Доклад епископа Озерского Порфирия, наместника Спасо-Преображенского Соловецкого ставропигиального мужского монастыря на Собрании игуменов и игумений монастырей Русской Православной Церкви (Москва, Храм Христа Спасителя. 23 сентября 2022 года)
Преподобный Сергий посвящал свой монастырь имени Святой Троицы, «дабы воззрением на Святую Троицу побеждался страх ненавистной розни мира сего». В этих словах заключена формула взаимосвязи между духовным возрастанием монахов и священными установлениями внутреннего монастырского устава.
Действительно, что есть «рознь мира сего»? Апостол Иоанн Богослов ясно отвечает: Не люби́те мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо всё, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего (1 Ин. 2:15–16). Более подробно дерево пороков исследует святоотеческая аскетика, обличая его корень в гордости, самолюбии, самоутверждении человека.
Любя самое существо человека – прекрасный, но помраченный образ Божий в нем, христиане бескомпромиссны в своем отрицании греха и онтологически связанной с ним власти дьявола над человеком. Отсюда та богоугодная ненависть ко греху, которую мы слышим в словах преподобного Сергия, и употребление в точном соответствии с предназначением способности гнева, которой наделил Создатель Свой образ. Отсюда же само происхождение монашеского образа жизни в условиях Римской империи, уже обратившейся ко Христу: наиболее чуткие души не захотели мириться с тем духовным и нравственным компромиссом, который немедленно вошел в жизнь христианских общин, как только они перестали быть гонимыми, но вобрали в себя народное большинство. По слову аввы Дорофея, «они поняли, что, находясь в мире, не могут удобно совершать добродетели, и измыслили себе особенный образ жизни, особенный порядок провождения времени, особенный образ действования, – словом, монашеское житие, и начали убегать от мира и жить в пустынях» [1].
Тот же мотив подвиг каждого из нас, современных монахов, однажды выйти из мира. Незабываем восторг, который обнимал и пронизывал душу, когда мы «водворились в пустыню» – вышли из среды людей чуждого нам духа, с которыми мы вынуждены были вместе работать и жить, – и оказались за монастырской стеной среди единомысленных братьев. Убежден, что это воспоминание должны мы бережно хранить в душе как камертон, или как ту первую любовь, по слову Откровения, в оставлении которой Дух обличает первую из церквей Апокалипсиса (Откр. 2:4–5).
Казалось бы, что главное условие для преодоления ненавистного духа мира сего (1 Кор. 2:12) уже обеспечено в монашеской общине единством жизненных целей и ценностей собравшихся братий: здесь все пришли с целью обрести спасение во Христе через совместное служение Ему. Однако, несмотря на это в наши общины просачивается, находит себе долговременное убежище и делает свое губительное дело та самая богопротивная рознь.
Что же мы можем противопоставить этому вражескому проникновению в наши станы? Какие монастырские установления должны применять как оружие против врага, подобно искусным воинам? Для ответа на этот вопрос мы должны прежде отдать себе отчет в том, как чуждый дух проникает в наши общины.
Не входяй дверьми во двор овчий, но прелазя инуде, той тать есть и разбойник (Ин. 10:1). Дверь в наши внутренние дворы – благословение монастырского священноначалия. Всякие интересы, заботы, мнения, лишенные такого благословения, проникают, избирая себе наиболее слабых из братьев – через собственное порочное решение их воли. Невнимательный к движениям внутри своего сердца (или слишком снисходительный к ним) брат оказывается увлеченным одним из жизненных смыслов, не приемлемых для монашеского братства. «Некоторые говорят: от того, или от того падает человек; а я не знаю другого падения, кроме того, когда человек следует сам себе. Увидишь ли падшего, – знай, что он последовал самому себе», – делится своим наблюдением авва Дорофей. Драгоценное сокровище монашеской общины – ее духовное единство – с этого момента потерпело урон. Что есть в этом случае путь воззрения на Святую Троицу с целью уврачевания болезни и возвращения брата в единство, от которого он отпал? Благоустроенный монастырь предлагает с этой точки зрения целую систему внутренних установлений, которая представляется в виде трех взаимосвязанных ступеней.
Первая ступень – это собственный духовный и покаянный труд монаха. Вся многовековая мудрость наших уставов о богослужении и молитве, о чтении и размышлении нацелена на поддержание высокой духовной настроенности в насельниках. Антоний Великий говорит: «Монах, который в келлии своей забывает Бога и не славословит Его, подобен развалинам дома, находящимся вне города: они служат местом всякой нечистоты, потому что жители города выносят туда всякий сор из домов своих» [2]; святитель Игнатий (Брянчанинов): «Правило! Какое точное название, заимствованное из самого действия, производимого на человека молитвами, называемыми правилом! Молитвенное правило направляет правильно и свято душу, научает ее поклоняться Богу Духом и Истиной» [3]; старец Емилиан: «Если я потеряю страх Божий, то уже не смогу удержаться в монастыре. Я не приду к любви, не достигну совершенства, не приобщусь к Богу, потому что страх Божий – это начало премудрости» [4]. Таков первый уровень духовной защиты от проникновения духа мира сего согласно системе священных установлений монастыря.
Ступень вторая – это обращение к духовнику: покаянная исповедь сердечного помысла. Устав монастыря Хиландар цитирует святителя Василия Великого: «Покоряющийся, хотящий показать нужное преуспеяние и привыкающий жить по заповеди Господней не должен оставлять скрытым ни одно движение души, но должен открыто исповедовать своему игумену все сокровенное своего сердца... Поступая так, братия, – читаем далее в Уставе – мы не только освободимся от своих грехов, но и в дальнейшем будем твердыми. Ибо говорит преподобный Иоанн Лествичник: “Исповедь, как некая узда, удерживает душу от греха”. Игумену или тем, кого он сочтет подходящим для принятия помыслов, заповедуем, чтобы исповедание было ежедневным». В нашем монастыре дверь духовника всегда открыта для встречи в урочное и в неурочное время. Было бы только доверие, произрастающее из высокого духовного авторитета, неподдельного почитания духовника. Присутствие таковых – в лице ли игумена, или его помощников по окормлению братии – великое достояние обители.
Третья ступень. Если духовник видит, что не в силах помочь брату справиться с искушением, то он призывает на помощь игумена и духовный собор. Феодор Студит наставляет: «Не делай ничего и не распоряжайся по собственному произволу ни в чем: ни относительно путешествия, ни относительно продажи и покупки, ни относительно принятия или извержения брата, ни относительно изменения должности, ни в каком-либо другом из телесных дел, так же, как и в случае душевных проступков, без совета с превосходящими всех знанием и благочестием братиями, одного, двух, трех или и большего числа, в зависимости от случая, как заповедано Отцами» [5]. В этом переходе к соборному духовничеству нужна особая культура, особая проникнутая любовью деликатность и взаимное доверие, связывающее между собой членов духовного собора. «Видел я неискусного врача, который больного скорбного обесчестил, и тем ничего более для него не сделал, как только ввергнул его в отчаяние», – делится своей скорбью Иоанн Лествичник (Лествица, Слово 26). Задача не только не навредить, но и не нарушить строгий канон о тайне исповеди. В этой связи вспомним слова преподобного Серафима Саровского о высоких требованиях к игумену: «Настоятель должен быть совершен во всякой добродетели и душевные свои чувства иметь обучены долгим учением в рассуждение добра и зла… Прежде рассуждения добра и зла человек не способен пасти словесных овец, но разве бессловесных, потому что без познания добра и зла мы действий лукавого постигать не можем» [6].
К сожалению, нередки случаи, когда монах ставит свое мнение выше всего того, что услышит от духовно более преуспевших братьев и отцов. Так происходит всегда, когда монах принимает решение оставить монастырь вопреки своему обету пред Самим Богом. В таких случаях мы на деле познаем истинность слов Лествицы: «Блудных могут исправлять люди, лукавых Ангелы, а гордых – Сам Бог» (Слово 26).
В этой связи нельзя не упомянуть о той закономерности, что с течением времени задача духовного руководства объективно усложняется. Причина состоит в обстоятельстве, которое пророчески указано апостолом Павлом: Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся (2 Тим. 3:1–5). Правоту этих слов каждый игумен знает из своего опыта. Мы нередко видим, как вспыхивает лютая ненависть в сердцах людей в ответ на даже деликатное ограничение их своеволия. Периодически это приводит к страшным трагедиям и в нашей монастырской действительности. Конечно, такое безмерное нравственное падение случается, как правило, не с монахами, а в среде кандидатов в братию. В этой связи, а также в связи с известным законом зависимости всего монашеского пути человека от его первоначальной настроенности, нельзя переоценить тех усилий, которые совершит священноначалие монастыря в отношении благоустройства новоначальных насельников буквально с первых же шагов и дней их пребывания за монастырской оградой. Весьма плодотворным расцениваю опыт Соловецкого монастыря в этом отношении и неоднократно делился им на наших конференциях.
В совокупности три обозначенные уровня живой духовной деятельности формируют внутреннее устроение обители как некое священнодействие. Проникновенно эту истину формулирует архимандрит Емилиан: «Священное общежитие представляет собой рассеянных чад Божиих, собранных воедино (см. Ин. 11:52) и под Его крылом мирно пребывающих в согласии. Это есть Небо на земле, которое призывает к богоначальному общению и радостному причастию благ Царствия Божия. Это не есть равнодушное соседство индивидуумов, но сближение душ, заботливое сотрудничество лиц, объединенных в единое тело, “любовно сорадующихся между собой Божественной радостью”, едиными устами и единым сердцем поклоняющихся Господу» [7].
Отдавая должное многообразной и тонкой настройке системы духовного общения в братстве, нельзя и абсолютизировать эту – позвольте воспользоваться таким термином – «социальную механику» монастырской жизни. Она не заменяет и не отменяет главного – верности и терпения как основ духовного характера монаха. Святитель Игнатий акцентирует этот момент словами: «Вступающий в иноческую жизнь должен отдаться всецело воле и водительству Божиим, благовременно приготовиться к терпению всех скорбей, какие благоугодно будет Промыслу Всевышнего попустить рабу Своему во время его земного странствования. Священное Писание говорит: Чадо, аще приступаеши работати Господеви Богу, уготови душу твою во искушение: управи сердце твое, и потерпи, и не скор буди во время наведения: прилепися ему, и не отступи, да возрастеши на последок твой. Все, елико нанесено ти будет, прими, и во изменении смирения твоею долготерпи: яко во огни, искушается злато, и человецы приятии в пещи смирения (Сир. 2:1–6)» [8]. Амвросий Оптинский о том же говорит так: «Слышу, что некоторые сестры ушли из обители. Видно, не хватило у них терпения на узком и претрудном пути спасения. Общая у всех нас немощь: все желаем получить спасение, но с отрадою и покоем, а о спасительном пути проповедуется, что многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Небесное (Деян. 14:22). Потому и заповедуется во Святом Евангелии: в терпении вашем стяжите души ваша (Лк. 21:19) и претерпевый до конца, той спасен будет (Мф. 10:22)» [9].
Так обстоят дела со всеми вообще вкрадывающимися в среду братии грехами. Но есть особый род грехов, вносящий в общину раскол и разобщение. Это грехи против мира в личных взаимоотношениях внутри братства, или рознь в строгом смысле этого слова.
Грех разделения изначально вторгается в наши дворы как личный – осуждение, ропот, гнев, ложь, неприязнь, вражда – и одолевает брата из числа наиболее духовно немощных. Хиландарский Устав о таковых предписывает: «А впадающие в эти страсти пусть поспешат через исповедь и покаяние отступить от них и пусть причащаются один раз в неделю, или же не причащаются – по решению игумена» [10].
Вовремя не уврачеванный этот личный грех может увлечь в свою пагубную сеть и других – либо в форме ответной вражды, либо как соучастие и ложная солидарность, и тогда возникает отдельная группа или даже партия. Особая ответственность в преодолении такого недуга лежит на духовном пастыре, которого Лествичник наставляет: «От тебя не должно быть скрыто, какая цель у твоих овец во взаимных их и дружественных между собою сношениях; ибо невидимые волки стараются чрез ленивых расстраивать тщательных…» [11], а Афанасий Афонский строго завещает: «Если найдется между вами кто-нибудь, пытающийся рассечь тело братства ухищрением, коварством и лукавством, то, чтобы не общался с ним никто из вас, поскорее отдалите его и отгоните его от общества своего, как заразу, как старую закваску, его самого отселите от части спасаемых. Ибо покушающемуся на такие вещи уместно пожелать, чтобы истребилась память о нем с земли, и изгладилось имя его из книги живых, и не писалось с праведными» [12].
Вся совокупность установленных многовековой традицией внутримонастырских порядков и действий, одни из которых побуждают и поощряют, а другие ограничивают и пресекают, имеют одну цель – собирание монастырского братства по образу Святой Троицы. Тот же Святой Дух, Который наставил преподобного Сергия кратко и емко выразить сущность всего монашеского делания, действовал и в других наших великих учителях. Позвольте в заключение привести их живоносные слова.
Так, святитель Василий Великий в «Подвижнических уставах» пишет: «[Общежительные подвижники] расторгнутое и на тысячи частей рассеченное естество человеческое по мере сил своих снова приводят в единение и с самим собою, и с Богом. Ибо это главное в Спасителевом домостроении во плоти – привести человеческое естество в единение с самим собою и со Спасителем и, истребив лукавое сечение, восстановить первобытное единство, подобно тому как наилучший врач целительными врачествами вновь связывает тело, расторгнутое на многие части» [13].
«Одно из великих зрелищ и чудес, – говорит Феодор Студит, – есть наше во имя Господа нашего Иисуса Христа собрание и сочетание мужей из разных стран и родов, разных возрастов и образов жизни, в единое тело, сгармонированное и направленное к единодействованию и единослужению, так что оно, будучи много-душно, много-сердечно, и много-умно пребывает единомысленным и единосердечным, не для чего-либо худого, а для богоугождения и работания во славу Пресвятой Троицы» [14].
Преподобному Паисию (Величковскому) принадлежат слова: «Никакой другой образ жизни, помимо общежития с блаженным послушанием, не приносит человеку такого преуспеяния, не избавляет его так скоро от всех душевных и телесных страстей благодаря смирению, которое рождается от блаженного послушания и приводит человека в его первобытное чистое состояние, обновляя в нем образ и подобие Божие, восстановляя в нем дар Божий, полученный через святое крещение, а также сообщая ему другие дарования» [15].
------------
[1] Авва Дорофей, прп. Душеполезные поучения. М.: Правило веры, 2007. С. 49–50.
[2] Антоний Великий прп. Различные наставления детям своим, монахам // Поучения. С. 79–80.
[3] Игнатий (Брянчанинов), свт. Слово о келейном молитвенном правиле // Полн. собр. творений. Т. 2. С. 160–161.
[4] Емилиан (Вафидис), архим. Толкование на подвижнические слова аввы Исаии. С. 43.
[5] Феодор Студит, прп. К Николаю, ученику // Послания. Кн. 1. С. 35–38
[6] Серафим Саровский, прп. Духовные наставления мирянам и инокам // Радость моя. С. 623–624.
[7] Емилиан (Вафидис), архим. Слова и наставления. С. 110–111.
[8] Игнатий (Брянчанинов), свт. Полн. собр. творений. Т. 5: Приношение современному монашеству. С. 106.
[9] Амвросий Оптинский, прп. Душеполезные поучения преподобных Оптинских старцев. Т. 2. С. 525.
[10] см. в кн.: Дионисий (Тацис), свящ. Духовный урожай святой Эллады. С. 89–90.
[11] Иоанн Лествичник, прп. Слово к пастырю // Лествица. С. 471–509.
[12] Афанасий Афонский, прп. Завещание. С. 445–446.
[13] Василий Великий, свт. Подвижнические уставы // Творения. Т. 2. С. 351–354.
[14] Феодор Студит, прп. Огласительные поучения и завещание. С. 34–35.
[15] Паисий (Величковский), прп. [Письмо к иерею Димитрию] // Четвериков Сергий, прот. Правда христианства. С. 93.
Новости
Публикации
Доклады
