Господь чудесным образом показывает, что Православие есть истинная вера

Архимандрит Василий (Паскье), епископ Волгодонский и Сальский Антоний

А в нашей стране Православие было и остается основой Российской государственности, духовной скрепой общества. Продолжая тему монашеского пострига, обозначенную так – «Новое имя, или Рождение в новую жизнь», мы обратились к двум ярким представителям современного православного монашества. Это наместник Свято-Троицкого мужского монастыря г. Чебоксары архимандрит Василий (Паскье) и епископ Волгодонский и Сальский Антоний (Азизов). В январе (14 и 30 января) они будут отмечать день тезоименитства: отец Василий назван в монашестве в честь святителя Василия Великого, владыка Антоний – в честь преподобного Антония Великого.

Архимандрит Василий: «...внутренний голос назвал меня именем "Василий"»

Батюшка, о своих судьбоносных встречах с маститыми архиереями Русской Православной Церкви на Святой Земле, о своем присоединении к Православию Вы уже рассказывали на портале «Монастырский вестник» («Надо смотреть на Образ Божий» и «Почувствовал себя своим в России»). Но монашеский постриг приняли в Греко-католической церкви. Что вспоминается из того времени?

В монашестве я уже более 40 лет. А вспоминается многое. Воспоминания так и обступают со всех сторон! Вот я, молодой человек, учившийся в сельхозтехникуме на юге Франции и трудившийся на ферме, знакомлюсь со своим будущим игуменом – отцом Иаковом и его первым учеником – отцом Исайей. Отец Иаков и две студенческие семьи основали общину Богоявления (как семейную, насчитывавшую к тому времени более двухсот человек). Община приобрела одну из ферм, которую я хорошо знал, и у меня, 20-летнего юноши, появилось желание присоединиться к трудолюбивому верующему сообществу. Помнится, то был период максималистских поисков себя, своего жизненного пути, который в мыслях связывался с тем, что наиважнейшая моя задача – исполнить волю Божию... Недавно принявшему монашеский постриг отцу Иакову в нашей с ним теплой беседе я открыл свое сердцу: «Тоже хочу стать монахом!». Позже эта община, как небольшая поместная церковь, породила монашеское братство – сначала с иеромонахом Иаковом и монахом Исайей и затем с пострижением шести собратов.

Мой монашеский постриг состоялся в праздник Преображения Господня. Шесть кандидатов – молодых, дерзновенных – за три дня до этого поднялись на гору недалеко от городка Лаграсс, где община занимала старинный монастырь IX века. На горе стояла старая заброшенная церковь со скитом. Всё это время мы провели в уединении – в посте и молитве, затем вернулись ко всенощной. Ночью, накануне Божественной литургии, наши мысли были заняты тем, что завтра предстоит дать необратимые обеты и обрести новые имена, а вместе с ними – новых Небесных покровителей. В ту незабываемую ночь внутренний голос назвал меня именем «Василий», так что я даже не удивился, услышав его во время пострига. Пьер Мари Даниэль Паскье стал монахом Василием! (Другие постриженики получили имена: Пьер, Даниэль, Самуил, Моисей, Елисей).

На этом великом событии из членов моей семьи присутствовали старшая сестра, воспитывавшая меня после смерти нашей мамы, и брат (как и я, член Богоявленской общины). Мой верующий отец не приехал. Его отсутствие, сильно меня огорчившее, объяснилось вскоре отцовской обидой на батюшку: мол, тот украл у него двух сыновей... На наш постриг были приглашены настоятели близлежащих монастырей и авторитетные религиозные деятели. Мы были в центре внимания множества людей, а новое облачение опьяняло (простите за это слово) и рождало чувство гордости. Но, как говорится, «ряса не делает монахом», и когда гости разошлись, для нас началась новая жизнь – с отречением от мира, своей воли, власти, денег и имущества. Началась жизнь в послушании и смирении. А спустя время мы, новопостриженные монахи, поехали с отцом Иаковом (Лангартом) на Святую Землю, где образовался греко-католический монастырь «Иоанна Предтечи в Пустыне» византийского обряда, и отца Иакова назначили его игуменом. Монастырь еще называли «Пустынькой Иоанна», потому что там, в пустынном месте в горах пряталась Елизавета с будущим Крестителем Христовым, когда по приказу Ирода воины уничтожали в окрестностях Вифлеема младенцев «от двух лет и ниже». По преданию, воины почти настигли Елизавету, но она успела войти в расщелину горы, и та сокрыла мать с ребенком, образовав пещеру. Рядом с пещерой забил источник, так появился горный колодец. Неся послушание гостинника, я водил туда паломников. После войны в Персидском заливе (1990-1991 г.), закончившейся прекращением огня, на Святую Землю стало приезжать много русских. Русских архиереев я тоже сопровождал к пещере и источнику и, образно говоря, купался в потоке православных паломников.

Да, это еще одна великая святыня на земной родине Спасителя! Отче, а с Житием святителя Василия Великого Вы в какой период жизни познакомились?

Пожалуй, задолго до пострига, во время работы на ферме. Жил я тогда в маленьком домике на колесах и уже стал познавать радость уединения. Я много, очень много читал – это были книги о святых отцах Церкви, о Православии. Также интересовался греческим языком. При своем скудном достатке я был вынужден самостоятельно учить греческий алфавит и еще слушал богослужебные песнопения на греческом. С интересом я прочитал в ту пору о странствиях будущего святителя, родившегося в Кесарии Каппадокийской (территория современной Турции) и отправившегося в Сирию, Египет и Палестину, чтобы увидеть своими глазами жизнь отцов-пустынников, изучить ее. Должен признаться: не столько огромное духовное наследие одного из трех Вселенских учителей Церкви меня, молодого человека, волновало, сколько его епископское служение, явившее живой пример доброго пастыря, сердечно заботившегося об обездоленных, больных и сиротах, чуткого к чужим бедам. И недавно, после болезни, когда мне оказалось трудно нормализовать режим сна, я вспомнил о некогда любимом занятии – каллиграфии – и занялся им. Вот переписал маленький рассказ о святителе Василии и попробовал изобразить его самого...

Кстати, с чего всё началось? В Иерусалиме Господь подарил мне встречу с сирийским монахом Симеоном, который зародил во мне любовь к этому виду искусства, научил вырезать тростниковые палочки (калам) и делать украшения, как в старых рукописях. Сам он копировал рукописи на арамейском языке. Восхищенный его работой, я ночами при свечах стал в своей келье, бывшей голубятне, переписывать аскетические тексты в тетради с иконографическими иллюстрациями. Годами я собирал необходимые для этого инструменты, но после того, как мое сердце бесповоротно повернулось к Православию и мне пришлось бежать из монастыря с одной котомкой, тот ценный чемоданчик я в спешке я забыл. Помнится, настоятельница Горненского монастыря матушка Георгия, приютившая меня и иеромонаха Иеронима (Шурыгина) с Афона на какое-то время перед нашим отъездом в Россию, заметила, что скоро мне будет не до каллиграфии. В России, сказала матушка, у тебя будут другие занятия, другие подвиги. Лишь спустя десятилетия я снова взялся выводить буквы, чувствуя, что когда пишу их с большой тщательностью (особенно когда переписываю отрывки из Священного Писания и творений святых отцов), то словно леплю их, запечатлеваю в своем сердце.

Как интересно Господь распорядился Вашей судьбой: в сан иеродиакона Вы были рукоположены греко-католическим архиереем на Святой Земле, в сан иеромонаха – православным архиереем, владыкой Чебоксарским и Чувашским Варнавой. Много раз бывая в Иерусалиме, целуя, по Вашим воспоминаниям, эту землю, русский архипастырь помог Вам принять решение перейти в Православие...

20 января 1990 года я был рукоположен во иеродиаконы архиепископом Лютфи Лахамом, будущим Патриархом Мельхитской греко-католической Церкви, являвшейся одной из наследниц древней Церкви Антиохии. А в 1995 году, спустя пять с небольшим лет, в день памяти святых страстотерпцев Бориса и Глеба, за тысячи километров от Иерусалима, владыка Варнава рукоположил меня во иеромонахи. Он, мой духовный отец, возводил меня и в сан игумена, и в сан архимандрита. Мое становление как наместника древней обители в Чебоксарах тоже прошло при нем. За минувшие десятилетия на мою долю выпало немало скорбей, испытаний (некоторые были связаны с незнанием русского языка, хотя я сразу стал усердно его учить), но всегда я находил безмерное утешение у владыки. Сорок четыре года возглавлял митрополит Варнава Чувашскую кафедру, а не стало его 1 июня 2020 года. Почил он в почтенном возрасте, немного не дожив до 90 лет. Сегодня меня согревает чувство, что в трудные минуты я ощущаю его незримую помощь.

Некоторые важные аспекты остались за рамками этого материала. Я имею в виду, отче, Ваши проникновенные обращения к пастве после богослужений с примерами из Евангелия и примерами из собственной жизни. Имею также в виду Вашу четкую позицию в отношении специальной военной операции на Украине, обозначившуюся с первых ее дней. Еще – недавнее награждение Общероссийской организацией «Офицеры России» медалью «Защитник русского мира». Весной у Вас юбилей – 65 лет. Может, накануне юбилея мы продолжим наш разговор?

Если Господь продлит мои дни на земле... Конечно, мне хочется рассказать о своей духовной дружбе с некоторыми людьми, в том числе – с митрополитом Керкиры, Пакси и ближайших островов Нектарием (Довасом). Когда болезнь посещала меня, и я попадал в больницу, владыка писал мне в Чебоксары: «Бегу к святителю Спиридону молиться за Вас». Вот и недавно, в трудном для меня декабре, он так меня ободрял, так поддерживал! После митрополита Варнавы этот греческий архипастырь – второй мой великий утешитель, имеющий тот же дух, ту же силу молитвы, что была у дорогого владыки.

Епископ Антоний: «Та благодать, которая дается тебе при постриге – это аванс...»

Владыка, после учебы в мореходке, затем в Государственном техническом университете, по окончании которого Вы получили диплом инженера-механика, Вы кардинально изменили свой жизненный путь. Вера в Спасителя привела в Волгоградское духовное училище, и Вы как-то сказали: «Мы жили в стенах Свято-Духова монастыря». Как в этих стенах жилось, какими запомнились монахи?

Жизнь в стенах монастыря была прежде всего жизнью в ежедневном богослужении. То есть отчасти мы жили по монастырскому уставу, и это заложило основу моих жизненных стремлений. Ко всему прочему, это оказалось еще и временем взаимодействия друг с другом в «общежитии». Ценный опыт! На нашем курсе училось почти тридцать человек, обитали мы в двух больших кельях, я был старшим в одной из них. Конечно, случалось разное, и со всеми своими переживаниями мы шли на исповедь к отцам. Их монашеский взгляд на наши вроде бы юношеские житейские проблемы отрезвлял; их наставления – не от себя, а от духовной традиции и Предания Церкви – меняли картину мира. Вдохновляло их самоотверженное служение людям в многочасовом стоянии на исповеди, особенно в Великий пост. Хотя уже тогда я понимал, что вот такая монашеская жизнь в условиях города несет в себе особые искушения и скорби.

Но несмотря на это всё-таки выбрали городскую обитель – Иоанно-Предтеченский мужской монастырь в Астрахани. Не могу не добавить: с настоятелем которой игуменом Петром (Барбашовым) портал «Монастырский вестник» недавно разместил интервью: «Живого примера перед глазами не было: мы совершали ошибки, падали, поднимались и шли дальше...»

Астрахань – мой родной город. В нем жили мои близкие, и общение с семьей – даже когда я стал насельником монастыря – продолжалось. Иногда я навещал маму и сестру, поддерживал их, как мог, участвовал в их жизни. Наверное, это не очень верно с точки зрения монашеской жизни, о которой мы читаем в книгах, но эта была моя мера. Мне кажется, чрезвычайно важно в монашестве искать свою меру – не по своеволию, а с благословения игумена. В этом смысле я благодарен отцу Петру (Барбашову), ясно видевшему, на что я к тому моменту был способен, и не старавшемуся «поломать» меня. Отец Петр дал мне возможность постепенно входить в «разум и возраст Христов».

Насколько я знаю, на Ваш монашеский постриг близкие люди отказались прийти: у них этот шаг вызвал, мягко говоря, непонимание. Вернее – неприятие. При этом один из родственников потрясенно сказал, что лучше бы Вы наркоманом стали, потому что наркоманию можно вылечить, а здесь ничем помочь нельзя... Как потом развивались события? Изменилась ли ситуация в лучшую сторону?

Уточню кое-что. Предвидя реакцию своих близких, я сказал им о постриге лишь через несколько дней. Реакция была – лучше не вспоминать! Но потом моя мама, Лидия Михайловна, воцерковилась и стала прихожанкой нашего монастыря. А бабушка, уже сильно болевшая, практически через год после моего пострига отошла ко Господу, однако милостью Божией я успел ее исповедовать и причастить. Она никогда не была атеисткой и верила, как могла. Всегда старалась жить по совести, и для нее вопросы правды жизни были очень важны. Я думаю, что моя бабушка, Тамара Никифоровна – одна из тех, кто молится обо мне там, в вечности, и ее молитвами Господь хранит меня.

Владыка, чем запомнился Вам сам постриг? Были ли какие-то искушения?

Одно искушение было, как же без них при благом деле? Вот во время пострига наступил напряженный момент, когда состригают волосы, символизирующие жертву, и, как при Крещении, запечатывают их в восковую лепешку. Тут вдруг выясняется, что игумену забыли положить такую лепешку! Я знал, где она лежит, и думал уже сам за ней сходить, но не стал нарушать чинопоследование. А в целом же постриг был важнейшим событием в моей жизни и очень волнительным. И благодаря тому «своеобразному» искушению мне стало ясно, что внутри меня уже всё произошло, а сам постриг – это лишь фиксация свершившегося внутреннего акта, он происходит без каких-либо кровяных движений. Кстати, на мой взгляд, постриг в русской традиции несколько излишне драматизирован. Хотя, конечно, он знаменует собой начало нового пути, именно начало! Та благодать, которая дается тебе при постриге – это аванс, а далее необходимо трудиться над тем, чтобы в тебе вырастало это семя новой жизни.

Итак, недавний выпускник духовного училища Игорь Шамсуллаевич Азизов был наречен в монашестве в честь преподобного Антония Великого. Вероятно, Вы уже знали житие этого святого, который после 20 лет отшельничества всё же согласился принимать учеников, а потом основал два монастыря?

Мой постриг совершался в день памяти преподобного Антония Римлянина, Новгородского – итальянского монаха, приплывшего в Великий Новгород на камне. Но отец-игумен решил мне дать имя в честь Антония Великого. Почему? Однажды во время исповеди (я тогда еще учился в духовном училище) он спросил, житие какого святого мне особенно нравится, особенно близко. А я как раз прочитал житие Антония Великого, и меня сильно взволновал известный многим эпизод: изнемогая от демонических нападок и искушений, подвижник лежал на полу кельи, кровля которой открылась, наполнилась Божественным светом, и Сам Господь явился преподобному. Преподобный спросил: «Где же Ты был, Господи?», а Господь ответил, что был всё время здесь – Он любовался мужеством преподобного. Меня вдохновила мысль, что Господь всегда рядом и как бы трудно не приходилось, нельзя терять веру в Его присутствие в твоей жизни.

Часто цитируют яркие высказывания Антония Великого. Одно из них: «Видел я все ловушки, врагом расставленные на земле, и сказал со вздохом: „Кто сможет их обойти?“ Тогда я услышал голос, сказавший: „смиренный“». Владыка, что значит смирение для архиерея? Получается ли у Вас быть смиренным?

Как-то давно я прочитал, что корнем слова «смирение» является «мир». Действительно, христианин призван хранить мир в своем сердце в самых разных ситуациях – и в поношении, и в превозношении. В этом смысле для епископа смирение – одна из важнейших добродетелей. Ты всегда на виду, окружен неким почетом, но важно при этом помнить, что почет относится в первую очередь к сану и благодати, которой ты почтен Церковью, а не к твоей личности. Мое служение – это не особая власть и сила. Это возможность содействовать умножению Церкви Христовой и, разумеется, это высочайшая ответственность за духовенство и паству. С другой стороны, многие трудности, с которыми приходилось сталкиваться за последние десять лет, можно было преодолеть только милостью Божией. Господь мне ясно показывает мою немощь: без Него многое было бы невозможным. Стал ли я смиренным? Думаю, что нет. Работаю в этом направлении, стараюсь, но еще слишком много во мне «моего», а Божьего мало...

Да, совсем скоро будет десять лет, как Вы, Ваше Преосвященство, стали епископом, одним из самых молодых архиереев нашей Церкви. И возглавили вначале Ахтубинскую епархию на астраханской земле, затем епархию побольше – Волгодонскую, входящую в состав Донской митрополии. А как вспоминается «альма-матер» – Астраханский Иоанно-Предтеченский мужской монастырь?

Жизнь в родной обители, конечно, была временем моего становления и взросления как пастыря. Наш монастырь представлял собой такой пастырский центр. По сравнению с женатым духовенством мы могли себе позволить больше отдавать сил и времени приходящим к нам людям. Рождались различные просветительские проекты, набирал силу созданный при монастыре Центр дополнительного образования детей и молодежи «Боголепъ», где я нес послушание директора, и всё это стало тем опытом, который мне пригождается сегодня. За минувшие годы я увидел, что пастырство как послушание для монаха особенным образом раскрывается именно в архипастырском служении. А основа моего пастырства была заложена в стенах Иоанно-Предтеческого монастыря. И хотя что-то наполнилось новым смыслом, что-то подверглось переоценке, но главным, ключевым, стержневым, если хотите, остается в моей жизни то, о чем говорил приснопоминаемый митрополит Иона (Карпухин), возглавлявший Астраханскую кафедру более двух десятилетий: желание послужить Церкви, Богу и людям.