Доклад на международной научной конференции «Русь – Святая гора Афон: тысяча лет духовного и культурного единства» в рамках юбилейных торжеств, приуроченных к празднованию 1000-летия присутствия русских монахов на Святой горе Афон (выездное заседание: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 22 сентября 2016 года).
Тема моего выступления посвящена жизнеописанию афонского инока, который пришел в Пантелеимонов монастырь уже на седьмом десятке лет. Как сам он написал: «Перед моим жизненным закатом Господь привел меня на Афон… впечатления неизгладимые… С детских лет привык я чтить святой Афон, как оплот Веры и твердыню православия, но всегда он представлялся мне, по моим слабым силам и грехам, недостижимым». Эти слова из гостевой книги монастыря подписаны: «Александр Владимирович Болотов … в настоящем старик беженец, не чающий дожить до возвращения в Россию» [1].
Афонские паломники, попадающие в костницу Русского Пантелеимонова монастыря на Афоне, всегда обращают внимание на одну из многочисленных честных глав, расставленных на полках кладбищенского храма. Надпись на кости белого цвета гласит: «Схимонах Амвросий Губернатор».
Честная глава о. Амвросия принадлежит потомку достопамятного в Отечестве нашем рода Болотовых. Среди них первый ученый-агроном и замечательный бытописатель Андрей Тимофеевич Болотов (записки или «Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков 1738–1793 гг.» считаются едва ли не лучшим произведением русской прозы XVIII века). Кабинет прапрадедушки со старинной библиотекой и многочисленными рукописями бережно сохранялся в семье Болотовых. Дед – участник русско-турецкой войны 1828–1829 годов генерал-майор Генерального штаба и профессор геодезии и картографии Императорской военной академии Алексей Павлович Болотов. Тетка Софья Михайловна Янькова, урожденная Болотова, первая настоятельница Шамординской обители, преданная послушница старца Амвросия – схимонахиня София (ныне прославлена в соборе тульских святых ); ее брат Дмитрий – петербургский художник и знаменитый оптинский иеромонах, иконописец о. Даниил (Болотов).
Будущий схимонах Русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне о. Амвросий (в миру Александр Владимирович Болотов) родился 3 октября 1866 года в Петербурге в семье потомственных дворян Владимира Алексеевича и Софии Петровны Болотовых. 17 октября в церкви Воздвижения Честного Креста Господня в Таврическом дворце крещен с именем Александр. Золотой крестик с эмалью, полученный при Крещении от восприемников, 8 ноября уже 1931 года, когда он примет рясофор с именем Амвросий, он попросит игумена монастыря повесить «у Покрова на чудотворный образ Целителя и вмч. Пантелеимона».
Его отец Владимир Алексеевич служил мировым судьей. Александр Владимирович пошел по стопам отца, закончил в 1888 году элитное Императорское училище правоведения (куда принимались только дети потомственных дворян) и 2 ноября того же года был причислен к министерству юстиции. В июле 1891 года, успешно пройдя процедуру выборов, не имея еще полных 25 лет, он вступил в должность добавочного мирового судьи Петербурга. Достаточно быстро продвигаясь по служебной лестнице, А.В. Болотов 11 апреля 1894 года занимает должность секретаря прокурора Харьковской судебной палаты, а спустя год, 15 марта 1895 года, он уже причислен к Государственной канцелярии. В ноябре 1895 года состоялось венчание Александра Владимировича Болотова и Стефаниды Сергеевны Толстой из древнего дворянского рода Толстых Тверской губернии (имение Ельцы, на берегу Селигерова озера, в 12 верстах от Ниловой пустыни). В 1897 году начинается новгородский период службы Александра Владимировича: в феврале его назначают кандидатом на должность земского начальника, 11 октября он избирается членом Новгородской уездной земской управы, а в с 1899 по 1902 год занимает должность земского начальника 1-го участка Новгородской губернии (в Любани). И, наконец, в последней своей административной должности в Новгородской губернии А.В. Болотов выступил в качестве предводителя новгородского уездного дворянства. Помимо того, с 1893 года и до революции А.В. Болотов – почетный мировой судья, а с 1898 года – гласный губернского земского собрания, каковым он и оставался до 1917 года. 2 ноября 1901 года А.В. Болотову был пожалован чин надворного советника, а 17 апреля 1905 года – камер-юнкера. И в этом же 1905 году последовало назначение Болотова губернатором в Пермскую губернию.
Пермская губерния с 3,5 миллионов населения была третьей по величине в Европейской России. Болотов принял дела в губернии в тяжелое время – в декабре 1905 года. С первого дня губернаторства на имя А.В. Болотова приходили телеграммы с известиями о стачках и восстаниях рабочих. В связи с этим в губернское правление и губернатору лично поступали циркуляры по установлению усиленной охраны, и, в конечном итоге, Пермская губерния была объявлена на положении чрезвычайной охраны.
Александр Владимирович Болотов всю свою энергию направил на восстановление общественного порядка. Разрешая многочисленные конфликты рабочих и владельцев уральских заводов, он старался действовать не с позиции силы, а с позиции здравого смысла и справедливости, прибегая к помощи войск лишь в самых крайних случаях. Конечно, губернатор руководствовался прежде всего своей основной обязанностью – поддержанием мира и спокойствия в пределах губернии, однако даже ради достижения такой цели он никогда не потакал ни чрезмерным требованиям рабочих, ни злоупотреблениям заводоуправлений. Успокоив народные массы и всей душой восприняв начавшиеся столыпинские реформы, он как мог содействовал проведению их во вверенной ему губернии. В июне 1906 года, представляясь Государю Императору, получил высочайшую похвалу за успешную и энергичную деятельность по наведению порядка в губернии и очищении от революционного террора.
Много внимания А.В. Болотов уделял перспективам экономического развития Пермской губернии. В своих докладах губернатор особо подчеркивал (на основе личных исследований) необходимость разработки Ухтомского нефтяного месторождения и соединения водным путем бассейнов рек Камы, Печоры и Волги.
Духовенство Пермской епархии и верующие также нашли в лице А.В. Болотова сердечного и отзывчивого начальника. В 1909 году, когда жители города возобновили ходатайство о перенесении из Москвы в Пермь святых мощей святителя Стефана Пермского, губернатор стал одним из главных вдохновителей этого дела.
За год до ухода со своего поста А.В. Болотов поднял вопрос перед губернским земством и Пермской городской управой об открытии в Перми университета.
5 декабря 1909 года Болотов подал прошение об отставке, по официальной версии, в связи с расстроенным здоровьем (в сентябре 1907 года ему была проведена трепанация черепа, вызванная последствиями воспаления среднего уха. После операции, в течение 1907–1909 годов он четырежды воспользовался отпуском для лечения).
Отставка была получена 31 декабря – накануне Нового года. Красноречивым свидетельством установившихся сердечных отношений между губернатором и населением Пермской губернии является письмо городского главы Перми и представителей купечества на имя П.А. Столыпина, в котором они просили оставить Болотова в качестве начальника губернии. После прощания земцами, именитым купечеством и пермским городским головой была послана телеграмма Государю Императору «с обоснованным ходатайством об оставлении А.В. Болотова в должности».
«Пермские губернские ведомости» в редакционном «последнем прости» под заголовком «Администратору-гражданину» писали: «Задачей своей административной деятельности Александр Владимирович считал способствование развитию культурно-экономической жизни обширного Пермского края. Быть только… почетным зрителем жизненной борьбы он не мог по своей натуре активного общественного деятеля». Настоятель Серафимовского скита, будущий игумен Серафим (Кузнецов), которого пермяки просили написать речь по случаю отъезда губернатора (30 декабря 1909 года), отмечая «высокую благородную любовь А.В. к оставляемой Перми», подводил итог его четырехлетнего правления Пермским краем: «Вы, по силе данных Вам свыше духовных даров, твердо стояли на почве правды и закона, не допуская врагам Отечества ломать основы существующего государственного строя, и, как мудрый кормчий, шли в разрез бушующих волн, не падая духом».
О дальнейшей судьбе камер-юнкера А.В. Болотова, ставшего впоследствии камергером Высочайшего двора, действительным статским советником, можно судить лишь по его воспоминаниям, письмам, бережно хранимым в архиве Русского Пантелеимонова монастыря на Афоне [2]. В 1911 году он попытался восстановиться на службе по Министерству внутренних дел, но в этом А.В. Болотову было отказано. До 1914 года проживал с супругой в Царском Селе.
С началом Первой мировой войны Александр Владимирович записался в Красный Крест и попал уполномоченным Красного Креста в 3-ю армию на Галицийский фронт. В начале октября 1916 года Болотов получил должность Почетного опекуна Петербургского присутствия Опекунского Совета, которую и занимал вплоть до мая 1917 года. После Октябрьской революции, чета Болотовых переехала в Финляндию, затем в Одессу, откуда в конце марта 1919 года вместе с другими беженцами на пароходе «Бермудиан» они с трудом выехали через Константинополь на Мальту. Затем окончательно осели в Румынии в Германштадте – ныне Сибиу (Трансильвания).
Здесь, в изгнании, Александр Владимирович, как когда-то его прадед А.Т. Болотов, пишет воспоминания, в которых много размышляет о судьбе покинутой родины. Характерны горькие признания бывшего губернатора в могучей Российской империи, а ныне вынужденного скитальца: «Я жалкий обломок русской государственности, русского богатства и былой русской мощи… да, мы распяли свою Родину, частица вины на каждом из нас». В своих мемуарах «Святые и грешные», «Господин Великий Новгород», вышедших в Париже в 1924–1925 годах, автор предстает прекрасным рассказчиком и дает запоминающиеся картины русской жизни на рубеже веков, портреты современников, русских государственных, общественных и церковных деятелей. В этих книгах нет резких характеристик и суждений о здравствующих или уже отшедших в мир иной. Целью воспоминаний было отплатить «моим дорогим жизненным руководителям, за то благородство, которое они по капле, но постоянно и неуклонно вливали в мою душу своим примером». Эти книги воспоминаний – ценный источник по истории нашего Отечества конца XIX – начала XX века, жизни нашей Церкви. Вот как в своей книге «Грешные и святые», написанной прекрасным литературным языком, Болотов сам себе задает вопрос о святости («Что такое святые?») и дает ответ: «Не в страданиях и лишениях святость, а в смирении, терпении и умении безропотно их переносить». Приведу еще одну промыслительную цитату из этой книги о прославлении святых останков царской семьи в будущей новой России: «…В Екатеринбурге грошами того же русского народа, я верю, создастся великолепный храм на месте Их невинного убиения, и вечные лампадки будут сиять перед Русской Голгофой. И со временем во всех русских церквах на Великом славословии, наравне с именами Всея России чудотворцев, мучеников и страстотерпцев, после имен митрополитов Петра, Алексея, Ионы и Филиппа будет поминаться Имя невинно-убиенного Царя-мученика Николая II».
В предисловии ко второй книге своих воспоминаний «Господин Великий Новгород», вышедшей в Париже в 1925 году, Болотов пишет: «Будем терпеливо ждать новую Россию, Россию будущего. Надо надеяться, что она сумеет сочетать в себе из прошлого только хорошее, в соединении с новыми веяниями и современным укладом жизни, ибо жестокими уроками революции воспользоваться безусловно надо».
После смерти жены, наступившей 10 августа 1922 года, Александр Владимирович Болотов остался совсем один. Смерть незабвенной супруги, которую он считал своим ангелом-хранителем, обратили его мысли к монастырской жизни. Но тогда еще не знакомый с Афоном, он мечтал о Валааме, где удалось побывать летом 1917 года, и чудные впечатления «даже Святой Афон не стушевал в моем сердце», – писал он впоследствии. Но Финляндское правительство не пустило, хотя игумен Павлин ответил ему в том же 1922 году, что Валаам с радостью его приглашает. Случайно, в парижской газете «Возрождение», он обращает внимание на очерки Б.К. Зайцева о путешествии на Святую гору Афон. И сам загорается желанием посетить святые афонские места. Вступив в переписку с игуменом Русского Пантелеимонова монастыря на Афоне архимандритом о. Мисаилом (Сапегиным), он получает от игумена ответ, развеявший все его сомнения: «Не беспокойтесь. Вы приезжаете в родную, русскую обитель» [3].
В Страстные дни 1929 года А.В. Болотов впервые вступил на святую афонскую землю. Появление нового паломника в Русском Пантелеимоновом монастыре не осталось незамеченным. Замечательный летописец, бессменный казначей и ризничий Покровского собора о. Флегонт (Лебедев) отметил в своем дневнике, рядом с фотографией А.В. Болотова за 1929 год: «С 13 мая по 1-ое мая гостил у нас, прибыл из Бухареста из числа беженцев бывший пермский губернатор Александр Владимирович Болотов. Из дворян Новгородской губернии, женат на Стефаниде Толстой, урожденной Тверской губернии, детей не было. Автор книги “Святые и грешные. Воспоминания бывшего человека”, напечатанной в Париже в 1924 году. 354 страницы весьма интересные. На Афоне побывал в Андреевском и Ильинских скитах» [4]. Итогом этой поездки Болотова стала небольшая книга, изданная в 1929 году в Варшаве под неброским названием: «Страстные и Светлые дни на Афоне». В ней автор, прежде всего, показывает уникальность этого уголка русского православного мира и его беззащитность перед бедами и невзгодами, обрушившимися на него в XX веке.
Поездка на Русский Афон не прошла бесследно для Болотова. После трехнедельного пребывания на Святой Горе он вернулся в Румынию, «по милости Божией и нашего Небесного Покровителя вмч. Пантелеимона, к удивлению лечащего доктора, почти здоровым… сахара по исследовании у меня не оказалось, и до сих пор от болезни (сах. диабет) избавлен, что отношу всецело к Небесной помощи Целителя Пантелеимона, к которому тогда неоднократно обращался».
Стремление вновь приобщиться к монашеской жизни привело в 1930 году Александра Владимировича в Почаевскую Свято-Успенскую лавру. В архиве Русского Пантелеимонова монастыря на Афоне в фонде А.В. Болотова хранятся рукопись «У Почаевских святынь» и письма архимандрита Дамаскина (Малюты) к Болотову.
Александр Владимирович прибыл в Почаевскую лавру накануне престольного праздника обители – Успения Пресвятой Богородицы. Лавра была выбрана не случайно. Как и Русский Пантелеимонов монастырь на Афоне, Свято-Успенская Почаевская Лавра воспринималась Болотовым как уголок старой доброй Руси, затерявшейся на чужбине. И здесь в Лавре, как и на Святом Афоне, он, вынужденный изгнанник, искал молитвенного утешения после постигших невзгод и лишений и обретал его.
Как пишет Болотов в очерке «У Почаевских святынь», приняли его «сердечно и радушно», он «загостился здесь, благо не гонят» почти до ноября 1930 года [5]. Живя в Почаеве, он мысленно неоднократно переносился на Афон. Пребывание в двух великих православных обителях Русском Пантелеимоновом монастыре и Почаеве в 1929 и 1930 годах, несомненно, повлияло на решение Александра Владимировича вступить на иноческий путь. На свое письменное обращение в Свято-Пантелеимонов монастырь о возможности вступить в святогорское братство получает благоприятный ответ от игумена Мисаила:
«Мы очень рады Вашему твердому намерению послужить Богу в лике иноческом, и всегда готовы чем можем помочь Вам осуществить благое намерение», – писал отец игумен. – Возложим упование на Господа, все во благо нам устрояющего, и Он Всеблагий исполнит желание сердца Вашего»
22 августа 1931 года Болотов вторично приезжает на Афон. 7 ноября поступает в число братства Русского Пателеимонова монастыря, а 8 ноября 1931 года принимает постриг в рясофор с именем Амвросий. Имя Амвросий, как пишет он в своем дневнике, взял в честь Амвросия Оптинского, которого лично видел и беседовал со старцем в Оптинском Скиту в июле 1886 года, еще правоведом. «Мне было тогда 19 лет. Не мог оценить всю глубину и духовную прелесть его личности. Но все же видел четкость его ума и его умение разбираться в людях и в их нуждах и горях», – писал он впоследствии в своих воспоминаниях.
Семь лет провел в Русской Афонском монастыре бывший пермский губернатор. Семь лет, наполненных молитвами и литературными трудами во славу святой Афонской обители. В своих письмах с Афона он пишет: «Условиями жизни, отношением монастырского начальства и греческих начальников и монашеской братии я безусловно доволен. Игумен справедливый, житейски мудрый человек, образец истинного монашеского поведения. Порядки монастырские образцовые, несколько человек из братии люди вполне интеллигентные, в том числе сын министра – Кривошеин, очень тактичный, неглупый и способный тридцатилетний человек» (25 января 1932 года). В «Письмах с Афона», публиковавшихся в разных эмигрантских православных изданиях в 1932–1936 годах, он выступает не только миссионером, но и ходатаем за бедствующие русские обители. В первом своем очерке «Русское празднество на Афоне» он сравнивает послереволюционную Россию с опрокинутым драгоценным сосудом, а народ русский с расплескавшейся повсюду благодатной влагой, а на дне этого сосуда засверкал ранее незаметный алмаз. Алмаз – это пламень православной веры, который возгорится новыми огнями и даст еще великий ряд подвижников… Россия, конечно, возродится и вновь воссияет над ней Православна вера, восстановятся Божии храмы и разоренные святые обители. О. Амвросий, как когда-то писатель Борис Зайцев, пользуясь благорасположением отца игумена Мисаила посещает обители Святой Горы, ее скиты и каливы. В журнальных статьях и публикациях о. Амвросия, написанных прекрасным русским языком, открывается жизнь русского Афона 30-х годов, ныне мало известная. Русик и Великая Лавра, Ксилургу и Карея, игумен Мисаил и афонские старцы, праздники и скорби Святой Горы – вот неполный перечень тем этих очерков и заметок.
В 1938 году, после пережитой тяжелой болезни и истощения, отец Амвросий совершенно слег. Как отмечает о. Флегонт (Лебедев) в своих дневниках о последних днях о. Амвросия, «все переносил с великим терпением и покорностью Воле Божией. 2 февраля по благословению болящего игумена о. Мисаила, больничным духовником о. Сергием пострижен в схиму, пищи почти не принимал, а только мало пития, часто приобщался Св.Таин... 13 февраля 1938 года в субботу на ранней литургии приобщился Св.Христовых Таин, будучи в полном сознании, а в четыре часа дня, тихо, безболезненно и скончался. Был вынесен седьмичным иеромонахом Флегонтом в храм прп. Афонских, где читался псалтирь. В воскресенье 14 февраля (О Страшном Суде), после ранней литургии и отпет о. Сергием (вновь седмичным). Буди ему вечная память!» [6]
Мир отозвался на смерть афонского схимонаха о. Амвросия коротким объявлением в траурной рамке, помещенном на последней полосе Парижской газеты «Возрождение» от 15 апреля 1938 года: «Бывший Пермский губернатор и Почетный Опекун Петроградского Опекунского Совета в звании камергера Высочайшего Двора Александр Владимирович Болотов в монашестве о. Амвросий скончался 13/26 февраля сего года в монастыре Св. Пантелеимона на Афоне и там же погребен. Помолитесь о нем».
Как важно – в какой среде вырос человек. Будущий афонский инок, а прежде губернатор и камергер двора вырос в православной русской семье, где любовь к храму Божьему была так же естественна, как дыхание. Удивительно религиозная, строгая постница мать. Бабушка София Евграфовна, в молодости бывавшая у старца Серафима Саровского, познакомившая внука с ответом митрополита Филарета А.С. Пушкину «Не напрасно, не случайно жизнь от Бога нам дана…» Дядя Николай Евграфович (князь Мышецкий), любивший бывать в Оптиной у преподобного старца Амвросия. «Каждый образ в церкви мне памятен с детства», – писал Болотов в старости. Школа беженской жизни нравственно переродила и возвысила его. Он воспринял крест беженства как искупление за свои грехи. В своих многочисленных статьях, письмах с Афона в эмигрантской печати, в письмах к соотечественникам он выступает не только ходатаем за бедствующее русское афонское братство, но и настоящим миссионером для тех в рассеянии сущих, кто обратился к православной отеческой вере. С рукописных, архивных страниц многочисленных статей, писем и дневников архивного фонда о. Амвросия (Болотова), которые, надеюсь, будут изданы издательской группой Русского Пантелеимонова монастыря, открывается неизвестный еще Афон, который «светит светом Православия, дабы другие народы, видя добрые дела их, прославили Отца нашего, иже есть на небесех…» [7]
[1] АРПМА (Архив Русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне). Дело № 102. Гостевая книга монастыря за 1896–1977 годы. Л.187–189.
[2] АРПМА. Оп. 15, д. 72.
[3] Болотов А.В. Страстные и светлые дни на Афоне. Варшава, 1929. С. 10.
[4] АРПМА. Дневники и летописные записи о. Флегонта (Лебедева) за 1902–1955 гг. Оп. 13, Д. 6. Док. А000217.
[5] АРПМА. Оп. 15. Д. 72. Док. А002862. Л. 4.
[6] АРПМА. Оп. 15. Д. 72. Док. А002869. Л. 1.
[7] Из речи святителя Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского на II Всезарубежном Соборе в 1938 году.
Публикации
Доклады
