Доклад наместника Данилова ставропигиального мужского монастыря Москвы архимандрита Алексия (Поликарпова) на XXV Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь. 26–27 января 2017 года)
Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства, досточтимые отцы игумены и матушки игумении, братия и сестры!
Ввиду того, что тема моего выступления: «“Светильники духа” – служение духовного наставничества монашествующих в годы гонений на Церковь в XX веке» слишком обширна, я полагаю ограничить ее рассказом о духовном наставничестве некоторых из братии Данилова монастыря в 1920–1930-е годы и в послевоенное время.
Данилов ставропигиальный мужской монастырь – старейший в Москве. За свою более чем семисотлетнюю историю он пережил годы расцвета и забвения, разрухи и возрождения. Именно Даниловой обители в годы страшных богоборческих гонений было суждено сыграть важнейшую роль в истории Русской Православной Церкви. В суровых условиях тех лет ее насельники сумели сохранить полнокровную монашескую жизнь. Это было, несомненно, связано с тем фактом, что 1 мая 1917 года настоятелем Данилова был назначен епископ (с 1923 года архиепископ) Волоколамский Феодор (Поздеевский). По воспоминаниям современников, это был монах строгой, по-настоящему аскетической жизни, вызывающий у хорошо знавших его людей глубокое уважение и любовь. До назначения в Данилов на протяжении восьми лет, с 1909-го по 1917 год, владыка Феодор был ректором Московской духовной академии. Одной из главных своих задач он считал привлечение в монастырь ученых иноков и создание братства монахов-подвижников, подлинных защитников Православия, способных противостоять натиску всевозможных «революционных» и «реформаторских» течений в Церкви. Вслед за учителем в Данилов пришли многие его бывшие студенты, помощники и единомышленники. Здесь нашли пристанище и многие архиереи, лишенные властями своих кафедр.
С самого начала своего существования новая власть в России занялась насаждением воинствующего безбожия. Уже с августа 1918 года было развернуто полномасштабное наступление на московские монастыри [1]. Когда в двадцатые годы обновленческий «епископат» с помощью властей захватил большую часть храмов, верующий народ перестал в них ходить – они пустовали [2]. В то же время храмы Данилова монастыря всегда были полны народа. Именно в эти годы монашеская жизнь в Данилове достигла необычайной духовной высоты. Обитель стала центром духовной жизни столицы, да и всей православной Руси. Верующие шли сюда помолиться на уставной монастырской службе, исповедоваться у опытных духовников, получить молитвенную поддержку, утешение и совет. Даниловская братия славилась своими духовниками, этими «светильниками духа», не давшими угаснуть пламени веры среди моря воинствующего атеизма, внедряемого безбожной властью в умы людей, особенно молодежи.
Самые известные из даниловских духовников – преподобный Георгий (Лавров); архимандрит Симеон (Холмогоров); архимандрит Поликарп (Соловьев); архимандрит Стефан (Сафонов); архимандрит Серафим (в схиме Даниил, Климков); иеромонах Павел (Троицкий). О них известно главным образом благодаря воспоминаниям их духовных чад, а также из следственных дел 1920–1930-х годов, которые в наши дни стали доступны для исследователей. С первых лет восстановления Данилова монастыря братия и сотрудники работают в архивах, стараясь по крупицам восстановить историю обители и ее насельников. Многочисленные отчеты об их исследованиях публикуются на страницах монастырского альманаха «Даниловский благовестник».
***
Одним из самых любимых даниловских батюшек тех лет был архимандрит (прославленный ныне преподобноисповедник) Георгий (Лавров), который почитался как московский старец. Постриженик Оптиной Путыни, в 1915–1918 годах он был последним перед закрытием настоятелем Мещовского Георгиевского монастыря Калужской губернии. В 1918 году он был арестован и приговорен к расстрелу, но чудесным образом спасся. Находясь в заключении в Таганской тюрьме в Москве, освоил основные медицинские навыки и помогал другим арестованным как санитар, а главное – тайно исповедовал заключенных.
В это же время в Таганской тюрьме находились многие архиереи, например, митрополит Кирилл (Смирнов), настоятель Данилова монастыря епископ Феодор (Поздеевский) и другие. Митрополит Кирилл, увидев в отце Георгии явный дар Божий к утешению страждущих, благословил его на старчество. Владыка Феодор после своего освобождения в 1922 году взял его «на поруки» в Данилов монастырь. Отец Георгий по послушанию принимал исповеди прихожан. Слух о нем быстро облетел всю Москву. В будни в маленькой церковке на первом этаже храма Святых Отцов Семи Вселенских Соборов, а в праздники – в Троицком соборе, около раки с мощами преподобного князя Даниила Московского, он принимал «скорбный московский люд, текущий рекой в заветный уголок утешения» [3].
По воспоминаниям монахини Екатерины (в миру Елены Владимировны Чичериной), отец Георгий «имел дар утешения и прозорливости. К каждому человеку у него был особый подход. Он как бы видел указываемый Богом жизненный путь человека и направлял его на этот путь. Многие, приходя к нему в беспросветной скорби, уходили облегченными. Часто можно было слышать: “От батюшки выйдешь – как на крыльях полетишь…” Помнится, в юности придешь к нему с огромным списком грехов, недоумений, вопросов. Все это смешано, неясно для самой себя. Смотришь, после первого же разрешенного греха или недоумения в списке уже почти ничего не остается, как-то сразу несколькими словами он ликвидируется, и вся эта длинная хартия становится ни к чему. И так станет легко и беззаботно, да батюшка и скажет, бывало: “У тебя, деточка, все хорошо”. И вполне и надолго успокоишься, и порхаешь себе пташечкой…» [4].
У отца Георгия окормлялись и монашествующие, и миряне – простой народ и интеллигенция. На каждой службе к нему на исповедь стояла большая очередь. Особенно много внимания он уделял молодежи. «Путь человека складывается смолоду, и потом трудно его изменить», – говорил отец Георгий. Из числа его духовных детей вышли ряд видных деятелей науки и культуры. Батюшка привлекал к себе людей своим добрым и простым отношением ко всем, душевной теплотой, умением утешать в скорбях и жизненных невзгодах. Он умел проникать в самое сердце человека и направлять его на доброе устроение всей жизни.
Агроном Игорь Константинович Фортунатов, духовный сын батюшки, позже сам прошедший за веру тюрьмы и лагеря, писал в своих воспоминаниях, что «отец Георгий учил внимательно относиться к людям и усердно исполнять свои семейные и служебные обязанности. Он требовал от духовных детей постоянства в вере и ежедневной молитвы, пусть краткой по необходимости, но внимательной и искренней, и доказательства веры добрыми делами. Всегда говорил, что нужно и можно быть подвижником в повседневной жизни. Батюшка советовал жить трудовой, размеренной, мирной и благочестивой жизнью. Не поощрял пустой болтовни о религии за увеселительным чаем и говорил, что веру нужно утверждать в себе, в семье и в окружающих постоянными добрыми делами, соединенными с молитвою» [5].
В 1928 году, еще до окончательного закрытия монастыря, архимандрит Георгий был вновь арестован. Обвинили его в том, что он якобы «играл роль “старца” в черносотенном Даниловом монастыре». Сообщалось, что «обслуживаемый им контингент состоял главным образом из интеллигентов, бывших людей, торгашей и т. д.», а также о том, что количество «духовных детей Георгия Лаврова достигало тысячи человек, причем они собирались у него большими массами, до трехсот человек и Лавров вел среди них антисоветскую пропаганду» [6].
Архимандрит Георгий был выслан в Казахстан сроком на три года. За ним последовали некоторые его духовные дети. Чтобы облегчить батюшке тяготы ссылки, его навещали московские чада, хотя путь был не близок и опасен. В тяжелых условиях отец Георгий заболел раком гортани и, возвращаясь из ссылки, скончался после Причащения, с Чашей в руках, в Нижнем Новгороде, 4 июля 1932 года.
Духовные семена, посеянные отцом Георгием в душах своих пасомых, принесли обильные плоды. И после смерти батюшки его чада держались вместе, стараясь друг друга поддерживать. Через полгода многие из них были арестованы и высланы из Москвы, но даже эти испытания не поколебали их веры, не заставили отойти от Церкви. Преподобный Георгий воспитал по-настоящему верующих православных людей, стойких воинов Христовых.
В 2000 году архимандрит Георгий был причислен Архиерейским Собором к лику святых. Святые мощи преподобноисповедника Георгия почивают в Покровском храме Данилова монастыря.
Трагична судьба еще одного Даниловского исповедника, архимандрита Симеона (Холмогорова), духовного друга и соученика владыки Феодора по Казанской духовной академии. В 1906 году отец Симеон был назначен на должность ректора Тамбовской духовной семинарии, а 7 апреля 1907 года был тяжело ранен одним из взбунтовавшихся семинаристов. Пуля попала отцу Симеону в поясной позвонок, вследствие чего нижняя часть тела осталась парализованной. Долгое время он мог только лежать. Впоследствии его поднимали, сажали в кресло и возили в церковь. Однако всякое движение было сопряжено с мучительными болями, которые не покидали его всю жизнь. Когда в 1917 году архиепископ Феодор был назначен настоятелем Данилова монастыря, отец Симеон последовал за ним.
Архимандрит Симеон пользовался всеобщей симпатией и уважением богомольцев. Трудно было определить, что являлось причиной этого, но совершенно бесспорно, что расположение к нему рождалось как-то самопроизвольно, с первого взгляда, – вспоминал прихожанин Данилова монастыря того времени Михаил Михайлович Макаров.
Сохранились воспоминания духовной дочери отца Симеона, игумении Иулиании, о том, как он принимал исповедников.
«Вся обстановка исповеди и самая исповедь у батюшки была особенная. Когда вы приходили, он надевал, лежа на своей кровати, епитрахиль и тушил электричество. Вы становились, по обычаю монастырскому, на колени у его кровати. Горела одна лампадка в киоте. Отец Симеон читал молитвы перед исповедью всегда наизусть, и начиналась исповедь с того, что он перечислял все те грехи, которыми он был грешен перед вами как духовник, и просил прощения. Потом он обычно сам начинал спрашивать, но спрашивал так, что вы, конечно, во всем были грешны. Батюшка не спрашивал никогда, как многие другие духовники и старцы: “Не оклеветали ли кого-нибудь?” А спрашивал: “Не обидели ли кого-нибудь, хотя бы выражением своего лица”. Не спрашивал: “Не лгали ли?” А ставил вопрос так: “Не прибавили ли, когда говорили, или в свою пользу, или чтобы было интереснее?” Если вы были больны, не спрашивал: “Не роптали ли на Бога?” А: “Вы были больны? А Бога благодарили?” Всё перечислить нет возможности. В конце исповеди у вас оказывалось такое множество грехов, что все ваше самомнение, какое у вас было, исчезало, и вы вдруг вспоминали еще куда больше своих грехов, чем перечислил батюшка» [7].
Одно из требований отца Симеона своим духовным чадам заключалось в том, чтобы никогда и ни в чем не было елейности: чтобы не было никаких разговоров о чудесах, если они случались или с ним, или с кем-либо из них, и вообще, чтобы не было никаких попыток показать свою якобы праведность [8]. Келейник отца Симеона, Михаил (Карелин), отмечал, что отец Симеон всегда был снисходителен к человеческим немощам, считая, что человек – одно, а немощи его – другое. Он мог даже в самой незначительной мелочи проявить большую любовь к человеку [9].
29 декабря 1936 года отец Симеон был арестован. В сентябре 1937 года осужден как «руководитель подпольной контрреволюционной организации церковников и монашества “Иноческое братство князя Даниила”». По материалам дела, он был расстрелян 9 сентября 1937 года во Владимирской тюрьме, но есть подозрения, что он умер в тюрьме задолго до этого.
***
Сохранились воспоминания еще об одном даниловском духовнике, преданном ученике епископа Феодора (Поздеевского) в Московской духовной академии – архимандрите Поликарпе (Соловьеве).
После того как в 1917 году владыка стал настоятелем Данилова, за ним в монастырь перешел и отец Поликарп, который некоторое время был иеродиаконом в Оптиной Пустыни. С 1920-го по 1927 год он был фактически наместником Данилова монастыря, так как владыка Феодор, начиная с 1920 года, почти постоянно находился под арестом или в ссылках и назначал наместников из числа братии.
Отец Поликарп был необыкновенно добрым человеком. Он выделялся среди братии особенной сдержанностью, скромностью, молчаливостью, сосредоточенностью. Казалось, что он постоянно молится про себя. Его духовные дарования сочетались с блестящей богословской образованностью. Братия и прихожане монастыря уважали и любили его. «Это была светлая личность, – вспоминал об отце Поликарпе архимандрит Даниил (Сарычев), почивший уже в наше время, в 2004 году, а в те годы бывший послушником и регентом в Данилове. – Кротость – необыкновенная, никогда никому вслух замечаний не делал. Заметит оплошность, подзовет человека и кротко с ним поговорит. И человек исправляется».
Каким отец Поликарп был духовником – мы узнаем из воспоминаний Михаила Ивановича Макарова: «Отец Поликарп обладал особым даром совершения исповеди. Те, кого он исповедовал, говорили, что у него необыкновенно легко исповедоваться, хотя он часто накладывал на исповедующихся епитимии. Но неоднократно приходилось слышать, что его духовные дети освобождались от закоренелых тяжких грехов и греховных привычек и, раскаявшись в них, никогда уже к ним не возвращались. Такова была благодатная сила совершения им исповеди и его молитв за духовных детей» [10].
Архимандрит Поликарп был в те годы духовником даниловской братии, сам же он был духовным чадом владыки Феодора (Поздеевского). На всех, кто был знаком с отцом Поликарпом, он производил неизгладимое впечатление. О том, какое влияние оказывал отец Поликарп как монах, как духовный руководитель на окружающих, какую светлую память оставил он о себе в душах людей, причем на долгие годы, можно судить еще по одному рассказу Михаила Макарова:
«Как-то после войны, году в 1946-м, я случайно встретился с Анатолием, бывшим монастырским звонарем-любителем. В разговоре вспомнили о Даниловом монастыре, закрытом в 1930 году. На мой вопрос, известно ли что-либо об отце Поликарпе, Анатолий отвечал:
– Мне ничего не известно. Я ведь как поступил в МГУ, так навсегда отошел от монастыря.
Потом Анатолий помолчал, раздумчиво посмотрел на меня и сказал:
– Миша, ты знаешь, я атеист. Но каждый раз, когда я вспоминаю Поликарпа, мой атеизм начинает рушиться, и я тут же стараюсь забыть Поликарпа, чтобы не стать снова верующим» [11].
Таким остался отец Поликарп в памяти знавших его людей.
Архимандрит Поликарп (Соловьев) неоднократно в 1920–1930-е годы был в заключении и ссылках. В 1937 году был вновь арестован, проходил по одному делу с владыкой Феодором и в октябре, почти в один день они были расстреляны.
***
Самым молодым духовником в Даниловом монастыре в 1920-е годы был иеромонах Серафим (Климков). Он родился в 1893 году в Галиции, принадлежавшей в то время Австрии (ныне Львовская область, Украина). Хотя в крае было сильно влияние католичества, семья Климковых исповедовала Православие. С 1915-го по 1919 год учился в Московской духовной академии, был учеником владыки Феодора, оказавшего решающее влияние на всю его жизнь. В 1921 году принимает монашество и поступает в Данилов монастырь. В обители его послушанием было принимать исповедь прихожан. В Данилов в то время ходило много народа. На исповедь выстраивались длинные очереди, и, пожалуй, одна из самых длинных – к отцу Серафиму. Батюшка был очень строгим духовником, но число окормляющихся у него с каждым днем все увеличивалось. Великим постом он мог исповедовать до трех часов ночи, часто доходил до полного изнеможения, а уходя – уносил с собой пачку тетрадей и листков, это были подробные исповеди, откровение помыслов и вопросы духовных чад. И каждому он потом письменно отвечал на все вопросы и недоумения. Отец Серафим требовал от своих пасомых полного откровения и послушания, и на себя брал ответственность за них перед Богом. Такой способ общения сохранился у отца Серафима на всю жизнь. Когда он скрывался от преследований и чада не могли приезжать к нему, он вел с ними переписку. Кто-нибудь из доверенных людей привозил ему письма, и батюшка обязательно отвечал каждому.
К отцу Серафиму ходило очень много молодежи. Бывало, что, попав к нему на исповедь случайно, как правило, становились его духовными чадами на всю жизнь. Как, например, Прасковья Емельяновна Мачкина (в схиме Даниила, †1999), даниловская прихожанка того времени, одна из немногих доживших до возобновления монастыря. Матушка рассказывала, как она стала духовной дочерью отца Серафима. Семья Мачкиных жила недалеко от Данилова, однажды юная Паня с мамой пришла на исповедь и попала именно к отцу Серафиму. Батюшка сразу велел ей неделю говеть и в следующий раз написать полную исповедь. Паня сначала решила, что всё это слишком тяжело для нее, но очень скоро стала одной из самых усердных и преданных чад. Это изменило всю ее жизнь – она стала активной прихожанкой, помогала даниловской братии в тяжкие годы гонений. В их доме под Каширой несколько месяцев жил, скрываясь от новых арестов, архиепископ Феодор, хотя это было опасно и для самой Пани.
В 1927 году архимандрит Серафим был впервые арестован и сослан на пять лет на Север, в город Обдорск (ныне Салехард). После освобождения жил под Москвой, в 1936 году поселился вместе с другими даниловцами в городе Киржач под Владимиром. В 1937 году чудом избежал ареста и расстрела вместе со всеми. Батюшка, скрываясь от «органов», нелегально жил у своих духовных детей под Москвой, переходя от одного к другому. В первые месяцы войны оказался на оккупированной территории, пешком добрался до родных мест на Львовщине и там всю войну служил в храме. В 1945 году мог уехать к родственникам за границу, но ради своих пасомых остался. Вскоре был арестован, осужден на 10 лет лагерей. После освобождения в 1956 году жил в Москве, по-прежнему окормляя многочисленных духовных чад.
Как и все даниловские насельники, отец Серафим пострадал за веру, но ни аресты и допросы, ни годы ссылок и лагерей, ни десятилетия гонений и скитаний не сломили его. Начав свой пастырский подвиг в Даниловом монастыре в 1920-е годы, он самоотверженно продолжал его на протяжении полувека. Скончался отец Серафим 14 февраля 1970 года; похоронен на Котляковском кладбище в Москве.
***
Как и все священнослужители в нашей стране, даниловская братия не избежала репрессий конца двадцатых – начала тридцатых годов и кровавого 1937 года.
После окончательного закрытия Данилова монастыря монашествующие, несмотря на все трудности, несмотря на то, что постоянно подвергались арестам и ссылкам, и в миру старались по возможности держаться вместе, жить хотя бы небольшими общинами, поддерживать общение между собой (и лично, и через переписку), чтобы была возможность совместной молитвы, помощи и поддержки друг друга, чтобы продолжал существовать Данилов монастырь, чтобы продолжалась монашеская жизнь. И конечно же, были преданные чада, даниловские прихожане, которые не оставляли своих духовных отцов в это трудное время. Продолжала существовать не только даниловская братия, но и даниловская община верующих.
Общение монашествующих между собой, их совместное проживание, контакты с окормляемыми создавали удобный повод для того, чтобы власти смогли сфабриковать фальшивые групповые следственные дела, по якобы «разоблачению» контрреволюционной организации «Всероссийское иноческое братство».
В 1937 году почти все насельники монастыря, около двадцати человек, проходившие по «делу о даниловском братстве» и другим делам, вместе со своим настоятелем архиепископом Феодором (Поздеевским) приняли мученическую кончину. Несколько десятков преданных даниловских прихожан также были осуждены и отправлены в лагеря и ссылки. Но даниловская духовническая традиция не была прервана, она хранилась в сердцах выживших даниловцев и, благодаря их воспоминаниям и рассказам, дошла до нашего времени.
И в заключение хотелось бы привести воспоминания монахини Анны (Тепляковой), даниловской прихожанки тех лет. Она рассказывала, что годы такие были, что люди тянулись к крепкой молитве. В Даниловом монастыре был именно монашеский дух, была сильная духовная настроенность как монастырских насельников, так и мирян. В Данилов шли молиться и молились так, что не было суеты, не было мирского духа – как будто все, кто стоял в большом соборе, были монахами. Огромное было влияние насельников на мирян, – многие, кто ходил в то время в Данилов монастырь избрали монашеский путь [12].
И этот даниловский молитвенный дух, эту верность Церкви, эту несгибаемую веру помогли пронести через годы тяжелейших богоборческих гонений даниловские духовники. Эти «светильники духа» воспитали целое поколение верующих людей, готовых на любые лишения и испытания ради веры. Именно благодаря им не прервалась и дотянулась до нас эта нить настоящей веры. И эта вера ведет все новых и новых людей в Царство Небесное.
[1] См.: Козлов Владимир. Москва безбожная // Московский журнал. № 3. 1991. С. 68.
[2] См.: Анна (Теплякова), монахиня. Воспоминания. – М.: «Новая книга», 1998. С. 40.
[3] Цит. по: У Бога все живы. – М.: Даниловский благовестник, 1996. С. 19.
[4] Там же.
[5] Там же. С. 165.
[6] Там же. С. 45.
[7] Архимандрит Симеон. Даниловский благовестник. 1999. Выпуск № 10. С. 45.
[8] Там же.
[9] Там же. С. 50.
[10] Макаров М.И. Сокровенная память души. – М.: Данилов мужской монастырь. С. 177.
[11] Там же. С. 182–183.
[12] См.: Монахиня Анна (Теплякова). Воспоминания. С. 40–41.
Новости
Публикации
Доклады
