­ни­ка ка­фед­раль­но­го Чу­до­ва мо­на­сты­ря, а 10 июня иеро­мо­нах Се­ра­фим был воз­ве­ден в сан ар­хи­манд­ри­та, на­зна­чен по­мощ­ни­ком на­мест­ни­ка мо­на­сты­ря и осво­бож­ден от долж­но­сти пре­по­да­ва­те­ля Мос­ков­ской се­ми­на­рии. С ав­гу­ста 1914 го­да по ав­густ 1915 го­да он ис­пол­нял обя­зан­но­сти сто­лич­но­го на­блю­да­те­ля цер­ков­но-при­ход­ских школ. В 1914 го­ду он был из­бран пред­се­да­те­лем об­ще­ства хо­ругве­нос­цев ка­фед­раль­но­го Чу­до­ва мо­на­сты­ря. Ис­пол­няя обя­зан­но­сти на­сто­я­те­ля мо­на­сты­ря, ар­хи­манд­рит Се­ра­фим был строг к се­бе и дру­гим в со­блю­де­нии уста­вов мо­на­ше­ско­го жи­тия. «Ми­ряне несут тя­го­ту на фаб­ри­ках, за­во­дах, в тру­дах, — го­во­рил он бра­тии, — по­это­му мо­на­хам долж­но со сми­ре­ни­ем яв­лять­ся на мо­лит­вен­ное бде­ние в уроч­ный час». Все во­про­сы управ­ле­ния мо­на­сты­рем отец Се­ра­фим со­гла­со­вы­вал с епи­ско­пом Ар­се­ни­ем: «Как вла­ды­ка, так и я». В Чу­до­вом мо­на­сты­ре пе­ре­жил отец Се­ра­фим об­стрел Крем­ля в 1917 го­ду. Мо­щи свя­ти­те­ля Алек­сия, глав­ную чу­дов­скую свя­ты­ню, с на­ча­ла об­стре­ла 27 ок­тяб­ря/9 но­яб­ря 1917 го­да пе­ре­нес­ли в де­ре­вян­ном гро­бе в пе­щер­ную цер­ковь, в под­зе­ме­лье, где 300 лет на­зад то­мил­ся в за­клю­че­нии свя­щен­но­му­че­ник Пат­ри­арх Ер­мо­ген. Здесь, под нескон­ча­е­мый гро­хот ору­дий, ден­но и нощ­но мо­ли­лись о Рос­сии ар­хи­манд­рит Се­ра­фим со всей бра­ти­ей и го­стя­ми Чу­до­ва мо­на­сты­ря, де­ле­га­та­ми По­мест­но­го Со­бо­ра — бу­ду­щим свя­щен­но­му­че­ни­ком мит­ро­по­ли­том Пет­ро­град­ским Ве­ни­а­ми­ном (Ка­зан­ским), ар­хи­епи­ско­пом Грод­нен­ским Ми­ха­и­лом (Ер­ма­ко­вым), ар­хи­епи­ско­пом Нов­го­род­ским Ар­се­ни­ем (Стад­ниц­ким), епи­ско­пом Бе­ло­сток­ским Вла­ди­ми­ром (Ти­хо­ниц­ким) и с зо­си­мов­ским стар­цем иерос­хи­мо­на­хом Алек­си­ем (Со­ло­вье­вым). Пред­ста­ви­те­ли но­вой вла­сти за­кры­ли Кремль, с вес­ны 1918 го­да на­ча­ли по­сту­пать рас­по­ря­же­ния о вы­се­ле­нии мо­на­хов. Ослож­ни­лась и внут­рен­няя жизнь бра­тии. 26 июля 1918 го­да, в день празд­но­ва­ния Со­бо­ра ар­хи­стра­ти­га Гав­ри­и­ла, епи­скоп Ар­се­ний и ар­хи­манд­рит Се­ра­фим на­все­гда по­ки­ну­ли Чу­дов мо­на­стырь. По­го­стив в Зо­си­мо­вой пу­сты­ни, вла­ды­ка Ар­се­ний и ар­хи­манд­рит Се­ра­фим пе­ре­еха­ли в ав­гу­сте 1918 го­да в Се­ра­фи­мо-Зна­мен­ский скит к схи­и­гу­ме­нии Фа­ма­ри (Мар­джа­но­вой), лю­бя­щей ду­хов­ной до­че­ри вла­ды­ки, без­бо­яз­нен­но при­ютив­шей его и са­мо­от­вер­жен­но ему слу­жив­шей. Ма­туш­ка окру­жи­ла из­гнан­ни­ков за­бо­той; имея в ле­су близ ски­та ма­лень­кий до­мик, устро­и­ла для них ки­но­вию. Здесь, в пол­ном уеди­не­нии, они мо­ли­лись и тру­ди­лись: ко­па­ли гряд­ки, ру­би­ли дро­ва. Отец Се­ра­фим чи­тал Свя­щен­ное Пи­са­ние по пра­ви­лу пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма: за неде­лю — че­ты­ре Еван­ге­лия, Де­я­ния апо­сто­лов и По­сла­ния. Еже­днев­но он со­слу­жил епи­ско­пу Ар­се­нию в ки­но­вий­ном хра­ме во имя свя­ти­те­ля Иоаса­фа. Еже­днев­ное со­вер­ше­ние Бо­же­ствен­ной ли­тур­гии на­все­гда срод­ни­ло их. Всю жизнь они счи­та­ли по­те­рян­ны­ми дни, в ко­то­рые не слу­жи­ли ли­тур­гию без ка­кой-ли­бо ос­но­ва­тель­ной при­чи­ны: тя­же­лая бо­лезнь, пу­те­ше­ствие или за­клю­че­ние. В кон­це ле­та 1919 го­да ар­хи­манд­рит Се­ра­фим был вы­зван Свя­тей­шим Пат­ри­ар­хом Ти­хо­ном в Моск­ву. По­мо­лив­шись, про­во­дил вла­ды­ка Ар­се­ний сво­е­го дру­га и бра­та, пат­ри­арх объ­явил, что име­ет в нем нуж­ду и же­ла­ет ви­деть в епи­скоп­ском сане. Ста­рец Алек­сий бла­го­сло­вил от­ца Се­ра­фи­ма на ар­хи­ерей­ское слу­же­ние. В епар­хи­аль­ном до­ме бы­ло со­вер­ше­но на­ре­че­ние ар­хи­манд­ри­та Се­ра­фи­ма во епи­ско­па Дмит­ров­ско­го. 3 ян­ва­ря 1920 го­да, в день свя­ти­те­ля Пет­ра, Мит­ро­по­ли­та Мос­ков­ско­го, в хра­ме Тро­иц­ко­го по­дво­рья Свя­тей­ший Пат­ри­арх Ти­хон со­вер­шил епи­скоп­скую хи­ро­то­нию Ар­хи­манд­ри­та Се­ра­фи­ма в со­слу­же­нии мит­ро­по­ли­та Вла­ди­мир­ско­го Сер­гия (Стра­го­род­ско­го), ар­хи­епи­ско­па Харь­ков­ско­го и Ах­тыр­ско­го На­фа­наи­ла (Тро­иц­ко­го), епи­ско­па Вят­ско­го Ни­канд­ра (Фе­но­ме­но­ва), епи­ско­па Аляс­кин­ско­го Филип­па (Ста­виц­ко­го). Вру­чая по­сох но­во­по­став­лен­но­му епи­ско­пу, Свя­тей­ший ска­зал: «Гос­подь при­звал те­бя быть епи­ско­пом и спо­до­бил се­го ве­ли­ко­го са­на в день празд­но­ва­ния пер­во­го свя­ти­те­ля Мос­ков­ско­го Пет­ра. Ска­за­но в тро­па­ре се­му свя­то­му, что он был утвер­жде­ни­ем гра­ду Москве. Же­лаю, чтобы ты был для гра­да Дмит­ро­ва тем же, чем был свя­ти­тель Петр для Моск­вы. Будь и ты утвер­жде­ни­ем гра­ду Дмит­ро­ву». Во вре­мя празд­нич­но­го обе­да мит­ро­по­лит Сер­гий (Стра­го­род­ский), взяв свою сто­ло­вую лож­ку, за­ме­тил: «Со­ве­тую, вла­ды­ка, за­па­стись лож­кой, при­дет­ся вам в тюрь­му ид­ти. Не за­бы­вай­те это­го пред­ме­та, он там бу­дет очень ну­жен». Пат­ри­арх Ти­хон, на­пут­ствуя епи­ско­па Се­ра­фи­ма на тру­ды ар­хи­ерей­ские, ска­зал: «Иди пу­тем апо­столь­ским... Где при­дет­ся пеш­ком — пеш­ком иди. Ни­где ни­чем ни­ко­гда не сму­щай­ся. Неудобств не бой­ся, все тер­пи. Как ты ду­ма­ешь, да­ром раз­ве ка­дят ар­хи­ерею три­жды-по-три­жды? Нет, неда­ром. За мно­гие тру­ды и по­дви­ги, за ис­по­вед­ни­че­ские его бо­лез­ни и хра­не­ние до кро­ви ве­ры пра­во­слав­ной». 25 ян­ва­ря 1920 го­да, в день свя­той му­че­ни­цы Та­ти­а­ны, вла­ды­ка Се­ра­фим при­был в Бо­гом дан­ный ему удел. Еще в 1915 го­ду, бу­дучи Чу­дов­ским ар­хи­манд­ри­том, он про­ез­жал Дмит­ров, ко­гда вме­сте с епи­ско­пом Ар­се­ни­ем воз­вра­щал­ся в Моск­ву из Пеш­нош­ско­го мо­на­сты­ря. Воз­ле со­бо­ра ло­ша­ди ста­ли и от­ка­зы­ва­лись дви­гать­ся с ме­ста. Вла­ды­ка и ар­хи­манд­рит по­шли в со­бор и при­ло­жи­лись к глав­ной свя­тыне го­ро­да — Жи­во­тво­ря­ще­му Кре­сту. Епи­скоп Ар­се­ний ска­зал то­гда, что со­бы­тие это, ви­ди­мо, не слу­чай­ное, есть в нем ука­за­ние на ка­кое-то Бо­жие из­во­ле­ние. И те­перь вла­ды­ка Се­ра­фим, в сане епи­ско­па при­быв в Дмит­ров, преж­де все­го со­вер­шил бла­годар­ствен­ный мо­ле­бен. Три го­да, про­ве­ден­ные им в Дмит­ро­ве, оста­лись для жи­те­лей го­ро­да неза­бы­ва­е­мы­ми. Пла­мен­ная мо­лит­ва, при­об­ще­ние от­пав­ших, взыс­ка­ние за­блуд­ших, уте­ше­ние стар­цев, вос­пи­та­ние под­рост­ков, непре­стан­ное по­уче­ние сло­вом Бо­жи­им — та­ким бы­ло его слу­же­ние. Епи­скоп Се­ра­фим, уже про­из­но­ся про­по­ведь пе­ред ис­по­ве­дью, при­во­дил к по­ка­я­нию нерас­ка­ян­ных греш­ни­ков, а на ис­по­ве­ди да­же те, кто ни­ко­му не мог от­крыть­ся, от­кры­ва­ли ду­шу епи­ско­пу, как сер­до­боль­но­му от­цу. Вла­ды­ка еже­днев­но со­вер­шал ли­тур­гию, ча­сто при за­кры­тых две­рях, в Ка­зан­ской церк­ви. С ним слу­жил иеро­ди­а­кон Ари­старх. Паст­ву свою епи­скоп Се­ра­фим окорм­лял усерд­но, знал каж­дый дом и, как отец, всем был до­сту­пен. У две­рей его до­ма оче­редь скор­бя­щих, при­те­ка­ю­щих за ре­ше­ни­ем, воз­рас­та­ла с каж­дым днем. Ча­сто, воз­вра­ща­ясь позд­но, он, тем не ме­нее, за­ез­жал к сво­им ча­дам. Дмит­ров­цы по­лю­би­ли тро­га­тель­ное и вдох­но­вен­ное слу­же­ние вла­ды­ки и ста­ра­лись не упу­стить воз­мож­ность с ним мо­лить­ся. По­сле окон­ча­ния служ­бы они с пе­ни­ем мо­литв про­во­жа­ли его до са­мо­го до­ма. Ве­че­ра­ми по­сле все­нощ­ной, в тем­но­те, стоя на вы­со­ком крыль­це, по­дол­гу рас­ста­вал­ся епи­скоп со сво­и­ми ча­да­ми, про­дол­жав­ши­ми пе­ние ака­фи­ста. В го­ды слу­же­ния в Дмит­ро­ве вла­ды­ка учре­дил брат­ство Жи­во­тво­ря­ще­го Кре­ста Гос­под­ня, имев­шее це­лью «в мо­лит­вен­ном еди­не­нии по­чер­пать ду­хов­ные си­лы к со­зи­да­нию сво­ей жиз­ни по за­ве­там Гос­по­да на­ше­го Иису­са Хри­ста — слу­жить Хри­сту и во Хри­сте и ра­ди Хри­ста ближ­не­му». Сы­нов­няя пре­дан­ность Свя­той Пра­во­слав­ной Церк­ви и по­слу­ша­ние всем ее уза­ко­не­ни­ям утвер­жда­лись уста­вом как пря­мой долг брат­чи­ков. Осо­бен­но долж­ны ста­рать­ся брат­чи­ки про­во­дить в жизнь са­мую глав­ную еван­гель­скую за­по­ведь: «Лю­би­те друг дру­га». Ар­хи­пас­тыр­ское слу­же­ние епи­ско­па Се­ра­фи­ма бы­ло утвер­жде­ни­ем и пре­тво­ре­ни­ем в жизнь го­ря­чей люб­ви ко Хри­сту, Хри­сто­вой люб­ви к ближ­не­му и вер­но­сти Пра­во­слав­ной Церк­ви. Паст­ву свою вос­пи­ты­вал он в ду­хе бла­го­го­вей­но­го от­но­ше­ния ко всем цер­ков­ным уста­вам, а от свя­щен­но­слу­жи­те­лей тре­бо­вал их неопу­сти­тель­но­го со­блю­де­ния. Как и в Чу­до­ве мо­на­сты­ре, стро­гим к ис­пол­не­нию обе­тов и уста­вов, неустан­ным, лю­бя­щим и за­бот­ли­вым на­став­ни­ком стал епи­скоп Се­ра­фим для мо­на­ше­ству­ю­щих сво­ей епар­хии. Объ­ез­жая при­хо­ды, вве­рен­ные его управ­ле­нию, он непре­мен­но на­ве­щал мо­на­сты­ри, по­се­щая их во все пре­столь­ные празд­ни­ки. В его ви­ка­ри­ат­стве на­хо­ди­лись та­кие из­вест­ные оби­те­ли, как древ­ний Ни­ко­ло-Пеш­нош­ский и Спа­со-Влахерн­ский мо­на­сты­ри. Во Влахерн­ском мо­на­сты­ре вла­ды­ка уста­но­вил празд­ник в честь об­ра­за «Бе­лень­ко­го Спа­си­те­ля». Осо­бен­но це­нил чин­ность, бла­го­об­ра­зие и строй­ность бо­го­слу­же­ния, от­ли­чав­шие оби­тель, по­чи­тал под­ви­зав­шу­ю­ся в нем ста­ри­цу-схи­мо­на­хи­ню Се­ра­фи­му (Ко­чет­ко­ву). В Ни­ко­ло-Пеш­нош­ском мо­на­сты­ре, «Вто­рой лав­ре», по сло­ву мит­ро­по­ли­та Пла­то­на (Лев­ши­на), епи­скоп Се­ра­фим по бла­го­сло­ве­нию Свя­тей­ше­го, Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на воз­вел на­сто­я­те­ля от­ца Ксе­но­фон­та в сан ар­хи­манд­ри­та, а в на­ча­ле 1921 го­да по­стриг его в схи­му с име­нем Онуф­рий. Од­на­жды, ко­гда епи­скоп Се­ра­фим при­е­хал к сво­е­му стар­цу Алек­сию, ста­рец бла­го­сло­вил его про­зрач­ным тем­но-крас­ным, как кровь, кре­стом и про­чи­тал тро­парь свя­щен­но­му­че­ни­че­ский: «И нра­вом при­част­ник, и пре­сто­лом на­мест­ник Апо­сто­лом быв, де­я­ние об­рел еси Бо­го­дух­но­венне, в ви­де­ния вос­ход; се­го ра­ди сло­во ис­ти­ны ис­прав­ляя и ве­ры ра­ди по­стра­дал еси да­же до кро­ве». В один из при­ез­дов в Зо­си­мо­ву пу­стынь, 17 июля: 1922 го­да, на­ка­нуне празд­ни­ка пре­по­доб­но­го Сер­гия, ис­по­ве­дав­шись у от­ца Алек­сия и по­бе­се­до­вав с ним, вла­ды­ка вы­шел из ке­лии. Здесь при­сту­пи­ли к нему стар­шие из бра­тии с по­кло­ном и прось­бою: «Вла­ды­ка свя­тый, отец на­сто­я­тель наш, ста­рец схи­и­гу­мен Гер­ман, ослаб, управ­лять по­чти не мо­жет, про­сим за­ме­нить его. Же­ла­ем от­ца Фе­о­до­ри­та на­сто­я­те­лем. Хо­ро­ший хо­зя­ин, рас­тит ово­щи на сель­ско­хо­зяй­ствен­ную вы­став­ку». — «За­бы­ли, — от­ве­тил ар­хи­пас­тырь, — что отец Гер­ман при­шел в дре­му­чий лес, воз­двиг оби­тель, в ко­то­рой вы жи­ве­те. Все со­зда­но его тру­да­ми и за­бо­та­ми: со­бор, ко­ло­коль­ня, вся оби­тель. Он ве­ли­кий за вас мо­лит­вен­ник, его мо­лит­ва­ми все жи­ве­те здесь. Но ска­жу вам: как толь­ко охла­де­ет ру­ка схи­и­гу­ме­на Гер­ма­на и не бу­дет пе­ре­би­рать с мо­лит­вою чет­ки, все вы рас­сы­пе­тесь, и ни­ко­го здесь не оста­нет­ся. Гос­по­ду ва­ша ка­пу­ста не нуж­на». На празд­нич­ной все­нощ­ной все жда­ли, что вла­ды­ка Се­ра­фим вый­дет на ве­ли­ча­ние, но по­сле это­го раз­го­во­ра с бра­ти­ей он сел в эки­паж и уехал в Дмит­ров. Все­го через пол­го­да, 1 фев­ра­ля 1923 го­да, скон­чал­ся схи­и­гу­мен Гер­ман. От­пе­вал его епи­скоп Вар­фо­ло­мей (Ре­мов). По­сле от­пе­ва­ния ду­хов­ные ча­да стар­ца уви­де­ли у Свя­тых во­рот две трой­ки. Бра­тия бес­по­кой­но бе­га­ла... — Что слу­чи­лось? — спро­си­ли бо­го­моль­цы. — При­е­ха­ли, гро­зят пу­стынь за­крыть... По­ско­рее бы за­рыть мо­ги­лу от­ца Гер­ма­на. 1922 год. Го­не­ния в свя­зи с изъ­я­ти­ем цер­ков­ных цен­но­стей... На Пас­ху епи­ско­па Се­ра­фи­ма вы­зва­ли в Дмит­ров­ский ис­пол­ком. На­род со­брал­ся, тре­бо­вал его воз­вра­ще­ния: «От­дай­те нам на­ше­го вла­ды­ку!» Вла­сти раз­ре­ши­ли ему вый­ти на бал­кон, од­на­ко и по­сле это­го на­род не успо­ка­и­вал­ся, кри­чал. То­гда вла­ды­ку от­пу­сти­ли. На­род с тор­же­ствен­ным пе­ни­ем: «Хри­стос вос­кре­се!» вер­нул­ся в со­бор со сво­им пас­ты­рем. Но вско­ре при­шла по­вест­ка: епи­ско­па вы­зы­ва­ли в Моск­ву. В день Зна­ме­ния Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­цы, 10 де­каб­ря 1922 го­да, вла­ды­ка Се­ра­фим в по­след­ний раз слу­жил в Дмит­ро­ве тор­же­ствен­ное бо­го­слу­же­ние. 12 де­каб­ря, при­быв в Моск­ву, на­пра­вил­ся на Лу­бян­ку, где был аре­сто­ван. По­сле окон­ча­ния до­про­сов его пе­ре­ве­ли в Бу­тыр­скую тюрь­му. Обиль­ным по­то­ком по­тек­ли пе­ре­да­чи. Вла­ды­ка Се­ра­фим де­лил­ся всем, что по­лу­чал. Уте­шал со­уз­ни­ков сло­ва­ми со­стра­да­ния мо­лит­вой, лю­бо­вью. Со­вер­шал здесь Бо­же­ствен­ную ли­тур­гию, ис­по­ве­до­вал тех, кто ни­ко­гда не был на ис­по­ве­ди, при­ча­щал, обод­рял, уте­шал от­ча­яв­ших­ся и без­на­деж­ных. Устро­е­ние его серд­ца в это вре­мя хо­ро­шо ха­рак­те­ри­зу­ют стро­ки из пись­ма 1923 го­да, по­слан­но­го из Бу­тыр­ской тюрь­мы ду­хов­ным ча­дам: «Мир вам и ра­дость от Ис­точ­ни­ка ра­до­сти Хри­ста Гос­по­да, все до­ро­гие, род­ные де­ти мои, непре­стан­но в тем­нич­ной мо­лит­ве мо­ей по­ми­на­е­мые: бла­го­сло­ви вас Гос­подь, сла­ва Бо­гу за все — и за тюрь­му, сла­ва Ему, что не обо­шел Он ме­ня Сво­ею ми­ло­стию... Бла­го­да­рю вас всех за ва­шу лю­бовь ко мне. Ми­лость Бо­жия и по­кров Ца­ри­цы Небес­ной да бу­дет над все­ми ва­ми. Ваш бо­го­мо­лец Е. Се­ра­фим.

Кто со сле­за­ми свой хлеб не едал, кто ни­ко­гда от пе­лен до мо­ги­лы но­чью, на ло­же сво­ем не ры­дал, тот вас не зна­ет, небес­ные си­лы. Это по­ют у нас».

Те­ло вла­ды­ки, изъ­еден­ное вша­ми, по­кры­лось стру­пья­ми, и врач не мог при­ло­жить труб­ку, при­хо­ди­лось под­кла­ды­вать бу­ма­гу. На­ча­лись сер­деч­ные при­сту­пы. Вла­ды­ку пе­ре­ве­ли в «око­ло­ток», где был по­лу­боль­нич­ный ре­жим, боль­ше воз­ду­ха, про­гул­ки и — ду­хо­вен­ство хра­ма Хри­ста Спа­си­те­ля, но при­е­хав­ший про­ку­рор, за­ме­тив у кро­ва­ти епи­ско­па Се­ра­фи­ма об­ра­зы Ско­ро­по­слуш­ни­цы, пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма и дру­гих свя­тых, при­леп­лен­ные хле­бом к стене, при­ка­зал пе­ре­ве­сти вла­ды­ку в об­щую ка­ме­ру. В Бу­тыр­ках сло­жил епи­скоп Се­ра­фим ака­фист Страж­ду­ще­му Хри­сту Спа­си­те­лю: «В несе­нии кре­ста спа­си­тель­но­го, дес­ни­цею Тво­ею мне нис­по­слан­но­го, укре­пи ме­ня, вко­нец из­не­мо­га­ю­ще­го». 30 мар­та 1923 го­да, в день Алек­сия че­ло­ве­ка Бо­жия, епи­ско­пу Се­ра­фи­му вы­нес­ли при­го­вор: два го­да ссыл­ки в Зы­рян­ском крае. Ду­хов­ные ча­да про­си­ли у вла­стей раз­ре­ше­ния вла­ды­ке ехать без кон­воя, но по­лу­чи­ли от­каз. В ап­ре­ле епи­ско­па Се­ра­фи­ма пе­ре­ве­ли из Бу­тыр­ской в Та­ган­скую тюрь­му. В пол­ночь под празд­ник ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри «Неча­ян­ная Ра­дость», 14 мая 1923 го­да, по­езд увез вла­ды­ку в ссыл­ку эта­пом в Усть-Сы­сольск. Про­ща­ясь с ду­хов­ны­ми детьми, вла­ды­ка пи­сал: «Сла­ва Бо­гу за все. Празд­ную, свет­ло тор­же­ствую чет­вер­тый ме­сяц ду­ше­спа­си­тель­но­го за­клю­че­ния мо­е­го. Бла­го­да­рю Гос­по­да, бла­го­да­рю и вас во Хри­сте Иису­се, род­ные мои, лю­би­мые и прис­но­по­ми­на­е­мые де­ти и дет­ки мои, за все ва­ши участ­ли­вые за­бо­ты о мне, греш­ном. Гос­подь да воз­даст вам сто­ри­цею в сем ве­ке и наи­па­че в бу­ду­щем». Епи­скоп Ар­се­ний и схи­и­гу­ме­ния Зна­мен­ско­го ски­та ма­туш­ка Фа­марь бла­го­сло­ви­ли по­слуш­ни­цу Ан­ну Пат­ри­ке­е­ву сле­до­вать за ссыль­ным епи­ско­пом и быть во всем ему по­мощ­ни­цей. По­слуш­ни­цу Клав­дию Ляш­ке­вич на­сто­я­тель­ни­ца Дмит­ров­ско­го Бо­ри­со­глеб­ско­го мо­на­сты­ря игу­ме­ния Сер­гия бла­го­сло­ви­ла быть вто­рой по­мощ­ни­цей Прео­свя­щен­но­го Се­ра­фи­ма. В Вят­ке бы­ла пе­ре­сад­ка, за­тем око­ло двух недель жда­ли от­прав­ки. Епи­скоп так об­но­сил­ся, что да­же за­клю­чен­ные сме­я­лись: «Вла­ды­ка, ваш под­ряс­ник во­роне на гнез­до не го­дит­ся». А в Бу­тыр­ках у него бы­ло все: и бе­лье, и три под­ряс­ни­ка, но он их раз­дал. При­бы­ли в Кот­лас. Аре­стан­тов рас­кон­во­и­ро­ва­ли. Бы­ла Тро­иц­кая суб­бо­та, и ду­хо­вен­ство ре­ши­ло пой­ти в цер­ковь. Три епи­ско­па — Се­ра­фим (Звез­дин­ский), Афа­на­сий (Са­ха­ров) и Ни­ко­лай. (Яру­ше­вич) — во­шли в храм, но ока­за­лось, что храм об­нов­лен­че­ский. Ссыль­ные ар­хи­ереи вы­шли. Да­лее — путь па­ро­хо­дом по Вы­че­где. На тре­тий день при­бы­ли ссыль­ные к бе­ре­гам Усть-Сы­соль­ска. Первую ли­тур­гию в ссыл­ке вла­ды­ка слу­жил в день свя­ти­те­ля Алек­сия, мит­ро­по­ли­та Мос­ков­ско­го (чу­дов­ский празд­ник, 2 июня). Просфор не бы­ло, для ли­тур­гии взя­ли чи­стую пост­ную ба­ран­ку. Но уже 7 июня епи­ско­па Се­ра­фи­ма, чу­дов­ско­го игу­ме­на Фила­ре­та (Вол­ча­на) и Дмит­ров­ско­го бла­го­чин­но­го от­ца Ива­на Му­ра­вье­ва сроч­но от­пра­ви­ли па­ро­хо­дом в Ви­зин­гу, ку­да при­бы­ли утром на тре­тий день. Дол­го ис­ка­ли при­ста­ни­ща, так как при­нять в свой дом ни­кто не хо­тел. Го­во­ри­ли: «Опас­но: лю­ди пре­ступ­ные, близ­ко за­кро­ма с хле­бом. За­по­ры у нас пло­хие, не мо­жем»... В Ви­зин­ге до­ма так и не на­шли и по­се­ли­лись в се­ле Сред­ний Ко­льель. На пер­вый ме­сяц де­нег и про­дук­тов хва­ти­ло, даль­ше при­шлось ме­нять, что бы­ло. Но к это­му вре­ме­ни дмит­ров­цы узна­ли адрес вла­ды­ки и сна­ря­ди­ли по­слан­ни­цу Та­ню. В июле она при­е­ха­ла, при­вез­ла по­дар­ки и пись­ма, а епи­скоп Се­ра­фим пи­сал в от­вет­ном пись­ме: «1923 г. Июля 19 дня, ба­тюш­ки прп. Се­ра­фи­ма. Мир вам и бла­го­сло­ве­ние, до­ро­гие мои, вер­ные во Хри­сте воз­люб­лен­ные дмит­ров­цы. Спа­си вас Гос­по­ди за го­стин­цы, ко­то­рые при­вез­ла мне Та­ня. Цве­ти­те для Цар­ствия Бо­жия, за­вянь­те со­всем для ада. Будь­те Бо­жии, а не вра­жьи. Друг дру­га лю­би­те, друг дру­га про­щай­те, не уко­ряй­те, не су­ди­те, гни­лых слов не го­во­ри­те. В ми­ре со стра­хом Бо­жи­им жи­ви­те, смерт­ный страш­ный час вос­по­ми­най­те и суд Хри­стов нели­це­при­ят­ный ни­ко­гда не за­бы­вай­те, храм Бо­жий усерд­но по­се­щай­те, в гре­хах кай­тесь. Св. Хри­сто­вых Та­ин при­ча­щай­тесь. Ми­лость Бо­жия и по­кров Ца­ри­цы Небес­ной да бу­дет со все­ми ва­ми от­ныне и до ве­ка. Аминь. Е. С.» От­бы­вая ссыл­ку в Зы­рян­ском крае, вла­ды­ка Се­ра­фим не остав­лял сво­е­го ар­хи­пас­тыр­ско­го по­пе­че­ния о дмит­ров­цах в ме­ру тех пол­но­мо­чий, ко­то­рые в то вре­мя предо­став­ля­лись Мос­ков­ско­му ви­ка­рию. Со­об­ще­ние осу­ществ­ля­лось через пись­ма. «Мо­люсь за вас, — пи­сал он дмит­ров­цам, — с воп­лем креп­ким и сле­за­ми, чтобы Гос­подь огра­дил Цер­ковь от втор­же­ния лже­учи­те­лей... Мо­ли­тесь за ар­хи­пас­ты­ря ва­ше­го, пе­ред Жи­во­тво­ря­щим Кре­стом мо­лив­ше­го­ся». В ссыл­ке Бо­же­ствен­ную ли­тур­гию вла­ды­ка со­вер­шал еже­днев­но; весь круг бо­го­слу­жеб­ный вы­чи­ты­вал неопу­сти­тель­но. Днем он уеди­нял­ся на мо­лит­ву в ближ­ний лес. Здесь у него бы­ли пу­стынь­ка и круг­лый хол­мик-ка­фед­ра. В празд­ни­ки — со­бор­ное бо­го­слу­же­ние: епи­скоп, че­ты­ре со­слу­жа­щих про­то­и­е­рея, игу­мен и свя­щен­ник. Вла­ды­ка обыч­но за все­нощ­ной чи­тал ка­нон. Сде­ла­ли ко­вер с ор­лом, мит­ру, па­на­гию с ка­муш­ка­ми, ди­ки­рий и три­ки­рий де­ре­вян­ные, ра­бо­ты зы­рян. Они при­хо­ди­ли в уми­ле­ние: «О, Гос­по­ди, о, Гос­по­ди», — го­во­ри­ли по-рус­ски и при­кла­ды­ва­ли ру­ки к гру­ди. В пас­халь­ную ночь мо­ли­лись вме­сте, для тор­же­ствен­но­сти сын хо­зя­ев стре­лял в 12 ча­сов. Да­же со­се­ди при­хо­ди­ли, но вла­сти ско­ро за­пре­ти­ли по­се­щать бо­го­слу­же­ние ссыль­ных. Ке­лия вла­ды­ки ста­ла цер­ко­вью во имя ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри Ско­ро­по­слуш­ни­цы, у него был ан­ти­минс и об­ра­зо­чек на бу­ма­ге, ви­сев­ший в из­го­ло­вье его нар во вре­мя за­клю­че­ния в Бу­тыр­ках. Од­на­жды, по­се­щая боль­но­го ре­бен­ка в Ви­зин­ге, по­слуш­ни­ца Ан­на за­ра­зи­лась диф­те­ри­том. Врач зы­рян­ской боль­ни­цы ска­зал: «Я сей­час без ло­ша­ди. Зав­тра при­еду и за­бе­ру ее в боль­ни­цу. За­боле­ва­ние ин­фек­ци­он­ное, до­ма оста­вить не мо­гу». Вла­ды­ка, ви­дя вы­со­кую тем­пе­ра­ту­ру и скорбь Ан­ны, бес­по­ко­ил­ся: «Зав­тра по­рань­ше, до при­ез­да вра­ча, по­со­бо­рую те­бя и при­ча­щу». По­со­бо­ро­вал по­слуш­ни­цу и при­ча­стил. Через несколь­ко ча­сов при­е­хал врач, из­ме­рил тем­пе­ра­ту­ру — нор­маль­ная. Осмот­рел ды­ха­тель­ные пу­ти: «Те­перь неза­чем брать, до­ма бу­дет по­прав­лять­ся». Вско­ре она со­всем вы­здо­ро­ве­ла. Вес­ной 1925 го­да окон­чил­ся срок ссыл­ки. В день Бла­го­ве­ще­ния Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­цы при­шла бу­ма­га об осво­бож­де­нии, и в это же утро при­шла те­ле­грам­ма о кон­чине Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на. Ве­сен­ние раз­ли­вы за­дер­жа­ли отъ­езд до 9 мая, ко­гда в день про­све­ти­те­ля зы­рян свя­ти­те­ля Сте­фа­на Перм­ско­го тро­ну­лись на­ко­нец в путь из ссыл­ки. К ве­че­ру неожи­дан­но на­гна­ла трой­ка ло­ша­дей с со­труд­ни­ка­ми НКВД, ко­то­рые, оста­но­вив воз­чи­ков, дол­го убеж­да­ли по-зы­рян­ски бро­сить епи­ско­па с по­слуш­ни­ца­ми в ле­су, до­ста­ли бу­рак с вод­кой и ста­ли их уго­щать. «Мы чест­ные, — воз­ра­зи­ли зы­ряне, — мно­го все­го во­зим и по­чту столь­ко лет. Бро­сить их на съе­де­ние вол­кам и мед­ве­дям мы не со­глас­ны». В Усть-Сы­соль­ске пе­ре­се­ли на па­ро­ход «Карл Маркс» (ста­рое на­зва­ние «Ско­белев»), и по пу­ти бы­ла еще од­на про­во­ка­ция, ко­то­рая неиз­вест­но чем мог­ла бы кон­чить­ся. Неиз­вест­ный во­ен­ный си­лой за­вел вла­ды­ку в свою ка­ю­ту, со­вер­шен­но пья­ный, по­ло­жив ря­дом ре­воль­вер, не вы­пус­кал его... В Москве по­се­ли­лись в Да­ни­лов­ском мо­на­сты­ре. У вла­ды­ки на­ча­лись при­сту­пы ка­мен­ной бо­лез­ни пе­че­ни. Несмот­ря на бо­ли, необ­хо­ди­мо бы­ло сроч­но явить­ся в дмит­ров­ское НКВД. Утрен­ним по­ез­дом при­бы­ли в Дмит­ров, но на­чаль­ство объ­яви­ло: «Ошиб­ка! Немед­лен­но на Лу­бян­ку! Сроч­но уез­жай­те в Моск­ву!» На Лу­бян­ке: «При­ди­те зав­тра», «По­сле­зав­тра», «Через пять дней», — в те­че­ние двух ме­ся­цев! «Зна­чит, мож­но не хо­дить», — ре­шил вла­ды­ка. Ано­син­ская игу­ме­ния Али­пия, ко­то­рую епи­скоп Се­ра­фим знал, еще бу­дучи ар­хи­манд­ри­том, пред­ло­жи­ла по­жить в их оби­те­ли. Ма­туш­ка бы­ла за­бот­ли­ва, при­вет­ли­ва, и са­ма ис­ка­ла се­бе и сест­рам сво­им ду­хов­ной под­держ­ки. Под празд­ник Тих­вин­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри, ве­че­ром 8 июля 1925 го­да, при­бы­ли в бо­ри­со­глеб­скую Ано­си-ну пу­стынь. У Свя­тых во­рот встре­ти­ли сест­ры. В пу­сты­ни вла­ды­ка еже­днев­но со­вер­шал Бо­же­ствен­ную ли­тур­гию в хра­ме Ве­ли­ко­му­че­ни­цы Ана­ста­сии. Вско­ре воз­об­но­ви­лись при­сту­пы ка­мен­но-пе­че­ноч­ной бо­лез­ни, слу­чав­ши­е­ся по два ра­за в ме­сяц. Ино­гда бо­ли, до­во­див­шие его до по­те­ри со­зна­ния, про­дол­жа­лись в те­че­ние де­вя­ти ча­сов. По­сле кон­чи­ны Свя­тей­ше­го Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на по его за­ве­ща­нию ме­сто­блю­сти­тель­ство пат­ри­ар­ше­го пре­сто­ла при­нял ныне про­слав­лен­ный мит­ро­по­лит Кру­тиц­кий Петр (По­лян­ский) и по­же­лал сде­лать епи­ско­па Се­ра­фи­ма бли­жай­шим сво­им по­мощ­ни­ком. В сен­тяб­ре 1925 го­да вла­ды­ка пе­ре­ехал в Моск­ву и по­се­лил­ся воз­ле Яуз­ско­го мо­ста, где еже­днев­но при­ни­мал ду­хо­вен­ство. 6 де­каб­ря мит­ро­по­лит Петр оста­вил за­ве­ща­тель­ное рас­по­ря­же­ние, в ко­то­ром епи­скоп Се­ра­фим был на­зна­чен пред­се­да­те­лем Со­ве­та Прео­свя­щен­ных Мос­ков­ских ви­ка­ри­ев для вре­мен­но­го управ­ле­ния Мос­ков­ской епар­хи­ей. 9 де­каб­ря 1925 го­да мит­ро­по­ли­та Пет­ра аре­сто­ва­ли. Кан­це­ля­рия бы­ла за­кры­та, де­ла опе­ча­та­ны, но уже 10 де­каб­ря 1925 го­да вре­мен­но управ­ля­ю­щим Мос­ков­ской и Ко­ло­мен­ской епар­хи­ей За­ме­сти­тель Пат­ри­ар­ше­го Ме­сто­блю­сти­те­ля мит­ро­по­лит Сер­гий (Стра­го­род­ский) на­зна­чил епи­ско­па Пет­ра (Зве­ре­ва). Вла­ды­ка вновь воз­вра­тил­ся в Ано­си­ну пу­стынь, в ко­то­рой зи­мой пре­кра­ти­лись бо­го­слу­же­ния, цер­ковь не отап­ли­ва­лась. Вла­ды­ка Се­ра­фим пе­ре­ехал на ху­тор близ Ку­бин­ки. Пу­стынь­ка в дре­му­чем ве­ко­вом ле­су, без­до­ро­жье: сест­ры в се­ло и цер­ковь до­би­ра­лись на лы­жах. Здесь и непро­хо­ди­мые овра­ги, и вол­чьи сле­ды у са­мых до­мов. Вол­ков зи­мой встре­ча­ли ча­сто. Три пу­стын­ни­цы жи­ли в зад­ней ча­сти до­ма, воз­ле ко­ро­вы с те­лен­ком, вла­ды­ка — в пе­ред­ней; там же, за тон­кой пе­ре­го­род­кой — храм с по­лот­ня­ным, пре­крас­но рас­пи­сан­ным ико­но­ста­сом, освя­щен­ный в честь пре­по­доб­но­го Сав­вы Сто­ро­жев­ско­го. Как все­гда, служ­ба еже­днев­ная: ли­тур­гия, ве­чер­ня, утре­ня. В де­каб­ре епи­скоп Се­ра­фим при­ез­жал в Моск­ву на Влахерн­ское по­дво­рье, что на Ма­лой Дмит­ров­ке, чтобы встре­тить­ся с епи­ско­пом Гав­ри­и­лом (Крас­нов­ским) и мос­ков­ским ду­хо­вен­ством. Об­суж­да­ли те­ку­щие цер­ков­ные де­ла. На Рож­де­ство Хри­сто­во утре­ню от­пе­ли, как в вер­те­пе: в из­бе те­ле­но­чек, со­ло­ма, точ­но Гос­подь здесь ро­дил­ся... Кре­щен­ским утром в пол­ном об­ла­че­нии епи­скоп Се­ра­фим хо­дил на ре­ку освя­щать в про­ру­би во­ду. Зи­мой у вла­ды­ки сно­ва воз­об­но­ви­лись бо­ли в пе­че­ни и поч­ках. Утром 25 фев­ра­ля, в день свя­ти­те­ля Алек­сия, на­чал­ся силь­ней­ший при­ступ. Ду­ма­ли, что он уми­ра­ет, дол­го был без па­мя­ти, за­тем ста­ло лег­че. Сест­ры вы­шли и через по­лу­от­кры­тую дверь слу­ша­ли его ды­ха­ние. Вдруг вла­ды­ка гром­ко по­звал: «Кто сей­час про­шел по мо­ей ком­на­те в ал­тарь ма­лень­кой церк­ви за пе­ре­го­род­кой?» — «Ни­кто не вхо­дил». — «Это свя­ти­тель Хри­стов Алек­сий по­се­тил ме­ня, сни­ми­те грел­ку, вста­ну». Одел­ся — и за пе­ре­го­род­ку в до­маш­нюю цер­ковь в честь Сав­вы Сто­ро­жев­ско­го. К об­ще­му удив­ле­нию, на пре­сто­ле в ал­та­ре го­ре­ла лам­па­да. Вла­ды­ка на­дел ма­лый омо­фор и на­чал слу­жить, мо­ле­бен свя­ти­те­лю Алек­сию. При по­след­нем воз­гла­се лам­па­да вдруг са­ма угас­ла, в ней не бы­ло ни кап­ли мас­ла. К Па­схе 1926 го­да вла­ды­ка вер­нул­ся в Ано­си­ну пу­стынь. В мо­на­стырь при­ез­жа­ли и дмит­ров­цы: ду­хо­вен­ство и ду­хов­ные ча­да. Отец Па­вел из Влахерн­ско­го мо­на­сты­ря при­вез об­раз «Бе­лень­ко­го Спа­си­те­ля». При­ез­жа­ли и сест­ры этой оби­те­ли. Они жи­ли в тре­во­ге. «Вла­ды­ка, — го­во­ри­ли сест­ры, — со дня на день на­до ждать, что нас всех вы­се­лят». — «Нет, — от­ве­чал он, — по­ка ма­туш­ка схи­мо­на­хи­ня Се­ра­фи­ма сре­ди вас и мо­лит­ся, мо­на­стырь не за­кро­ют». Эти сло­ва вла­ды­ки сбы­лись: мо­на­стырь не был за­крыт, по­ка во втор­ник, 13 июня 1928 го­да, схи­мо­на­хи­ня Се­ра­фи­ма не скон­ча­лась. По­сле от­пе­ва­ния в мо­на­сты­ре вспых­нул по­жар. В тот же час за­пе­ча­та­ли со­бор и объ­яви­ли сест­рам, что мо­на­стырь стал го­судар­ствен­ной соб­ствен­но­стью. Те­ло по­чив­шей ма­туш­ки Се­ра­фи­мы не поз­во­ли­ли по­хо­ро­нить на мо­на­стыр­ском клад­би­ще — со дня ее кон­чи­ны уже ни­что не при­над­ле­жа­ло оби­те­ли. На сле­ду­ю­щий день по­сле дня свя­тых апо­сто­лов Пет­ра и Пав­ла вла­ды­ку вы­зва­ли на Лу­бян­ку. В пол­день он вер­нул­ся на Влахерн­ское по­дво­рье и ска­зал: «Тре­бу­ют вы­ез­да из Моск­вы. Пред­ло­жи­ли Нов­го­род, я по­про­сил Ди­ве­ев. По­лу­чил на­зна­че­ние вы­ехать на шесть ме­ся­цев в Ди­ве­ев или Са­ров. Ска­за­ли: "Бу­дем ор­га­ни­зо­вы­вать Си­нод, а вы по­ме­ша­е­те"». При­е­ха­ли в Ди­ве­е­во в ка­нун дня пре­по­доб­но­го Сер­гия, 17 июля 1926 го­да. В те­че­ние дол­го­го вре­ме­ни ди­ве­ев­ская игу­ме­ния Алек­сандра не раз­ре­ша­ла ссыль­но­му вла­ды­ке слу­жить в хра­ме. По­сле его упор­ных просьб на­ко­нец со­гла­си­лась — очи­сти­ли под­валь­ный храм во имя ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри «Уто­ли моя пе­ча­ли» под Тих­вин­ской цер­ко­вью. Здесь епи­скоп Се­ра­фим стал слу­жить ран­нюю ли­тур­гию. Обыч­но он ста­рал­ся успеть все за­кон­чить преж­де, чем нач­нет­ся служ­ба на­вер­ху, и на­чи­нал ли­тур­гию в че­ты­ре ча­са утра. По­сле ли­тур­гии шел на Ка­нав­ку, об­хо­дя ее по за­ве­ту пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма, чи­тая пол­то­рас­та «Бо­го­ро­ди­це Де­во, ра­дуй­ся». За­хо­дил в ке­лей­ку пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма, пе­ре­ве­зен­ную в Ди­ве­е­во из ближ­ней пу­стынь­ки в Са­ров­ском ле­су. По­том мо­лил­ся у ал­та­ря Пре­об­ра­жен­ской церк­ви. 1 ав­гу­ста 1926 го­да, в день про­слав­ле­ния пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма, епи­скоп Се­ра­фим вме­сте с епи­ско­пом Зи­но­ви­ем ез­дил на тор­же­ство в Са­ров. На­ро­ду бы­ло мно­же­ство. При вы­но­се мо­щей зло­умыш­лен­ни­ки пы­та­лись опро­ки­нуть гроб пре­по­доб­но­го, но Гос­подь не до­пу­стил. В день Успе­ния Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­цы, на пре­столь­ный празд­ник, вла­ды­ка вновь, уже один, мо­лил­ся в Са­ро­ве. Это бы­ло по­след­нее тор­же­ство в Са­ро­ве и по­след­нее ар­хи­ерей­ское слу­же­ние епи­ско­па Се­ра­фи­ма. Ко­гда он вер­нул­ся в Ди­ве­е­во, при­е­хал пред­ста­ви­тель ни­же­го­род­ско­го НКВД и объ­явил: в Ди­ве­е­ве слу­же­ние раз­ре­ша­ет­ся, в Са­ров въезд за­пре­щен. Толь­ко од­ну зи­му про­сто­ял еще Са­ров. Эту зи­му епи­скоп Се­ра­фим жил в ком­на­тах Еле­ны Ива­нов­ны Мо­то­ви­ло­вой, в кор­пу­се за Ка­нав­кой. 14 фев­ра­ля 1927 го­да, по­сле все­нощ­ной под Сре­те­ние, ко­то­рую со­вер­ша­ли до­ма в ке­лии, он вдруг бро­сил­ся к ок­ну, к од­но­му, к дру­го­му, с мо­лит­вен­ны­ми вос­кли­ца­ни­я­ми: «Пре­свя­тая Де­ва Бо­го­ро­ди­ца идет по Ка­нав­ке. Не мо­гу зреть пре­чуд­ной Ее кра­со­ты и неиз­ре­чен­ной ми­ло­сти!» Бы­ва­ло, вла­ды­ка де­лил­ся сво­и­ми скор­бя­ми с бла­жен­ной Ма­ри­ей Ива­нов­ной. Се­то­вал, что брат Ми­ха­ил все со­би­ра­ет­ся при­нять свя­щен­ство, но это ему не уда­ет­ся. «Так дьяч­ком и по­мрет», — за­ме­ти­ла бла­жен­ная. Бес­по­ко­и­ло вла­ды­ку и то, что нет у них с ма­те­рью игу­ме­ни­ей Алек­сан­дрой над­ле­жа­ще­го ду­хов­но­го об­ще­ния. «На од­ной ло­ша­ди из Ди­ве­е­ва вы­ве­зут», — от­ве­ти­ла бла­жен­ная Ма­рия Ива­нов­на. В Ди­ве­е­ве стал вла­ды­ка сви­де­те­лем то­го, как из Са­ро­ва 30 мар­та 1927 го­да мо­щи пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма увез­ли в Тем­ни­ков и да­лее... Ка­му­шек, на ко­то­ром ты­ся­чу дней и но­чей мо­лил­ся пре­по­доб­ный Се­ра­фим, и гроб Чу­до­твор­ца де­ли­ли на ча­сти. Осе­нью 1927 го­да при­е­ха­ли вдруг пред­ста­ви­те­ли вла­сти, объ­яви­ли о за­кры­тии Ди­ве­ев­ской оби­те­ли. При­шли к Вла­ды­ке. «Ку­да хо­ти­те вы­ехать?» — спра­ши­ва­ли. «На ме­сто сво­е­го слу­же­ния — в Дмит­ров. И боль­ше ни­ку­да». Незва­ные го­сти за­ча­сти­ли. Свя­ты­ню при­шлось убрать, по­де­ли­ли ча­стич­ки от ке­лий, от лыч­ка, от ве­щей пре­по-доб­но­го. Мать игу­ме­ния да­ла епи­ско­пу часть мо­щей от гла­вы пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма. 21 сен­тяб­ря, Рож­де­ство Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­цы, пре­столь­ный празд­ник оби­те­ли, про­шел бла­го­по­луч­но. Но в ночь под 22-е раз­ра­зи­лась бу­ря. В эту ночь во­ору­жен­ный кон­вой, во­рвав­шись в ке­льи, от­пра­вил в ар­за­мас­скую тюрь­му епи­ско­пов Се­ра­фи­ма и Зи­но­вия, ма­туш­ку игу­ме­нию Алек­сан­дру, всех стар­ших се­стер и ду­хо­вен­ство. Вла­ды­ка вы­ехал из Ди­ве­е­во в од­ном с игу­ме­ни­ей та­ран­та­се, за ку­че­ра — вла­ды­ка Зи­но­вий и ми­ли­ци­о­нер. По­слуш­ниц аре­сто­ва­ли и за­клю­чи­ли в тюрь­му, до­пра­ши­ва­ли, угро­жа­ли, но неожи­дан­но из Моск­вы при­шел при­каз об их осво­бож­де­нии. 26 сен­тяб­ря, ве­че­ром под Воз­дви­же­ние, ко­гда во всех хра­мах вы­но­си­ли Жи­во­тво­ря­щий Крест Хри­стов для по­кло­не­ния, всех ди­ве­ев­ских за­клю­чен­ных эта­пом от­пра­ви­ли в Ниж­ний Нов­го­род. Вско­ре из ни­же­го­род­ской тюрь­мы до­шли из­ве­стия, что у вла­ды­ки Се­ра­фи­ма опять на­ча­лись при­сту­пы ка­мен­ной бо­лез­ни. Ан­ну вы­зва­ли: «Хло­по­чи­те об осво­бож­де­нии боль­но­го. Се­го­дня всю ночь тре­бо­ва­ли в ка­ме­ру вра­ча. Он уми­ра­ет от при­сту­пов серд­ца и кам­ней в поч­ках». В управ­ле­нии НКВД дол­го мы­та­ри­ли, на­стой­чи­во пред­ла­га­ли до­но­сить... На­ко­нец: «Зав­тра к де­ся­ти ча­сам осво­бо­дим. При­хо­ди­те». На сле­ду­ю­щий день, 8 ок­тяб­ря, епи­ско­па Се­ра­фи­ма, дей­стви­тель­но, осво­бо­ди­ли, а так­же вла­ды­ку Зи­но­вия и ма­туш­ку игу­ме­нию, но 17 ок­тяб­ря 1927 го­да епи­ско­пов Се­ра­фи­ма и Зи­но­вия неожи­дан­но вы­зва­ли в Моск­ву. В Москве ис­ка­ли при­ста­ни­ща, и вла­ды­ка ска­зал: «Лег­че упо­ко­ить­ся на­ве­ки, чем так ски­тать­ся». На дру­гой день от­пра­ви­лись в глав­ное управ­ле­ние НКВД. Их при­гла­сил Туч­ков, при­нял веж­ли­во. Пред­ло­жил: — Ко­го бу­дем вам по­сы­лать для по­свя­ще­ния — по­свя­щай­те. Вот вы, епи­скоп Зи­но­вий, и вы, епи­скоп Се­ра­фим, по­ез­жай­те, управ­ляй­те епар­хи­я­ми. По­бы­вай­те у Мит­ро­по­ли­та Сер­гия, при­хо­ди­те, до­го­во­рим­ся и по­еде­те. — Я мо­раль­но не мо­гу, — от­ве­чал вла­ды­ка Зи­но­вий. — Я мо­нах, при по­свя­ще­нии во епи­ско­па да­вал обет управ­лять по ка­но­ни­че­ским пра­ви­лам, — ска­зал епи­скоп Се­ра­фим. — То­гда в 24 ча­са вы­ез­жай­те из Моск­вы по­даль­ше. — Я — в Му­ром, — ре­шил епи­скоп Зи­но­вий. — А я — в Ме­лен­ки, — ска­зал вла­ды­ка Се­ра­фим. — Ну что же, ез­жай­те, толь­ко жи­ви­те ти­хо, — предо­сте­рег Туч­ков. Епи­скоп Се­ра­фим по­дал Мит­ро­по­ли­ту Сер­гию про­ше­ние об уволь­не­нии за штат. Та­кое же про­ше­ние по­дал и епи­скоп Зи­но­вий. В го­род Ме­лен­ки Вла­ди­мир­ской гу­бер­нии пе­ре­бра­лись к кон­цу ок­тяб­ря. Дмит­ров­цы, узнав но­вое ме­сто­пре­бы­ва­ние епи­ско­па, по­спе­ши­ли к нему. При­ез­жа­ло ду­хо­вен­ство, дмит­ров­ское и мос­ков­ское, мо­на­ше­ству­ю­щие и ми­ряне. Из­воз­чи­ки, вы­ез­жая за ар­хи­ерей­ски­ми го­стя­ми, са­ми ука­зы­ва­ли его ме­сто жи­тель­ства. Шли пеш­ком стран­ни­ки, бо­го­моль­цы к вла­ды­ке Се­ра­фи­му, и «ник­то­же тощ и неуте­шен от него оты­де». Вла­ды­ке го­во­ри­ли, что на­чаль­ству не нра­вят­ся ча­стые по­се­ти­те­ли, как бы не за­бра­ли. «Пусть по­ез­дят, все рав­но ведь за­бе­рут», — от­ве­чал вла­ды­ка. На пер­вой неде­ле по­ста он про­сил ни­ко­го не при­ез­жать. Уеди­нял­ся в ке­лии, с до­маш­ни­ми до пят­ни­цы не го­во­рил, ни­че­го не вку­шал, да­же Свя­тые Тай­ны не за­пи­вал теп­ло­той. Но­чью еже­днев­но в два ча­са слу­жил по­лу­нощ­ни­цу. Ино­гда слу­ча­лось так: сре­ди но­чи, ко­гда он чи­тал пра­ви­ло, дверь ке­лии от­во­ря­лась от вет­ра. По­слуш­ни­цы под­хо­ди­ли, по­ла­гая, что он от­во­рил дверь сам, при­гла­шая вой­ти. За­гля­нув в нее, ви­де­ли вла­ды­ку, в мо­лит­ве ле­жа­щим ниц на по­лу, по­верг­ше­го­ся пе­ред ико­на­ми, кре­сто­об­раз­но рас­ки­нув ру­ки. Раз­ме­рен­но тек­ла жизнь в Ме­лен­ках око­ло пя­ти лет. Все пять лет вла­ды­ка за во­ро­та не вы­хо­дил. 1931 год... Вла­сти ис­ка­ли, через ко­го мож­но бы­ло бы со­би­рать о епи­ско­пе све­де­ния; при­нуж­да­ли до­но­сить дочь хо­зяй­ки, Ма­рию Лав­рен­тьев­ну, то уго­во­ра­ми, то угро­зой тюрь­мы. По все­му чув­ство­ва­лось: бли­зок арест. В де­каб­ре 1931 го­да на­гря­ну­ли с обыс­ком и по­тре­бо­ва­ли яв­ки епи­ско­па в НКВД. Вла­ды­ка за­бо­лел, по­шла вме­сто него Ан­на, ко­то­рую до­про­си­ли и от­пу­сти­ли. Но дочь хо­зяй­ки, Ма­рию Лав­рен­тьев­ну, в пол­ночь увез­ли в Ива­но­во, и вер­ну­лась она лишь через два ме­ся­ца. В раз­го­во­рах на­ме­ка­ла, что всех ждет тюрь­ма. Ду­хов­ные ча­да пред­ла­га­ли вла­ды­ке пе­ре­ехать ку­да-ни­будь, чтобы обез­опа­сить се­бя и Ма­рию Лав­рен­тьев­ну, но его вновь вы­зва­ли в НКВД и взя­ли под­пис­ку о невы­ез­де. На­сту­пи­ла Ла­за­ре­ва суб­бо­та. По­сле все­нощ­ной, во вре­мя ужи­на, раз­дал­ся стук и во­шли трое. Во вре­мя при­дир­чи­во­го обыс­ка взя­ли пас­пор­та, а ран­ним утром 11 ап­ре­ля, в Верб­ное вос­кре­се­нье 1932 го­да, по­слуш­ниц по­ве­ли в НКВД. Блед­ный от бо­лез­ни вла­ды­ка про­сил сле­до­ва­те­ля, ко­гда уво­ди­ли ино­кинь: «Не оби­жай­те их, и вас Гос­подь по­ми­лу­ет. Не за­будь­те мо­ей о них к вам прось­бы, а я вас не за­бу­ду». Из рас­кры­то­го ок­на бла­го­слов­лял он аре­сто­ван­ных де­ву­шек ар­хи­ерей­ским бла­го­сло­ве­ни­ем. «Не на­дей­тесь на сво­е­го Бо­га, — го­во­ри­ли тю­рем­щи­ки. — Он вас не осво­бо­дит, из на­ших рук ни­кто не осво­бо­дит вас». Но... из Моск­вы при­шло рас­по­ря­же­ние об осво­бож­де­нии. По­сле аре­ста по­слуш­ниц епи­скоп Се­ра­фим остав­лен был до­ма под до­маш­ним аре­стом. В тюрь­му его взя­ли 23 ап­ре­ля во вре­мя при­сту­па желч­ной ко­ли­ки, и тю­рем­ный врач на­пи­сал за­клю­че­ние: «24 ап­ре­ля 1932 го­да осмот­рен­ный мною Звез­дин­ский Се­ра­фим Ива­но­вич, 60 лет, стра­да­ет кам­ня­ми пе­че­ни, вос­па­ле­ни­ем желч­но­го пу­зы­ря, нев­ра­сте­ни­ей, в на­сто­я­щее вре­мя от­ме­ча­ет­ся про­цесс обост­рив­ший­ся. Сле­до­вать на ло­ша­ди мо­жет. Же­ла­тель­но два-три дня дать по­кой на ме­сте, чтобы стих­ли обост­рив­ши­е­ся бо­ли». По­коя, ко­неч­но, не да­ли, и 25 ап­ре­ля вла­ды­ку от­кон­во­и­ро­ва­ли в Моск­ву на Лу­бян­ку, где по­ме­сти­ли во внут­рен­нем изо­ля­то­ре. Там уже на­хо­дил­ся епи­скоп Ар­се­ний (Жа­да­нов­ский), ко­то­ро­го вско­ре от­пу­сти­ли, а епи­скоп Се­ра­фим остал­ся в за­клю­че­нии. Од­новре­мен­но аре­сто­ва­ли мно­гих его ду­хов­ных чад. В июне с Лу­бян­ки пе­ре­ве­ли в Бу­тыр­скую тюрь­му, и 7 июля 1932 го­да был вы­не­сен при­го­вор: три го­да ссыл­ки в Ка­зах­стан. Вла­ды­ке раз­ре­ши­ли сви­да­ние с бра­том. — Ты по­едешь не по эта­пу, с то­бой по­едет Нюра, — уте­шил он. — Про­щай, брат Ми­ша, — от­ве­тил вла­ды­ка. — Как буд­то на­дол­го на­дол­го, на­все­гда, — за­ме­тил Ми­ха­ил Ива­но­вич по­сле сви­да­ния. Дей­стви­тель­но, на зем­ле они боль­ше не уви­да­ли друг дру­га... Из­ба­вить­ся от эта­па по­мог­ла Ека­те­ри­на Пав­лов­на Пеш­ко­ва, пред­се­да­тель Крас­но­го Кре­ста. При аре­сте вла­ды­ка взял с со­бою об­раз пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма, через ко­то­рый он был ис­це­лен в юно­сти. В тюрь­ме все ото­бра­ли, и об­раз не вер­нул­ся. В Ал­ма-Ату при­е­ха­ли 1 ав­гу­ста и по­се­ли­лись на тер­рас­ке в чу­лан­чи­ке. Раз­ре­жен­ность воз­ду­ха дей­ство­ва­ла на серд­це, вы­зы­вая тя­же­лые при­сту­пы. Чуть ли не каж­дые два дня бе­га­ли за вра­чом; ка­за­лось, вла­ды­ка уми­ра­ет... На тер­ра­се осе­нью ста­ло хо­лод­но: по­шли на­ры­вы, рев­ма­тизм ко­ле­ней, зуб­ная боль, ма­ля­рия... Отец хо­зяй­ки со­би­рал ми­ло­сты­ню. Вер­нув­шись до­мой, до­ста­вал луч­шие кус­ки и пря­нич­ки из ме­шоч­ка, де­лил­ся с вла­ды­кой. Епи­скоп брал и бла­го­да­рил: «Спа­си­бо, де­душ­ка». — «Бо­гу Свя­то­му спа­си­бо, а не мне». Ко­гда же вла­ды­ка да­вал ему мос­ков­ский го­стин­чик, де­душ­ка го­во­рил: «Ах, Бо­же мой! Са­ми ста­рич­ки, са­мим нуж­но», — но все же брал, ин­те­ре­со­вал­ся ри­со­вой ка­шей, рань­ше ее ни­ко­гда не про­бо­вал. Од­на­жды епи­ско­па Се­ра­фи­ма по­се­тил Ал­ма-Атин­ский епи­скоп Гер­ман (Вейн­берг). Вла­ды­ка при­нял его ра­душ­но, а епи­скоп Гер­ман при­гла­шал к се­бе. Вско­ре уда­лось пе­ре­ехать в са­рай. Не ве­ри­лось: теп­ло, чи­сто, уют­но и на­ряд­но, но через неде­лю при­е­хал сын хо­зяй­ки, во­ен­ный, и стал гнать ссыль­ных. На­ча­ли ис­кать но­вое при­ста­ни­ще, но 10 но­яб­ря 1932 го­да вла­ды­ку вы­зва­ли в НКВД и при­ка­за­ли от­пра­вить­ся в го­род Гу­рьев. Опять до­ро­га. Хо­лод­но, сы­ро и гряз­но, все трое за­бо­ле­ли грип­пом, через Сыз­рань, со­всем боль­ные и раз­би­тые, по­ез­дом до­бра­лись до Пен­зы. На­шли ком­на­ту, но вла­ды­ка но­чью не ло­жил­ся: мо­лил­ся и при­ча­стил­ся. В Пен­зе се­ли но­чью на по­езд до Са­ра­то­ва. В Са­ра­то­ве пер­вый раз за неде­лю ели го­ря­чее и от­пра­ви­лись до Ураль­ска. От­ту­да пред­сто­я­ло ехать еще 500 ки­ло­мет­ров ав­то­ма­ши­ной по труд­ной до­ро­ге, и вла­ды­ка про­сил в НКВД: «Оставь­те ме­ня в Ураль­ске, за­чем от­прав­лять в Гу­рьев? Очень труд­ное со­об­ще­ние». Но ни­че­го из­ме­нить не смог­ли. Ав­то­ма­ши­на на Гу­рьев при­шла через пять дней. Но­чью гру­зо­вик оста­но­вил­ся в де­ревне, и со­про­вож­дав­шие чи­нов­ни­ки в из­бе се­ли у сто­ла. Хо­зяй­ка по­зва­ла вла­ды­ку в свою ком­на­ту, упа­ла в но­ги: «Ба­тюш­ка, ты как ан­гел, как аг­нец незло­би­вый сре­ди зве­рей. По­смот­рю на те­бя, а у те­бя лик ан­гель­ский, и жал­ко мне те­бя. По­мо­лись обо мне, бла­го­сло­ви дом мой». К ве­че­ру сле­ду­ю­ще­го дня до­бра­лись до Гу­рье­ва и с тру­дом устро­и­лись. В со­чель­ник 1933 го­да в пер­вый раз вла­ды­ка со­вер­шил ли­тур­гию. Зи­ма про­шла в ску­до­сти и ни­ще­те. Ан­на ри­со­ва­ла и вы­ши­ва­ла, кор­ми­лись, про­да­вая ее из­де­лия, но на «Жи­во­нос­ный Ис­точ­ник» вдруг по­се­ти­ла ссыль­ных ми­лость Бо­жия — те­ле­га по­сы­лок с кру­пой и су­ха­ря­ми. 17 июля 1933 го­да, во вре­мя со­вер­ше­ния ли­тур­гии, явил­ся пред­ста­ви­тель НКВД — немец, точ­ный и хо­лод­ный, и при­ка­зал немед­лен­но со­би­рать­ся. У вла­ды­ки на­чал­ся сер­деч­ный при­ступ и бо­ли в пе­че­ни. Умо­ля­ли оста­вить стра­даль­ца до­ма до от­хо­да па­ро­хо­да, но все бы­ло бес­по­лез­но: за­бра­ли в тюрь­му, по­ме­сти­ли в ка­ме­ру без окон, в 45-гра­дус­ную жа­ру. Но и в бо­лез­нях сво­их вла­ды­ка всем серд­цем со­стра­дал окру­жа­ю­щим. Так, во вре­мя пу­те­ше­ствия на па­ро­хо­де у вла­ды­ки на ру­ках умер ти­фоз­ный мат­рос. Толь­ко на ше­стой день, прой­дя от Гу­рье­ва 300 ки­ло­мет­ров, со­всем оста­но­ви­лись. Кон­во­ир раз­до­был ло­шадь, епи­ско­па по­са­дил, Ан­на шла пеш­ком за ло­ша­дью 14 ки­ло­мет­ров до ка­кой-то де­рев­ни, даль­ше — на ма­шине в Лби­щи. По­сле двух но­чей под кон­во­ем при­е­хал гру­зо­вик — по­вез­ли в Уральск на жи­тель­ство. «Как на жи­тель­ство? И там оста­вят?» — не ве­ри­ли из­гнан­ни­ки. «Да, вас пе­ре­во­дят из Гу­рье­ва в Уральск». 1 ав­гу­ста, в день па­мя­ти пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма, на­ча­лась в Ураль­ске но­вая жизнь в ма­лень­кой хат­ке по ули­це Ста­ли­на, дом 151. Здесь устро­и­ли ке­лию-цер­ковь, сно­ва ста­ли по­сто­ян­но слу­жить, но вско­ре по­сле при­ез­да в Уральск вла­ды­ка за­бо­лел ма­ля­ри­ей. Страш­ные при­сту­пы по­вто­ря­лись еже­днев­но, хи­на не по­мо­га­ла. Он те­рял со­зна­ние и при­хо­дил в се­бя через несколь­ко ча­сов. Врач каж­дый раз пре­ду­пре­ждал о воз­мож­но­сти смер­тель­но­го ис­хо­да в бли­жай­шую ночь. Ис­це­ле­ние при­шло неожи­дан­но в день па­мя­ти свя­то­го Иоан­на То­боль­ско­го. С 23 июня, по­сле двух ме­ся­цев бо­лез­ни, при­сту­пы пре­кра­ти­лись. По со­ве­ту вра­ча по­да­ли про­ше­ние пе­ре­ме­нить ме­сто ссыл­ки, но от­ве­та не по­сле­до­ва­ло. На­сту­пи­ла зи­ма. Ра­мы в до­ме бы­ли оди­нар­ные, на ок­нах — лед, кру­гом снег и тем­но­та. Ли­стья от де­ре­вьев и хво­рост из го­судар­ствен­но­го са­да за­па­са­ли на дро­ва, а вер­блю­жий на­воз — для са­мо­ва­ра. Го­лод­но, це­ны вы­со­кие, средств нет, не бы­ло ни хле­ба, ни кар­то­фе­ля. Со­би­ра­ли в по­лях зе­ле­ный ка­пуст­ный лист и ру­би­ли в ма­лень­кую ка­доч­ку. В дни по­лу­че­ния по­сы­лок был празд­ник, чув­ство­ва­ли по­мощь Бо­жию и лю­бовь ду­хов­ных чад. В Кре­щен­ский со­чель­ник, ко­гда епи­скоп Се­ра­фим го­то­вил­ся к во­до­свя­тию, раз­дал­ся рез­кий стук в дверь. От­во­рив­ше­му че­ло­век в фор­ме ска­зал: «Вам по­вест­ка — в 24 ча­са от­прав­ля­ют в Омск». По­сле ма­ля­рии вла­ды­ка чув­ство­вал по­сто­ян­ное недо­мо­га­ние, на ули­цу не вы­хо­дил, но на прось­бы от­ло­жить отъ­езд по­сле­до­вал от­вет: «Мы ор­га­ни­за­ция во­ен­ная. За­дер­жи­тесь — от­пра­вим во­ен­ным по­ряд­ком». 23 ян­ва­ря 1935 го­да, в 35 гра­ду­сов мо­ро­за, вы­еха­ли из Ураль­ска, но, к сча­стью, через Моск­ву. По­сле трех­лет­не­го от­сут­ствия в Москве на Па­ве­лец­ком вок­за­ле встре­ти­ли ду­хов­ные ча­да. Утром вла­ды­ка при­ча­стил при­шед­ших, и по­сле мо­лит­вы все со­бра­лись во­круг вла­ды­ки, а он по­учал с теп­лой, оте­че­ской лю­бо­вью свою мос­ков­скую паст­ву в по­след­ний раз. 28-го ве­че­ром про­во­жа­ли в Омск с Яро­слав­ско­го вок­за­ла, при­нес­ли на до­ро­гу де­нег и го­стин­цев, чем очень под­дер­жа­ли. 30 ян­ва­ря при­быв­ших в Омск встре­ти­ли мо­роз и тем­но­та. Все но­ме­ра в го­ро­де ока­за­лись за­ня­ты. В од­ной церк­ви от­ве­ти­ли: «Вы ста­ро­цер­ков­ни­ки, мы — об­нов­лен­цы, со­дей­ство­вать не мо­жем». В дру­гой — то же са­мое, но Бог по­слал пра­во­слав­ную при­вет­ли­вую ста­руш­ку, ко­то­рая пред­ло­жи­ла ком­на­ту, уве­шан­ную ико­на­ми. По­сле пя­ти дней пре­бы­ва­ния в Ом­ске НКВД при­ка­за­ло немед­лен­но вы­ехать в Ишим. При­бы­ли ту­да 3 фев­ра­ля 1935 го­да но­чью. До ап­ре­ля, ко­гда окан­чи­вал­ся срок ссыл­ки, оста­ва­лось три ме­ся­ца. Здесь на­шел­ся ста­ри­чок Алек­сандр Пав­ло­вич, ко­то­рый при­гла­сил вла­ды­ку на жи­тель­ство в дом с па­ли­сад­ни­ком и квар­ти­рой на вто­ром эта­же. «Гор­ни­цею устлан­ною, яко крас­ная па­ла­та», по­ка­за­лась ком­на­та ссыль­ным. Преж­де все­го устро­и­ли до­маш­нюю цер­ковь, и жизнь по­шла обыч­ным по­ряд­ком: мо­лит­ва утром, Бо­же­ствен­ная ли­тур­гия, чай, от­дых, чте­ние Свя­щен­но­го Пи­са­ния, чай, ве­чер­няя служ­ба, неболь­шой ужин, ве­чер­ние мо­лит­вы — и за­тво­рял­ся вла­ды­ка, со­еди­няя с от­ды­хом мо­лит­ву и чте­ние да­же и но­чью. Про­шла Пас­ха, на­сту­пи­ло ле­то 1935 го­да. Срок ссыл­ки за­кон­чил­ся, но осво­бож­де­ния вла­ды­ка не по­лу­чил. Толь­ко осе­нью при­шли бу­ма­ги. На пред­ло­же­ние вы­брать ме­сто жи­тель­ства (ми­нус шесть го­ро­дов) епи­скоп Се­ра­фим от­ве­тил, что ре­шил остать­ся в Иши­ме, где ему да­ли пас­порт на жи­тель­ство. Мест­ное ду­хо­вен­ство, хо­тя и не встре­ча­лось с вла­ды­кой, но ува­жа­ло его. Про­то­и­е­рей Кон­стан­тин на празд­ник при­сы­лал бла­го­сло­вен­ный хлеб. До­би­рать­ся из Моск­вы до Иши­ма мож­но бы­ло без пе­ре­са­док; неблиз­ко, но до­ступ­но всем. Ду­хов­ные ча­да при­ез­жа­ли каж­дый ме­сяц, при­во­зи­ли ис­по­ве­ди от всех и во­про­сы — вла­ды­ка всем от­ве­чал. Во вре­мя ча­стых бо­лез­ней и сер­деч­ных при­сту­пов вла­ды­ка го­во­рил: «Уми­раю, про­щай­те, мои до­ро­гие. Кто-то ме­ня от­пе­вать бу­дет?» 1 июля 1936 го­да при­шло со­об­ще­ние о смер­ти бра­та Ми­ха­и­ла. «Я остал­ся один из се­мьи, моя оче­редь», — ска­зал вла­ды­ка и да­же от­слу­жил по се­бе от­пе­ва­ние. В кон­це 1936 го­да епи­скоп Се­ра­фим хо­тел при­нять ве­ли­кую схи­му, но по­стриг устро­ить бы­ло труд­но. В Иши­ме Ан­на за­бо­ле­ла тро­пи­че­ской ма­ля­ри­ей. Три дня бы­ла без со­зна­ния, тем­пе­ра­ту­ра — вы­ше со­ро­ка. Врач ска­зал, что та­кая фор­ма ма­ля­рии смер­тель­на, но ко­гда вла­ды­ка при­ча­стил Свя­тых Хри­сто­вых Тайн, тем­пе­ра­ту­ра ста­ла нор­маль­ной, и боль­ше не по­вы­ша­лась. Толь­ко то­гда ей ска­за­ли, что ее счи­та­ли без­на­деж­ною. С Рож­де­ства 1937 го­да в Москве на­ча­лись мас­со­вые аре­сты ду­хо­вен­ства... 14 ап­ре­ля 1937 го­да аре­сто­ва­ли ар­хи­епи­ско­па Ар­се­ния (Жа­да­нов­ско­го). Всю зи­му вла­ды­ка Се­ра­фим каж­дое вос­кре­се­нье, про­из­но­ся от­пуст, до­бав­лял: «Вос­кре­сый из мерт­вых Хри­стос, ис­тин­ный Бог наш... по­ми­лу­ет и спа­сет нас. Слы­шишь: не толь­ко по­ми­лу­ет, но и спа­сет, непре­мен­но по­ми­лу­ет, непре­мен­но спа­сет». Еще осе­нью хо­зя­и­на вы­зва­ли в НКВД и обя­за­ли немед­лен­но со­об­щить, ес­ли он за­ме­тит, у вла­ды­ки ка­кие-ли­бо при­го­тов­ле­ния к отъ­ез­ду. По­след­нее вре­мя ка­кие-то ли­ца сле­ди­ли за каж­дым ша­гом ссыль­ных. 23 июня, в день па­мя­ти свя­ти­те­ля Иоан­на То­боль­ско­го, по­кро­ви­те­ля Си­би­ри, вла­ды­ка по­сле служ­бы и чая вы­шел в са­дик; воз­вра­ща­ясь, про­пел до­ма «Веч­ную па­мять». По­сле все­нощ­ной бес­по­ко­ил­ся о де­тях хо­зя­и­на, чтобы го­лод­ные не лег­ли спать, — хо­зя­ин был пьян. Окон­чив ве­чер­ние мо­лит­вы, вла­ды­ка ушел к се­бе. В это вре­мя через па­ли­сад­ник в дом во­шли ра­бот­ни­ки ГПУ. На­чал­ся обыск, про­ве­ри­ли все и увез­ли вла­ды­ку в 5 ча­сов утра 24 июня 1937 го­да. С ишим­ской тюрь­мы на­чал­ся по­след­ний этап зем­ной жиз­ни вла­ды­ки Се­ра­фи­ма. В ночь с 23 на 24 июня 1937 го­да в Иши­ме аре­сто­ва­ли 75 че­ло­век, имев­ших или ра­нее но­сив­ших ду­хов­ный сан. Вла­ды­ка был еле жив, вновь на­ча­лись сер­деч­ные при­сту­пы, до­ба­ви­лось ки­шеч­ное за­боле­ва­ние, тем­пе­ра­ту­ра 40. В от­вет на пе­ре­да­чи пи­сал дро­жа­щей ру­кой, про­ся по­мо­щи, но тю­рем­ные стра­жи го­во­ри­ли, что тем­пе­ра­ту­ра не из­бав­ля­ет от эта­па. 23 ав­гу­ста 1937 го­да «трой­ка» при Управ­ле­нии НКВД по Ом­ской об­ла­сти при­го­во­ри­ла епи­ско­па Се­ра­фи­ма (Звез­дин­ско­го) к рас­стре­лу, мо­ти­ви­руя свой при­го­вор тем, что он «не пре­кра­тил сво­ей контр­ре­во­лю­ци­он­ной де­я­тель­но­сти» и в Иши­ме сре­ди ве­ру­ю­щих «слыл за свя­то­го че­ло­ве­ка». 26 ав­гу­ста 1937 го­да при­го­вор был при­ве­ден в ис­пол­не­ние.

Жи­тие по жур­на­лу:

Мос­ков­ские епар­хи­аль­ные ве­до­мо­сти. 2000. №12. С. 28-38.