23 июля 2016 года, в день памяти преподобного Антония Печерского, в Николо-Сольбинском женском монастыре состоялся престольный праздник.
В этот день епископ Переславский и Угличский Феодор возглавил праздничную Божественную литургию в монастырском пещерном храме в честь Преподобных Антония и Феодосия Киево-Печерских.
По окончании богослужения владыка Феодор поздравил настоятельницу обители игумению Еротииду (Гажу), сестер и воспитанниц монастырского приюта с престольным праздником и обратился к собравшимся с архипастырским словом:
«Пророк Моисей плакал обо всем народе израильском и просил, чтобы Господь дал закон, по которому тот народ мог бы жить правильно и верно. Хотя Господь дал ему на скрижалях некое написание, Моисей, спустившись, на земле разбил эти первые скрижали, увидев нечестие человеческое. И снова поднялся на гору, и снова молился, и снова просил, чтобы Господь дал другой закон, который смогло бы понести это испорченное человечество. Тогда Господь дал им другие скрижали с заповедями, которые мы с вами знаем, отобразившие на себе декалог заповедей Божиих, которые не только Израиль, но и всё человечество, и мы с вами восприняли через получение Евангелия. Но вместе с тем мы восприняли в Евангельском учении и Новый Завет, новые Заповеди, которые нас не ограничивают за деяния, а наоборот, нас возводят от земли к Небу, нас поднимают горе и ведут к нашей вожделенной цели. Какая же цель нашей жизни?
Всё человечество испокон веков ищет себе различные удовольствия, комфорта и радости в этой жизни и понимает, что этот поиск заложен на глубоком генетическом уровне и приходит к нам от наших праотцев Адама и Евы – желание возвратить утраченный некогда рай. Но сбились наши ориентиры, не знаем мы, где рай искать. Пытаемся найти в сладкой пище, в глубоком нежном сне, в бурном веселии, в красивой одежде, в человеческой славе. И понимаем каждый раз, что после того, как оседает пена этих страстных переживаний, остается горькое послевкусие – послевкусие греха. И вместе с ним тоска и чувство внутреннего неустройства, разрушения внутреннего мира. И человек пытается снова себя каким-то образом утешить и бросается из крайности в крайность. Пытается то одни свои чувства возбудить, то другие утешить, то третьи насытить, а в конце концов упирается в тупик. Сколько он денег ни затратит, сколько он сил ни приложит, а счастья нет. Есть некая тень, мимоходом мелькнувшая, уловившая нас за сердце и пропавшая. И вот всю жизнь бегаем, чего-то ищем, сами себя обманываем, вместе с этим обманываем других и, что самое страшное, пытаемся обмануть и Бога, что мы живем так, казалось бы, как мы и должны с вами жить. Но Господь нам говорит совершенно строго и однозначно, что это блаженное состояние внутреннего человека не во внешних формах живет и не сможем мы его достичь никакими материальными средствами. Начало блаженства – в духовной нищете. И мы с вами слышим эти заповеди блаженства каждый день на Божественной литургии: "блаженны нищие духом". Слышим, но задумываемся ли мы о смысле этих слов?
Что значит духовная нищета? Ведь мы так хотим обогатиться, мы так хотим считать себя чем-то значимым в мире этом и перед людьми, и перед Богом – делаем, трудимся, стараемся. А Господь говорит: "Человек, ты вспомни, кто ты есть, ты прах и пепел, ты – горсть земли, которую Я взял Своими руками и сделал из этой глины то, что ты есть. И вдунул "душу живу", и эта глина стала двигаться, думать, дышать и делать что-то. Но не помышляй, что ты что-то значишь". В чем же моя сила?
Простой человек желает быть сильным, желает быть значимым, и он хочет опереться, иметь опору или в деньгах, или в положении в обществе, или в ком-то другом значимом срезе социальной жизни. Но со временем он понимает, что здесь ненадежно, здесь заканчивается то, на что он полагал свои надежды, здесь утрачивает силу, и он остается совершенно беспомощным. Как говорил Амвросий Оптинский, "человек что жук майский. Когда солнышко и тепло, он летает и жужжит: "всё мое – леса мои, поля мои, деревья мои – я над всем довлею". Но чуть подует ветерок, он вцепится в листочек дерева и жужжит: "Не спихни, пощади". Вот и мы так же – что-то думаем о себе, шумим, представляем, но скорби расставляют точки над "i" и показывают нам, что в действительности-то мы никто и ничто. И вся наша сила единственно в Боге. Это основа любого духовного восхождения, совершенствования и приближения к Богу. Потому с этой строки начинаются Заповеди Блаженства: "Блаженны нищие духом". "Не я, Господи, не я, а Ты сделал в моей жизни всё, что есть доброго и светлого". Неслучайно Господь обращает наше внимание: "Без Меня не можете творить ничесоже".
Мы вспоминаем сегодня память преподобных Антония и Феодосия Печерских, которые являются отцами русского монашества. Мы с особой любовью и трепетом к ним прибегаем. Но, прося у них молитв, помощи и заступления, восхищаясь их подвигом и жизнью, задумаемся: если они являются нашими отцами по началу, положенному апостолами, являемся ли мы их детьми по восприемству? Пожалуй, исторически – "да", юридически, через канонические действия священноначалия – тоже "да". Но духовно, именно по действию благодати, наверное, не всегда мы можем сказать с уверенностью, что мы дети наших великих отцов. Потому, что тот залог благодати, который они нам дали, мы, к сожалению (уж не говорю преумножили), не сохранили.
Потому что мы потеряли самое главное – начало, духовную нищету. Считать себя не имеющим ничего доброго. Всё, что есть, – не мое. Всё, что доброе, – это мне Господь дал. А что греховное, немощное – такой я сам есть. Эта самая простая заповедь для нас является самой сложной. И происходит внутренняя борьба в человеке – считать себя чем-то или не считать? Достиг я чего-то или не достиг? Сделал я что-то или не сделал? А по существу, не я делаю, а делает Господь. Для меня это великое счастье, что Господь мне даровал такую милость – быть лопатой в Его руках, или серпом, или плугом. Потому что по существу все мы выполняем одну Божественную заповедь – заповедь любви.
И преподобные Антоний и Феодосий своей жизнью нам это четко показывают. Сколько они сотворили чудес! Исцеляли больных и бесноватых, совершали различные благодеяния людям. Но всё они присуждали Единственному, одному Творцу и Спасителю – Богу.
И в нашей жизни сегодня монахи – это те, которые бросают вызов современному миру своей жизнью, тем, что они, будучи молодыми, красивыми, казалось бы, еще могли послужить миру и мир для них мог бы послужить, но уходят из него, потому что понимают, что истинное счастье, истинная радость не здесь, в пределах земных и материальных благах, пребывает, а в чем-то ином. В ином блаженстве. Не случайно сравнивают монаха с птицей – не сеет, не жнет, не пашет. Хотя наши монахи и пашут, и сеют, и жнут. Но смысл в том, что они находят радость в полете, как и птицы, и небожители. Полет этот – молитва. Потому что без молитвы монах сразу опускается на землю и перестает быть монахом, становится простым трудником, работягой в черных одеждах.
То, что нас отделяет от мира, – это не внешнее, а внутреннее. Это внутреннее никто не видит, разве кто-то внимательный, который посмотрит в наши глаза и увидит там невечерний свет. Древние отцы говорили: "Если ты увидишь настоящего христианина в своей жизни хотя бы один раз, ты его никогда не забудешь". Являемся ли мы такими христианами? Живет ли в нас Христос настолько живо и ярко, что может не только нас вести, но и через нас обращаться к людям? Это зависит от того, насколько мы привлекаем к себе Божественную благодать. А Божественная благодать привлекается только к смиренным сердцем, смирение сердца достигается через отрицание своей собственности, своей самости. Вот мы, распятые перед Христом и пред миром, ничего не имеем, кроме своих грехов, и эти грехи, как слезы Моисея, мы приносим к Божественным ногам Спасителя. Но плачем не за весь израильский народ, а за самих себя, чтобы Господь нас спас. И, если будет Ему угодно, тех, кто близки нашему сердцу.
В современном мире оскудевает духовная жизнь и монашество, но мы верим, что Господь в силе воздвигнуть нас не по нашим подвигам, которые мы, может быть, не всегда можем понести как наши предки, духовные отцы, но по тому смирению, что мы воспринимаем от Его десницы с благодарностью, с покорностью, со смирением, не считая себя достигшими чего-то, а помня о том, что из земли изошли и в землю отыдем. Дух Животворящий сделал нас тем, что мы с вами есть.
Этот храм воздвигнут в особом месте, он является как бы духовным оазисом нашей жизни и весь монастырь. И мы с вами счастливы потому, что можем спокойно прийти в святой день, когда благоизволит наша душа помолиться. Мы видим, как Господь возрождает на пустынном месте новую Лавру, но она славна не стенами, а сердцами, которые бьются в живом пульсе молитвы. И вы должны помнить о том, что это и есть настоящая жизнь. Если молитва перестанет, если она иссякнет, то всё напрасно: напрасны кресты, напрасны золотые купола – они будут не нужны никому. Это всё является средством для нашего с вами спасения, чтобы пробудить нас от духовной дремоты хоть к небольшому подвигу для спасения наших душ».
Слова епископа Феодора явились настоящим подарком для всех. Наполненные глубоким духовным смыслом, они отражали крепость веры, красоту души и силу молитвенного предстояния Владыки.
В завершение игумения Еротиида отметила, что благословение архиерея имеет особую силу.
Краткая справка
Храм в честь Преподобных Антония и Феодосия Киево-Печерских отличает особенная «пещерная» архитектура и внутренний сокровенный благодатный мир, ощущаемый здесь во время молитвы.
Храм построен наподобие пещер Киево-Печерской Лавры, где подвизались первоначальники русского монашества Антоний и Феодосий. Только получился он не совсем под землей, так как из-под храма бьет источник, который выведен за стеной монастыря и освящен в честь этих святых. Храм оформляется мозаикой в стиле первых веков христианства. Смысловая идея храмового интерьера – передать простоту и вместе с тем монументальность, ощущение аскетического духа и величие православной веры.
Наверное, поэтому, каждый, кто приезжает в Николо-Сольбинский монастырь, стремится побывать в этом храме и особенно за богослужением в нем.
Публикации
Монастыри
Святые
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
