Монашество и война. Что значит быть воином Христовым?

Доклад епископа Уржумского и Омутнинского Иоанна на ХХVIII Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Данилов ставропигиальный мужской монастырь Москвы, 28–29 января 2020 года)

И бысть брань на небеси: Михаил и ангели его брань сотвориша со змием, и змий брася и аггели его, и не возмогоша, и места не обретеся им ктому на небеси. И вложен бысть змий великий, змий древний, нарицаемый диавол и сатана, льстяй вселенную всю, и вложен бысть на землю, и аггели его с ним низвержени быша.

Откр. 12:7–9

Война на земле не заканчивается с начала времен. Здесь присутствует лукавство противника – диавола, который один только и есть наш настоящий враг, но именно он, насилуя, принуждает род человеческий воевать между собой за призрачные тленные венцы, которыми он, диавол, награждает своих чемпионов.

Так было до подвига нашего Подвигоположника в борьбе с диаволом – первый победил Господь наш Иисус Христос. Он Первый Воин среди рода человеческого. Жизнь, Путь и Истина. Христом сатана был побежден и низложен с престола власти над ветхим Адамом. Эта Победа осветила весь наш дальнейший путь во времени до Его Второго пришествия.

В обществе часто бытует мнение, будто бы христианство, в частности монашество, несопоставимо с таким понятием как «война». Иногда и христиане, знающие, что это не так, не всегда ясно представляют, как Церковь учит относиться к воинскому служению и войне. И если общие принципы в этой области, выраженные, например, в Социальной концепции Русской Православной Церкви, известны, то конкретные и частные проблемы, с которыми сталкиваются в своей повседневной жизни воины, нередко ставят в тупик.

Рассеять свои сомнения можно, только если обратиться к Священному Писанию и Священному Преданию Церкви. В творениях святых отцов, как древних, так и новых, представлено интересное взаимоотношение указанных понятий.

Нужно сказать, что вышеназванные темы были во многом периферийными для святых отцов. «Это не удивительно, ибо, определяя свое отношение к любому явлению, Церковь исходит, прежде всего, из того, что главной ценностью для человека является жизнь вечная и блаженная, возможная лишь при условии единения человека с Богом. Отсюда следует больший интерес святых отцов не к войне как социальному явлению, а к войне как внутренней духовной брани» [1]. Неслучайно святые отцы называют эту борьбу бранью, то есть применяют слово из военного лексикона. Брань, или битва, с грехом – яркий образ, который показывает, что монах – это тоже воин, участвующий в сражении. Но, как Христос говорит: Царство Мое не от мира сего (Ин. 18:36), так и битва, которую ведет монах, не видна миру. Тем не менее определенное внимание проблемам, связанным с войной и воинским служением, святые отцы все же уделили, и мысли их могут помочь в разрешении многих вопросов, возникающих сегодня у православных христиан.

Говоря о самой воинской службе, нужно заметить, что святые отцы Церкви никогда не считали ее несовместимой с христианским образом жизни или являющейся препятствием для спасения. Напротив, многие из них прямо опровергали такое мнение.

В творениях святителя Иоанна Златоуста читаем: «Ты выставляешь предлогом военную службу и говоришь: я – воин и не могу быть набожным. Но разве сотник не был воином? А он говорит Иисусу, что “я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой, но скажи только слово, и выздоровеет слуга мой” (см. Мф. 8:8). И, удивившись, Иисус говорит: Истинно говорю вам, и в Израиле не нашел Я такой веры (Мф. 8:10). Военная служба нисколько не послужила для него препятствием» [2].

Святитель Василий Великий приводит и больше примеров из Писания, говоря: «Неужели воинский чин лишен надежды на спасение? Неужели нет ни одного благочестивого сотника? Припоминаю первого сотника, который, стоя при кресте Христовом и по чудесам сознав силу, когда еще не остыла дерзость иудеев, не убоялся их ярости и не отказался возвестить истину, но исповедал и не отрекся, что воистину был Божий Сын (см. Мф. 27:54). Знаю и другого сотника, который о Господе, когда был еще во плоти, познал, что Он Бог и Царь сил и что Ему достаточно одного повеления, чтобы чрез служебных духов посылать пособия нуждающимся. О вере его и Господь подтвердил, что она больше веры всего Израиля (см. Мф. 8:10). А Корнилий, будучи сотником, не удостоился ли видеть ангела и напоследок через Петра не получил ли спасение? (см. Деян. 10)» [3].

То же говорит и блаженный Феодорит Кирский: «Поскольку много различных родов жизни благочестивой: жизнь монашеская и общежительная, жизнь пустынная и городская, жизнь гражданская и военная… в каждом же роде жизни можно угождать Богу, то не без причины изречено: кто есть человек, боящийся Господа? Установит закон ему на пути, который он избрал (см. Пс. 24:12), то есть в том роде жизни, какой решился человек проводить, даст ему приличные и сообразные законы. Так святой Иоанн Креститель вопрошавшим мытарям советовал не брать больше установленного и воинам – никого не обижать, довольствоваться оброками, то есть определенною пищей (ср. Лк. 3:12–14)» [4] .         

Святой Иоанн Мосх приводит рассказ аввы Палладия, в котором описывает воина, который, не будучи формально монахом, в свободное от воинской службы время предавался таким аскетическим подвигам, что его даже ставили в пример монахам: «В Александрии был воин, по имени Иоанн. Он вел следующий образ жизни: каждый день с утра до девятого часа сиживал он в монастыре близ входа во храм святого Петра. Он был одет во вретище и плел корзинки, все время молчал и совсем ни с кем не разговаривал. Сидя у храма, он занимался своей работой и только одно возглашал с умилением: “Господи, от тайных моих очисти мя (Пс. 18:13), да не постыжусь в молитве”. Произнеся эти слова, он снова погружался в продолжительное молчание… И затем снова, по прошествии часа и более, повторял то же восклицание. Так он возглашал раз семь в течение дня, ни слова не говоря ни с кем. В девятом часу он снимал вретище и одевался в воинские одежды и шел к месту своей службы. С ним я пробыл около восьми лет и нашел много назидания и в его молчании, и в его образе жизни» [5].

Такому же настоящему христианину написал письмо и святитель Василий Великий, говоря: «Я узнал в тебе человека, доказывающего собою, что и в военной жизни можно сохранить совершенство любви к Богу и что христианин должен отличаться не покроем платья, но душевным расположением» [6].

Однако, согласно учению Церкви, воинское служение невозможно для тех, кто посвятил себя священству или монашеству. «7-е правило IV Вселенского Собора повелевает, чтобы однажды причисленные к клиру или монахи не вступали ни в воинскую службу, ни в мирский чин, сняв с себя священное одеяние и переодевшись по обычаю тех; иначе дерзнувших на сие и не раскаивающихся и не принимающих опять свойственной священному житию одежды, которую прежде избрали ради Бога, повелевает предавать анафеме: ибо дерзнувший на что-либо таковое уже не подвергается извержению, так как к сему он сам себя приговорил прежде осуждения, сложив с себя священническую одежду и сделавшись мирянином» [7].

В истории Церкви имели место нарушения этого правила. Всем известно, что преподобный Сергий Радонежский по просьбе князя Димитрия Донского благословил двух своих монахов, в прошлом воинов Пересвета и Ослябю, участвовать в Куликовской битве. Подобным образом и преподобный Афанасий Афонский по просьбе императрицы Зои благословил своего постриженика полководца Торникия вернуться на краткое время к ратному делу ради спасения страны от нашествия арабов.

В более позднюю эпоху известны массовые случаи участия греческого священства в вооруженной борьбе с турками во время освободительных восстаний; в память об этом на Крите даже установлен своеобразный памятник, изображающий священника с ружьем в руках. Еще более активно участвовали в кровавой борьбе с турками черногорские священники и даже сами митрополиты. Однако это все же были исключения, вызванные особыми обстоятельствами времени.

В мирное время переход священника или монаха на воинскую службу однозначно считался грехом. Характерен пример из «Страдания 42 мучеников Аморийских» (IX век). Когда этих византийских офицеров мусульмане, пленившие их, вели на казнь, и они достигли реки Евфрата, мусульманин-судья подозвал одного из них, святого Кратера, и сказал ему: «Ты был некогда клириком, принадлежа к чину так называемых иереев, но, отвергнув такую степень, взялся потом за копье и оружие, убивал людей; что ж ты притворяешься христианином, отрекшись от Христа? Не следует ли тебе лучше обратиться к учению пророка Мухаммеда и у него искать помощи и спасения, когда ты уже не имеешь никакой надежды на дерзновение перед Христом, от которого добровольно отрекся?» На это святой Кратер ответил, что именно поэтому он тем более обязан пролить кровь за Христа, дабы обрести искупление своих прегрешений [8]. Как видим, сам мученик не оправдывал своего поступка, но воспринимал его как грех.

Достойно упоминания также то, что митрополит Киевский Георгий в сочинении «Стязание с латиною» среди заблуждений римо-католиков упоминает о том, что они позволяют «ходить на войну епископам и священникам и свои руки кровью осквернять, чего Христос не повелел» [9].

Оставивший блестящую военную карьеру выдающегося офицера, а может быть, и генерала армии Российской Империи святитель Игнатий (Брянчанинов) писал о положительных качествах воина: «Стойкость – одно из первых достоинств воинства и земного и духовного. Опытные в битвах ратники почитают признаком храбрости отважное нападение на строй неприятельский, но несравненно большим – безмолвное стояние с угрюмою твердостью под ядрами и картечью неприятельских батарей, когда этого требует общий план военачальника. На таковых-то воинов наиболее он может и положиться, на таковых воинов наиболее полагается наш подвигоположник Иисус Христос и венчает их душевными венцами» [10]. В этом смысле монахи могут брать пример с доблестных воинов.

Действительно, как воины во время сражений не имеют ни своего хозяйства, ни семьи, а только служат своему военачальнику, так и монах, давший обеты нестяжания, целомудрия и послушания, имеет целью приближение к Богу. Неслучайно во время монашеского пострига при облачении новопостриженного в монашеские одежды священник произносит молитвы, в которых цитируются слова апостола Павла из Послания к Ефесянам: Итак станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности, и обув ноги в готовность благовествовать мир, а паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого, и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие (Еф. 6:14–17). Здесь в метафорических образах монах представляется как воин, вышедший на битву с врагом. Но он вооружен не орудиями убийства, а облачается в броню правды, приемлет щит спасения, и наконец получает меч духовный, то есть четки, «иже есть глагол Божий, ко всегдашней молитве Иисусове, всегда бо имя Господа Иисуса во уме, в сердцы и во устех своих имети должен еси, глаголя присно: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго [11]. Молитва таким образом представляется главным оружием и основным занятием монаха; с ее помощью можно уберечься от стрел лукавого, и, по слову святителя Иоанна Златоуста, «отсечь даже голову дракона» [12]. Здесь идет речь не просто об обычной борьбе с помыслами, но о битве с самим диаволом, отцом всякого греха, то есть говорится о возможности одержать не локальную победу в сражении, а выиграть войну.

В воинской иерархии есть свои чины, различаются более или менее искусные в ратном деле. Среди монахов существует нечто подобное чинам: послушники, иноки, монахи и схимники, и им всем надо научиться молитве, владеть этим оружием, чтобы достичь своей цели. Вторит Златоусту святитель Феофан Затворник: «владея этим мечом, душа, быв при этом еще ограждена от разженных стрел, может с полной смелостию стать против врага… разорвав броню неприятеля, убить дракона и отсечь ему голову» [13]. Но не только молитва, по мысли святителя Феофана, является нашим оружием, а исполнение заповедей Божиих. Заповеди, которые дал нам Господь, можно сравнить с воинским Уставом, который обязаны соблюдать воины, чтобы их усилия привели к победе над неприятелем.

А святитель Николай Сербский упоминает срочную службу как метафору отношения христианина к земной жизни: «Истинные христиане всегда считали свою жизнь военной службой. И как солдаты считают дни своей службы и с радостью думают о возвращении домой, так и христиане постоянно помнят о конце своей жизни и возвращении в свое Небесное Отечество» [14].

Уже в древности «военные» аналогии мы находим у святого Игнатия Богоносца, мученика Иустина Философа и священномученика Киприана Карфагенского. Все эти образы можно свести к четырем пунктам:

1. Все христиане – воины Христа.

2. Иисус Христос есть полководец.

3. Крещение – это таинство и присяга знамени.

4. Церковь – это военный лагерь Бога [15].

Говоря о «духовной» войне, святые отцы называют именно монашествующих подлинными воинами Христовыми.

Преподобный Иоанн Лествичник сравнивает с воинами монахов: «Изъясним в этом слове и сам образ воинствования сих мужественных ратников: как они держат щит веры к Богу и своему наставнику, отвращая им всякий помысл неверия и перехождение (в другое место), и, всегда вознося меч духовный, убивают им всякую собственную волю, приближающуюся к ним, и, будучи одеты в железную броню кротости и терпения, отражают ею всякое оскорбление, уязвление и стрелы; имеют они и шлем спасения – молитвенный покров своего наставника» [16].

Святитель Макарий Александрийский в труде «Два начертания правил» говорит: «Монахи – подлинные воины Христовы». Эта мысль позаимствована у апостола Павла: Итак, переноси страдания, как добрый воин Иисуса Христа. Никакой воин не связывает себя делами житейскими, чтобы угодить военачальнику (2 Тим. 2:3–4).

Сам святитель Макарий исполнял на деле этот завет апостола Павла, поэтому он включил его в свой устав. В миру люди волей-неволей служат суете, житейским заботам. Почти все время они погружены в повседневность, в свои проблемы; суета и жизненные невзгоды – их удел. И потому именно монахов святой Макарий называет служителями Христа, выделяя три главных принципа, которые отличают истинных воинов Божиих:

1. Воины Христовы так должны располагать шествие свое, чтоб во всем являть совершеннейшую любовь, – любить Бога от всей души, от всего сердца и всею силою.

2. Им надлежит являть между собою взаимно совершеннейшее послушание, быть миролюбивыми, кроткими, скромными, не гордыми, не обидчиками, не клеветниками, не насмешниками, не многоречивыми, не притязательными, не себе угождающими, но Христу Богу.

3. Они должны служить неленостно, быть ревностными в молитве, совершенными в смирении, расположенными к повиновению, постоянными в ночном бдении, радостными в посте.

Итак, монашество и воинство имеют много общего. Но в отличие от воинов земных, наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных (Еф. 6:12). Не обретение богатства или славы является целью этой битвы, а будущее вхождение в Царствие Небесное. Общим у воинов и монахов являются также страдание и самопожертвование. По слову Спасителя, Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя (Ин. 15:12). В этом смысле человек уподобляется Христу, добровольно, «нашего ради спасения» отдавшего Свою жизнь.

Церковь особо молится о христолюбивом воинстве своей страны, «об избавлении плененных», об упокоении погибших воинов, поскольку их подвиг по защите своей Родины и христианской веры сближает воинов с христианскими подвижниками и мучениками. Наиболее яркими примерами этой традиции для периода Великой Отечественной войны стали в ряду других монашествующих преподобные Лаврентий Черниговский и Серафим Вырицкий.

Мы знаем довольно много примеров, когда молодые люди, опаленные войной и более глубоко воспринявшие необходимость заботы о спасении души в вечности, оставляли мир и избирали иноческую жизнь. Таковы любимые народом Божиим старцы архимандриты Алипий (Воронов), Кирилл (Павлов), Наум (Байбородин), монахини Адриана (Малышева), София (Ошарина)… Но хочется привести еще два примера особого служения на войне в монашеском чине.

Первый – о подвиге отца Антония (Смирнова; 1844–1914).

И во время Первой мировой войны не раз случалось, что в чрезвычайных обстоятельствах воин мирской падал духом. И тогда вперед с крестом в руках выходил воин духовный – и придавал сил утомленным бойцам. К таким воинам принадлежал иеромонах Антоний (Смирнов), служивший на Черноморском минном заградителе «Прут».

Хочется еще раз поведать нашему высокому собранию о победном венце русского флотского иеромонаха.

«После водяной тревоги на корабле должны были остаться только командир, старший офицер, старший минный офицер и несколько специалистов. Но, вопреки правилам, на палубе задержался и корабельный священник отец Антоний. С крестом в руках он благословлял матросов, которые не решались оставить родной корабль. Кроме того, по свидетельству очевидцев, он осенял крестом и корабли противника с целью обезвредить их действия.

Между тем командир “Гебена” капитан-цур-зее Рихард Аккерманн, убедившись в том, что русские моряки не собираются капитулировать, отдал приказ открыть огонь по “Пруту”. В 7.35 шесть 150-миллиметровых орудий с расстояния 25 кабельтов начали обстреливать медленно погружающийся в воду минный заградитель. Первые снаряды легли с перелетом, но второй залп накрыл полубак “Прута”. Погиб боцман, на тонущем корабле начался пожар. Командир “Прута” приказал офицерам оставить его в одиночестве – сам он, как и положено капитану гибнущего корабля, собирался остаться на нем до конца.

Но в этот момент рядом с палубой разорвался еще один снаряд. Осколком капитан 2-го ранга Быков был ранен в спину и контужен, а взрывной волной от следующего снаряда его выбросило за борт. Командир ухватился руками за перегруженную шлюпку, но резко отказался от предложения забраться в нее и приказал спасать в первую очередь матросов. Мест в шлюпках на всех не хватало, и вокруг тонущего “Прута” плавало множество людей, вцепившихся в пробковые койки.

Пятнадцать минут “Гебен” продолжал обстреливать беззащитный “Прут”. Все это время плававшие вокруг своего корабля моряки подвергались страшной опасности – ведь минзаг уже пылал костром, и минный запас мог сдетонировать в любую минуту. Одновременный взрыв 710 мин не оставил бы никаких шансов на спасение покинувшим “Прут” людям… Но время шло, а чудовищный взрыв так и не прозвучал. А затем и “Гебен” внезапно прекратил огонь, развернулся и покинул место боя. Не молитвы ли отца Антония помогли этому?..

В перегруженных шлюпках шла перекличка. Моряки не могли найти только отца Антония. Кто-то неуверенно сказал, будто видел его в последний раз на верхней палубе минзага. И в этот момент среди клубов дыма, окутывающих горящий “Прут”, показался корабельный священник. Он стоял на нижней ступеньке трапа, почти касающейся поверхности моря, и осенял крестом перегруженные до предела шлюпки. Командир корабля крикнул из воды:

– Батюшка, садитесь! Мины могут взорваться!..

К кавторангу Быкову присоединились другие офицеры и матросы:

– Спасайтесь, батюшка!

– “Прут” сейчас затонет!

– Прыгайте в воду, мы Вас подберем!..

– Спасайтесь сами, – ответил седой священник. – Мест в шлюпках на всех не хватит, вы молоды, а я уже пожил на белом свете и стар.

После этих слов отец Антоний вернулся в свою каюту, облачился в ризу и, выйдя на горящую палубу с крестом и Евангелием в руках, еще раз благословил команду. Потом направился внутрь гибнущего корабля. Матросы, глотая слезы, провожали глазами любимого пастыря, офицеры поднесли руки к козырькам фуражек, отдавая честь доблестному священнику.

Над морем разгорался холодный октябрьский рассвет. На поле боя остались два турецких эсминца, которые начали подбирать уцелевших из воды. Нос “Прута” поднимался все выше и выше, пламя охватило почти весь минный заградитель. На часах было 8.40, когда пылающий “Прут” встал почти вертикально и с развевающимся на сломанной фок-мачте Андреевским флагом медленно скрылся под водой…

Подвиг флотского священнослужителя был оценен по достоинству. Отец Антоний стал первым русским военным (и единственным флотским) священником, удостоенным во время Первой мировой войны высшей боевой награды России – ордена Святого Георгия 4-й степени (Высочайший приказ об этом был подписан 4 ноября 1914 года). К тому же он стал первым священником, удостоенным этой награды посмертно» [17].

Священники и архиереи, помнившие Великую Отечественную, рассказывали о том, что в ту пору случалось много чудесного. Это ободряло их и подтверждало правильность сделанного ими выбора.

Так, протоиерей Николай Агафонов повествует об одном происшествии в биографии будущего патриарха Пимена, который в годы войны был еще в сане иеромонаха. Когда Германия напала на СССР, иеромонах Пимен отбывал ссылку в Средней Азии, а уже в августе 1941 года его призвали в армию. Служил пехотинцем 702-го стрелкового полка. Однажды его полк ­«…попал в окружение и в такое кольцо огня, что люди были обречены. В полку знали, что среди солдат есть иеромонах, и, не боясь уже ничего, кроме смерти, бухнулись ему в ноги: “Батя, молись. Куда нам идти?”

У иеромонаха Пимена была потаенно запрятанная икона Божией Матери, и теперь под огнем фашистов он слезно молился пред Ней. И сжалилась Пречистая над гибнущим воинством – все увидели, как ожила вдруг икона, и Божия Матерь протянула руку, указав путь на прорыв. Полк спасся…» (Напомним также, что будущий Патриарх в победном 1945-м был незаконно сослан в Воркутлаг и там исповеднически «запечатал» свое служение ради Христа Отечеству в годы войны).

Тут вся суть войны отразилась в словах Суворова, не потерявших своей актуальности по сей день и для духовных воинов Христовых: «Солдату надлежит быть храбру, тверду, решиму, справедливу, благочестиву. Молись Богу, от Него победа».

Слова, которые мы слышим, выполнили в своей жизни исповедники, наши святые отцы. Неизвестно, станет ли кто-то из нас исповедником, но готовы мы должны быть всегда. Поэтому воспримем все это – как советы нам от наставников. Подлинный монах должен быть духовным воином Христовым. Дай Бог быть таковыми всем нам!

[1] Сергий Коротких, иерей. Что означает «не убий…»? // Спас. 2005. № 6 (15).
[2] Иоанн Златоуст, свт. К иудеям и эллинам, и еретикам; и на слова: «был зван Иисус на брак» (Ин. 2: 2).
[3] Василий Великий, свт. Беседа 18. На день святого мученика Гордия.
[4] Феодорит Кирский, блж. Толкование на сто пятьдесят псалмов. Изъяснение псалма 24-го.
[5] Иоанн Мосх, блж. Луг духовный, 73.
[6] Василий Великий, свт. Творения. СПб., 1911. Т. 3. С. 133.
[7] Матфей (Властарь), иером. Алфавитная синтагма. М., 1996.
[8] Максимов Ю.В. Подвиг 42 мучеников Аморийских в контексте православной полемики с исламом.
[9] Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. Кн. 2. М., 1995.
[10] Игнатий (Брянчанинов), свт. Письма к монашествующим, 78.
[11] См. Чин пострижения в малую схиму.
[12] Иоанн Златоуст, свт. Гомилии на Послание к Ефесянам, 24.
[13] Феофан Затворник, свт. Послание святого апостола Павла к Ефесянам, истолкованное святителем Феофаном.
[14] Николай Сербский, свт. Мысли о добре и зле, 3–4.
[15] Карашев А. Отношение христиан первых трех веков к военной службе. Рязань, 1914. С. 8.
[16] Иоанн Лествичник, прп. Лествица, 4:2.
[17] Бондаренко В.В. Герои Первой мировой. Цит. по: https://biography.wikireading.ru/160191.