«Церковь будет существовать до конца времен, и врата ада не одолеют ее»

Архимандрит Гермоген (Муртазов), в схиме Тихон, преставился ко Господу в ночь с 9 на 10 июня.

С 1965 по 1992 год отец Гермоген служил в Свято-Успенском Пюхтицком ставропигиальном женском монастыре в Эстонии; в 1978 году принял монашеский постриг с именем в честь святителя Ермогена, Патриарха Московского. После 1992 года переведен в Свято-Успенский Псково-Печерский мужской монастырь. С 1994 года – духовник Снетогорского Рождества Богородицы женского монастыря, где был возведен в сан архимандрита.

 В нашей публикации, посвященной светлой памяти старца, отец Гермоген рассказывает о себе, о духовничестве в женских обителях, о монашестве последних времен.

В роду у меня все русские, и веру православную из рода в род хранили…

В моей семье все были глубоко верующими. Особенно бабушка и мама крепкой верой отличались. До нашего поколения в роду не было священнослужителей, а нас с братом, иеродиаконом Никоном, Господь уже призвал Ему послужить. И сестра у нас – монахиня, мать Сергия. Все трое детей – монашествующие. И мама у нас тоже в монашестве доживала – монахиня Магдалина. А папа погиб во время Великой Отечественной войны. Он не вступал ни в партию, ни в колхоз, – поэтому ему первому в нашем поселении повестку на фронт прислали. В первые же дни войны, когда еще командование не знало, как действовать, отец и был убит.

Сызмальства бабушка и мама нас всех детей в вере воспитывали. Крещен я был в младенчестве – в храме Святой Троицы, – как старшие говорили. Родился в Татарии, в Ново-Шешминском районе. Хотя на самом деле наши корни со Смоленщины, в Татарию просто еще со времен завоевания ее царем Иоанном Грозным переселяли исконно русское население, чтобы эти земли как-то освоить. Но в роду у меня все русские, и веру православную они из рода в род хранили. С детства я знал наизусть «Отче наш», «Богородицу», «Верую», некоторые псалмы 50-й, 90-й: Помилуй мя, Боже, по велицей милости твоей… Живый в помощи Вышнего…

Когда меня призвали в армию, я не снимал и там креста. Демобилизовался, а мама дом наш продала и перебралась в ближайший город Чистополь, – дело в том, что только там оставалась одна на всю округу открытая церковь. Мама там уже успела познакомиться с монашками одного из закрытых монастырей, – в свое время они даже помогали по бытовым нуждам окружению Патриарха Сергия (Страгородского), эвакуированного с сослужащими во время войны в Ульяновск. Помню, что демобилизовался я на Покров Божией Матери, и вот возвращаюсь, а там старенькие монахини и моя мама единственная у них при храме – певчая. Все вместе они учили меня петь, читать за богослужением. А потом я поступил в Саратовскую семинарию: мне несложно было сдать экзамены и даже нагнать некоторое упущенное время занятий, так как я не вовремя подал документы.

В Саратове я устроился в Троицкий собор иподиаконом владыки Вениамина (Федченкова), его потом в богозданных Псково-Печерских пещерах захоронили. Учился я хорошо: на четверки-пятерки, – летом домой приезжал: также при храме прислуживал, по дому матери помогал. Еще в семинарии меня рукоположили в 1959 году сначала в диакона, а потом и в священника. После окончания семинарии я вернулся домой, прослужил год на приходе города Мамадыша там же, в Татарстане, а потом поехал в Свято-Троицкую Сергиеву лавру в Московскую духовную академию поступать. Еще из Академии я уже ездил в Псково-Печерский монастырь, общался там со многими старцами, только вот преподобного Симеона (Желнина) уже не застал, он на два года раньше преставился. Я в Печорах в 1962 году оказался, а он в 1960-м ко Господу отошел.

Пюхтица

Архимандрит Алипий (Воронов), наместник Псково-Печерского монастыря, помог нам приобрести маленький домик в Печорах неподалеку от монастыря. Туда переехала мама и все мои сродники. Я и сам думал, что как закончу академию, буду там где-нибудь в Печорах на приходе служить. Но Учебный комитет тогда меня распределил на служение в Эстонскую епархию, оттуда будущий Святейший Патриарх Алексий II, тогда еще владыка Таллинский и Эстонский, просил прислать двух священников. Мы с другом и поехали в Эстонию. Он служил в Таллине на приходе, а меня направили духовником в Пюхтицкий монастырь. Так с 1965 года я почти тридцать лет там и прослужил.

Там же, в женском монастыре, меня будущий Святейший Патриарх Алексий II в 1978 году и постриг. Нарек в честь святителя Ермогена, Патриарха Московского, – дело в том, что я о пастырском служении святителя писал кандидатскую диссертацию в Московской духовной академии.

При мне там, в Пюхтице, ставили игумению Варвару (Трофимову). Она была более деятельной, чем предыдущая матушка Ангелина (Афанасьева). Матушка Варвара восстановила монастырь, подняла его на новый уровень. Раньше он провинциальный был, а потом сам стал центром притяжения. К тому же они полностью всем себя обеспечили: свой скотный двор, свои пастбища, своя мельница, свои угодья. Матушка Варвара была очень хорошим, кроме всего прочего, и администратором. Мы ее «митрополитом» называли. Святейший Алексий II ее очень уважал, сам и поставил на это игуменское служение.

За месяц до смерти матушки Варвары я к ней приехал, исповедовал ее, очень глубоко тогда поисповедовались, она многое вспоминала, а что не вспомнила, я ей какие-то грехи подсказал, она признала, дальше стала каяться, – очень глубокая исповедь была! Я ей прочитал разрешительную молитву, причастил ее. А потом через месяц она отошла ко Господу.

Я уехал из Пюхтицкого монастыря по благословению архимандрита Иоанна (Крестьянкина). Просто уже становилось понятно, какая там жизнь в Эстонии при современной демократии начнется... К тому же я там сильно заболел. Нагрузка у меня все-таки была огромной: кроме монастырских послушаний, я еще и Наровским благочинным был, за мною тринадцать приходов числилось, пока все объедешь, везде всё уладишь, – сложно было. Так что меня потом в Печорах врачи еле выходили.

Снетогорский монастырь

Я так и думал там, в Печорах, остаться. Родные там жили. Я уже в Варваринской церкви даже служил вторым священником. Святейший меня тогда благословил:

– Иди в любой монастырь: где понравится, там и устраивайся, потом мне сообщишь – куда поступил.

А тут мне как раз наш правящий архиерей владыка Евсевий (Саввин) и говорит:

– Надо, отец Гермоген, помогать Снетогорскому монастырю.

Опять женский… Но я еще по прежним временам был знаком с матушкой Людмилой (Ваниной). Так что куда отправил меня архиерей, туда я и поехал.

Когда меня в 1994 году приняли в Снетогорский монастырь, он весь был разрушен. Здесь воинская часть была, дом отдыха, детский санаторий и т. д. А от святыни живого места не оставалось...

Так как при советской власти мало было открытых монастырей, то люди ездили по тем, которые были открыты, и я знал многих верующих. Все эти знакомства для восстановления Снетогорского монастыря мне и пригодились. Тогда транспорт был дешевый, люди при первой возможности на беседу ехали, а я никому не отказывал. Так что и они потом рады были помочь. Я так прямо и обращался:

– Давай помогай!

Ты тем-то, ты тем, другому еще про что-то иное скажу... Так потихоньку-потихоньку стали восстанавливать, что-то строить; коровку, машину приобрели, – так с Божией помощью все и удалось.

Служение духовника в женском монастыре, – особенно таком большом, как Пюхтицкий, да и потом в Снетогорском, – конечно, не из легких. У нас владыка Таллинский и Эстонский Роман (Танг) говорил: «В женском монастыре одна большая игуменья, и сто маленьких». Каждую надо понять, к каждой найти свой подход. При мне в Пюхтице около ста сестер было. В России же при советской власти не было ни одного женского монастыря. Так что многих ищущих монашества сестер туда благословляли.

Кстати, у нас там, помню, была такая монахиня Димитрия, она ездила исповедоваться к старцу Лаврентию Черниговскому, ныне прославленному преподобному. Она рассказывала, что после своей смерти он ей явился и говорит:  

– Такие-то монастыри откроются, такие-то... – все перечислил.

Тогда это было невообразимо, настолько тогда жестокой была богоборческая власть. Но потом действительно всё так и произошло, как он предсказал. Человекам это невозможно, Богу же все возможно (Мф. 19:26). Это из-за того, что у нас новомучеников много, Господь по их молитвам стал монастыри да храмы вновь благословлять к открытию.

Если Литургия совершается, то всё вокруг освящается

А попущено всё это разорение было за беззаконие, которое до революции уже проникало в сами же церковные круги.

Верным тогда мученичество было дано, чтобы Господа прославить и очистить себя. Также уже и в наши годы, особенно после 1980-го, когда в Россию на Олимпиаду языческий огонь привозили и все поклонялись ему, верующим во очищение было попущено много мученических кончин. Теперь уже в основном не от гонений и расправ, а по болезням, – многие крест раковых заболеваний понесли.

А как монастыри да храмы стали открываться, то уже самой службой всё очищалось. Потому как если Литургия совершается, то всё вокруг уже освящается: и место это, и люди, служащие, молящиеся за богослужением и даже просто живущие там. Помните, в житии преподобного Петра Афонского есть эпизод, когда он только-только еще первым пришел на Афон, а там всюду идолища, капища и, соответственно, полчища бесов. Как его бесы оттуда гнали! А он возьми да исповедуй:

– Хорошо, я уйду, но только если мне скажет Божия Матерь, – Она здесь Хозяйка!

Бесов вмиг не стало! Не потерпели самого имени Пресвятой. А как уж первая Литургия там была отслужена, так и вовсе пространство для них недоступным оказалось. Жжет их святыня. Вот что значит – служить Литургию! Бесы трепещут Жертвы Бескровной. Таинства, сказано, будут совершаться до скончания века. Церковь будет существовать до конца времен, и врата ада не одолеют ее. А раз так, то и святых она рождать будет.

Надо быть очень внимательными к словам…

В монастырь по-разному люди приходят. Очень важно благословение родителей. Известен такой случай. Один диакон решил пойти в монастырь спасаться. Матери говорит:

– Мама, благослови меня пойти в монастырь!

А она:

– Нет. Когда умру, тогда пойдешь.

– Да кому я там буду потом нужен? Сам состарюсь. Как в акафисте преподобному Серафиму Саровскому сказано: «От юности Христа возлюбил еси, блаженне, и Тому Единому работати пламенне вожделев...» Хочешь не хочешь ты благословлять, а я все-таки пойду!

Пришел в монастырь и стал там жить. Его рукоположили в диакона. Не так уж много он прослужил и скончался. Потом часто после Всенощного бдения он стал являться в храме на солею. Откинет орарь и поет:

– Вскую мя отринул еси от Лица Твоего, Свете Незаходимый, и покрыла мя есть чуждая тьма, окаяннаго, но обрати мя и к свету заповедей Твоих...

А оставшиеся слова: пути моя направи, молюся, – не договаривал.

Это видение постоянно повторялось после службы первого часа. Обратились к архиерею. Он приехал, отслужил службу, увидел всё своими глазами... Встал рядом с диаконом и допел оставшуюся часть этого ирмоса. Потом спросил:

– Где он похоронен?

Ему показали.

– Вскройте могилу.

Вскрыли. А он лежит там, как сейчас положенный, никакое тление его не коснулось.

– Где его личное дело? – спрашивает архиерей.

Принесли. Открывает, посмотрел. Стали искать: может, у него кто из родных еще живой остался? А его мать уже была древней бабкой, но еще жила...

– Это ваш сын? – спрашивает у нее владыка.

– Да, мой, – подтверждает.

– Почему с ним такая история произошла? – и рассказывает, что и как. – Вы его благословляли на монашество?

Она и призналась, что когда он хотел уйти, она ему сказала, что после моей смерти пойдешь в монахи, а он ее не послушался и ушел...

– Так что вместо благословения я ему проклятие произнесла...

Это и мешало его душе даже посмертно. Поэтому надо быть очень внимательными к словам, – разбрасываться ими нельзя.

Жить по благословению

Монашество – это бескровное мученичество. После тех многих тяжких грехов, которые как при нынешней вседозволенности, так и при советской безбожной власти еще в норму вводились, – те же аборты! – иным подготовить себя к вечности можно только мученичеством. Или бескровным – монашество, а то и аварию какую-то Господь попустить может. Сказано же: все, взявшие меч, мечом погибнут (Мф. 26:52). Каяться надо, а там уж как Господь устроит, – на милость Его полагаться, нам Его суды неведомы: кого Он каким путем ко спасению поведет...

Но самочиния не должно быть никакого. Найти себе духовника – и слушаться, что он тебе скажет, как благословит. Господь умудряет пастырей.

Во времена святителя Иоанна Златоуста, когда был период гонений, один христианин выпрашивал у своего духовного отца себе благословения на мученический подвиг, а старец его не благословлял:

– Не надо!

А тот все-таки отправился. Потом, когда уже взяли по обычаю мощи в храм, стал диакон возглашать ектенью:

– Оглашенные, изыдите!

Мощи сами по себе подымались и какая-то невидимая сила износила их из храма. Верующие думали, что это они такие, недостойные присутствия святого... А потом, как стали разбираться, старец пояснил:

– Я его не благословлял на мученический подвиг.

Вот что значит благословение!

По благословению люди и женятся, и замуж выходят, а потом их Господь направляет на монашеские стези. У Бога всё вовремя бывает, если мы послушны и делаем всё по благословению. Вот мне архимандрит Никита (Чесноков) в Псково-Печерском монастыре рассказывал. Сам-то он был еще духовным сыном отца Иоанна Кронштадтского, но как насчет выбора жизненного пути посоветоваться, – ему уж пришлось к одному из оптинских старцев обратиться:

– Жениться не хочу, – говорит с порога. – Учебу закончу, да всецело себя Церкви посвящу, служить буду...

– Тебе, друг, сначала жениться нужно, – сразу же старец ему говорит. – Потом рукополагаться, а после и монахом будешь.

Он уже жил, считай, по-монашески. Ни с кем из девушек не знакомился. Обратился к знакомой монашке: так и так... А она его привела к одной, можно сказать, старой деве, – той, что блюла себя, когда все вокруг ровесницы замуж повыходили.

– Вот есть молодой человек, ему надо рукополагаться, священство принимать, а матушки нет... – говорит своей знакомой монашка.

– А как звать его? – отзывается та.

(А Петр – так звали отца Никиту до пострига – всё это слышал.)

– Петр.

– Петр? Я согласна, – вдруг отвечает та.

– Как это согласна?!! – недоумевает монахиня. А вдруг он кривой-косой?

А та объясняет, что ей в свое время старец сказал:

– Ты ничего не ищи, занимайся своим делом. Станешь матушкой, батюшку твоего Петр звать будут...

Так они по благословению старцев и поженились. Жили душа в душу. Двое деток у них. Правда, дети потом в Великую Отечественную войну погибли. А сами они оба постриг монашеский приняли: он стал впоследствии архимандритом Никитой, она – монахиней Варварой. Неисповедимы пути Господни.

Про монахов последних времен

Хорошо, конечно, Богу жар юности посвятить. Но как про монахов наших последних времен сказано? У Макария Великого видение было.

– Что сделали мы? – было спрошено про его поколение, и дан ответ:

– Мы исполнили Закон.

– А что сделают после нас? – продолжался диалог.

– Они исполнят половину Закона.

– А следующие что сделают?

– Ничего. Спасаться будут болезнями и скорбями.

И показано было, что у монахов первых времен христианства крылья были орлиные, – море житейское запросто можно было перелететь. У следующего поколения монахов – крылья гусиные: пролетят немного, да спуститься на воду отдохнуть надо. А у монашествующих последних времен крылья петушиные будут. С такими разве летают?..

Хотя вот, знаете, у нас был такой эпизод в Псково-Печерском монастыре примечательный. Я одно время там жил, ища молитвенного покровительства отцов. Там тогда наместником громовержец архимандрит Гавриил (Стеблюченко) был. Его все так и называли: «Иван Грозный». Так вот однажды с хозяйственного двора вдруг вылетел петух и кружит над монастырем! Над соборной площадью, над храмами пролетел и уселся прямо на подоконник отца наместника... Это нам, наверно, такое чудо во укрепление от Бога явлено было. Правда, наместник потом некие гонения на петухов и кур устроил, – чтобы всех их из монастыря извести. И это, видимо, в назидание: без скорбей не спастись (см. Деян. 14: 22).

Церковь духовно торжествует, когда она гонима. Как только советская власть сменилась, чем все были заняты? Строить начали, жизнь на новых началах обустраивать. Есть Евангелие Марфы и Марии. Марфа символизирует все те внешние дела, которые мы творим. А Мария – сидела у ног Иисуса и слушала Его сладкоречие. Так что Марфа даже стала на нее негодовать:

– Ну-ка, встань, помоги мне!

А Господь урезонил Марфу:

– Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее (Лк. 10: 41–42).

Мария избрала, как сказано по-церковнославянски: единое на потребу. Конечно, слава Богу, что мы восстанавливаем монастыри да храмы, но Мариино дело должно первенствовать. Оно первостепенно.

Подготовила Ольга Орлова