«…утешаюсь, видя в нем обильную благодать Божию»

Старец Исайя Важеозерский

«На далеком севере, в пустынном Олонецком крае, на берегу небольшого озера Важи, среди векового, почти непроходимого леса, увлажненного местами болотным мхом, расположена небольшая иноческая обитель – Важеозерская, или Задне-Никифоровская. Более уединенного места для обители, для подвигов молитвенных трудно, кажется, и найти. На много верст вокруг нет никаких селений. Всюду пустынная тишина, все полно покоя, изредка нарушаемого голосами птиц, криком зверя да тихим звоном небольших колоколов монастырского храма. И паломников редко встретишь в обители, особенно зимою, когда вьюгами заметаются дороги, и самый след их изглаживается под сугробами снега...», – писал журнал «Русский паломник» в 1900 году.

В обители, основанной в 1520 году учеником преподобного Александра Свирского преподобным Никифором Важеозерским, незаметно для истории и скрытно от людских глаз протекала монашеская жизнь и возносилась непрестанная молитва. Лишь в Смутное время монастырь подвергся опустошению отрядами литовцев, а жившие там отшельники, не оказав сопротивления, приняли смерть от рук врага. Их имена сохранились: старцы Игнатий, Леонид, Дионисий, Феодор, Ферапонт, Корнилий и Афанасий; место погребения мучеников стало местом паломничества. Обитель долго была в запустении и не имела самостоятельности, ее возрождение началось с 1800 года, когда она была приписана к Александро-Свирскому монастырю. Этот новый период в ее истории связан с именем подвижника благочестия Исайи (в схиме Игнатия).

Иван Софронов, будущий старец Исайя, возродивший пришедший в упадок Геннадие-Никифоров Важеозерский монастырь, родился в 1780 году в крестьянской семье, в селе Пересы Новгородской губернии Старорусского уезда, на реке Ловати.

Приняв в 18 лет решение посвятить свою жизнь служению Господу, он построил себе келью в родительском саду и проводил в ней много времени, предаваясь подвигам поста и молитвы, читая Священное Писание и книги святых отцов. В свободное от молитвы и чтения время юный подвижник занимался рукоделием. Через два года он отправился в паломничество в Киево-Печерскую лавру, а затем пошел на Соловки, вероятно, для поиска духовного руководства и ответов на возникшие духовные вопросы. Вернувшись из паломничества, он вновь затворился в своей келье.

Через некоторое время, услышав об архимандрите Макарии Пешношском (Брюшкове), Иван отправился в Пешношскую пустынь, и, после разговора с настоятелем, поступил в монастырь под духовное руководство преподобного. Иван всем сердцем стремился к уединению, поэтому, когда преподобный Макарий хотел постричь его в монашество и сделать монастырским казначеем, он, понимая, что это послушание будет отвлекать от внутренней молитвы, тайно покинул монастырь и поселился среди лесов Порховского уезда, в глубине холма. К нему вскоре присоединился и его брат Феодор, будущий основатель Анжерской пустыни.

Юные подвижники прожили вместе четыре года, находясь друг у друга в послушании и не упуская ни одного повода ко смирению, помня наставления духовных старцев и святых отцов. Однако, услышав об их подвижническом житии, народ начал приходить к ним за советом, и место их уединения стало известно многим. Тогда Иван с братом ушли на Святую Гору Афон.

На Афоне в 1818 году он был пострижен в монашество с именем Исайя. В 1821 году, когда в Греции началась война с турками, монах Исайя с братом Феодором вынуждены были вернуться в Россию. Проезжая через Австрию, в Вене отец Исайя встретился с тремя католическими богословами, которые в беседе с ним с сарказмом и откровенным недоброжелательством высказывались о творениях преподобных Иоанна Лествичника и Ефрема Сирина и говорили о католических святых как истинно опытных в аскетической жизни. Начитанный в творениях святых отцов и на опыте изучивший их писания, отец Исайя достойно ответил разглагольствующим богословам-католикам, заключив свой ответ словами: «Святые отцы не надеялись на себя и свой разум, но всегда были в смиренномудрии и самоуничижении, прося у Бога сил для богоугодной жизни. А все прочие немощные члены нашей Церкви приносят смиренное покаяние Господу Богу, прося милосердия и помощи, а не хвалятся своим бесплодным высокоумием». Позднее в беседах и переписке со святителем Игнатием (Брянчаниновым) старец Исайя критически отзывался о книге Томаса Кемписа (Фомы Кемписского) «Подражание Христу», отмечая что этот труд содержит не аскетический опыт, а мистические фантазии автора.

По прибытии в Россию отец Исайя, пройдя через множество трудностей, связанных с принятием монашеского пострига на Афоне, поселился в Коневском монастыре. Однако, из-за недоброжелательного отношения к нему монастырского начальства был вынужден покинуть и эту обитель и в 1830 году выбрал для пустынножительства уединенное место, затерянное в глухих карельских лесах, – Задне-Никифорову Преображенскую пустынь в Олонецкой губернии (другие исторические названия: Важеозерский Спасо-Преображенский монастырь, Спасская Важеозерская Геннадиево-Никифоровская пустынь). Обитель в то время находилась в состоянии запустения после очередного пожара и была приписана к Александро-Свирскому монастырю.

Вместе с Исайей из Коневецкого монастыря в Преображенскую пустынь перешли и два его ученика, упросив правящего архиерея послать их со старцем. Постепенно к ним присоединились еще несколько насельников. В братстве был учрежден общежительный устав, вся братия должна была обязательно посещать все богослужения, совершаемые в обители. Все послушания также исполнялись братией, и пример в этом подавал им сам старец Исайя. Несмотря на свой уже преклонный возраст, старец трудился наравне со всеми и старался быть на самых тяжелых послушаниях: рубил дрова, носил воду, работал в трапезной, летом – в огороде, косил сено.

Благодаря духовному руководству старца вокруг него сплотилось крепкое братство и через десять лет после его прихода в монастырь число братии увеличилось до пятнадцати человек. Где бы он ни был – на монастырских работах или в своей келье, он словами и, главное, личным примером наставлял иноков в добродетелях любви и смирения.

Его келья была почти непригодной для жизни, но перейти в лучшую он не соглашался, не видел в этом для себя смысла. Однако для братии старался строить хорошие, добротные кельи и усердно заботился о внешнем благоустройстве обители.

В Александро-Свирском монастыре состоялось знакомство старца Исайи со святителем Игнатием (Брянчаниновым), с которым их затем долгие годы связывала духовная дружба. 28 августа 1843 года святитель Игнатий писал П.П. Яковлеву: «В Свирском провел я время довольно приятно, познакомился с отцом Исаиею, который приехал со мною и в Введенский». А старец Исайя в одном из писем святителю Игнатию напишет: «Во-первых, воздадим благодарение Господу Богу, приведшему нас в познание Друг Друга, в известное время видеть и наслаждаться Духовною беседою и Единомыслием. Сколько я живу на свете, жил в разных местах и имел беседу со многими, но не нашел человека так по сердцу, как ты, Отец Игнатий. Видеть строение Вашего монастыря; красно и согласно в нем поющих; все это хорошо по внешнему и для миру: но есть ли внутреннее устроение. Испытай и виждь нонешние успехи Духовной жизни; не Душевной, но Духовной. Если я приеду, то однако не надеюсь, чтобы мог пользовать кого своим советом. Да без веры и говорить нельзя всякому сие. Отцы Святые празднословием называют. И так кроме самого тебя не на что обратить внимания. А потому и прошу тебя Бога ради, если ты желаешь спокойствия моего, Душевного и телесного и любишь меня о Господе, в чем я и не сумневаюсь, то прошу тебя Бога ради, ты и сам этого не желай. А если приведет Бог имиже весть судьбами еще видеться с тобою, то я почту это за великое удовольствие».

Святитель неоднократно приглашал отца Исайю к себе в Сергиеву пустынь. Однако отец Исайя старался отговориться от приглашения: «Еще ты пишешь, что желал бы видеть меня в Вашей Обители; это аще и благое, и усердное желание, но неудобное оного исполнение. А потому и прошу тебя, Бога ради, увольте меня от сего послушания. Во-первых, и лета мои не позволяют, также и слабость здоровья. А главное и самое нужное, удаление от Мира: вспомни, что я должен ехать во многолюдный Град С. П. и сколько я должен видеть разных обстоятельств, лиц и нравов в моем к тебе путешествии».

Однако ради любви старец все же посетил своего духовного друга. 10 февраля 1844 года святитель написал своей ученице в Старо-Ладожский Успенский монастырь: «О. Исайя в настоящее время гостит у меня, и я утешаюсь, видя в нем обильную благодать Божию». И прибавил: «О. Исайя советует вам путь, который он сам проходил, на котором Господь покрыл его, но который вне общего закона и на котором многие могут преткнуться». Эти слова подтверждают особую близость духовных отношений старца Исайи и святителя Игнатия.

В 1846 году старец Исайя посетил Санкт-Петербург еще раз, хлопоча перед Обер-прокурором Святейшего Синода графом Н.А. Протасовым об отделении от Александро-Свирского монастыря и открытии самостоятельного Никифорова монастыря. Указом Святейшего Синода обитель была возведена в степень самостоятельной. Это удалось осуществить, в том числе, и благодаря ходатайству перед министром духовных дел князем А.Н. Голицыным Татьяны Борисовны Потемкиной, у которой в этот приезд поселился старец.

В писцовых книгах находится запись о том, что «1846 года, марта 6-го дня, Олонецкая консистория по выслушивании указа из Святейшего Синода от 6 февраля 1846 года за № 360 об оставлении приписанной к Александро-Свирскому второклассному монастырю Задне-Никифоровской пустыни самостоятельною, с существующим в оной настоятельством строительским и с семью монашескими вакансиями, на правах общежития…» К этому времени число братии увеличилось до 22 человек.

Сохранились воспоминания Т.Б. Потемкиной о старце Исайе: «Такого человека, каков был о. Исайя, я более не видала, в нем было что-то особенное, невольно привлекавшее к нему душу. По наружности был он весьма прост и молчалив, но зато, когда начнет бывало говорить, то всякое его слово звучало силою необыкновенною. Даже в молчании своем, одним присутствием своим имел он заметное влияние на ближних. Однажды было у нас довольно посетителей, в том числе одна моя родственница, весьма не расположенная к монашеству. О. Исайя тоже приглашен был к закуске: он поместился в дальнем углу залы и, по простоте своей, руками начал очищать рыбные кости поданного ему кушанья. Родственница моя, видимо, этим возмутилась. Старец, взглянув на нее пристально, взялся за вилку и нож. Взгляд его был так проницателен, что родственница моя долго потом не могла его забыть. По ее словам, точно сила какая коснулась ее тогда, потрясла все ее существо. <...> А как он молился! Бывало в церкви взглянуть на него не решалась я, потому что лицо старца при молитве точно озарялось светом неземным. Просишь бывало его, – помолитесь, батюшка, о том, о другом. «Для чего молиться о многом? – ответит он сурово. – Молиться нужно об одном, о спасении, о помиловании души, о прощении грехов; а прочее все, Господь сказал, приложится вам». Скорби наши о. Исайя считал сокровищами бесценными, и всегда удивлялся моим иногда жалобам, говоря: “что за скорби теперь? вот будет скорбь, когда не увидим ей конца – мука вечная. Пред этою скорбию всякая временная скорбь покажется шуткою”».

Старец Исайя и в этот раз навестил своего духовного друга. 12 февраля 1846 года святитель Игнатий, в то время архимандрит, писал преподобному Макарию Оптинскому: «В настоящее время гостит у меня Отец Исайя, монах, а ныне Строитель Никифоровской Пустыни, которая на днях отделена от Свирского монастыря и образован из нее скит. Он, возвращаясь из Афонской Горы, был в Площанской Пустыни, гостил там три дня, был принят Вами и покойным старцем Афанасием; он просил меня засвидетельствовать Вам от него поклонение с прошением Святых Молитв» [1].

А спустя четырнадцать лет, уже после кончины старца, святитель Игнатий напишет М.В. Чихачеву относительно издательства своих творений: «Мне старец Исайя говаривал: “Не пиши! Не для кого”» (письмо от 10 августа 1860 г.).

В 1849 году отец Исайя принял великую схиму с именем Игнатий.

3 мая 1852 старец мирно отошел ко Господу в возрасте 72 лет. Похоронен был отец Игнатий под строящимся тогда Всехсвятским храмом, где его мощи и почивают до сего дня.

Ученики старца Исайи продолжили дело своего учителя и наставника, и Важеезерская пустынь духовно процветала вплоть до гонений на Церковь, наступивших в начале XX века.

В 1992 году Важеезерский монастырь вернули Русской Православной Церкви и там возобновилась монашеская жизнь.