Доклад игумена Петра (Мажетова), наместника мужского монастыря Свято-Косьминская пустынь Екатеринбургской митрополии на Международной конференции «Духовное наследие египетских отцов и его актуальность для современного монашества» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь. Москва, 17–18 ноября 2018 года)
Во многих кругах сейчас считается хорошим тоном ругать современное общество. Плохая армия, плохое образование, никуда не годная медицина, несносное правительство и т. д. Для всеядной и всеобъемлющей критики не является исключением, конечно, и современное монашество. Жалуемся на плохую нравственность насельников наших обителей, не устраивает заносчивость настоятелей, кого-то раздражает излишняя активность монахов, у кого-то, напротив, вызывает ненависть монашеская отрешенность от мира. Но если отбросить проявления хронической патологии недовольства всем и вся и задаться вопросом в деловом ключе: что действительно является основной причиной духовных недугов современного монашества?
Как во время эпидемий инфекционные заболевания проникают иногда из внешней среды в монастырь, так духовная атмосфера монашеских обителей подвергается воздействию окружающей культуры мирских ценностей. Если рассмотреть такое явление как соцсети, нетрудно заметить, что мир живет во власти сиюминутных удовольствий. Человек привыкает интересоваться и любоваться картинками своей внешней жизни в своей собственной интерпретации. И, увы, увлечение внешним блеском, этот фарс проникает и в монастырскую реальность. В итоге жизнь инока начинают наполнять так называемые центробежные процессы. Душа, участвуя в делах мира, увлекаясь ценностями мирской жизни, неизбежно начинает как будто бежать от самой себя во всё яркое, видимое, внешнее. Внешними становятся любовь, благочестие и молитва.
«Сними покрывало сердца твоего, – говорит Марк Подвижник, – чтобы стать зрячим, расстанься с видимым, чтобы зреть невидимое… Сидя в келии, не блуждай снаружи, но трезвись внутри себя».
Однако только найти возможность и время для личной молитвы крайне недостаточно. Необходима и соответствующая жизнь.
«Кто молится телесно, – продолжает преподобный Марк, – и не имеет еще духовного разума, тот подобен слепому, взывавшему: Сын Давидов, помилуй меня! Бывший некогда слепым, прозрев и видев Господа, поклонился Ему, исповедовал Его уже не сыном Давидовым, но Сыном Божиим».
Инок, желающий приступить к молитвенному уединению, должен быть безмерно влюблен в Бога и в ближнего.
«...Если молитву нашу не будут украшать смиренномудрие, – рассуждает уже Макарий Великий, – любовь, простота и благость, то это, скорее, бесполезная для нас личина молитвы… Когда же не находится в нас плодов любви и мира, напрасно и суетно все наше делание».
Отсюда школу уединения, то есть место, где можно обрести способность к молитвенному сосредоточению, можно назвать школой Евангельской Любви, чем и обязано быть всякое место, претендующее называться монастырем. Но чувство любви рождается от должного общения – общения в Любви. Преподобный Макарий Египетский, как бы созерцая современные ему монастыри, говорит: «…Бывает ангельская жизнь на земле, когда и настоятели, и подчиненные руководствуются такой мыслью, когда все братия, со всей радостию подчинившись друг другу, станут считать друг друга господами и будут “в почтительности один другого опережать”».
Куда, в какой мир попадает юноша, приходя в монастырь? В домашнюю, семейную обстановку или в интернат казенного типа? В первом случае и горести, и радости, и секреты, и переживания будут общие – как в семье, где каждый болеет за другого. Во втором же случае – каждый сам за себя; в таком месте неизбежно вырабатывается принцип «живи сам и дай жить другому». Соответственно, стремление к уединению у таких иноков вызвано лишь одним – желанием обрести независимость своей жизни в бытовом отношении и не больше. По этой причине в большинстве случаев отшельничество в наше время не в чести, что, конечно же, на наш взгляд, справедливо. Надо заметить, что семья – это не только душевное тепло и понимание, но прежде всего – ответственность. Самое страшное для современного инока – это жизнь никем не свидетельствуемая. Ни игумена, ни благочинного… Холостяцкая, разбитная жизнь! Посмешище перед ангелами и пред людьми. Человек, отказавшись от семейного креста, не возлагает на себя и крест монашеский. Но не причастны ли и мы, духовные руководители, к появлению такой монашеской субкультуры?
Святитель Игнатий (Брянчанинов) отмечает одно наблюдение: какое начало положил юноша в своей монашеской жизни, так вся жизнь пройдет у него и в дальнейшем. С чего должна начинаться монашеская жизнь современных духовных «новобранцев»? Точнее, с чего должен начинать игумен свое общение с послушником. На чем должен ставиться акцент изначально – дисциплина, отсечение своей воли, молитвенное правило, неуклонное посещение богослужения? Эти понятия не могут быть целью, ибо они всего лишь средства к достижению ее. Священной целью любой духовной жизни (мирянина или монаха) является Евангельская Любовь. Которая начинается в общении игумена и послушника, начинается с устранения в общении какой-либо дистанции.
Мы не случайно употребляем такое «не аскетическое» слово как «дистанция», ведь оно рождено таким же «не святоотеческим» термином как «статус».
В священной истории Ветхого Завета есть яркий сюжет, раскрывающий духовный феномен Давида. Распалившийся святою ревностью по Бозе, будучи еще 15-летним юношей, Давид вызывается на бой с уродливо огромным Голиафом. И, как повествует Библия, Давид надел латы царя Саула, походил туда-сюда и… снял их. В победоносную схватку с тяжеловооруженным воином-гигантом святой псалмопевец вступает «налегке», лишь призывая Имя Божие.
Чему нас может научить эта, для многих почти легендарная, история?
Статус. Психологический, социальный, церковный, духовный и т. д. – всё это тяжелые латы, в которых мы пытаемся одолеть своего личного «голиафа», наше падшее естество. И как правило, всегда терпим поражение.
Всем известна основополагающая догматическая «аксиома» – Единый Бог в трех Лицах. И многим неприятно режет слух попытка догматизировать современное мышление, другая фраза – «Единый Бог в трех Личностях».
Личность и Лицо? В чем отличие?
Тема Личности может пониматься очень широко, поэтому, не претендуя на какие-либо категоричные заявления, смиренно предложим собственные рассуждения в заданном аскетическом ключе.
Итак, личность есть сопряжение в человеке внутренних образов (субличностей), позволяющих комфортно и полноценно существовать в современном обществе. Формирование личности (онтогенез) есть процесс (неизбежный процесс, надо заметить), в котором, начиная с самого раннего детства, вырабатывается совершенная, универсальная, ко всему приспособленная живая личина. Это всего лишь способ бытия, средство передвижения моей души по жизни.
В то время как лицо есть мое сокровенное Богоподобное Я, которым постигается Бог внутри меня самого (Царство Божие внутрь вас есть (Лк. 17:21)). Это уже не средство, но есть сама цель духовной жизни. Оно не куда не движется, напротив, Сама Пресвятая Троица приходит к нему. Кто любит Меня и заповеди Моя исполнит, к тому придем и обитель у него сотворим (см. Ин. 14:21, 23). Здесь немного приоткрывается таинственный смысл слов Антония Великого: «Познавший себя познал Бога».
По нашему мнению, если монах не увидит ясно различие понятий личность и лицо, то для него останутся неясными слова апостола Павла Мне мир распялся, и я миру (Гал. 6:14). Выйти из мира и этим распять мир хотя бы на время – легко. Что мы видим на примере многочисленных паломничеств по всему монашескому свету. Но выгнать мир из себя – распяться миру, то есть обрести монашеское сердце – есть дело, сопряженное со многими болезнями и трудами.
Так что же должно быть для монаха жизненным ориентиром? Разносторонне развитая, в современном формате, зрелая личность – или лицо (лицо души, в духе евангельского дитяти), духовно преображенное на основе тех нравственных законов, что актуальны всегда и вне времени?
На что уходят жизненные силы? На бесконечное приспосабливание к бесконечно мятущемуся миру? Или же перед нами предстает благодатное шествие за Христом, чей путь пролегает через собственное наше сердце.
Надо заметить, что мир часто и много рассуждает о молитве, однако молитва мира многословна, велегласна и чувственна, подлинное же монашеское молитвенное делание красиво раскрывается святителем Игнатием в толковании слов Спасителя: В темнице был, и посетили Меня (см. Мф. 25:36), то есть томился одиночеством в вашем сердце, и вы пришли ко Мне и утешили Меня.
Сформированная современным обществом личность привыкла к почестям, веселию, смеху, простору мыслей и чувств – отчего она часто страдает некоей духовной клаустрофобией: боится «замкнутого пространства» внутри себя. В то время как монах должен мужественно связывать свой ум молитвою (восемью словами Иисусовой молитвы) и этим погружаться в сердечную клеть, как во Гроб Господень, куда личность, обремененная многим мирским опытом, не способна протиснуться, как верблюд сквозь игольное ушко.
Всем известен поучительный поступок преподобного Пахомия Великого, повелевшего своим братиям искривить колонны нового монастырского храма, на который стали заглядываться насельники, оставляя молитвенное трезвение. Сможем ли мы сегодня пожертвовать красотою и благообразием нашей личности, многие годы формировавшейся для достойной жизни в мире сем? Сможем ли мы сбросить с себя всё то, что делает нас многоуважаемыми людьми в современном обществе – значимость житейского опыта, личные незаурядные качества, завидный уровень интеллекта, богословское образование, солидность возраста, серьезные сроки церковного служения и должностной статус? Всё это нужно нам было для жизни в миру, но подлинное монашество существует совсем в другом измерении, в царстве, где мы имеем право пребывать только в брачной одежде (см. Мф. 22:11), одежде простоты и смирения.
Когда старшая братия относится к младшей свысока, этим задается модель поведения для всей обители. Каждый будет стремиться к старейшинству, вследствие чего происходит самое страшное: высокомерное отношение к ближнему приводит к высокомерию в отношении Самого Бога.
«И если не находим в себе плодов любви, – заключает Макарий Великий, – мира, радости, кротости, смирения, простоты, искренности… то напрасны и суетны наши труды и подвиги, потому что всякое такое делание и подвиги должны были быть предприняты для сих плодов».
В заключение хотелось бы озвучить общеизвестную монашескую истину: в миру и в монастыре бывает одинаково тяжело, только в одном разница: в миру не знают, ради чего терпят скорби, а в монашестве не просто знают, но имеют возможность проживать ежедневное воздаяние. Как прекрасно об этом воздаянии воспевает Стефан Фиваидский: «Направь сердце свое ко Христу, чтобы и Он встретил тебя… усладись Им, и Он исполнит прошения сердца твоего… И познай, что через многие горести входим мы в Царствие Божие. И Царствие Божие не там и не здесь, оно внутри нас».