24 февраля 2018 года на 103-м году жизни отошел ко Господу насельник Богородице-Рождественского мужского Анастасова монастыря Белевской епархии архимандрит Анастасий (Швецов), в схиме схиархимандрит Аверкий.
Отпевание и погребение усопшего состоятся 26 февраля в Богородице-Рождественском мужском Анастасовом монастыре по окончании Литургии Преждеосвященных Даров.
Упокой Господи душу усопшего верного раба Твоего!
Краткая справка
Схиархимандрит Аверкий (Швецов-Загарский) большую часть жизни провел вдали от России, но его мысленный взгляд часто обращался на Родину. Переживший революцию, НЭП, репрессии, две войны, плен и испытания эмигрантской жизни, а также вкусивший комфортной и спокойной жизни в Америке, он вернулся в страдающую от мирового финансового кризиса Россию без колебаний.
Его приезд в маленькую захолустную обитель более десяти лет назад по приглашению наместника игумена Парфения (Сачкова) воодушевил многих людей в деле возрождения монастыря. Возвращению тогда еще архимандрита Анастасия в родные края предшествовало немало жизненных перипетий.
Родившийся за два года до Октябрьской революции, Борис был одним из семерых сыновей протоиерея Владимира Швецова, служившего в начале века в селе Кувшинское под Вяткой, и Елены Загарской. Всего в семье было девять детей – было еще две дочери. Отец, скромный священник, служивший в провинции, с трудом содержал большую семью и едва сводил концы с концами. Из-за налоговых преследований он не раз переезжал с места на место, поэтому в его послужном списке не меньше семи приходов.
Пятилетним ребенком Борис вместе с отцом участвовал в богослужении, прислуживал в храме. В сельской школе поповскому сыну немало доставалось, но от Церкви и веры Христовой его это не отвратило. По настоянию близких, отучившись в школе, он поступил в медучилище на фельдшера и начал работать по специальности.
В 1937 году его отца вместе с другим вятским духовенством приговорили к расстрелу, приговор быстро привели к исполнению. Сыну врага советской власти, как и его многочисленным братьям и сестрам, «дорога в люди» навсегда была закрыта. Дважды не брали Бориса и в армию, пока не началась финская война с ее большими потерями, и на вопрос происхождения военкомы начали закрывать глаза – призывали всех годных к военной службе. Жестокими реалиями войны молодой фельдшер был потрясен до глубины души. Солдаты, шедшие в атаку, либо сотнями и тысячами оставались на поле боя, либо возвращались из окопов обмороженными. После ампутации в лазаретах, где не было ничего, кроме инструментов и корпии, люди, если выживали, становились страшными обрубками без рук и ног. Всё увиденное им на войне и в мирные дни отражало отношение новой власти к человеческой жизни, ничего не стоившей. Размышления о расстрелянном мученике-отце и своем будущем в стране без веры привели Бориса к мысли, что нужно уезжать из СССР.
Обстоятельства способствовали его решению. После финской началась Великая Отечественная. Во время боев в Латвии, попав в немецкий плен, пару лет он прожил в Лихтенштейне в спецлагере для интернированных. Среди военнопленных оказалось много представителей русского духовенства. Нашлись и те, кто помог сыну православного священника добраться до Аргентины.
Чужая земля не встретила вновь прибывшего с распростертыми объятиями – он пережил лишения, унижения чужака, тяжелый труд грузчиком. Но Господь и здесь не оставил – пригодился фельдшерский опыт, благодаря которому он смог попасть в клинику и остаться там работать и жить при больнице, отучившись на массажиста.
50-е годы стали переломными в жизни Бориса, который постоянно думал о монашестве. Вскоре он стал келейником болящего архиепископа Аргентинского Иоасафа. От Владыки он принял монашеский постриг с именем Анастасия, затем диаконство и сан иеромонаха. Он же проводил своего духовного наставника в мир иной.
Переехав в Америку, он поступил в духовную Джорданвильскую семинарию Русской Православной Церкви Заграницей. Молодого русского иеромонаха-эмигранта с непростой жизненной историей и духовными дарованиями заметил Восточно-Американский и Нью-Йоркский владыка Анастасий и сделал своим келейником. Вместе с митрополитом Борис участвовал в богослужениях. По благословению Владыки он хранил за рубежом редкую русскую святыню – Курский-Коренной чудотворный образ – икону Божией Матери «Знамение». Вместе с иконой он объехал много православных приходов Америки и был свидетелем удивительных событий, связанных с ней. «Знамение» Богородицы знаменовало и связь эмигрантов с пострадавшей от гонений Русской Церковью. Икона и как святыня, и как частица родной земли давала надежду и утешение тысячам соотечественников, оказавшимся вдали от Родины в трудных обстоятельствах. Случаи исцелений, происходивших от богородичного образа, составили несколько томов рукописной книги, которую он повсюду возил с собой.
Батюшка служил и в Северной, и в Южной Америке. В 80-летнем возрасте он ушел на покой и тихо жил в Нью-Йорке до того момента, когда Россия позвала его обратно.
И само приглашение приехать на Родину от отца Парфения, знавшего его лишь по фотографиям, и тот факт, что обитель, в которую его так настоятельно звали, носит имя своего основателя Анастасия, убедили пожилого священнослужителя, что здесь имеет место Божий Промысл. Долго не раздумывая, он оставил обжитую квартиру в Нью-Йорке и всех, кто был ему дорог, и приехал в неизвестный ему городок Одоев.
Пресвятая Богородица всю долгую жизнь батюшки повсюду сопутствовала и помогала служению отца Аверкия: рожденный на Благовещение, он хранил Ее святой Знаменский образ, а затем вернулся в Россию, в обитель, храм которой посвящен Рождеству Божией Матушки.
С возвращением в Россию о покое ему пришлось позабыть – сначала к нему потянулось духовенство, затем многочисленные верующие. Сотни людей со всех концов страны поехали в старинную обитель, и она, известная со времен татарских набегов и заглохшая в советское время, и его молитвами обрела вторую жизнь..
Публикации
Монастыри
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
