В новейшей истории Русской Православной Церкви наблюдается такое явление: вслед за детьми монашество принимает кто-то из их родителей, увидевших благодатность монашеской жизни и стремящихся на склоне лет быть как можно ближе к Богу. С этого мы и начали наш разговор с настоятельницей Кресто-Воздвиженского Иерусалимского ставропигиального женского монастыря игуменией Екатериной (Чайниковой), чья мама незадолго до кончины была пострижена в схиму с именем Иоанна – в честь Пророка Предтечи и Крестителя Господня Иоанна.
Батюшка сказал: «В этой книге ты найдешь все ответы»
На память приходят примеры: мама настоятельницы Зачатьевского ставропигиального женского монастыря в Москве игумении Иулиании (Каледы) незадолго до кончины приняла монашеский сан с именем Георгия. Монахиня Варвара – мама настоятельницы Свято-Введенской Островной пустыни на Владимирской земле игумении Февронии (Мараткановой) – до последнего своего вздоха подвизалась вместе с дочерью в возрождающейся обители. Список можно продолжить, и он, кстати, немаленький. А кого-то Господь сподобил подняться на высшую ступень православного монашества – принять великую схиму, как, например, схимонахиню Зосиму, маму приснопамятной схиигумении Фамари (Горлановой), на протяжении 25 лет восстанавливавшей Свято-Троицкий женский монастырь в Муроме. Матушка Екатерина, что Вы можете рассказать о Вашей маме?
Знаете, она помышляла о монашестве давно. И когда мне, самой младшей из детей, исполнилось 16 лет, мама написала прошение на имя Председателя Отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата митрополита Филарета (Вахромеева) с просьбой направить ее в Горненский женский монастырь в Иерусалиме. Там подвизалась моя сестра – монахиня Савва. Мы много знали о Иерусалиме, и у нас, что называется, была прямая связь с ним. Владыка официально ответил, что в настоящее время это невозможно, поскольку на руках у нее несовершеннолетний ребенок, которого надо воспитать, дать ему нужное направление в жизни. Мама это приняла. Но вскоре она приняла и тайный монашеский постриг. В советское время это практиковалось. Она продолжала ходить на работу, однако ее внутренняя жизнь изменилась. Хотя, чтобы понять, как с годами усиливалась ее любовь к Богу и росло доверие к Спасителю, становясь поистине безграничным, надо проследить весь ее жизненный путь...
Родом она была из Удмуртии. Ее отец отказался идти в колхоз, и поэтому (я хорошо помню рассказы моей бабушки) у семьи отобрали имущество – весь их нехитрый скарб. В начале 30-х годов прошлого века, согласно постановлению, за которым стояла зловещая фигура Сталина, началось по стране «движение спецпереселенцев». Кого-то отправляли в казахские степи, кого-то – на Урал или на Дальний Восток, а мамину семью вывезли в тайгу в Красноярском крае. Причем, рассказывала бабушка, все дни до отъезда – в напряженном ожидании «черного воронка» – дети ложились спать одетыми, обутыми, закутанными, а дедушка держал наготове хозяйственный инструмент, чтобы захватить хоть что-то с собой в неизвестные дали. И «воронок» приехал. Загрузили большую семью за какие-то пять минут – прощай, родная земля! В тайге дедушка успел вырыть землянку, накрыть ее тесом, застелить дерном, соорудил печку, и тут его забрали в тюрьму, где он заболел чахоткой и ранней весной умер. А забрали его потому, что ходил в храм...
Бабушка, чтобы прокормить детей (из семерых выжили четверо), пошла работать в шахту. Что говорить: такая трагическая судьба ждала великое множество советских людей, попавших в жернова «кулацкой ссылки». Моя мама, младшая в семье, не смогла получить образование. Три класса закончила и дальше учиться возможности не было. Шла война. И хотя военные действия не дошли до их края, но есть было нечего, писать было не на чем – в общем ей пришлось перенести многие тяготы военного времени. Но ум с детства у нее был пытливый. Особенно волновали вопросы мироздания: почему всё так? Ведь этим кто-то управляет? Спросила у моей бабушки: «А Бог есть?» Та ответила: «Я молюсь, как умею, а тебе объяснить ничего не могу». Взрослея, Мария (так звали маму) стала задавать этот вопрос другим, а люди в ответ только смеялись и говорили, что всем управляет природа. Крестилась мама в Абакане – это за 180 верст от того места, где жила и куда добираться без транспорта было крайне трудно. В Абакане она спросила батюшку о Боге, о мироздании. Батюшка сказал: «В этой книге ты найдешь все ответы». И дал ей Библию. Только представьте: Библия в то время была в нашей стране редкостью, а для человека верующего или ищущего веры – настоящим сокровищем. И это сокровище сибирский священник вручил моей маме! Читая Евангелие от Матфея, Марка, Луки, Иоанна, она больше и больше прилеплялась к Церкви в отличие от ее братьев и сестер, которые говорили, что Мария сошла с ума – стала ездить к попам! А уж когда мы перебрались в Краснодар, то в Свято-Екатерининском кафедральном соборе мама нашла такую отдушину для своих духовных чаяний, духовных нужд! Я по сути дела с пеленок была в том храме. В детстве мы постоянно встречали там странников. Много тогда было гонимых людей, скрывавшихся под видом юродивых, дурачков. Когда мы с ними выезжали на кладбище, какие духовные канты они пели! И получалось у них красиво, умилительно. Почему, спросите, на кладбище ездили? Эти странники старались поддерживать в порядке могилки невинно убиенных, пострадавших за Христа. Со всей любовью ухаживали они за их захоронениями.
Под одной крышей с людьми Божьими прошло мое детство и в Печорах, куда мы впоследствии переехали. Комнатка у нас была 12 квадратных метров – три на четыре. Вдоль стен стояли кровати, в проходе лежали матрацы, одеяла. Там, на полу, нередко спали странники Михаил и Николай. Умещались в этой комнатке и верующие из Белоруссии, приезжавшие (бывало, человек восемь сразу!) помолиться святыням Псково-Печерского монастыря. Вспоминается: людей битком набито, а никаких распрей не было. Жили мы единой семьей, помогали друг другу и не замечали бытовых неудобств. Помню, мама иногда спрашивала: «Может, пойдете к кому-нибудь другому? Вам у нас тесно». Ей отвечали: «Мария, нам так хорошо здесь! Мы никуда отсюда не пойдем».
Вера простая, детская, порой даже наивная...
Удивительный рассказ, матушка Екатерина! В дневнике неизвестного священника «День за днем», впервые опубликованном в 1908 году, говорится, что дух Божий даром получить нельзя. Его получает только тот, кто томится, жаждет Бога, как измученный зноем путник жаждет воды в пустыне. Ваша мама припадала к такому живительному источнику в Сибири, Краснодаре, Печорах. Чувствуется, что слова Христа: «Любить Бога и ближнего – больше сих заповедей нет» стали сокровенным смыслом ее жизни.
Вера у нее была простая, детская, порой даже наивная... Церковь и Бога она любила больше, чем нас. Некоторые, возможно, осудят ее или с недоумением спросят: как такое может быть? Однажды мама сказала мне: «Я очень сильно любила своих детей и всегда боялась, что если с вами что-то случится, я этого не переживу. Боялась до того момента, пока не осознала, что детей мне дал Бог. Выходит, они не мои, а Божии?! Значит, и воспитать их нужно так, чтобы привести к Богу. Вернуть их Богу». Представляете, какой духовной мудростью обладала простая полуграмотная женщина, которая и читала-то с трудом? Запомнились ее слова: «И тогда я вас по-другому увидела – своих детей. Вы для меня стали просто как дар Божий». Бог был ей настолько близок, что она рассказывала Ему обо всем, как родной матери, полностью открывала свое сердце. И Господь ее слышал. Мне думается, именно за это ее безграничное доверие Господь дал ей «отсрочку» на двадцать с небольшим лет, когда мама тяжело заболела и надежда на выздоровление угасла. Дело было так: Святейший Патриарх Алексий II написал письмо Министру здравоохранения РФ с просьбой положить ее в хорошую больницу, чтобы как-то скрасить последние дни страдалицы. Поставив диагноз «рак поджелудочной железы с метастазами», врачи сказали мне: «Крепитесь, Матушка! Ваша мама проживет недели две, максимум три». Она уже не могла ни есть, ни пить, но вдруг говорит мне: «Вези меня к Сергию Радонежскому» (причем ударение делает на третьем слоге). Я, конечно, готова была везти ее куда угодно – хоть на край света, с болью осознавая, что дни ее сочтены. Мы поехали к преподобному Сергию, и он ее исцелил... Маме тогда было чуть за 60, а отошла она ко Господу менее полугода назад в 83-летнем возрасте. Через двадцать лет болезнь к ней вернулась с теми же симптомами, но мы уже по-другому стали смотреть на смерть.
То есть Вы, матушка Екатерина, и Ваша мама, принявшая великую схиму с именем Иоанна, морально уже были готовы к ее переходу в жизнь вечную?
Да. И относились к этому спокойно, по-христиански.
Но все же хочется узнать о той поездке к преподобному Сергию...
Мы приехали в Троице-Сергиеву лавру в пятницу. Мама сразу же пошла в храм к мощам Преподобного, а я, изо всех сил сдерживая душившие меня рыдания, отправилась со своими сумками в Патриаршие покои, где Святейший Патриарх Алексий разрешил нам остановиться. Там я разговорилась с келейницей, монахиней Сергией. Как разговорилась? Я плачу, она меня утешает. Тут зазвонили к вечерне, и я отправилась на службу. Но народу набилось столько, что пришлось всю службу стоять у дверей храма. Маму я увидела позже, – когда в цепочке других богомольцев я шла к раке с мощами Преподобного. Смотрю: мама стоит недалеко от раки и сильно плачет. Я испугалась: «Что случилось?» Она в ответ: «Меня кто-то во время службы словно бы всю разобрал внутри, переложил всё, и от этой жуткой боли, я думала, умру на месте. Так страшно стало: я умираю, а тебя рядом нет!» Приложились мы к мощам преподобного Сергия и пошли в Патриаршие покои. А там мать Сергия, наша добрая мать Сергия, спрашивает у моей мамы: «Кушать хочешь?» – «Хочу!» – отвечает та, хотя до этого даже глотка воды не могла сделать и по причине своей страшной болезни давно уже голодала. «О, у нас сегодня такой наваристый фасолевый суп, – продолжает мать Сергия. – Братия приготовила». Я вскидываюсь: «Ей нельзя!» Мама: «А я хочу!» Берет ложку, кушает, а я с каждой ложкой умираю: «Мама, не надо! Мама, нельзя!» В голове крутится: «Господи, она сейчас умрет, а что я-то буду делать? Мне как быть с этим?» На второе мать Сергия предложила жареную картошку с грибами. И картошку с грибами мама съела, закончив трапезу клюквенным киселем. До сих пор я помню ту пятницу и тот стол, за которым она с таким аппетитом ела! Отправились мы спать. Мама заснула, а я сижу над ней и панический страх не дает покоя: «Вот приступ начнется, и она умрет!» Она же всю ночь спокойненько проспала, утром мы пошли причащаться. В воскресенье мама второй раз причастилась, а в понедельник – по письму Патриарха Алексия, на которое была наложена резолюция Министра здравоохранения, – мы отвезли ее в 1-ю Градскую больницу в Москве. После обследования врачи сказали: «Да у нее нет ничего! В поджелудочной железе совсем маленькая киста, которая не требует хирургического вмешательства!» Выйдя из больницы, мама долгое время жила, трудилась, молилась, не уставая благодарить Господа за такой дар. А мне Господь отчетливо в тот момент показал, что мои безутешные рыдания, отчаянный страх, рвущееся из уст слово «нельзя!» во время трапезы были ни чем иным, как проявлением маловерия.
Митрополит Арсений: «У меня такого пострига не было!»
Много в нашей жизни свидетельств того, что милость Божия безмерна. И принятие Вашей мамой великого ангельского образа – это тоже ведь Его милость к человеку, который прожил очень нелегкую жизнь, воспитал детей, порадовался рождению внуков и правнуков, но, любя Бога всем сердцем, захотел на склоне лет полностью отрешиться от всего мирского, усилить молитвенный подвиг, чтобы достойно подготовиться к встрече со Спасителем в Горнем мире.
Должна сказать, что мама давно меня просила постричь ее в великую схиму. Я много лет ей отказывала. Как говорится, нет пророка в своем отечестве. Потом я все же обратилась с этим вопросом к архиепископу Сергиево-Посадскому Феогносту, председателю Синодального отдела по монастырям и монашеству. Между нами состоялся примечательный диалог: «Владыка, я не знаю, как поступить, потому что с одной стороны – мама, с другой – просит о постриге в схиму. Кого-то постригаем, ей я отказываю». – «А какое ты имеешь право отказывать? Ты вообще кто?» – «Я дочь». – «Дочь и не более! Пиши прошение». Я написала прошение Святейшему Патриарху Кириллу, приложив к нему соответствующие документы, необходимые для пострига. И Патриарх дал благословение, а чин пострижения в великую схиму благословил совершить своему первому викарию – митрополиту Истринскому Арсению. Мы зачислили маму в насельницы нашего монастыря, так что постриг совершался здесь. Это была особая история, и Владыка даже сказал мне такую вещь: «Вот запиши всё, чтобы ее потомки знали!»
Мама очень хотела, чтобы в великой схиме ее нарекли Иоанной – в честь Пророка и Крестителя Господня Иоанна, которому она всегда молилась и который исцелил ее от тяжелых головных болей, долгое время ее мучивших. Мама была убеждена, что будет Иоанной. Только Иоанной! Меня, конечно, это заставило поволноваться. Встретились мы с митрополитом Арсением в Москве, он поинтересовался, когда будем совершать постриг и какое имя дадим. Я ответила, что к постригу мы готовы, но мама хочет получить в великой схиме имя Иоанны. «Ничего себе – Иоанна! – воскликнул Владыка. – Иоанн Предтеча – пустынник, постник, а у нее дети, внуки, правнуки!» И высказал мысль, что ей больше подойдет имя в честь преподобномученика Корнилия Псково-Печерского. Мама жила в Печорах, где подвизался святой игумен, при котором обитель расцвела... Приезжает владыка Арсений на день пострига. Мы с ним стоим в алтаре и обсуждаем: как назовем? Он рассказывает, что именно сегодня прочитал повествование, суть которого сводится к следующему: когда монашествующему дают имя, которое он хочет, этот святой помогает человеку нести тяжелый монашеский крест, потому что монах с теплой молитвой обращается к своему небесному покровителю. Затем Владыка прерывает рассказ и решительно произносит: «Но всё равно Иоанна – нет!» И предлагает тянуть жребий. Дальше он берет ручку, бумагу, пишет: преподобномученик Корнилий. Говорит: «Так, завтра у нас день памяти блаженной Матроны Московской, напишем и ее». Спрашивает у меня: «Ты бы какое имя хотела?» – «Не знаю, Владыка, – отвечаю я. – В миру она была крещена в честь преподобной Марии Египетской, так что внукам и правнукам удобнее было бы называть ее Марией». На третьем листочке он пишет это имя. А на четвертом... святого Иоанна Крестителя. Открывает Евангелие. Видит: Евангелие от Луки, глава седьмая... об Иоанне Крестителе. Говорит: «Всё равно пусть выбирает!» Вкладывает записочки в Евангелие, кладет его на аналой. Начинается чин пострига. Все обеты мама ответила, настало время услышать ей свое новое имя. Владыка открывает Евангелие с записочками. Мама смотрит на меня: «Что это?» – «Это жребий. Какое имя выберешь, такое и будет твоим», – отвечаю я. Она – такая старенькая, маленькая, в белой власянице – стоит и молится. Затем берет одну из записочек, подает Владыке. Владыка читает и улыбается. Комкает записочку, кладет ее на аналой. Снова берет. Говорит: «Ну, мать, ты нас победила! Сестра наша Иоанна!» Не буду подробно описывать яркую эмоциональную реакцию мамы. Скажу только: чувствовалось, что в те минуты ее охватила небесная радость. Я вот думаю: может, по нашим человеческим меркам она такого имени и не заслуживала, потому что какое-то время жила семейной жизнью. Но это мерки земные и стоит ли нам с ними подходить к необъяснимой тайне замысла Господня? Митрополит Арсений сказал тогда: «У меня такого пострига не было!», засвидетельствовав этим признанием, что произошло нечто необычное.
Матушка, судя по всему, Ваша мама – женщина с трехклассным образованием, великая труженица, тайная монахиня и в конце жизни схимонахиня – дала Вам предельно много?
Да всё, наверное. Потому что сама от всяких житейских благ отказалась ради того, чтобы приобрести благодать Божию, и многое в нас заложила, увидев, как я говорила, в каждом своем ребенке дитя Божие, которое надо было воспитать в любви к Богу, привести к Нему. На этом пути ее личный пример был особенно важен.
Беседовала Нина Ставицкая
Представлены архивные снимки из Кресто-Воздвиженского Иерусалимского
ставропигиального женского монастыря
Публикации
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
