«Монастырский вестник» публикует беседу с насельником Иоанно-Предтеченского скита Введенского ставропигиального монастыря Оптина пустынь иеромонахом Никоном (Скаргой). Разговор о гимнографическом творчестве, которым и ныне, продолжая традиции обители, занимаются оптинские монахи, затронул глубокие богословские вопросы. Опора на канон, выработанный веками создания богослужебных гимнов, сейчас подвергается сомнению и критике с позиций достижения лучшего понимания текстов, звучащих в храме. Но упрощение в ущерб смыслу и поэтической красоте гимна разрушает сакральный образ молитвы. Об этом, о защите высоты и чистоты Православия в творчестве, в молитвенной практике и научной деятельности монахов предлагаем вместе с отцом Никоном поразмышлять нашим читателям.
Отец Никон, Вы давно занимаетесь проблемами церковной гимнографии. В 2021 году вышла Ваша книга «Ремесло гимнографа», изданная Свято-Тихоновским Гуманитарным Университетом совместно с монастырем Оптина пустынь. Продолжаете ли Вы разрабатывать эту тему в теоретическом или практическом аспекте, и получил ли Ваш труд какие-то отклики за минувшее время?
Гимнографическая работа в монастыре идет постоянно. Близок к завершению процесс составления Оптинской Минеи, первая часть уже прошла Богослужебную комиссию и одобрена Священным Синодом. Утверждены все службы Оптинским старцам. В качестве второго этапа я написал службы всем преподобномученикам Оптинским, и комиссия обещает в этом году закончить корректировку текстов и вынести их на рассмотрение Синода. Недавно на Синоде была утверждена служба преподобноисповеднику Рафаилу (Шейченко). Я предполагаю, что будет и третий том – акафисты. Тексты тоже уже написаны, я занимаюсь редактированием и планирую подать их на утверждение. На сегодня утверждены только давно написанный акафист преподобному Амвросию Оптинскому, преподобным старцам Оптинским, а также старцу Варсонофию, – последний написан недавно, к его 100-летию. Остается отредактировать еще 14 акафистов – каждому из старцев, и я думаю, они будут востребованы, потому что этот жанр в русском народе очень любим.
О книге, конечно, отзывы были. Насколько я знаю, Московская духовная академия закупила некоторое количество экземпляров, и по ним сейчас ведут занятия со студентами. Это произошло благодаря преподавателю церковнославянского языка в МДА Наталье Ефимовне Афанасьевой, она принимала участие в создании книги, рассказала о ней, и специалисты взяли наш труд, как говорится, на вооружение. По сути, книга, действительно, была написана как практическое пособие с целью очертить рамки гимнографического канона, неизвестные современным гимнографам, чтобы они могли осуществлять свое творчество в классическом русле.
Какие главные проблемы, на Ваш взгляд, стоят перед гимнографами сегодня?
Проблемы современной гимнографии ежегодно обсуждаются на конференциях в институте Русского языка имени В.В. Виноградова. В нескольких конференциях я участвовал. Но я не во всем согласен с тенденцией, которая там преобладает, а именно с мнением, что поскольку богослужебные тексты сложны и часто непонятны для современного человека, – их нужно упрощать. Но ведь при этом гимн как таковой исчезает, происходит прозаизация поэтического языка богослужения. Вместо богословского содержания мы получаем пересказ жития. А ведь так можно совсем потерять этот жанр, – как можно потерять икону, если отступить от иконографического канона, – останутся только живописные образы, а сакральный образ исчезнет. Если не опираться на канон, выработанный вековой традицией, если не научить ему новое поколение гимнографов, само слово «гимнография» не будет иметь смысла. Гимнография зиждется в первую очередь на библейской поэтике, на гомилетике. Не учитывая этого, современные гимнографы по большей части создают тексты весьма блеклые, где, действительно, всё упрощено, отсутствуют риторические фигуры, да к тому же и ошибок бывает много. Еще пример: мы, когда пишем новые службы, стараемся, чтобы канон был обязательно с акростихом. Это его украшает, это традиция: раньше канон в основном заучивался на слух, и именно по акростиху его легко запоминали. А сейчас бывает так, что в результате редактирования акростих пропадает. Я считаю, что такое нельзя допускать. Вместе с тем, положительная тенденция тоже есть. Если сравнить гимнографию 1980-90-х годов, сейчас дело улучшается. Некоторые секреты гимнографического творчества для создателей богослужебных текстов уже стали ясны.
И все же специалисты настаивают на упрощении текстов…
Упрощении ради понимания. Но ведь текст может в результате стать абсолютно понятным и столь же бесполезным, банальным не дающим дополнительную интеллектуальную нагрузку. Задача гимнографии – воспеть события сверхъестественные и одновременно осмыслить их. Традиция восхваления Бога в гимнах идет из глубокой древности, там своя поэтика. Например, 50-й псалом – почему он так быстро запоминается на слух? Потому что построен на парном параллелизме. Каждая строка повторяется дважды, но второй раз мысль выражена другими словами, и это придает особую убедительность высказыванию, обращенному к Богу. Нужно насыщать тексты вот таким параллелизмом, сравнениями, метафорами. Такое нагромождение образов создает особый эффект, ощущение величия невидимого, того, что невозможно охватить человеческим сознанием.
Предполагается ведь, что человек, который занимается гимнографией, сам живет духовной жизнью, верно?
Гимнография – это в первую очередь молитва. Ведь основная цель богословия – воспевание Бога, об этом писал святой Дионисий Ареопагит. А это возможно только с помощью гимна.
Как Вы думаете, правомерно ли говорить о том, что монашествующим удобнее заниматься подобного рода творчеством?
Мне кажется, здесь все-таки призвание должно быть. Не каждый монах, как и не каждый мирянин, сможет посвятить жизнь науке. Даже в Оптиной пустыни – об этом можно прочитать в письмах святителя Игнатия (Брянчанинова) – в скиту совместно существовали и ученое братство, занимавшееся переводами, и простые монахи, послушанием которых была работа в саду, на пасеке, и была у них гармония под мудрым руководством старца Макария.
Вы тоже занимаетесь гимнографическим творчеством в Иоанно-Предтеченсокм скиту Оптиной пустыни, продолжая традицию старцев, которые создали целую школу переводов святоотеческих творений. Можно сказать, условия для литургического творчества в современной Оптине созданы?
Хотелось бы, конечно, возродить эту Оптинскую монашескую традицию. Наместник монастыря владыка Иосиф сам человек книжный, в издательском деле искушенный, необходимость книгоиздания он понимает очень хорошо. Собственно, ведь и монашеские традиции в древности возрождались там, где начиналось переписывание книг, затем книгоиздание. Это древняя монашеская практика – изучение наследия предшественников. Стремление понять их опыт, пережить его, проанализировать. Оптина пустынь именно так и процвела. Старец Макарий, когда издавал Исаака Сирина, сопровождал перевод комментариями, собственноручно делал тематический указатель к изданию. Старец Амвросий делал тематический указатель к Лествице, комментарии к каждой главе. Старцы пытались донести, как они понимали тот или иной текст, и хотели, чтобы эти тексты были правильно поняты их современниками. Мы, в свою очередь, тоже задумали такой проект нового издания трудов преподобного Исаака Сирина. Даст Бог, летом выпустим новый перевод его творений с древнегреческого. Переводы преподобного изобилуют «темными» местами, и на самые трудные места мы давали в подстрочном аппарате несколько переводов. Когда это было необходимо, обращались к оригиналу, сирийским рукописям.
Это в том числе и большая научная работа…
И одновременно она имеет практическую пользу. Это не просто переиздание. Наш проект состоит в тематическом упорядочении текста. Мы опирались на идею современного исихаста-афонита монаха Дамаскина, ученика известного старца Ефрема Аризонского. Текст Исаака Сирина он разбил по образу Лествицы преподобного Иоанна Лествичника, где начало – это добродетель послушания, и далее всё движется от малого к самому высокому – созерцанию. И у нас текст Исаака Сирина разбит по главам по принципу возрастания в добродетели: вера, терпение, вéдение, любовь… А заканчиваем высшими молитвенными практиками, созерцательной молитвой. Как нам кажется, это должно быть очень востребовано. Мы так же, как и в дореволюционном Оптинском издании в свое время, снабдили текст обширным комментарием, подстрочным аппаратом.
Насколько важно, на Ваш взгляд, понимание содержания текста молитвы? Какое значение имеют занятия богословием для гимнографа?
Конечно, богословием нужно заниматься. Если говорить о монашествующих, то здесь главным должна быть не ученость как таковая, а практическое постижение Бога, ведение о Боге. Монах призван, когда это необходимо, уметь отстаивать истинное знание о Боге. Почему ереси это не просто отклонение от Истины или неправильное учение, а хула на Господа? Искаженное понимание Божественной Истины прекращает милость Божию, которая снисходит к нам. В результате как бы закрывается дверь небесная, прерывается общение с Господом. Мы знаем классическую фразу, которую приписывают Евагрию, но он, скорее всего, обобщил высказывания святых отцов: тот богослов, кто истинно молится. Если человек пребывает в чистой молитве, то Бог открывается ему. И уже на этом основании он может фиксировать некий опыт личного познания Бога, сверять его со святоотеческим преданием. Все отцы были богословами. Борьба со страстями, познание самого себя, очищение своего образа – это первые этапы богословия. Без очищения собственного сердца заниматься богословием невозможно. Теоретическое и схоластическое знание не приносит духовной пользы. Человек не становится лучше, приобретая лишь багаж знаний. Как известно, знание надмевает, а любовь назидает. Целью монашеской жизни является практическое богословие как личное Богопознание.
Непререкаемым примером духовной жизни для монашествующих является жизнь насельников Святой Горы Афон. Именно на высоту афонитов ориентируется русское монашество, как в молитве, так и в Богопознании. Однако сегодня у многих православных людей, как в России, так и на Украине, возникает вопрос почему афонские монахи не выразили своего отношения к расколу ПЦУ и предоставленному Вселенским Патриархом Варфоломеем томосу?
Не совсем так. Я знаю, что на Афоне нет единого мнения в отношении томоса. Монахи из монастыря Филофей, например, которые вместе с нами трудились над переводами творений Исаака Сирина, рассказывали, что игумен не позволил служить на престольный праздник отцу, приехавшему из монастыря Пантократор. Насельники Пантократора сослужат со «священниками» ПЦУ. По сути дела, игумен не благословил литургическое общение с раскольниками. Монастыри Филофей, Каракал, Ватопед, Григориат, а также славянские обители на Афоне не сослужат с ПЦУ-шниками.
Увы, современным влиянием Запада заражаются, к сожалению, и монашествующие. Еще канонизированный ныне старец Паисий сокрушался о том, что богословы, приезжающие на Афон из Европы, воспринимают традицию католического богословия. Это, в частности, касается и трудов, в которых признается несторианство преподобного Исаака Сирина. Надо сказать, что нечто подобное происходит не только на Афоне. Определенная методология католической западной традиции проникает и в наши духовные школы.
Отрадно, что у нас есть такие ученые как, например, Павел Кириллович Доброцветов, доцент Сретенской духовной академии, профессор Перервинской духовной семинарии, кандидат философских наук, кандидат богословия, который выпустил несколько книг, посвященных методологии богословия. На основании изложенных в книге тезисов, автор показывает, насколько необходимо учитывать святоотеческих подход, занимаясь богословской наукой. Павел Кириллович регулярно проводит в академии конференции по методологии богословия, в настоящее время он читает курс лекций, посвященный актуальной проблематике современной патрологической науки.
Другими словами, возрождение консервативных тенденций в богословской науке поможет и противодействию церковным расколам?
Отечественная библейская школа до революции 1917 года имела высокий статус, и сегодня нам предстоит вернуться к своим истокам, которые зиждились на святоотеческой традиции, на святоотеческих текстах, на святоотеческом понимании этих текстов. На примере работы над переводами творений Исаака Сирина можно было заметить, например, то, что и Диодор Тарсийский и Феодор Мопсуестийский были церковными писателями, но еретиками. Западные богословы цитируют их оригинальные мысли наравне со святыми отцами. Благодаря этой современной методологии мысли еретиков проникают в сознание человека, и он начинает думать: может быть, Церковь и неправильно учит? Как сейчас говорят некоторые богословы, отцы Собора наверняка не поняли Феодора Мопсуестийского. Но тогда получается, что Дух Святой не управлял Собором? «Изволися Духу Святому и нам» – святоотеческая формула. Но современными богословами, которые приняли западную методику, эта аксиома не принимается во внимание. Они изучают только отцов, которые жили в определенную эпоху и мыслили согласно этой эпохе, и именно поэтому могли ошибаться. Ведение о Боге может быть, только когда сам человек пребывает в Духе. Только когда ты пребываешь в нравственной чистоте, согласно Духу Святому, ты имеешь возможность правильно мыслить о Боге. Если же ты потерял нравственную чистоту, но веришь методологии, которая становится для тебя эталоном истины, это путь ошибочный.
Нашей науке необходимо вернуться к конфессиональному богословию, как бы консервативно это ни звучало. Мы призваны бороться за Православие. Православие ни в чем не ограничивает нас. Оно лишь отсекает ложные крайности, выстраивая правильную магистраль Богопознания. Только на фундаменте конфессиональной патрологии, мы сможем сегодня устоять и возродить подлинное святоотеческого богословие.
Материал подготовили Екатерина Орлова, Елена Володина
Фото: Владимир Ходаков
Представлены также фотографии из архива Оптиной пустыни
Монастыри
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
