Игумения Ювеналия (Ловенецкая) — духовная мать преподобноисповедницы Фамари (Марджановой) и настоятельница Богородице-Рождественского монастыря в 1902 -1921 годах

Игумения Викторина (Перминова)

Доклад игумении Викторины (Перминовой), настоятельницы Богородице-Рождественского ставропигиального женского монастыря Москвы на Всероссийской научной конференции «Монастыри и монашество в истории Русской Церкви» (Николо-Угрешская духовная семинария, 22 ноября 2024 года)

В данном сообщении мне хотелось бы рассказать об одной удивительной, но малоизвестной в настоящее время подвижнице нашего монастыря – игумении Ювеналии (Ловенецкой). До революции ее знали многие, так как она была игуменией двух известных обителей. Один монастырь, в честь святой равноапостольной Нины в Бодби (Грузия), она восстановила из развалин и благоустроила, а в другой, Богородице-Рождественский московский, не только вложила труды, но и вдохнула новую жизнь. Она воодушевила многих монастырских насельниц к предстоящим подвигам новомученичества и исповедничества, укрепила их для того, чтобы хранить обеты и нести знамя монашества в своем сердце в новой, подчас очень суровой действительности. Многие сведения об игумении Ювеналии любезно предоставил нашей обители историк Александр Викторович Семенихин, который пишет о ней книгу.

Игумения Ювеналия (в миру – Елена Викентьевна Ловенецкая) родилась 21 февраля (5 марта по новому стилю) 1842 года в городе Тула. Интересно, что крестили ее в храме Рождества Пресвятой Богородицы. В метрической книге церкви, что в Гончарах, г. Тулы Тульской губернии за 1842 год устанавливается событие рождения и крещения (24 февраля) младенца по имени Елена и указано, что ее родителями являются «…служащий при Тульском оружейном заводе чиновник Викентий Дионисиев (Дионисиевич) Ловенецкий, католического исповедания, и законная жена его Елена Сергеева (Сергеевна), православного вероисповедания». Ловенецкие – старинный русский дворянский и польский шляхетский род, обретший родину на русской земле.

Семья, в которой появилась на свет будущая игумения, была строго-религиозной. Елена воспитывалась в православном духе, и к Богу стремилась с юных лет. Это стремление в ней возрастало и привело ее в московский Страстной монастырь, в который она была принята 2 февраля 1865 года при игумении Антонии (Троилиной) (бывшей впоследствии игуменией Алексеевского монастыря). Игумения Антония почитала святителя Игнатия (Брянчанинова) как учителя монашества и в своем игуменском служении следовала его примеру возрождения старчества с откровением помыслов и умным деланием. 22 ноября 1876 года, уже при игумении Евгении (Озеровой), прежде бывшей 20 лет настоятельницей Аносиной пустыни, послушница Елена была пострижена в рясофор, 12 апреля 1880 года – в мантию с именем Ювеналии, в честь святителя Ювеналия, Патриарха Иерусалимского. Настоятельницы Страстного монастыря были старицами высокодуховной жизни, и они воспитали будущую игумению, обучили ее внутреннему деланию и явили пример игуменского служения.

В 1889 году, в возрасте сорока семи лет монахиню Ювеналию назначают игуменией в женский монастырь во имя равноапостольной Нины в Бодби. До середины ХVIII века этот монастырь был мужским, пока не запустел. Обитель возобновлялась по воле посетившего эти места императора Александра III, но в новом качестве – как женский монастырь [1]. В начале своего возрождения монастырь чем-то напоминал наши обители начала 90-х годов – такая же картина разрухи, как видно на немногих сохранившихся фотографиях. Игумения Ювеналия приехала в обитель с шестью сестрами. Жить негде, средств нет, но матушка, как пишет в своей статье о ней протоиерей Сергий Молчанов, «не упала духом» [2]. Фактически с нуля она начала восстанавливать обитель, став ее первой настоятельницей. С 1892 года ее поддерживал назначенный Экзархом Грузии архиепископ Владимир (Богоявленский), будущий митрополит и священномученик. Владыка сам находился в непростых условиях: часть духовенства, националистически настроенная, его не приняла, на него писали доносы духовным и светским властям, но он старался благодетельствовать грузинской земле, и, чем мог, оказывал помощь Бодбийской обители. Нужно заметить, что кротость и мирный дух, любовь ко Христу и исполнение Его заповедей делали архиепископа Владимира и игумению Ювеналию духовно близкими. В конце их пребывания на грузинской земле они стяжали уважение даже у самых радикально настроенных лиц. Так, о матушке с большим уважением отзывался один грузинский епископ, известный своими крайними взглядами: описывая монастыри Грузии, он не умолчал о трудах русской игумении, но привел объективные факты, свидетельствующие о возрождении ею монастыря святой равноапостольной Нины.

Благодаря игумении Ювеналии к началу ХХ века Бодбийская обитель стала одним из самых благоустроенных женских монастырей первого класса. Игумении туда назначались непосредственно Синодом. В обители подвизалось более двухсот сестер. Была возрождена древняя церковь, где под спудом почивали мощи святой равноапостольной Нины, и построена новая, с четырьмя престолами и главным приделом во имя святителя Николая. Были возведены сестринские корпуса, здания школ, настоятельский дом, дом для духовенства, гостиница, хозяйственные постройки, устроено подворье обители в Тифлисе. Из постоянных жертвователей обители можно назвать известного русского мецената и крупного землевладельца графа Сергея Дмитриевича Шереметева (в его честь была названа железнодорожная станция Шереметьевская, а впоследствии его фамилия вошла в название аэропорта), а также его супругу Екатерину Павловну, урожденную Вяземскую. Можно назвать среди жертвователей и генерал-губернатора Москвы Великого князя Сергея Александровича, пожертвовавшего на строительство здания монастырской школы три тысячи рублей [3]. Иногда выделялись средства и Священным Синодом, и Обществом восстановления православного христианства на Кавказе, активным членом которого была игумения Ювеналия, но в основном пожертвования на монастырь были разовыми.

Несмотря на большую нужду, матушка заботилась об образовании местного населения. Ее усердием построены и оснащены две школы для девочек – одна за оградой обители, для приходящих детей, другая – для проживавших в монастыре на полном содержании. Со временем школы из обычных церковно-приходских стали общеобразовательными. Учащиеся получали среднее образование, а по окончании курса – право преподавания в начальных классах. Постепенно одна из школ была преобразована в учительскую женскую семинарию. В школах обучались представители разных народов, населяющих Кавказ, принадлежавшие к разным конфессиям, – не только православные, но и армянки, и лютеранки, и мусульманки. Никого не принуждали изменять своей вере, принимать христианство, православие; ко всем относились с уважением, и все в равной степени имели возможность получить хорошее образование.

Воспитанная в духовной атмосфере игумениями и старицами Страстного монастыря, игумения Ювеналия уделяла большое внимание внутреннему деланию сестер, закладывая в их души основу основ монашеской жизни – послушание, от которого рождается смирение. Примером отношений наставницы и духовной дочери могут служить отношения игумени Ювеналии и послушницы Тамары (в будущем схиигумении Фамари (Марджановой)).

Тамара Александровна Марджанова рано лишилась отца, а ее мать умерла, когда ей было девятнадцать лет. Тамара была талантлива, образована, у нее был знатный и богатый жених, ей прочили успех в светском обществе. Но, по Промыслу Божию, ее жизнь изменилась. После кончины матери, летом, она гостила у своей тетки в городе Сигнахи, недалеко от возрождаемого игуменией Ювеналией монастыря. Один раз компания молодежи поехала посмотреть на этот новый монастырь. Зашли в церковь: шла будничная служба; на клиросе сама игумения Ювеналия читала канон, несколько сестер пели и прислуживали. Молодежь постояла некоторое время и вышла из церкви, а Тамара одна осталась до конца службы. Она была до того поражена духовной атмосферой, охватившей ее, что в душе твердо решила отдать свою жизнь Богу, сделаться монахиней. Тамаре удалось несколько раз побеседовать с игуменией Ювеналией и выразить желание поступить в обитель. Матушка игумения поняла, что ее собеседница настроена серьезно, и что это – призвание Божие. Она согласилась принять девушку. Родные Тамары были против и пытались отвлечь ее от осуществления намерения, чуть ли не силой удерживая в миру. Однако благодаря молитвенной поддержке игумении Ювеналии, которая не пыталась повлиять, но по-матерински беспокоилась и молилась за нее, Тамара смогла уехать из дома и поступить в монастырь [4]. Родные отыскали ее, но игумении Ювеналии удалось найти для них нужные, сказанные с любовью и сочувствием слова, и в итоге близкие предоставили Тамаре Александровне идти тем путем, который она избрала.

Прозрев в новой послушнице свою будущую преемницу по игуменству, матушка Ювеналия поселила духовную дочь при себе, в настоятельских келлиях, постепенно приучая ее к монашеской жизни и различным послушаниям – клиросному, канцелярскому и другим. Опытная игумения давала место подвигу в жизни послушницы, но объясняла, что без смирения и осознания своей неспособности ни к чему доброму любой, даже самый великий подвиг напрасен. Один раз послушница Тамара, подобрав таких же, как и она, пылких сестер, принялась с ними в прилегающих к обители горах рыть пещеры с намерением перейти туда жить и спасаться. Игумения Ювеналия остановила подобное превышающее их силы предприятие, пусть начатое с благими намерениями, но без благословения. Другая же бодбийская послушница, Параскева, в монашестве Павла, благословение матушки игумении на пещерное жительство, по всей видимости, получила. Восстанавливая разрушенный храм святого великомученика Георгия в селе Мамкоды, она выкопала себе пещеру около храма, на высокой горе, среди окружающего леса. Так возник приписной к Бодбийскому монастырю Георгиевский скит, в 1903 году преобразованный в общежительный монастырь [5].

Около 1893 года игумения Ювеналия подарила рясофорной послушнице Тамаре (Марджановой) собрание сочинений святого Игнатия Брянчанинова с дарственной надписью на форзаце:

«В память моего особенного духовного расположения ко автору этого полного сочинения, дарю тебе, Тамара, и советую поучаться примером – терпения, послушания, смирения, любви христианской ко ближнему. Исполняя хотя часть сказанного здесь, достигнешь вполне тобою желаемого спасения души. Даря эту любимую мою книгу тебе, еще послушнице, желаю достигнуть монашества, что будет служить мне утешением, как любящей тебя сердечно твоей духовной матери» [6].

В обязанности сестры Тамары входило послушание письмоводительницы, но матушка Ювеналия часто писала письма и собственноручно, отвечая духовным лицам и благодетелям. Сохранились некоторые письма из переписки со священномучеником Владимиром (Богоявленским). Также была переписка со священномучеником Гермогеном (Долганёвым), в то время (1893–1901 годы) – инспектором, а затем и ректором Тифлисской духовной семинарии. Также сохранились фрагменты переписки с обер-прокурором Святейшего Синода Константином Петровичем Победоносцевым; графом С.Д. Шереметевым и его супругой и др. Удивительно началась переписка со святым праведным Иоанном Кронштадтским. В один из тяжелых моментов для обители отец Иоанн, который не был тогда лично знаком с матушкой, поддержал ее духовно в письме и отправил ей по почте свое первое пожертвование. Это была именно та сумма, в которой монастырь на тот момент остро нуждался. Все это свидетельствовало как о прозорливости отца Иоанна, так и об искренней и теплой молитве игумении Ювеналии и сестер, просивших Господа о помощи.

Матушка игумения сердечно поблагодарила Кронштадтского пастыря в письме, а затем, вместе с послушницей Тамарой, поехала в Петербург и Кронштадт, чтобы поблагодарить его и лично. Так началось духовное окормление отцом Иоанном игумении Ювеналии и ее послушницы, которой отец Иоанн предсказал монашество, игуменство и пострижение в великую схиму, что со временем и сбылось. Постриженная в рясофор, а затем в мантию с именем Ювеналии архиепископом Флавианом (Городецким), Экзархом Грузии, будущая преподобноисповедница получила имя духовной матери – Ювеналия.

28 августа 1902 года Святейший Синод вынес определение о переводе игумении Ювеналии в Москву настоятельницей Богородице-Рождественского женского монастыря, чему поспособствовал священномученик Владимир (Богоявленский). Обстановка в Грузии была неспокойной: там уже действовали революционно настроенные силы и усилились националистические настроения. Проводы матушки игумении в Москву стали большим событием, которое освещали церковные и светские периодические издания, с благодарностью писавшие о матушке и перечислявшие ее заслуги.

Новая бодбийская игумения Ювеналия бывала и у своей духовной матери в московском Богородице-Рождественском монастыре. Впоследствии, после трагического случая, угрожавшего жизни игумении Ювеналии-младшей, она также была переведена в Москву, шесть месяцев была приписана к Богородице-Рождественскому монастырю и являлась сестрой нашей обители, а потом была назначена настоятельницей Покровской общины милосердия. Позже она основала Серафимо-Знаменский скит, приняла постриг в схиму с именем Фамари, а далее разделила путь новомучеников и исповедников Церкви Русской.

Игумения Ювеналия благоукрасила Богородице-Рождественский монастырь. Во время ее настоятельства возведен трапезный храм Казанской иконы Божией Матери, строившийся в трудные 1904–1906 годы. Трудно даже представить, что в 1905 году, под грохот первой русской революции, когда в Москве шли кровавые бои, в обители возводили величественный храм с дивными по красоте росписями! И нужно отдать должное мужеству, упованию на Бога и гражданской позиции игумении Ювеналии, которую невозможно было запугать действиями революционно настроенной толпы. Какие доверие Богу и мир в душе нужно иметь, чтобы при общем смятении умиротворить и вдохновить окружающих людей на продолжение совместных трудов во славу Божию!

Нужно отметить рассудительность, вкус и организаторские способности матушки игумении. Проект для Казанского храма предлагал ей такой известный и пользовавшийся тогда успехом архитектор как Ф.О. Шехтель. Но матушка сочла этот проект дорогостоящим и остановилась на варианте архитектора П.А. Виноградова. Но и такому мастеру, как Шехтель, было предложено решить в обители одну сложную архитектурную задачу. По его проекту к собору Рождества Пресвятой Богородицы была пристроена паперть, выдержанная в стиле XVII века. Паперть объединила сам храм, его приделы и трапезную палату, создав некое единство между древним собором и более поздними пристройками.

В строительстве и расширении храмов была насущная необходимость: количество сестер при таком духовном настрое и внимательном, материнском отношении игумении, все возрастало. К закрытию обители, с учетом насельниц скитов и подворий, их число превысило 700 (при закрытии было выселено 788 монахинь, как писали в газете «Известия» тех лет) [7].

6 июля 1904 года священномучеником Владимиром (Богоявленским), бывшим в то время митрополитом Московским, было совершено освящение закладного камня. Строительство трапезного храма велось на средства М.В. Лапшиной. Благотворительница приняла монашеский постриг с именем Серафимы, о чем гласит надпись в храме, на северной стене у клироса. 8 сентября 1905 года митрополит Владимир освятил кресты на куполах Казанского храма и малым чином – сам храм, в котором в этот день престольного праздника была совершена первая Божественная литургия. Через год, 30 августа 1906 года, будущий первомученик из лика новомучеников и исповедников Российских совершил великое освящение храма.

В 1906 году отец Иоанн Кронштадтский служил Божественную литургию в новом Казанском храме. О том посещении обители сохранились воспоминания преподобноисповедницы Фамари (Марджановой): «Последний раз близко видела я отца Иоанна в Рождественском монастыре в 1906 году. Народу, как всегда, было множество, – вспоминала она, – по окончании службы мы поспешили домой, чтобы встретить батюшку. Я стала у окна и наблюдала, как великого пастыря вели из церкви. Это было что-то неописуемое. Мне думалось – батюшку растерзают: кто ловил его за руку, кто тащил за рясу, кто всем своим корпусом протискивался к нему, производя давку. Привели отца Иоанна с расстегнутым воротом, без шляпы, всего мокрого от пота. <…> Увидела я его в таком виде и воскликнула: “Боже мой, как я испугалась, казалось, Вас совсем по кусочкам разнесут”. А он, улыбаясь, взял меня за голову и сказал: ″Ах, ты моя глупенькая, – ведь любовь никогда вреда не сделает. Они меня теснят, они же и оберегают”. За предложенной затем трапезой батюшка был необыкновенно радостен, весел и со всеми приветлив. После обеда пошел он в кабинет и подписал мне свой большой портрет, возведя меня в Ювеналию Вторую в отличие от Ювеналии Первой, Рождественской игумении. Это название так и утвердилось за мной» [8].

Невозможно не упомянуть о почтительных и добрых отношениях матушки игумении со священноначалием. Мы уже говорили о священномученике Владимире, то же самое можно сказать и о святителе Макарии (Невском) – миссионере, молитвеннике и заботливом отце-архипастыре. Ставший митрополитом Московским и возведенный на Патриарший престол святитель Тихон (Беллавин) служил в нашей обители (уже как Предстоятель Церкви) четыре раза и совершил у нас одну епископскую хиротонию [9].

Кроме писем матушки к разным лицам и воспоминаний преподобноисповедницы Фамари, зафиксированных письменно наставлений игумении Ювеналии, к сожалению, не сохранилось, или они еще не найдены. Но самое главное духовное «послание» потомкам она написала в сердцах воспитанных ею сестер. Это их Евангельская жизнь – проходящая, «не трубя перед собою» (см. Мф. 6:2), так, чтобы не осуждать других и видеть свои прегрешения, творить благо и забывать свое сделанное добро. Те правила, которые запечатлела преподобноисповедница Фамарь в своем Уставе [7], отразили также и наставления ее духовной матери.

Следует отметить, что игумения Ювеналия не стремилась властвовать над духовной дочерью, «привязывая» ее к себе, но вверяла ее Богу. В рамках доверия и послушания, она предоставляла духовному чаду свободу принимать решения, действовать, нести ответственность за свои поступки, в то же время молясь за нее. Конечно, предоставление такой свободы возможно только при духовном взрослении чада, при наличии доверия и откровенности между чадом и наставником и полном отсутствии лжи, то есть будущая преподобноисповедница была предельно честна и откровенна со своей матерью во Христе. Например, когда матушка Ювеналия-младшая пожелала отойти от дел Покровской общины, где была настоятельницей, и, по любви к преподобному Серафиму, уединиться в Понетаевском монастыре, игумения Ювеналия-старшая не возражала, позволяя ездить в Понетаевский монастырь и к старцу Алексию Зосимовскому советоваться. Но воли Божией на пребывание там будущей схиигумении Фамари не было, а ее желание исполнилось по-другому – в основанном ею Серафимо-Знаменском скиту, как и предсказал ей преподобный Алексий. Духовная наставница и старец молились за нее, а святая их слушалась, и поэтому получился такой прекрасный результат, как основание скита с удивительными духовными правилами.

Игумения Ювеналия (Ловенецкая) духовно воспитала сестер, которые смогли пережить годы гонений и светить другим людям своей верой и христианской любовью. Некоторые из них сподобились мученического венца, как, например, преподобномученица Татиана (Бесфамильная), расстрелянная на Бутовском полигоне 21 октября 1937 года. По благословению матушки в 1920 году она приняла иночество. Стать инокиней в богоборческое время – это смелый шаг, на который духовно укрепила ее матушка, подготовив к мученичеству. Святую арестовали 29 сентября 1937 года, но никаких улик, кроме семи книг религиозного содержания, найти у нее не могли. На допросах преподобномученица держалась мужественно, никого не предала, показания единственного лжесвидетеля отвергла и виновной себя не признала [10].

Еще одна святая – преподобномученица Евдокия (Перевозникова), которую игумения Ювеналия благословила нести послушание келейницы священномученика Кирилла (Смирнова). Она была приговорена к расстрелу 27 августа 1937 года в Лисьей балке (ныне в черте города Шымкент, Казахстан) [11].

Последние игумении обители, поставленные Святейшим Патриархом Тихоном, были сестрами монастыря, воспринятыми от пострига игуменией Ювеналией. Это игумения Октавия (Ефремова), 1859 года рождения, из мещан Москвы, принявшая постриг 11 марта 1906 года, и игумения Магдалина (Загоскина), 1869 года рождения, также из Москвы, постриженная в монашество 24 мая 1912 года, которая была письмоводительницей у игумении Ювеналии [12].

Сестры, которые смогли остаться в закрытой обители на правах жильцов, свидетельствовали о том, что игумения Ювеналия была для них любящей матерью во Христе. Среди воспитанных ею – казначея монастыря монахиня Варвара (Турусова), хранившая некоторые монастырские святыни и пострадавшая за них от рук злоумышленника в 1978 году; монахиня Викторина (Знаменская); схимонахиня Антония; монахиня Досифея (Ручкина); инокиня Параскева (Горшкова); инокиня Александра (Тихонова); монахиня Фаина (Силинская) и многие другие. Всех их воодушевила к подвигу игумения Ювеналия. Те, кто проживал на территории монастыря в советские годы, добрым словом вспоминают сестер обители, оставшихся на правах жильцов. Они были носительницами Христова духа: кроткие, смиренные, чуждые осуждения и тщеславия, всех прощающие, всегда готовые прийти на помощь, но так, чтобы «левая рука не знала, что делает правая» (см. Мф. 6:3), внутренне собранные, пребывающие в молитве. Несомненно, в этом также была заслуга игумении Ювеналии.

У матушки сложились добрые отношения и с монастырским духовенством, о котором она заботилась. Она поддерживала семью протоиерея Николая Ивановского [13] (отца протоиерея Михаила Ивановского – духовника Зачатьевского монастыря), помогала протоиерею Сергию Молчанову и его семье. Она помогала и многодетной семье молодого, но очень благоговейного монастырского диакона, ставшего впоследствии священномучеником. Впоследствии все, кто знал Бутовского новомученика протоиерея Павла Преображенского – человека редких душевных качеств, говорили, что он совершал богослужения благоговейно, истово, по-монастырски. Очевидно, в его духовном становлении есть вклад Богородице-Рождественской обители.

Все эти факты говорят о евангельских добродетелях, духовном устроении, мудрости, трудолюбии, организаторских способностях и многих талантах игумении Ювеналии. Это была сильная, неординарная личность, подклонившая свою волю, таланты и разумение под благое и легкое бремя Христово, с радостью принимавшая Божественную волю, стяжавшая смирение, кротость и всеобъемлющую любовь.

Игумения Ювеналия (Ловенецкая) управляла обителью до 1921 года. Согласно одному из писем схиигумении Фамари, хранящемуся в архиве ее близких (фонд Котэ Марджанишвили Национального музея Ильи Чавчавадзе в городе Кварели (Грузия)), матушка игумения Ювеналия отошла ко Господу в день Успения Пресвятой Богородицы 15 (по новому стилю 28) августа 1921 года на 78-м году жизни в стенах Рождественской обители и была в ней похоронена. Преподобноисповедница Фамарь пишет своей духовной дочери-мирянке: «Танечка, детка моя! Ты вчера приезжала, но меня не было, я забыла дать телеграмму, что уехала прощаться с Матушкой Рожд[ественской]). Не могла не поехать с ней прощаться, вся жизнь моя прошлая с ней, вся моя судьба. Ее похоронили там же подле старинного склепа князей. Что-то теперь там будет, я не знаю…» [14] Захоронение игумении Ювеналии на территории монастыря подтверждается архивными источниками, но где оно сейчас находится, неизвестно (поскольку вся территория в советское время была перекопана, прямо за усыпальницей сделали насыпь, на которой построили школу).

Сохранился небольшой литературный портрет игумении Ювеналии, вернее, зарисовка, которую оставил Николай Окунев в своем «Дневнике москвича. 1917–1920 гг.» о ней и богослужении в нашей обители, за которым он присутствовал. Это было в день Успения Пресвятой Богородицы в 1919 году. Автор пишет, что пережил «час доброго и умилительного настроения». Служил митрополит Тифлисский и Бакинский Кирилл (Смирнов), будущий священномученик, возгласы которого «чаруют молящегося или просто слушающего». Хор монахинь пел стройно и благозвучно. Среди молящихся автор видит «глубокого старца в черном сюртуке», который в силу возраста не мог стоять на ногах всю службу, и ему время от времени подставлял стул и помогал садиться и вставать его сын. Этот старик – бывший Обер-прокурор Святейшего Синода Владимир Карлович Саблер. А вот и портрет самой игумении: «Слева от меня стоит на своем возвышенном месте Игумения: маленькая, аскетического вида старушка, украшенная наперсным крестом, и молится со всеми признаками несомненной веры, как молились, вероятно, только наши деды и бабки…» [15] Дальше Николай Окунев пишет о молящейся впереди девушке-послушнице. Удивительно, что в такие годы находились желающие монашеского жития и приходили в монастырь, в чем очень много значит любящее сердце и материнское отношение настоятельницы, какой и была игумения Ювеналия.

Глубокая вера, доверие Богу, жизнь в молитве и трезвении, возделывание своего сердца, при этом – усердное, деятельное исполнение Божественной воли, творение добра людям и выражение любви к Богу в созидании обителей, не только благолепных внешне, но и благоустроенных внутренне, со строгим уставом и высокой жизнью насельниц, при этом – глубочайшее смирение, нежелание даже малейшего приписать себе и властвовать над другими, предание себя и других Богу, умение уступить место и порадоваться за других, боязнь славы и почета – таковы добродетели и таково духовное «послание» для потомков, написанное в человеческих сердцах игуменией Ювеналией (Ловенецкой).

-----------------------------

Примечания:

[1] Православные русские обители: Полное иллюстрированное описание всех православных русских монастырей в Российской Империи и на Афоне. СПб.: Книгоиздательство П.П. Сойкина, 1910. С. 684–686. 
[2] Журнал «Русский паломник» № 4 за 1899 г. С. 68. (Статья «Святыни Грузии»)
[3] Статья была напечатана в «Московских церковных ведомостях» за 19 апреля 1914 года к 25-летию игуменского служения игумении Ювеналии (Ловенецкой).
[4] Арсений (Жадановский), епископ. Воспоминания. М.: Издательство Православного Свято-Тихоновского Богословского Института, 1995. С. 105–106.
[5] Там же. С. 106. Прим. 2.
[6] Игумения Иннокентия (Попова), настоятельница Серафимо-Знаменского скита. Скит для других. Статья опубликована в интернет-издании «Кифа» № 2 (246), февраль 2019 года https://a.gazetakifa.ru/content/view/5924/80/ Собрание Серафимо-Знаменского скита. Данные книги (собрание сочинений святителя Игнатия (Брянчанинова)) были сохранены в домике иеромонаха Серафима (Орлова) близ станции Пионерской по Белорусской ж.д. (село Акулово, где 23 июня 1936 г. почила о Господе схиигумения Фамарь) и переданы протоиереем Валерианом Кречетовым (сейчас архимандрит Серафим) в Серафимо-Знаменский скит.
[7] Газета «Известия» от 16 мая 1923 г.
[8] Арсений (Жадановский), епископ. Воспоминания. Указ. соч. С. 114–115.
[9] Богослужебный дневник Патриарха Тихона. Рукопись. Москва, 1925. Место хранения: Санкт-Петербургская Духовная Академия. Выписка о Богослужениях с участием Его Святейшества в Богородице-Рождественском женском монастыре в Москве
[10] ГАРФ. Ф. 10035 Оп.1. Д. П-76555. Л. 52–227.
[11] Архив ДКНБ по Южно-Казахстанской обл. Ф. 1. Д. 02455; Православная Энциклопедия, Т.17. С.121–122
[12] Данные по игумениям Октавии и Магдалине взяты из ЦГА Москвы. Ф. 203. Оп. 763. Д. 87. Ч. 1.
[13] https://pravoslavnoe-duhovenstvo.ru/person/15196/
[14] Фонд Котэ Марджанишвили Национального музея Ильи Чавчавадзе в г. Кварели (Грузия).
[15] Окунев Н.П. Дневник москвича. 1917–1920 гг. М.: Воениздат, 1993. C. 283–284.