Психические расстройства и духовные болезни

Проф. В.Г. Каледа

Выступление В.Г. Каледы, доктора медицинских наук, профессора кафедры практического богословия ПСТГУ, заместителя директора ФГБНУ «Научный центр психического здоровья» на XXXI Международных Рождественских образовательных чтениях «Глобальные вызовы современности и духовный выбор человека», направление «Древние монашеские традиции в условиях современности (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь Москвы, 24 января 2023 года)

Ваше Преосвященство, Ваши Высокопреподобия, Ваши Преподобия, дорогие братья и сестры! Благодарю организаторов данной секции за приглашение выступить перед вами.

Вначале я вспомню одну цитату: Виктор Франкл, известный психиатр ХХ века, основоположник логотерапии говорил, что задача психиатра – лечить душу, задача священника – спасать душу. Сразу приведу пример. Существует такое расстройство как навязчивый счет: человек приходит в храм и сразу начинает считать – сколько икон в одном ряду иконостаса, сколько подсвечников, свечей, сколько женщин, мужчин… и так всю службу. Человек не только от этого страдает, но и не может в этот момент духовно сосредоточиться. И задача врача – помочь ему преодолеть эти навязчивости, чтобы он мог сосредоточиться на духовном делании, мог спокойно подойти к священнику и с ним общаться.

Я имею честь представлять Научный центр психического здоровья, где 30 лет назад произошло очень важное событие: в 1992 году в нашем центре был освящен храм в честь иконы Божией Матери «Целительница». Сейчас этим никого не удивишь – в каждой больнице есть храм, но 30 лет назад это был только второй по счету в стране больничный храм (первый – церковь во имя царевича Димитрия в Первой Градской больнице). Это говорит о том, что ведущие отечественные психиатры понимали, насколько важны для душевного устроения человека духовные ценности.

В одном из докладов здесь уже упоминалось имя профессора Дмитрия Евгеньевича Мелехова. Профессор Мелехов в юности был духовным сыном священномученика Георгия (Лаврова) из Данилова монастыря. Старец Георгий четко разделял духовные и душевные болезни. Одному советовал: «Ты, деточка, иди к врачу», а другому: «Соверши такие-то правила». Дмитрий Евгеньевич много лет писал работу «Психиатрия и проблемы духовной жизни», не завершив ее. Подготовкой к изданию ее в самиздате занимался наш отец, протоиерей Глеб Каледа. В предисловии к книге он выразил надежду, что работа эта будет продолжена. И, как бы выполняя завет отца, я, по сути, посвятил этому свою профессиональную деятельность.

По поводу психических расстройств, психически больных и в целом психиатрии существует великое множество мифов. Следует, в первую очередь, понимать, что это огромный спектр состояний, и не нужно сразу думать, что если человек обратился к психиатру, то с ним всё совсем плохо и надо держаться от него подальше. Я уже привел пример с навязчивым счетом. Навязчивости сами по себе тоже очень разнообразны: кто-то страдает патологической брезгливостью, страхом загрязнения – моет руки по 10-20 раз, часами принимает душ, боится дотронуться до посторонних предметов или одежды; у одного священника, лечившегося у нас, были навязчивые сомнения во время службы: произнес он возглас или не произнес…

Из иных состояний сейчас достаточно остро стоит проблема с депрессией. Человек, образно говоря, «надевает черные очки», и всё становится плохо: всё, что было в жизни, всё, что есть сейчас, и впереди ничего хорошего в принципе быть не может… Недавно у нас в центре лечился, по благословению архиерея, монах из сибирского монастыря. Я с ним беседовал: ему 50 лет, он перенес незадолго до того ковид, еще какие-то моменты трудные были… и вот, у него буквально слезы на глазах – жизнь окончена, лучше умереть. После лечения вернулся светлый образ. Замечательный батюшка, он меня поразил смирением, тем, что говорил: «Я у вас нахожусь на послушании – как скажете, так и будет…»

Психические болезни бывают и исключительно тяжелыми. Некоторое время назад был такой случай. Наша врач наблюдала одного монаха с паранойной шизофренией. Он в зрелом возрасте поступил в монастырь, а до этого много раз оказывался в психиатрических больницах, нуждается в приеме лекарств. В нашу клинику первый раз приехал с сопровождавшими его братиями, было назначено лечение, и он вернулся в монастырь. И вот теперь оттуда позвонили, сказали, что наступило обострение. Он страдает бредом преследования; понятно, что нужно его госпитализировать, и он сам об этом просил. Я звоню игумену монастыря, представляюсь по всей форме, говорю: у вас есть такой брат, у него ухудшилось состояние, давайте его положим к нам, проведем лечение… В ответ услышал, что мы ничего не понимаем, что на самом деле все болезни от бесов, никаких таблеток принимать не нужно, сей род изгоняется только молитвой и постом… В результате этот монах вынужден был, минуя игумена, получать рекомендации от врачей и все-таки принимать лекарства, чтобы продолжать как-то существовать дальше.

Вместе с тем у нас есть и положительный опыт сотрудничества с монастырями. Ведь если психически больной человек попал в монастырь, – долг братий или сестер оказывать ему помощь. В ряде случаев именно так и происходит: кто-то из насельников по послушанию следит за тем, чтобы больной принимал лекарства и т. п.

У нас в целом в Церкви – как и в обществе – есть два подхода: один – что психических болезней нет вообще (отсюда рекомендации из области «возьми себя в руки», «будь мужчиной»…) Другой – представлен, например, направлением в нашем Центре, где с 90-х годов работает группа психиатров, которые занимаются лечением православных пациентов. Эти врачи окормляются у владыки Солнечногорского Алексия, а изначально их деятельность получила благословение отца Кирилла (Павлова); многих больных направлял к нам архимандрит Власий (Перегонцев), и можно еще перечислять священников и архиереев, которые нам доверяют и с нами сотрудничают. Но при этом есть люди, которые категорически не признают психиатрической помощи. Хотя официальная позиция Русской Православной Церкви, четко сформулированная в Основах Социальной концепции, известна. Там написано, что Церковь считает недопустимым сведение всех психических заболеваний к проявлениям бесоодержимости. Это так же невозможно, как нельзя лечить все духовные расстройства исключительно клиническим методом. То есть последние 30 лет мы имеем признание того, что психические болезни есть, что они отличны от духовных болезней. И сейчас Церковь все больше и больше внимания проявляет к нашим проблемам. Внимания и понимания.

В сегодняшнем докладе отца Авксентия (Абражея) говорилось о депрессии. У депрессии есть градации. Если депрессия не тяжелая, человек зачастую становится даже ближе к Богу. Не случайно всегда говорили, когда происходила в жизни какая-то беда, – «Господь посетил». Испытавший несчастье человек, бывает, начинает лучше понимать, чтó у нас самое главное, самое ценное. Но бывает и очень тяжелая депрессия с чувством тоски, безысходности, когда человек находится на дне пропасти и уже не может ничего воспринимать. Чувство тоски – это тяжелейшая душевная боль. Со стороны невозможно в полной мере понять, чтó переживает в это время человек. Приведу очень непростой пример, трагическое событие, которое произошло в нашей Церкви. В 1914 году покончил жизнь самоубийством епископ Белгородский Иоанникий (Ефремов), викарий Курской епархии. Когда читаешь его жизнеописание, впечатление такое, как будто читаешь житие. Он был большим почитателем еще не канонизированного тогда, а затем новопрославленного (в 1911 году) святителя Иоасафа Белгородского, каждый день совершал на его могиле панихиду и затем молебен. Молитвенник, человек высокой духовной жизни. Когда у него возникло заболевание, он ушел на покой. В то время не было препаратов, которые могли бы облегчить его состояние. В течение двух месяцев он не спал и, испытывая тяжелейшие душевные страдания, сам прервал свою жизнь…

Я хочу сказать, что иногда существует непонимание того, что депрессия – это болезнь. Что болеющий депрессией человек нуждается в сострадании, помощи, поддержке, направлении к психиатру. Его состояние кардинально отличается от состояния, когда нам просто «отчего-то грустно», но мы можем взять себя в руки. Депрессия – это как человек с поломанными ногами, ему нельзя сказать: вставай, ходи… Он этого не может сделать.

Как диагностировать психические болезни? Вопрос одновременно и простой, и сложный. Спектр психических расстройств, повторю, очень широк, и каждый случай уникален. Если провести параллель с монастырской традицией, то там есть давно применяемые способы «диагностики»: человек приходит в монастырь, и за ним долго и внимательно наблюдают, изо дня в день, из года в год, и потом принимают решение о постриге. Собственно говоря, то же делают и психиатры: мы беседуем, смотрим на человека – как он держится во время беседы, как он говорит, что он говорит… Есть же некое общее представление, как человек должен вести себя в той или иной ситуации. Например, приезжает ко мне пациент из Дагестана, далекого горного аула. Известно, как дагестанцы почтительно относятся к возрасту, статусу и т. п. И вот на консилиуме, который возглавляет профессор, сидят специалисты, появляется этот мужчина лет тридцати пяти и грызет яблоко. Я ему задаю вопросы, а он на меня ехидно смотрит, продолжает есть яблоко и молчит. Кто-то из коллег даже испугался, что он сейчас какое-то насилие совершит… Понятно, что поведение странное, нелепое, тем более для человека восточных традиций. Диагноз был ясный – шизофрения, бредовое состояние. Поместили его в отделение, лечили таблетками. Проходит две недели, он ко мне подходит, раскланивается почтительно: «Простите, пожалуйста, что я так себя вел, я считал, что вы находитесь в заговоре против меня, и что вы читаете мои мысли…» (Есть такой характерный симптом – чтение мыслей.)

Наряду с наблюдением мы, конечно, собираем анамнез на основании бесед с родственниками, близкими людьми. Часто бывает, что очень важную информацию мы получаем от священников. В разговоре с ними люди, бывает, больше раскрываются. Один знакомый священник как-то рассказал о некой рабе Божией, у которой «голоса», попросил ее проконсультировать. Девушка, 25 лет, пришла ко мне вместе с мамой. Ни в чем не признается, а мама рассказывает, что у нее какие-то сильные страхи, она боится одна спать, боится включать свет в ванной, когда моется и т. п. Начали лечение, стали ей добавлять лекарства в пищу. Состояние девушки улучшилось, а спустя какое-то время она призналась: «Вы не представляете себе, как надо мной издевались, как на меня воздействовали, какие пакости мне рассказывали…» То есть у нее была обычная галлюцинаторно-бредовая симптоматика – она слышала «голоса», которые ей что-то приказывали. На фоне терапии это прошло.

Наши больные часто говорят, что слышат голоса бесов, бесы на них воздействуют. Но нас в данном случае не интересует тематика (больной может представлять себя Чебурашкой и слышать голос Крокодила Гены) Это всё является проявлением болезни, и эти состояния лечатся, проходят на классической антипсихотической терапии.

Но есть и другие примеры. Некоторое время назад хорошо знакомый батюшка поехал на Святую Гору Афон вместе с двумя подвижниками-храмостроителями. Они были в нашем Пантелеимоновом монастыре и договорились наутро встать попозже и пойти непосредственно к Литургии. Священник с одним мирянином жили в одной келье, а еще один человек в другой. И вот батюшка рассказывает, что ночью, часа в два, тот, с кем он был в келье, встал, начал как будто от чего-то отмахиваться, и ушел. А батюшка в этот момент спросонья чувствует, что на него как будто кто-то набросился. Он перекрестился, произошло повторное нападение. Он уже понял, что в такой ситуации нужно в храм идти, не дожидаясь начала службы. Когда шел из архондарика через парк, еще раз случилось нападение. Пришел в храм, а там уже его спутники. Выяснилось, что все трое испытали одно и то же. Это реальное духовное нападение, понятно – чье. Понятно и то, что все эти люди психически здоровы.

Есть психические болезни, когда нужно назначать лекарства, и есть явления в духовном мире, – мы, верующие психиатры, их признаем. И нужно их различать. Могу привести пример. К одному моему коллеге как-то приехала на прием некая раба Божия из лавры, сказала, что она бесноватая. А у него была святыня – частица мощей Святейшего Патриарха Тихона. Он дал ей подержать мощи, которые находились в коробочке с написанным названием лекарства: амитриптилин. Спросил, принимала ли она такое лекарство. Она спокойно взяла в руки коробочку, сказала, что не принимала. Мой коллега выписал ей этот препарат, назначил повторную консультацию. А в следующий приезд сказал, что у него есть святые мощи: «Вот, возьмите, посмотрите…» И вот, он говорит: я даже не понял, как она из положения сидя в кресле – подпрыгнула чуть не до потолка… Понятно. что это никакая не бесоодержимость, это называется истерический психоз, кликушество. Есть немало личностей истерического склада, которым если рассказать историю, какая случилась на Афоне, они непременно поедут куда-нибудь в похожее место и потом расскажут и про бесовские нападения, и про явление Божией Матери, и про чувство особой благодати… – хотя на самом деле в нашей традиции не принято говорить о таких внутренних переживаниях.

Здесь еще звучал вопрос о духовной жизни в состоянии немощи. Мне хочется вспомнить удивительную подвижницу ушедшего века. Была в нашей Церкви тайная монахиня Михаила (Мария Кузьминична Шитова), наш дед священномученик Владимир хорошо ее знал. Она жила в Троице-Сергиевой лавре, и все ее считали святым человеком. У нее на каком-то этапе жизни была слабость, когнитивные расстройства, а лаврские старцы говорили, что нужно исполнять во всей полноте монашеское правило. Дмитрий Евгеньевич Мелехов тогда написал письмо о том, что молитва всегда должна быть в радость, и если у человека нет сил, то правило нужно сократить. И старцы приняли этот совет и сократили ей молитвенное правило.

Материалы по теме

Новости

Публикации

Доклады