К портрету игумении в Синодальный период на примере Ярославского Казанского монастыря

Доклад игумении Екатерины (Гаевой), настоятельницы Казанского женского монастыря г. Ярославля на научно-практической конференции «Монастыри и монашество», проведенной в рамках регионального этапа XXIV Международных Рождественских образовательных чтений (Спасо-Яковлевский мужской монастырь  Ростова Великого, 23 ноября 2015 года).

С 1610 до 1918 года, с момента основания Казанского монастыря до его за­крытия, на протяжении трехсот восьми лет им управляли 29 игумений. Это были исключитель­но с младых лет пришедшие и много потрудившиеся подвижницы. В сохранив­шихся послужных списках некоторых из них прослеживаются многие труды и скорби, сугубое послушание и особые дарования. Нелегко управлять сложным мо­настырским хозяйством, но порой еще труднее понести те испытания времени, ко­торые выпали на долю каждой из настоятельниц. Пролить свет на их судьбы воз­можно только через призму сохранившихся архивных документов и летописаний.

Самые первоначальные скудные сведения древних актов не дают полного пред­ставления о формировании обители и, тем более, о ее управлении. Можно только предполагать, что в эти годы сохранялись традиции Рождественского монастыря, откуда пришли первые сестры. Для того времени характерны совместный уклад прихода и обители: почти у каждой церкви объединенные общей церковной огра­дой дворы часто назывались монастырями. Так в огороженной тыном Казанской обители приходские дворы и сестринские келии размещались рядом друг с другом и теснились вокруг храма с погостом. Более состоятельные сестры могли приютить у себя бедных прихожан. И наоборот, зажиточные дворы служили приютом для бедных стариц.

По переписи 1646 года содержание монахинь поддерживалось «подаянием бого­любивых людей с великою нуждой, а вотчин и никаких угодий и доходов против других монастырей у них нет». В монастырь принимали только тех, кто имел сред­ства построить себе келию и себя содержать. При таком особножительном порядке монахи вступали в довольно тесные имущественные отношения с внешним миром. В результате все силы уходили на заботы о существовании, приходилось идти в мир и как-то зарабатывать собственным трудом, а порой просить милостыню. Та­кое попечение о поддержании личного существования удаляло от изначально зало­женного в основание монашества его духовно-просветительского назначения. Од­нако не оскудевало почитание этой городской святыни: приношения, пожертвова­ния на вечное поминовение в обители всех доброхотных даятелей и их родов запе­чатлены в монастырском синодике, начатом после постройки первого каменного храма. Отсюда мы узнаем и о настоятельницах, их служении и подвигах.

За первые тридцать лет, при управлении игумениями Таисией и Евдокией, осо­бых сведений не имеется. По переписным книгам 1646 года при игумении Феодоре в обители было 54 деревянные келии (из которых 27 – для стариц, их помогали со­держать представители боярских и княжеских родов, остальные келии сдавались) и 11 приходских дворов, в том числе, священников обители. У игумении келия была отдельная. Только при игумении Дарии усердием и старанием местного священни­ка Ермила Михайлова (позднее протопресвитер Успенского собора) в 1649 году на месте деревянной «собранием и подаянием» благочестивых горожан построена первая каменная Казанская церковь. Это произошло в тот год, когда осеннюю Ка­занскую велено было праздновать повсеместно в память освобождения Москвы. При игумении Мариамии I в 1655 году храм был расписан.

Следующие полвека, когда в разные годы управляли игумении Иулия, Пелагия, Мариамия II (Тереприцкая) и Евдокии (Корсакова), ознаменовались весьма важ­ным для обители событием: монастырь принят на государственное содержание – с 1659 года он становится ружным. Тогда, после уничтожившего весь город пожара, сильно выгорела и Казанская обитель. Определение царской милостью руги было единственным средством, чтобы выжить. По царским грамотам учреждено и позже подтверждено жалование старицам – по рублю в год, а также запрещено передавать монастырскую недвижимость по наследству. Характерно, что задолго до царских указов о развитии при монастырях рукодельных мастерских для чудотворной Ка­занской иконы уже в 1690-е годы, сразу по изготовлении рамы с серебряным окла­дом, сестрами низается жемчужная риза с венцом и цатой. О том свидетельствует составленное в 1701 году полное описание обители, ее храмов, святынь, иконоста­сов, утвари, ризницы. В ту пору, в преддверии Синодального периода, был восста­новлен Монастырский приказ, и государство получило полный контроль над иму­ществом и доходами монастырей. Подвизалось тогда в обители 132 насельницы, среди соборных стариц числится Мариамия (Тереприцкая), которая к тому времени была на покое.

В предсинодальные годы конца XVII – начала XVIII века начавшийся было рас­цвет омрачен упадком как материального, так и духовного порядка. При следую­щих трех игумениях – Дорофее (Пестовой), Александре (Волковой), Анисии (Ива­новой) – по царскому указу из-за шведской войны жалование монахиням сокраще­но наполовину. Позже обитель вовсе осталась без жалования, и сестрам, как преж­де, пришлось питаться подаянием. К тому же монахам запрещено стало бродяжни­чество, в монастыре приказано всем быть неисходно, а девичьим обителям быть «всегда заключенными» и строить надвратные церкви со специальными крыльцами с улицы, чтобы никто не мог проникнуть в монастырь.

В 1718 – 1733 годы управление обителью выпало на долю именитой подвижни­цы, «понеже оная монахиня житие монашеское проходит богоугодно и (сестер) упасти может». Тогда на настоятельское место по выбору стариц назначена игу­мения Ексакустодиана (Шайдякова-Опухтина), дочь князя Михаила Шайдякова и вдова московского стольника Федора Опухтина.

Синодальный период ознаменовался рядом реформ. Многое пришлось менять в сложившемся укладе, со многим смириться. Десятилетиями формировался устав монастырской жизни, ее порядок, предполагающий беспрекословное и незамедли­тельное послушание, что прослеживается по описям письменных документов вре­мени первого столетия Синодального периода, сохранявшихся в обители и состав­ленных в XIX веке.

Для Ярославского Казанского монастыря новый период был отмечен позитив­ными событиями. В 1719 году стараниями игумении Ексакустодианы, по ее чело­битной, царской грамотой Петра I восстановлено жалование сестрам. «Великий Го­сударь пожаловал бы их велел им ружные деньги на прошлые годы на которые им не дано выдать и впредь давать дабы им с голоду не помереть». В 1720 году по прошению игумении правящим архиереем разрешены сборы «по торжкам и яр­монкам» в городах и уездах епархии, разрешено ходить по городам и селам с пеле­ной от чудотворного Казанского образа Пресвятой Богородицы. Но одновременно в связи с синодальным указом 1723 г. требовалось «все девичьи монастыри ...за­творить и быть им всегда заключенными». Архиерейским указом во избежание бродяжничеста и праздного шатания монашествующих было запрещено отлучаться как игумении, так и сестрам, даже по монастырским делам, без указа правящего архиерея и без паспорта духовной канцелярии («не пускать под штрафом»), не позволялось монахиням также «отлучаться в домы к сродникам». Можно представить какие приходилось преодолевать трудности, чтобы выжить. В то же время вышел указ архиерея избирать «во всех девических монастырях двух или более частных стариц для исхода из монастыря за разными монастырскими нуждами». И если в 1725 году указом Преосвященного «как монахов, так и монахинь отнюдь без синодского указа не постригать», то в 1732 году по указу Синода еще и «никого из простых не постригать». Не без оснований тогда же был издан указ, по которому дозволялось постригать в иноческий чин только тех вдов и девиц, которые «келий и пищи и всякого кошту монастырского требовать не будут», а «пробавляться в оном будут собою» . Неудивительно, что средства оставались ограниченными, и в 1731 году игумения продолжала ходатайствовать об улучшении состояния обители, жалуясь, что у монастыря «как в Ярославской, так и в прочих провинциях... никаких прибылях к пропитании доходов нет». Более того, в 1732 году, также в соответствии с требованием Синода об упразднении «малобратских» монастырей, в Казанский монастырь были определены монахини, ранее жившие при Преображенском храме г. Романова. Число насельниц в обители доходило до 150 – 170 человек.

Поставленная в 1733 году игумения Маргарита (Нерицкая) также вынуждена была прилагать усилия к улучшению состояния обители. Тогда пришлось даже от­стаивать переданную епархиальными властями часовню на Семеновской площади «того ради, что за оным монастырем как крестьян так земель и дач ни каковых не имеется», чтобы не вернули ее прежнему приходу. Забот у нее было много и не только о доходе: спустя шесть лет непростых настоятельских трудов игумения раз­жалована в рядовые за дерзкое выгораживание монахини, которой грозило расстри­жение. (В те времена бывало и так, что «лишенных монахинь иноческого чина» именовали «опять инокинями»). Все ее хлопоты оказались напрасными, и к 1738 году, как прежде, «кроме руги, никаких доходов, вотчин, земель, рыбных ловель, переводов, мельниц и прочих оброчных статей ничего не имеют», а пожертвований «града Ярославля от христолюбивых подателей в милостыню... бывает весьма ма­лое число». Тогда вновь пришлось заступить бывшей уже на покое игумении Екса­кустодиане. Часовня за монастырем окончательно закреплена только в 1743 году.

При игумении Минодоре (управляла в 1740–1755  гг.), бывшей головщице правого клироса, назначенной в 1735 году казначеей, введены в 1747 году общая трапеза и одежда (хотя общежительный устав еще не был введен). Нам теперь трудно понять, чего это стоило владелицам отдельных домов-келий, имевшим пол­ное самообеспечение в одежде и пропитании. Необходимо было время. Келии, вы­строенные на монастырской земле состоятельными старицами-дворянками, посте­пенно, после их смерти, становились казенными. Тогда же вышел указ о благочин­ном и безмолвном во время богослужений стоянии, а также о «нечинении духовен­ству и монахам светскими людьми обид». Значит, бывало всякое в ту пору, разные разбирательства и нестроения. К 1755 году игумения Минодора уволена по слабо­сти здоровья на покой.

Во время управления обителью игумении Августы I (Коноваловой), с 1755 по 1770 годы, число насельниц сократилось до 71 ( в их числе только 49 сестер, из них 15 монахинь), то есть их стало меньше, чем в год основания. И это несмотря на то, что в обитель была переведена из упраздненного Ростовского Троицкого монасты­ря казначея Иулия с сестрами, а в 1760 году позволено архиереем «принимать в монастырь престарелых вдов и девок».

Тогда произошло много важных событий. Митрополитом Арсением был дозво­лен крестный ход с чудотворной Казанской иконой до Романова-Борисоглебска. По всей вероятности, экономическое положение обители стало улучшаться. Одна­ко в 1764 году указом императрицы монастырское имущество передается Коллегии экономии, создаются так называемые монастырские штаты. Согласно им были рас­пределены обители, получавшие свое содержание в зависимости от причисления к одному из трех вводимых классов. Казанский монастырь был отнесен к разряду третьеклассных с 15-ю монашескими вакансиями.

В 1769 году духовником обители вместо бывшего до того иеромонаха поручено быть «Афанасьевскому игумену Геннадию». Хотя у обители не было уделов, и госу­дарственное содержание осталось прежним, можно представить, чего стоили все эти перемены игумении Августе с сестрами. Уйдя на покой в 1770 году, она спустя 6 лет сподобилась схимы. За ней схиму приняли престарелые монахини Анфиса, Сапфира и Ираида. Неизвестно, когда она почила, но, вероятнее всего, была погре­бена не в родной обители.

В непростое время с 1770 по 1786 год предстояло пронести свой настоятельский крест новой игумении Елизавете (Обрезковой). В те годы город сильно пострадал от пожара и морового поветрия. В связи с этим в 1775 году царским указом было запре­щено погребать в центре города, и монахинь велено хоронить в Толгском монасты­ре, а после 1780 года на городском Леонтьевском кладбище. Еще в 1770 году Екатерина II на строительство новых игуменских келий пожаловала обители 500 рублей, которые из казны поступили лишь через шесть лет, когда на личные сред­ства игумении эти новые келии уже были отстроены.

В те годы указами духовной консистории требования к монашествующим стали более строгими, «чтобы во время крестных ходов не шатались», «чтобы мона­стырские настоятели без позволения архиерейского никуды не отлучались», а так­же «в монастырь жен имеющих своих мужей ни на малое время» не принимать. В обитель в основном определялись вдовы высших сословий. В то же время были случаи перемещения монахинь в Ростовский девичий монастырь, в том числе на должность казначеи.

Когда в 1786 году указом Духовной консистории официально был дозволен крестный ход до г. Романова-Борисоглебска, игумения Елизавета была уволена на покой, скончалась в схиме.

С того времени настоятельницей назначена игумения Исмарагда,  духовного зва­ния –  дьяконская дочь. Пострижена в монашество в 1761 году в Ростовском Троицком монастыре, с 1780 года определена в Казанский монастырь казначеей. Известно, что в годы ее управления (1786 – 1795) в монастыре было 59 сестер (15 монахинь и 44 указные послушницы), а с белицами всего более 160 насельниц. В числе сестер были схимницы. В 1787 года, по указу митрополита Арсения, «ежели оного монастыря монахиня Пульхерия правило схимонахиням положенное исправ­лять может, то посхимить». Монашеские вакансии не пустовали, сподобиться пострига из сотен подвижниц могли только 15 достойных. Однако в 1789 году в обитель приняты в штат на место умерших три заштатные монахини из Киева. При этом в монастыре позволялось жить женам священников с дочерьми. Также сюда ссылали на исправление и «строгое содержание присылаемых под начало женщин».

В 1795 году по любви к уединению игумения Исмарагда отказалась от настоя­тельства и «уволена с получением благодарной пенсии». В монашестве пребывала 51 год, «а всего ее жития постнического богоугодного 96 лет». Сохранились цен­ные сведения о том, что ее «почитали по святости ее жизни нестяжательною, по сему не только простолюдины но и зажительные люди приходили просить благо­словения и наставления». «По многолетних душеспасительных подвигов» пережив смену еще трех игумений, в 1820 году игумения Исмарагда «преставилась тихою блаженною кончиною». «Усердствующего народу при отпевании не вмещала церковь и в провожании до Толгского монастыря безчисленно много было так, что в улицах шедших людей не видно конца».

После сей почтенной игумении обитель была вверена игумении Августе II (Телеп­невой). При этой состоятельной игумении из древнего рода Телепневых положение обители стало улучшаться. Можно было обращаться за помощью к властям и «о открывающихся в монастыре ветхостях таких, коих положенною по штату сум­мою возобновить будет нельзя, относиться об оном гражданскому правитель­ству для сочинения смет».

Стараниями игумении Августы заведена общая трапеза («разделении сестрам хлеба и новин поровну»). К тому времени в обители проживало уже 172 насельни­цы. Заботы настоятельницы о сестрах нашли поддержку у архиерея, объявившего ей сугубую благодарность. В 1801 году игумения Августа уволена на покой с предоставлением в награду пенсиона. Скончалась в 1813 году, погребена в Толг­ском монастыре у больничного Спасского корпуса.

С началом XIX века в Казанском монастыре начались многие перемены. За не­полное десятилетие трижды произошла смена игумений, назначаемых из других мест, началось, в связи с перепланировкой города по регулярному плану,  глобальное переустройство и благоустройство, преобразившее монашескую жизнь древней обители, ее лик, ее устроение и быт.

В 1802 году Синодом назначена игумения Еванфия (Безобразова), из казна­чей Нижегородского Арзамасского монастыря. Всего за два года ее управления был заложен фундамент дальнейшего духовного, просветительского, экономического процветания Казанской обители. Был введен общежительный устав, который, одна­ко, не всеми был принят, и вскорости за тем последовали «увольнения из монасты­ря нежелающим быть в общежитии». Стараниями настоятельницы окончательно составлен план монастыря, расширен новый трапезный корпус, где кроме трапез­ной заведены рукодельные мастерские. Но надзирательницей как над ними, так и над общежитием со столовым приготовлением, поставлена девица из дворян Анна Давыдова. По сути, пусть и состоятельному, но мирскому человеку было доверено самое основное. Правда, в то время сподобиться пострига было непросто. Приме­ром тому – указ 1803 года: «…о пострижении девицы Стефаниды Ивановой пред­ставления Святейшему Синоду учинить нельзя потому что время искуса еще не выжила». Возможно, и это способствовало тому, что по собственному проше­нию игумения Еванфия в 1804 году уволена в прежний монастырь.

Сменила ее переведенная из Угличского Богоявленского монастыря игумения Глафира. Вскоре решено «на праздные монашеские вакансии представлять бед­ных и престарелых из духовного звания преимущественно другим» и не позволять «из монастыря выводить келлии посадским». В 1805 году игумения Глафира уволена по прошению в Москву.

До назначения новой настоятельницы управляла обителью казначея, продолжая строительство. С приходом на кафедру в 1806 году архиепископа Антония назначе­на новая настоятельница и новая казначея из монахинь вместо девицы из дворян. Анне Давыдовой по ее прошению была предоставлена отдельная каменная келия. В 1807 году она приняла постриг с именем Агния, а оставшиеся «в праздности» ее келии отдали другой девице-дворянке.

Дольше всех, с 1806 по 1836 годы, то есть 30 лет, Казанским монастырем управ­ляла игумения Маргарита II (Смагина). Она также была переведена из игумений Угличского Богоявленского монастыря. Возгорев «святой ревностью к устрой­ству обители», она посвятила этому всю свою жизнь. Подтверждением тому ее дневник, сохранившийся до наших дней, как живое свидетельство насыщенной со­бытиями жизни монастыря.

Так, однажды обитель избежала пожара, захватившего соседние кварталы, благодаря обходу с чудотворной Казанской иконой. Как-то в результате сильной бури снесло кровлю на ограде, а на соборной церкви «некоторую часть оной за­гнуло». В одну июльскую ночь была страшная гроза с сильнейшим ливнем, «поче­му утром в монастыре сделалось великое наводнение». После того снова зацвела, как весной, рябина. Пришлось претерпеть и эпидемию холеры, унесшей жизни нескольких послушниц.

Во время Отечественной войны монастырь принимал «в свое покровительство разоренных от неприятеля», а также монашествующих из московских Вознесен­ского, Алексеевского, Зачатьевского монастырей, вносил пожертвования «на со­ставление сил противу врага». В октябре 1813 года чудотворная Смоленская икона Божией Матери, эвакуированная в Ярославль, пребывала в обители, и как стали служить молебны Пресвятой Богородице перед этой Ее иконой, через неделю французы оставили Москву.

В 1815 году число насельниц – 121, в 1816 году введено «придворное пение» и печатные ноты. В добавление к тому при монастыре на покое пребывали две прежних игумении и казначея монахиня Агния (Давыдова). В 1818 году приход при монастыре «отрешен, священникам монастыря определено жалование». Ду­ховником у монахинь назначался иеромонах, у белиц, послушниц – «один из иереев сего монастыря». Как-то для свидания с родственниками игумении было дозволено отлучиться в Углич, поручив монастырь казначее. Однако в случае ее же отлучки к жительствующей в Ярославской округе помещице Фрязиновой потребо­вался ответ в консисторию – с чьего дозволения и почему.

При обители, как и прежде, проживали с прислугой вдовы с детьми и девицы дворянского и духовного звания, но это строго регламентировалось, потому как требовалось «выслать всех тех вон, кои жительства в нем имеют будучи неопре­деленны указами». Также не принимать в монастырь «младенцев на воспитание в удаление всякого соблазна». Прихожан в обители крестили, венчали и отпевали, как сложилось изначально.

В 1836 году игумения Маргарита скончалась и погребена под игуменским ме­стом, на правом клиросе у столпа, в подклете недостроенного собора. Одна из са­мых замечательных настоятельниц Казанской обители оставила о себе «благосло­венную память примерного смирения иноческой жизни и духовных подвигов», а Казанский монастырь стал «видимо процветать красотою зданий».

В 1836 – 1848 годах игумении Екатерине (Перхуровой) довелось продолжить и за­вершить дело прежней настоятельницы. Ее стараниями был достроен и благоукра­шен Казанский собор. В разгар строительства обитель посетил цесаревич Алек­сандр Николаевич. Позже, когда шли росписи сводов, монастырь почтил своим ви­зитом царь Николай I (?).

В 1848 году игумения Екатерина скончалась и погребена за алтарем Казанского собора напротив жертвенника.

Затем до 1866 года управляла обителью игумения Назарета (Богоявленская), дво­рянского звания, девица. В 25 лет определена в число послушниц, в 53 года постри­жена в монашество и определена в казначеи, а через 12 лет в 65-летнем возрасте поставлена во игумении. В 1856–1859 годах в обители 167 насельниц. По ходатайству архиерея, вероятно, по прошению настоятельницы, число монашеских вакансий увеличено до 30. В газетах тех лет отмечалось, что «устройство больницы в мона­стыре, как благотворительного приюта, облегчающего страдания и скорби не­редко гнетомых бедностью, – самое незабвенное дело игумении Назареты, свиде­тельство ее попечения о сестрах, о труженицах обители, всех нуждающихся». Преставилась она в возрасте 83 лет.

В 1866 – 1873 годах обителью управляла игумения Варсонофия (Кременецкая), обер-офицерская дочь. Принята в обитель в 22 года, в 47 лет приняла монашеский постриг, в 59 лет лет определена на должность казначеи; в преклонном возрасте, в 77 лет, назначена настоятельницей и управляла монастырем 7 лет. В те годы при обители числится 209 насельниц: 29 монахинь, 127 рясофорных (указных) и 53 ря­довых послушниц. Интересная особенность: на клиросном послушании 38 сестер, на просфорном – 5.

В 1873– 1887 годах обитель находилась под управлением игумении Феофании (Гу­левич), из рода потомственных дворян (брат ее генерал-майор, герой Русско-турец­кой войны, был дружен с Тургеневым). Постриг приняла в 39 лет, в 51 год возведе­на в сан игумении Мологского Афанасьевского монастыря, спустя 12 лет переве­дена в настоятельницы Казанского монастыря. Награждена двумя наперсными кре­стами: золотым за 24-летние усердные монашеские труды и золотым с драгоценны­ми украшениями в честь 35-летия отличного служения в иночестве и должности. На капитал, внесенный ею, открыто еще 10 монашеских вакансий. Всего в обители 230 насельниц, из них 40 монахинь, 11 больничных, 80 рясофорных, 99 рядовых послушниц. С 1877 года казначея – монахиня Митрофания (Проскурякова), а с 1883 года определена благочинной и в тот же год настоятельницей – монахиня Антония (Костомарова).

Скончалась игумения Феофания в 1887 году на 77-м году жизни, «прослу­жив в сане игумении 25 лет... с великой пользою» и погребена за алтарем Сретен­ского храма.

После нее по представлению архиепископа Ионафана назначена игумения Анто­ния (Костомарова), девица из рода потомственных дворян. С двадцати лет в монастыре, несла послушание письмоводительницы при игумении, в 25 лет послушница, в 27 лет в рясофоре, в 44 года приняла постриг, в 52 года назначена благочинной, а в 56 лет произведена в игумении. Проявила большое старание и радение на пользу мо­настыря, и за 30-летнюю отличную службу награждена наперсным крестом. За осо­бые труды избрана в члены-сотрудники Императорского Палестинского общества.

В 1888 году сестрами обители в иконописной мастерской выполнена Казанская икона Матери Божией (нынешняя святыня монастыря) и подарена священнику Иоанну Крылову. Рукодельные труды сестер отмечены серебряной медалью на выставке в Ярославле за золотошвейное и иконописное мастерство.

При игумении Антонии архиепископу Ионафану сослужил в обители протоие­рей Иоанн Сергиев (Кронштадтский). К 1894 году здесь подвизались уже 330 насельниц, из них 43 монахини, 159 рясофорных и указных послушниц, 126 прожи­вающих по паспортам и свидетельствам. На средства игумении открыта четвертая священническая вакансия, для Тихвинского кладбищенского храма, и на содержа­ние богадельни учреждены две стипендии (третья – на средства, внесенные куп­цом Вахромеевым).

В 1899 году в возрасте 68 лет после продолжительной и тяжелой болезни игуме­ния Антония скончалась. Большая часть ее имения перешла монастырю. Из газет узнаем, что на отпевании «стечение народа было громадное и в числе почтивших своим присутствием были уважаемые граждане, почитавшие покойную доброю и ко всем приветливою… После литии на могиле совершилось погребение тела игу­мении Антонии за алтарем главного храма, в семейном склепе, рядом с ее родною материю».

В 1899 году в возрасте 78 лет определена настоятельницей монастыря игумения Митрофания (Проскурякова), угличская купеческая вдова. С 27 лет в монастыре, с 37 лет послушница, с 47 лет в рясофоре, в постриге с 50 лет, в 56 лет определена в казначеи, член-сотрудник Императорского Палестинского общества, награждена наперсным крестом. В обители 317 насельниц, в том числе 48 монахинь, 143 рясо­форных и рядовых послушниц, 126 – на испытании.

В самом начале ХХ века обитель «удостоена диплома высочайшей награды» на выставке в Париже за работы золотошвейной и иконописной мастерских.

Заботясь о постриге сестер, в своем прошении правящему архиерею игумения Митрофания писала с любовью, что они способны к иноческой жизни, учитывая «их душевные качества, безропотное несение послушаний и имея в виду то, что каждая из них проживает более 30 лет с примерным расположением к монаше­ской жизни».

Игумения Митрофания скончалась в возрасте 86 лет 20 декабря 1907 года.

С 1907 года по представлению архиепископа Тихона (Беллавина) назначена игу­мения Феодотия (Хомякова), мещанского звания девица. С 13 лет поступила в мо­настырь, в 35 лет определена в число указных сестер, в 47 лет приняла постриг, в 62 года определена в звание казначеи, а в 66 лет – в игумении, а также утверждена в должности попечительницы церковно-приходской монастырской школы. За от­личную службу в сане игумении и за особые труды по должности настоятельницы монастыря удостоена награждением наперсным крестом. В память 25-летия церковно-приходской школы удостоена права ношения на груди серебряной меда­ли на двойной ленте. Всего в обители проживала 391 сестра, из них 45 монахинь и 136 указных послушниц.

20–21 июля 1910 года праздновали 300-летие Ярославского Казанского мона­стыря. Торжества по случаю юбилея обители возглавил архиепископ Тихон (Бела­вин). Тогда в праздничной листовке писали: «Струи благодати от иконы Божией Матери и теперь не иссякли и никогда не иссякнут, лишь бы мы были достойны этих даров. “Благонравным и богобоящимся, – говорит святитель Димитрий Ростовский, – помощствует Божия Матерь и избавляет от великих бед и напастей, а развращенные нравы имущим и Страх Божий отринувшим помощи Своея не соизволяет”. В крестном ходу вокруг монастыря (с молебнами на всех его четырех сторонах) участвовали губернатор, вице-губернатор, множество богомольцев и войска. Но все ли “благонравные и богобоящиеся”?»

В 1913 году игумения Феодотия встречала на вокзале нового архиерея – ар­хиепископа Агафангела (Преображенского). Она принесла ему в дар вышитую Ка­занскую икону Божией Матери. Почитая святую обитель, владыка здесь часто слу­жил на Казанскую. Для обители наступали тяжелые испытания. В военные годы монастырь содействовал архиерею в оказании помощи раненым, организацией при монастыре лазарета в 110 коек, изготовлением белья для раненых. Тогда еще верили в победу. Позже надеялись на новое правительство, оказавшееся времен­ным. Тогда еще не ведали, что впереди страшная неделя расстрела мятежного горо­да перед летней Казанской 1918 года. Прицельным расстрелом обители, когда в этом самом госпитале сестры помогали раненым белогвардейцам, были разрушены келии и колокольня с пулеметной точкой. Впереди были годы гонений и богобор­чества, выпавшие на долю последних сестер, принявших подвиг стояния за веру. Последней игуменией оказалась та, на время которой пришелся самый расцвет обители. Ее схима была свидетельницей многих слез и страданий, перенесенных преследованием за совместные молитвы и богослужебные книги как за контррево­люционную деятельность. Все еще было впереди. В 1917 году Синодальный пери­од закончился, но это уже новая тема.

***

Сохранились уникальные свидетельства, характеризующие то время. В 1709 году, по челобитной сестер, самим митрополитом Димитрием Ростовским опре­делена в игумении старица Александра (Волкова). В грамоте с архиерейским нака­зом святитель дает четкие указания, по сути являющиеся актуальными во все времена, и призывает священство обители, всех стариц и прихожан: «Игумению Александру почитайте, и слушайте, и повинуйтеся добре о Господе Бозе со всяким духовным опасением, и порадованием, и покорением, яко присной своей госпоже, понеже обретохом ее благоговейну и чистоте боголюбиву. И должна убо сицевая игумения монастырские строения строити по преданию, по правилам святых апостол и святых отец, и по нашему благословению и наказа­нию, так же и к вам иметь свою духовную любовь и попечение, и дерзновение о всяком деле блазе. А милость Божия и Пречистые Богородицы… и всех святых молитва, и нашего смирения благословение на тебе и на сестрах под твоею паст­вою навеки. Аминь».

Через пять лет по обращению сестер к митрополиту Георгию игумения Анисия (Анфиса), поставленная в 1714 году не по уставу, разжалована в рядовые монахини. В челобитной старицы жалуются архиерею, что настоятельница «в монастыре вашем живет не смирением, нас бранит и бесчестит напрасно и смиряет безче­ловечно, от чего де четыре старицы из монастыря вашего сошли. А на игуменское место ее поставили и посох ей, Анфисе, дали афанасьевский игумен Кириак, да протопоп Симеон без вашего выбору. И ныне де, будучи во игумениях, после умер­ших стариц кельи продает одна, и книги берет себе в келью, и о церковном де вся­ком строении с Вами не советует, а советует де с посадским человеком Федором Артемьевым, который приходит к ней в келью и днем и ночью.» В чем игумения на допросе в Ростовском духовном приказе созналась и покаялась.

Сохранился интересный документ того времени.

 «Архиепископу Ярославскому и Ростовскому Ионафану настоятельницы Ярославского Казанского женского монастыря игумении Митрофании покорнейший рапорт:

Представляя при сем Вашему Высокопреосвященству формулярные ведомости за 1900 год, имею честь почтительнейше рапортовать, что в истекшем году по вверенному мне монастырю все состояло в полном порядке: богослужение совер­шалось каждодневно по чину; чистота в храмах всегда наблюдалась и наблюдает­ся тщательно. Сестры монастыря – старшие и младшие в религиозно-нравствен­ном отношении вели себя очень хорошо, за богослужение ходили всегда исправно и во все четыре поста были у исповеди и Святых Таин причастия, одна из сестер удостоилась великого пострижения в схиму. К начальству все сестры почтитель­ны и послушны, в послушаниях безропотны и усердны, и в своих келейных делах трудолюбивы. Благодаря старанию сестер и их искусству в рукодельных работах и по отеческому предложению Вашего Высокопреосвященства монастырь имел счастье принести в дар Ее Императорскому Высочеству Великой Княгине Елизавете Феодоровне для Ее благотворительных учреждений в Москве художественной работы хоругвь с изображением на ней Нерукотворного Образа Спасителя, вышитую сестрами обители золотом и шелком, за что и удостоился благодарности Ее Императорского Высочества. Ввиду природных дарований и склонности некоторых сестер к рисованию, существующий при монастыре класс живописи в отчетном году расширен, и вместо прежних трех сестер в нем занимается уже десять. Церковная утварь, ризница, библиотека и прочие ценные вещи хранятся в прочно устроенных зданиях. Печатных книг и рукописей, содержащих противное противное церкви и нравственности учение, в монастыр­ской библиотеке и у сестер нет. По благословению Вашего Высокопреосвящен­ства и при постоянном Вашем мудром руководстве и наблюдении в отчетном году начата постройка нового корпуса на восточной стороне монастыря, пред­назначенного для жительства сестер, который вчерне и закончен. В монастыр­ской богадельне призреваемых девять лиц женского пола, а в имеющейся при мо­настыре церковноприходской школе обучается 48 девочек и десять кончили курс учения в мае месяце отчетного года».

Источники:

РГАДА: Фонд 237. Оп. 1, ч.1, д. 31.

ГАЯО: Фонд 230. Оп. 1, д. 222, 432; Оп. 2, д. 2653, 4238; Оп 4, д. 1494.

             Фонд 1118, Оп.1, д. 9, 13, 24, 26.

             Фонд 232, Оп. 1, д.1482.

Литература:

Виденеева А.Е. Ярославский Казанский монастырь в первой половине XVIII века. –  Ярославль, 1997.

Рутман Т.А. Ярославский Казанский женский монастырь. – Ярославль, 2010.

Гаева Н. Ярославский Казанский женский монастырь: его святыни и история. – Ярославль, 2006.

Лозинский Б.Р. Во имя милосердия. 2014.