Монашество и журналистика

Летом 2022 года фонд «Милосердие» организовал в Свято-Даниловом мужском монастыре Переславля-Залесского школу молодых журналистов «Православная социальная журналистика. Молодой взгляд» – цикл обучающих мероприятий с участием ведущих российских профессионалов масс-медиа. Записи их выступлений были опубликованы официальным видеоканалом портала о благотворительности и социальной деятельности МИЛОСЕРДИЕ. В рамках школы настоятель обители преподобного Даниила Переславского игумен Пантелеимон (Королёв) прочел лекцию «Монашество и журналистика», с изложением которой, а также ответами отца Пантелеимона на вопросы слушателей, мы хотим познакомить наших читателей.

Монашеская письменность рождается из тишины кельи

Тема лекции может многих удивить: казалось бы – где монашество и где журналистика… Однако попробуем на эту тему поразмышлять. Собственно, монастыри всегда были очагами письменности, и на жизнь монастырскую можно посмотреть с этой с точки зрения. Для древних текстов ведь тоже был важен вопрос «публикации», и зачастую тексты делались публичными через публичное чтение. Примеры этого мы видим даже в Священном Писании. Апостол Павел пишет Колоссянам: Когда это послание прочитано будет у вас, то распорядитесь, чтобы оно было прочитано и в Лаодикийской церкви; а то, которое из Лаодикии, прочитайте и вы (Кол. 4:16). В современной терминологии было бы: сделайте репост в своих локальных соцсетях.

Эта важная тема про совместное чтение и слушание текстов ярко проявляется и в жизни монашеской. Еще до того, как монастыри сформировались как общины, монахи жили на окраинах сел или вовсе уходили в пустыню. И одними из основных дел для них были молитва и чтение – чтение со вниманием. Впоследствии, когда сформировались общежительные монастыри, – определились места, где читали тексты разных жанров и назначения: в келье, в храме, на трапезе. Зачастую списки текстов пересекались и что-то, что начинали читать в храме на праздничной службе, могли дочитывать на трапезе. Монахи читали и у себя в кельях; например, у преподобного Феодора Студита мы находим такое предписание: по сигналу колокольчика или била братия, которые брали книги в библиотеке, должны были сдать их обратно в библиотеку, с тем, чтобы прийти в следующий раз. То есть никакие книги у себя не удерживать, а прийти снова и быть довольными книгой, какую им выдадут – не обязательно ту же самую. Это говорит о том, что важным делом для монашествующих было именно чтение, интеллектуальный труд.

Книги, как я уже сказал, были разных жанров и назначения. Тексты Священного Писания имели, конечно, нравственно-назидательный характер. Для назидания и догматического научения были также предназначены многочисленные пространные Слова, посвященные праздникам. Мы это знаем, потому что в некоторых монастырях сохранились свои уставы – что и когда читать. Что-то конечно, сохранено и в большой книге под названием Типикон, который мы чтим, но не очень ему следуем. Из всех предписаний, касающихся назидательных чтений, в реальности в течение всего церковного года в обычном приходском храме выполняются обычно два: читаются Слово святителя Иоанна Златоуста на Пасху и Житие Марии Египетской на пятой седмице Великого поста. Остальные назидательные чтения, которые в Типиконе на самом деле есть на каждый день, на каждый праздник, как-то потихоньку из приходской практики выпали и существуют где-то лишь изредка. Однако сведения о них сохранились.

В монашеском сообществе «публикация» этих Слов была регулярной, монахи слышали их так же часто, как и богослужебные тексты, и постепенно запоминали. Говорят, что радует узнавание. Например, есть пространнейшее Слово Григория Богослова на Пасху, в котором святитель излагает и исторические аспекты, и очень глубоко затрагивает именно догматическое учение. Когда первый раз встречаешься с этим сложным догматическим текстом, его довольно мучительно воспринимать. Святитель Григорий после вступления, длящегося минут 15-20, говорит: «Теперь давайте перейдем к теме, потому что я не хочу быть слишком пространным, чтобы не наскучить, однако не хочется быть и слишком кратким, чтобы не огорчить желающих насытиться догматическими истинами…» – и продолжает это Слово еще минут 30. Понятно, что крайне трудно удерживать все это во внимании и потому зачастую такие тексты публиковали фрагментами. На службе были определенные моменты, когда братия спокойно садились и слушали тексты. Когда старший видел, что кое-кто уже начинает засыпать, он мог дать знак прерваться и продолжить позже…

Другой тип письменности, предназначенный для вдохновения и отчасти для удивления, – это жития святых мучеников, в которых мы встречаем повествования о поразительных чудесах. Нынче – прежде всего, в монастырях, в семинариях, но и в некоторых приходских храмах – есть практика чтения житий святых за трапезой. При этом, особенно в семинарии, всегда возникал вопрос: зачем нам за трапезой читают мученические жития со всеми детальными анатомическими подробностями, как кого мучили? Нужно сказать, что эти жития были предназначены, в первую очередь, все-таки для чтения в храме, и их задача была именно удивлять, увлекать ярким повествованием.

Существуют и иные тексты, которые традиционно входят в круг монашеской литературы, типичный для чтения на трапезе, – это «инструкции». Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин в своем большом произведении «Собеседования египетских отцов» говорит: наша цель не вызвать удивление; наша цель – дать вам советы. Показать, каким образом вы можете достигнуть тех добродетелей, которые стяжали отцы пустынники. То есть, определенный пласт литературы действительно является именно «инструктажем», который показывает, как нужно достигать добродетели. Сюда относятся Душеполезные поучения аввы Дорофея и Лествица преподобного Иоанна. Притом у Лествицы есть и еще один очень важный аспект: Лествица отчасти похожа на трактат об устройстве вселенной человеческой души. Преподобный Иоанн показывает, как взаимосвязаны страсти, как они цепляются друг за друга, чтобы ты знал: если окажешься невнимательным к одному, то совершенно логично за этим последует и другое. В том числе, он приводит важные примеры падений, когда рассказывает, например, о человеке, который позволил себе быть гордым и пренебрежительным. Сначала этот человек пренебрегал мнением братий, говоря, что для него важно только мнение игумена; потом, опираясь на Священное Писание, начал презирать мнение игумена. Выше Священного Писания поставил мнение апостолов, затем – только первоверховных великих апостолов Петра и Павла… Ну, и, соответственно, говорится, что пройдет еще немного времени, и этот человек дойдет до такого безумия, что станет отрицать Самого Бога. Так устроена вселенная человеческих страстей.

Среди самых значительных жанров, встречающихся в монашеской литературе, конечно, находятся литературные портреты людей. Жизнеописание преподобного Антония Великого, написанное святителем Афанасием Александрийским, – один из таких основополагающих текстов для монашества, где существенно именно то, что он написан монахом про монаха.

Интервью – жанр, типичный для журналистики. И можно сказать, что упомянутые «Собеседования» преподобного Иоанна Кассиана Римлянина – это такое классическое большое интервью. Преподобный задает самые разные вопросы, пишет ответы, и вдобавок здесь еще есть своя красивая драматургия, потому что интервью переплетено с повествованием о путешествиях. Отцы пустынники описывают, как они ушли от одного собеседника, пришли к другому, и какие-то обстоятельства, с которыми они столкнулись по пути, находят отражение в следующих вопросах.

Очень близкий к этому текст, который тоже зачастую читается на трапезе, – это Руководство к духовной жизни преподобных отцов Варсонофия и Иоанна в ответах на вопрошения учеников. Тоже большое «интервью», в котором есть ответы на самые разные вопросы. По возможности они где-то скомпонованы тематически, где-то не скомпонованы, но в любом случае мы хорошо видим и персону спрашивающего, и характер старцев, которые дают ответы; эти моменты показаны очень ярко.

К жанру интервью, наверное, можно отнести и Слова преподобного Паисия Святогорца. Большей частью они представляют собой беседы с сестрами, которые записывали ответы старца на самые разные вопросы, после долгой, тщательной редактуры компоновали их тематически и тоже старались выстроить эти беседы так, чтобы в вопросах и ответах была правильная, красивая драматургия. И действительно, очень часто этого удавалось достичь, так что читаются эти книги буквально взахлеб.

Существуют жанры, которые, если провести аналогию с современной прессой, можно назвать своеобразными «колонками экспертов» – в них святые отцы высказываются исходя из своего опыта. Зачастую этот жанр проявляется в формате писем, – когда один человек спрашивает другого, и тот выдает ему пространное экспертное мнение. Например, сохранилась обильная переписка святителя Феофана Затворника, из которой можно почерпнуть много полезного. Есть многочисленные проповеди, их также можно соотнести с этим жанром: некто, с высоты своего опыта глядя на ситуацию, говорит, что нужно поступать так-то и так. Очень важный в этом смысле сборник – это Слова преподобного Феодора Студита, которые он говорил в собрании братий, исходя из обстоятельств, складывающихся в его обители. Например, он описывает какое-либо реальное происшествие, вразумляет его участников и объясняет, каким образом подобает им жить. При этом выводятся правила, по которым должно поступать все братство, и выдаются важные рекомендации.

Есть еще жанр, который изредка бывает представлен в журналистике, –афоризмы. Например, высказывания преподобного Иоанна Лествичника в огромной своей массе – афористического склада. При этом преподобный Иоанн рождал их не россыпями, а понемногу, неспешно, в то время как жизнь его была наполнена тишиной. Это как раз отличительная черта именно монашеской письменности – то, что она рождается из тишины кельи. В Житии преподобного Иоанна мы знаем такой момент, когда братия стала его укорять: «Что-то ты нам много разных поучений произносишь – мы устали…» И преподобный Иоанн замолчал. Замолчал, жил в своей келье и в течение, насколько я помню, полугода ничего не отвечал братиям. Братия сильно восскорбели и пришли к нему с плачем, говоря: совершенно неразумно мы привалили камень к источнику, от которого питались живительной влагой, – лучше продолжай нам рассказывать. А у преподобного Иоанна важным деланием в этом одиноком пребывании было написание текстов.

Есть пример из современности: богослов, схиархимандрит Гавриил (Бунге), который живет в Швейцарии – отшельником, уже едва ли не больше сорока лет. Он был католическим монахом, потом перешел в Православие. Занимается исследованием древних отцов, преимущественно аввы Евагрия Понтийского. Им написан целый ряд книг, одна из которых исследует страсть уныния. И когда отца Гавриила спрашивали: «Отче, как Вы в своем уединении боретесь с унынием?» – он отвечал: «Пишу книжки про то, как бороться с унынием».

Написание книг было для монашествующих важной деятельностью. Пропуская через себя то, что они узнали, прочитали, услышали, и пытаясь это применять в своей жизни, – они создавали новые тексты, которые как раз и были наполнены и тишиной, и опытом.

Известно, что монахи старательно блюдут себя, чтобы не сказать праздного слова, но при этом отношение к словам бывает очень интересным. Некоторых отцов обвиняли в многословии, в том, что к ним постоянно приходят и беседуют с ними посетители. А один старец в ответ говорил так: «Вот ты сидишь молча в своей келье, и у тебя в голове обретается всякое пустословие; меня же спрашивают о полезном, и я стараюсь полезное говорить, так что ни одно слово не пропадает даром…» Вот такой важный критерий можно пытаться применять и к своим текстам, чтобы не было в них пустословия.

Как понять внутреннюю жизнь монастыря

Обратимся теперь к современной журналистике и ее взаимоотношениям с монашеством. Несомненно, что сама жизнь монастырская нынче представляет для журналистики определенный интерес. Потому что, если приехать, например, в Переславль, то не так много здесь найдется мест, куда захочется попасть, и бóльшая часть из них – это монастыри. Во многих других городах такая же история: будет несколько странно приехать в Сергиев Посад и ничего не написать про Троице-Сергиеву лавру. В Переславле пять монастырей, у каждого из которых уникальное лицо. Абсолютно разные, они как-то удивительно всё же уживаются в одном маленьком городе, и здесь встает вопрос: каким образом не банально написать про монастырь, каким образом проникнуть в его внутреннюю жизнь, попытаться рассказать о его характере, – чтобы это было не только описание архитектуры и какой-то внешней деятельности. Точно так же, как, придя в гости в какую-либо семью с целью рассказать о ней, можно, конечно, писать о том, как распределены обязанности между родителями и детьми, кто когда моет посуду и как обставлена квартира, но намного интереснее и важнее попытаться понять внутреннюю жизнь этих вместе существующих людей.

Одним из таких очень интересных примеров журналистского подхода для меня является мой любимый фильм «Великое безмолвие» («Die Große Stille»), снятый в 2005 году. Режиссер и оператор Филипп Грёнинг приехал в монастырь Гранд-Шартрёз, в котором живут картезианцы, молчальники, и спросил у аббата, можно ли сделать фильм о монастыре. Аббат сказал, что он подумает. Через 15 лет аббат ответил, что готов принять режиссера, но есть несколько условий: он может приехать один, с камерой, может прожить в монастыре сколько захочет и снимать только на территории этого монастыря; в фильме не должно быть никаких закадровых повествований, закадрового чтения. И режиссер приехал, прожил там около полугода, снимал братию, снимал богослужения, и потом еще, по-моему, год у него ушел на монтаж. В фильме, в общем-то, нет разговоров, нет субтитров. Есть отдельные короткие перебивки, где фразы из Священного Писания появляются на экране, не накладываясь на визуальный ряд. Получился фильм о неспешной, преимущественно молчаливой жизни братии, в котором действительно чувствуется проникновение внутрь жизни монастыря. Если искать аналогии, то, наверное, есть что-то общее с фильмом «Микрокосмос» [1]: такое внимательнейшее наблюдение за жизнью, попытка вычленить, что в этом главное, что второстепенное…

Когда вы просто приезжаете в монастырь, совершенно естественно, что монастырь старается свою внутреннюю жизнь загородить каким-нибудь красивым изображением, внутренний очаг закрыть картиной, на которой нарисован пылающий огонь… Крайне сложно проникнуть именно во внутреннюю жизнь, для этого нужно попытаться как-то мимикрировать – пожить, почувствовать внутренний ритм… И, конечно же, вряд ли главный редактор в состоянии выдавать такие задания своим репортерам: поезжай в такой-то монастырь, поживи там полгода, потом еще в течение года пиши материал, мы всё тебе оплатим. Это крайне сложно.

Другой фильм, который тоже представляет очень важную историю – это «Люди и боги» [2], про католический монастырь в Алжире во время гражданской войны. Это художественный фильм, снятый на основе реальных событий. Его герои, монахи, думают, оставаться ли им в этой преимущественно мусульманской стране под угрозой смерти, и в результате остаются и погибают от рук радикальных исламистов.

Мы в Даниловом монастыре только что открыли киноклуб, и, конечно, хотелось бы эти фильмы там показать, несмотря на то, что они продолжительные и очень неспешные.

Ответы на вопросы

Работа журналистом совместима с монашеством?

По факту – да. Когда я приехал сюда, владыка Феоктист поставил меня во главе издательского отдела епархии и назначил главным редактором епархиального журнала. Журнал выходит существенно реже, чем мог бы. Но и содержание его таково, что может быть актуально не только сейчас. В редакции у нас несколько человек заняты еще на множестве других послушаний, и получается, что мы просто потихонечку разрабатываем те или иные темы: повествования о полуразрушенных храмах, об интересных людях, которые нас окружают; владыка дает евангельский комментарий, я даю комментарий на богослужебный текст.

Здесь можно провести такую аналогию: на Соловках некоторые схимники имели послушание фотографов, они ездили по скитам, по всем островам и заводям и занимались фотографированием зданий, природы – спокойное, совершенно нормальное послушание для схимника. Ты не занимаешься репортерской фотографией, не бегаешь в своем схимническом одеянии во время службы в поисках занимательных кадров… И вот, аналогично, поставив во главу журнала монашествующего, владыка получил такой изредка выходящий журнал, который никуда не торопится.

А работа корреспондента? Это же сопряжено с общением с разного рода людьми.

Ну, вот моя жизнь как священника и игумена во многом сопряжена с общением с разными людьми, и для просто монаха, наверное, это будет несколько травматично. Есть определенный внутренний конфликт между монашеством и священством, эти обязанности иногда конкурируют. Но при этом церковное предание говорит, что с иеромонаха спросится, в первую очередь, – насколько тщательно он выполнял свои священнические обязанности.

Вы часто даете интервью, общаетесь с журналистами. Что Вам в этом общении трудно? Может быть, недостаточный уровень подготовки журналиста?

Недостаточный уровень подготовки всегда очень сильно выматывает.

В церковной тематике?

В любой тематике. Вот, для примера, приезд видеожурналистов. Говорят: мы приедем на час, всё снимем, уедем. Оказывается, что на это уходит весь день. Сначала они немножко опоздали, потом выясняется, что тему они недостаточно проработали, и получается, что ты сам должен эту историю вытягивать перед лицом невидимого зрителя, при этом быть крепким и супервнимательным, для того чтобы общаться на камеру, когда тебя окружает куча людей…

Даже когда ты просто сидишь, пьешь чай и общаешься с журналистом, нужно, чтобы он был готов к этому общению. Тяжело, когда тебе задали вопрос и уже не тебя слушают, а думают над следующим вопросом. Ты собеседника потерял, и непонятно, кому рассказываешь. Наверное, похожим образом может выматывать исповедь, когда человек пришел неготовый, не совершив какой-то внутренней правильной работы. И непонятно – исповедь это или не исповедь. Если человек готовился и думал, то он здесь и сейчас весь целиком.

Важно также, чтобы корреспондент мог потом сам правильно проработать текст. Опыт пребывания по другую сторону – в качестве берущего интервью – говорит о том, что иногда нужно интервью не просто вкратце пересказать, а десять раз тщательно переслушать, какие-то маленькие фрагменты внимательнейшим образом разобрать, и, например, чуть правильнее построить фразу, потому что в ней сокрыта основная мысль. А если же ты просто пойдешь по верхам, то получится ни о чем, пустословие…

Какой совет Вы дали бы тем, кто делает новости? Чтобы эти новости были заметными, читаемыми, но при этом не душевредными. Чему тут можно научиться у монахов, которые, в общем-то, пристально следят за своей душой и знают технологии, как ее беречь?

По-видимому, в подобных публикациях должен быть правильный «этос и пафос», как нас учили в рамках риторики, – должен быть правильный призыв к действию. В новостях, где есть проблематичная история, вызывающая у человека переживание, нужно попытаться дать читателю «точку входа», точку приложения сил. Подобная концепция ярко реализована на портале Предание.ру: с одной стороны, представлен интересный контент из святоотеческой и иной литературы, фильмов и т. д., с другой – истории конкретных людей, нуждающихся в помощи, и сбор денег для этой помощи. Возможность участия – вот точка входа.

…Есть еще прекрасная история про то, как один старец решил посетить другого для того, чтобы получить духовную пользу, и, придя, стал его вопрошать о каких-то высоких материях, о Святой Троице… а тот старец молчал – день, другой, третий… Наконец братия говорят:

– Наверное, ты не те вопросы задаешь.

– А о чем с ним говорить?

– Ну, поговори о том, что тебе близко, о самом насущном для тебя.

Подходит он к старцу и говорит:

– Отче, меня такие-то страсти мучают…

– Ой, а меня тоже мучают! Давай об этом поговорим!

Есть темы, которые оказываются слишком высокими, а вот тема греха и страстей всем близка, только ее нужно правильным образом раскрывать…

Все же в православной среде есть такое представление, что новости вредны. А в чем именно вред?

Придя в монастырь, я уже практически никогда в новостные ленты не заглядывал. Какие-то самые важные новости доходят через фильтр дружеских соцсетей. Просто некогда этим заниматься. Есть жизнь богослужебная, заботы по организации монастыря, келейное правило…

Новостную ленту Милосердия.ру я читаю, потому что это отслеживание повестки в профессиональном сообществе. Если мы занимаемся служением милосердия, то какие-то важные моменты нужно отслеживать, это профессиональный интерес.

В целом же отношение к новостям примерно такое же, как к выезду из монастыря: если ты живешь в монастыре, полностью под его покровом, а потом, например, отправился в поездку на два дня в Москву, – тебе по возвращении нужно еще два дня, чтобы прийти примерно в то состояние, в котором ты был до отъезда. Если уехал на неделю, – нужна неделя. А если ты взбудоражился новостями, почитав их пять минут, тебе, чтобы успокоиться, не пять минут нужно – новости ведь и подаются преимущественно так, чтобы взбудоражить…

…Есть прекрасное пожелание: дай Бог тебе сил исправить то, что ты можешь исправить; кротости и смирения – принять то, что ты исправить не можешь; и мудрости отличать первое от второго. Большинство информации, которую я черпаю из новостей, относится к категории того, что я не могу исправить.

У афонских монахов была дискуссия с преподобным Силуаном Афонским, они говорили: «Почитай газетки, посмотри, как страдает мир, это поможет тебе о нем молиться»; на что преподобный отвечал: «Чтение газет не помогает, а только мешает моей молитве, я и без газет знаю, как страдает мир…»

Как я могу что-то исправить в рушащейся вселенной? Воздеть руки к Богу и молиться, – это я могу делать, и должен, и делаю как-то без чтения новостей…

Если в монастыре не ограничен доступ в интернет и братия в какой-то момент начинают читать и обсуждать острые новости и, как следствие, дробиться на партии… – как действовать игумену?

Если это касается актуальной повестки, то я сразу сказал: «Братия, наша задача молиться», и ввел мораторий на то, чтобы острые темы затрагивать с амвона и обсуждать внутри братии. Мне кажется, что темы, которые становятся разделяющими, должны быть под жестким баном. Нам важнее наше единство во Христе. Если есть какие-то моменты, которые нас во Христе разделяют, – как некогда догматические вопросы раздирали Церковь и о них невозможно было не говорить, – вот эти темы могут быть предметом обсуждения. Людям же, у которых различные политические позиции, нужно сказать: мы любим вас лично, но не готовы с вами на эти темы разговаривать, такова наша немощь. Не потому, что мы знаем, как правильно, а потому что есть слишком болезненные вещи, и мы понимаем, что сорвемся на драку. Поэтому я просто говорю, что вот здесь мне больно, здесь не наступать…

Вопрос по поводу комментирования событий, происходящих вне монастыря: известны ли случаи комментирования монахами – известными личностями, возможно, в будущем святыми, – того, что происходит в обществе и государстве?

Один из ярких примеров – это уже упомянутый преподобный Феодор Студит, монастырь которого находился в столице, Константинополе, и несмотря на то, что часть времени ворота обители были закрыты, он все-таки тесно взаимодействовал с государственной властью. Преподобный Феодор выступал против незаконного брака императора, обличал императора в том, что он своим поступком, попирающим канонические нормы, дает повод всему народу неправильно поступать. За свои высказывания преподобный Феодор вместе с братством неоднократно подвергался изгнанию.

Были истории массовых гонений во время иконоборчества – в первую очередь на монашествующих, потому что монахи были оплотом иконопочитания. Многие монастыри были разорены, монахов выгоняли и даже казнили за исповедание догмата о почитании икон.

Есть примеры новейшие, когда преподобный Паисий Святогорец участвовал в выступлениях против фильма Скорсезе «Последнее искушение Христа». Это тоже вопрос отчасти политический, вопрос свободы слова. Здесь можно говорить о сложном положении монашествующего: с одной стороны, человек отрекается от мира, уходит из него в поисках особого приближения к Богу, с другой – этот уход его от мира не отрывает. Какие-то политические выступления регулярно случались в монашеской среде. В некотором смысле монаху это проще делать – по двум причинам: у него есть духовный авторитет, и ему, в общем, нечего терять, кроме собственной жизни. Здесь главное – вопрос борьбы за собственную душу, за то, что тебе совесть подсказывает и ради чего ты должен оставить свое уединение, выйти и сказать какие-то важные слова.

Евангелие приводит нам разные примеры поведения: кто-то зазывал Христа к себе в дом, а кто-то говорил: Господи, я не достоин, чтобы Ты вошел под мой кров. Какие-то монахи выходили с ярким обличением политических событий, другие оставались в келье и просто усиливали молитву. Кто из них поступал правильно? Наверное, и те и другие.

Преподобный Силуан говорил о том, что он в молитве возвышается к Богу и в Боге созерцает всё Его творение и молится обо всем творении; во время молитвы он от Бога переводит внимание на всех людей, о них молится, и потом снова восходит к Богу… Будучи таким молитвенником, он не мог не переживать о том, что происходит в мире.

Кажется, некогда Макария Великого просили принять участие в неких политических разборках, и кто-то ему сказал: если выйдешь в мир, то будешь просто Макарий, если останешься, будешь Макарий Великий. И он не вышел, не стал участвовать в политических столкновениях.

Вопрос по поводу, так сказать, «медиапотребления» братии. Это подлежит контролю? Вы запрещаете или разрешаете читать интернет, смотреть телевизор? Не только новости, ведь сейчас еще много другого информационного потребления у человека. Что с этим происходит у вас в монастыре?

Есть прекрасные обители, где доступ к интернету минимален по техническим условиям… Правда, даже на Афон эта история сейчас постепенно проникает. У нас я не ввожу жестких запретов. Телевизоров просто нет. Кто-то из братии пользуется интернетом. Для того, чтобы вводить ограничения, у меня, во-первых, должен быть абсолютный авторитет, а я все же в этом монастыре живу всего лишь четыре года, и остальная братия старше меня по возрасту, по дате пострига, по дате хиротонии… Я хотел бы, чтобы были ограничения, в первую очередь, временны́е. Например в монастыре в Джорданвилле интернет доступен с 9 утра до 9 вечера. Мне кажется, это хорошо, потому что основные проблемы начинаются, когда вечером уставший человек заходит в интернет что-то посмотреть «две секунды»… – две секунды незаметно переходят в рассвет, и он отрывается от этого огорченный и еще более уставший.

Но и здесь все же вопрос в том, что подобное давление должно быть правильно организовано, дабы не получить от такого директивно введенного информационного поста противоположный эффект: какие-то уловки, нарушения, недоверие, соответственно, мучения совести и т. п.

Вопрос же: почему кому-то – в первую очередь мне – можно, а другим нельзя, – я не понимаю, как решить. Каким образом устроить свою жизнь, чтобы можно было не заходить в интернет, делегировав кому-то ведение соцсетей. А без них непонятно, каким образом информировать о жизни монастыря. Потому что как лицо монастыря я должен быть открытым, по крайней мере, мне так видится. Монастырь городской, монастырь принимает паломников, и в соцсетях у него должно быть «человеческое лицо». Вот я эту задачу и несу, с определенным вредом для себя, для своей духовной жизни.

[1] «Микрокосмос» («Microcosmos: Le peuple de l'herbe». Франция, Швейцария, Италия, 1996) – документальный фильм Клода Нуридзани и Мари Перену о жизни насекомых и других маленьких обитателей травы и водоемов.

[2] «Люди и боги» («Des hommes et des dieux». Франция, 2010) – фильм режиссера Ксавье Бовуа.