«Аз есмь Путь и Истина и Жизнь». О непреходящей ценности Евангелия и жизни во Христе

Доклад игумении Софии (Суховой), настоятельницы Казанского женского монастыря г. Вышний Волочек на научно-практической конференции «Древние монашеские традиции в условиях современности», в рамках регионального этапа ХХХ Рождественских образовательных чтений «К 350-летию со дня рождения Петра I: секулярный мир и религиозность» (20 октября 2021 года, Старицкий Успенский монастырь) 

Мы живем во время размытых понятий. Размыто понимание добра и зла, видение белого и черного, представление о человеке, его нормальности и ненормальности. Таков замысел «дирижера всемирной симфонии зла» (так назвал диавола в одной из своих проповедей архимандрит Иоанн (Крестьянкин)). Политкорректность, толерантность, «права человека» запрещают давать оценки, плохо что-либо или хорошо. И люди быстро к этому привыкают: так легче жить, не надо судить по строгим критериям не только кого-то или что-то, но самое главное ‒ можно не судить строго и себя самого. Это удобно. Вот и христианские истины, как следствие, в представлениях многих людей оказываются такими же размытыми, неопределенными. Как бедному человеку в этих условиях разобраться в жизни, как найти правильный путь?

Аз есмь Путь и Истина и Жизнь, ‒ говорит Господь. Вечным ориенти­ром в сем мире служит Его вечное Слово ‒ Евангелие. Оно определяет систему ценностей, неизменную шкалу, по которой измеряются все реальности жизни.

Как свидетельствуют современные священники и духовники, к сожале­нию, современные христиане (те, кто считает себя таковыми) редко читают Евангелие и вникают в его смысл, еще реже изучают толкования святых от­цов.

Бывает и так: христиане ежедневно читают Евангелие (оно традиционно входило в обязательное молитвенное правило), знают его содержание очень хорошо, могут цитировать близко к тексту, но это никак не влияет на их жизнь, не приводит к ее изменению. Отчего это бывает?

Начиная с ХIХ века, когда стало активно происходить расцерковление общества, стали считать, что дело в непонятности текста, что нужен перевод на современный язык. Сейчас уже высказывают мнение, что и Синодальный перевод недостаточно хорош и нужен какой-то новый, более совершенный. Но решит ли это проблему? Вряд ли, как не решилась она в ХIХ веке, после осуществления перевода Библейским обществом, поскольку проблема лежит в другой плоскости ‒ интересы и ценности людей ориентированы в дру­гую сторону.

Подобное познается подобным. Святитель Игнатий (Брянчанинов) гово­рит, что Евангелие невозможно понять умом, погруженным в плотское мудро­вание, «Евангелие надо читать жизнию», то есть понять его можно, только ес­ли по Евангелию жить. Для раскрытия этой мысли святитель Игнатий приво­дит слова Спасителя: Ненавидящий душу свою в мире сем ‒ душу, для кото­рой от падения грехолюбие соделалось как бы природным, как бы жизнию, ‒ в жизнь вечную сохранит ее (Ин. 12:25). «Для любящего душу свою, ‒ по­ясняет святитель, ‒ для того, кто не решается на самоотвержение, закрыто Евангелие: он читает букву, но слово жизни, как Дух, остается для него под непроницаемою завесою».

«Евангелие, ‒ сказал преподобный Марк Подвижник, ‒ умом чистым чита­ется; понимается по мере исполнения заповеданий его самым делом».

Если мы сравним наше отношение к Евангелию с отношением христиан­ских подвижников, то увидим существенную разницу. Для святых Евангелие не является предметом теоретического изучения или частью обязательного чтения, они слышат его как Слово Божие, в котором видят указание жизнен­ного пути. Обращение к Евангелию является для них началом новой жизни, нередко ‒ решительным разрывом с прошлым. Евангелие всецело захватывает душу святых, не оставляя в ней места другим интересам, другим жизненным целям.

Вот, мы оставили всё и последовали за Тобою, ‒ говорит апостол Петр Иисусу Христу (Лк. 18:28). Таким же образом поступили святые Антоний Великий, Павел Препростый, Мария Египетская и многие другие святые мужи и жены, изменив образ своего жительства на столь скорбный и жестокий, что порой он выходит за грань возможного для человеческого естества.

Но точно ли этого требует от нас Евангелие? Не достаточно ли быть приличным христианином, не совершающим тяжких грехов, исполняющим то, что необходимо по канонам и церковным правилам?

В Евангелии редко встречаются слова Спасителя, которые сразу у трех евангелистов передаются почти одинаково. Но именно так обстоит дело со следующим изречением: Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мф. 16:24; Мк. 8:34; Лк. 9:23). Еванге­лист Лука добавляет еще слово «ежедневно». А у двоих евангелистов та же мысль повторяется еще раз, уже более категорично: Кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня (Мф. 10:38); Кто не несет креста своего и не идет за Мною, не может быть Моим учеником (Лк. 14:27). Пожалуй, трудно найти в учении Христовом еще какое-то требование, которое Христос предъявлял бы ученикам в такой бескомпромиссной форме.

Можем задать вопрос: в чем, по свидетельству святых отцов, соль хри­стианства, без чего христианство немыслимо? Образ соли Господь впервые использует в Своей Нагорной проповеди, сразу после заповедей блаженства, в которых сконцентрирована суть евангельского учения о духовном совершен­стве. Исполнение этих заповедей невозможно без самоотвержения, и не будет ошибкой сказать, что в самоотвержении ради Христа и заключается соль хри­стианства.

Сегодня для большинства людей привычно говорить: «Я несу свой крест», имея в виду посланные жизнью обстоятельства ‒ болезни и трудности. Да, терпение находящих скорбей тоже включается в понятие несения креста, если совершается безропотно, но этого, по евангельским представлениям, явно недостаточно.

«Отвергнуться себя, ‒ говорит святитель Филарет Московский, ‒ значит отвергнуть пристрастие к телу и его удовольствиям, к жизни временной и ее благополучию, и даже к наслаждениям душевным, черпаемым из неочищен­ной природы, к желаниям собственной воли, к любимым понятиям собствен­ного мудрования. Почему требуется такое самоотвержение? Потому что без него желание идти за Христом осталось бы несбыточным».

Святитель Игнатий (Брянчанинов) поясняет, что значит «взять свой крест»: «…это значит доблестно претерпевать тяжкий невидимый труд, неви­димое томление и мученичество ради Евангелия при борьбе с собственными страстями, с живущим внутри нас грехом, с духами злобы, которые с яростию восстанут против нас и с ожесточением воспротивятся нам, когда мы вознаме­римся свергнуть с себя иго греха и подчиниться игу Христову. Наша брань, ‒ сказал святой апостол Павел, ‒ не против крови и плоти, но против начал, и властей, и миродержителей тьмы века сего, против духов злобы поднебес­ных (Еф. 6:12). Взять крест свой ‒ значит добровольно и с усердием подчи­ниться лишениям и подвигам, которыми обуздываются бессловесные стрем­ления нашей плоти».

Распятием сим умерщвляется в нас этот ветхий, скотоподобный человек и оживает новый, богоподобный, бессмертный. Как и апостол говорит, ветхий наш человек распят с Ним, и он объясняет, почему распят: чтобы упразднено было тело греховное, дабы нам не быть уже рабами греху (Рим. 6:6).

Но часто на это оказываются не готовы не только живущие в миру, но и приходящие из этого мира в монастырь.

Современные представления о крестоношении сильно разнятся от тех, что существовали в евангельские или раннехристианские времена: слова Хри­стовы о крестоношении означали для тех, кто их тогда слышал, не отвлечен­ную аллегорию, а живое еще тогда представление о самой мучительной и по­зорной казни, несение огромного тяжелого древа, предназначенного для соб­ственного распятия. Они означали, что надо признать себя преступником, до­стойным самой мучительной казни, принять этот приговор и следовать за Спа­сителем. Ближайшие ученики Христовы исполнили это на деле ‒ апостолы приняли мученическую смерть, и многие были действительно распяты на кре­стах. И все, кто шел за Христом, становились бескровными мучениками ‒ свя­тители, преподобные, блаженные… Все были распяты.

Но разве сейчас такие крайности актуальны? Разве они для всех? Нельзя ли обычному человеку совместить жизнь по Евангелию с ценностями и уста­новками нынешнего мира? Это сейчас многие пытаются делать, в том числе придя уже в монастырь. Однако не получится. Ведь тогда не получится ис­полнить заповеди Божии. Как, например, исполнить блажени чистии серд­цем?.. Ведь нужно исторгнуть из сердца все, даже малые, нечистоты, страсти и пристрастия. В парадигме ценностей мира сего это невозможно. Напомним известное: Кто хочет быть другом миру, становится врагом Богу (Иак. 4:4). Именно так, так жестко ‒ «врагом» ‒ потому что дружба с миром порож­дает результат, который противоречит замыслу Божию о человеке: созданный по образу Божию, человек предназначен к стяжанию в течение жизни подобия Божия, и здесь никаких вариантов Бог не предлагает. Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный; Будьте святы, потому что Я свят.

Ошибка в том, что многие, по образу католического учения, считают со­стояние обожения, к которому все мы призваны, сверхъестественным, а зна­чит, и необязательным для человека, а нынешнее наше состояние в страстях и немощах ‒ естественным. Такое представление активно насаждается совре­менным миром, и многие христиане успешно усвоили его. Но представление это ложное: нынешнее наше состояние является для человека противоесте­ственным, ненормальным. Критерии же нормальности содержатся как раз в Евангелии. Именно по этим критериям будет совершаться суд ‒ частный суд души после смерти и Страшный окончательный Суд.

«Отсюда, ‒ говорит святитель Николай Велимирович, ‒ отвергнуться се­бя означает: отвергнуться иллюзорного не-существа, навязавшегося тебе вме­сто твоего существа, кое от Бога. Отвергнуться плотяности, вытеснившей в тебе духовность, и страсти, вытеснившей в тебе добродетель; и рабского стра­ха, помрачившего в тебе образ богосыновства; и богохульного ропота, умерт­вившего в тебе дух послушания Богу. Отвергнись злых мыслей, злых желаний и злых дел. Отвергнись языческого поклонения природе и своему телу. Одним словом, отвергнись всего, что, как ты считаешь, является тобой, на самом же деле это не ты, а диавол, и грех, и тлен, и обман, и смерть. О, отвергнись злых навыков, ставших для тебя вторым естеством; именно: отвергнись этого второ­го естества; ибо сие не естество, сотворенное Богом, но нагроможденный и окаменевший в тебе обман и самообман».

Но каждый, кто пытается жить по Евангелию, очень скоро понимает, что это невозможно. Да и Сам Христос подтверждает: Человекам это невозмож­но (Мф. 19:23). И вот тогда возникает два варианта: обосновать себе компромисс между Евангелием и своей привычной жизнью или поверить Богу, Который говорит: «Да, человекам это невозможно, но Богу всё возможно».

Таким образом и возникает два «типа» христианства. Первый, подлин­ный, ‒ следование за Ним с тем крестом, который сложится из противобор­ства между земным и небесным в нас, из того, что влечет горé, и того, что клонит долу, крестом гонений, скорбей, скудости в земных благах, когда то потребуется ради верности Ему. А второй ‒ идти по видимости за Христом, но не возлагать на плечи крест, то есть носить имя христианина, но дел, тре­бующих самоотвержения, избегать. И это «второе» христианство есть сурро­гат и самообман.

В монастырь приходят по большей части люди, которые ищут (не все­гда точно сформулировав это себе) истинного христианства, именно того, о чем говорит Евангелие, это максималисты, которые не довольствуются частью истины, жизни, богообщения, но ищут всю полноту, всё возможное для чело­века совершенство. Монашество именно так и возникало ‒ как желание жи­тельства по Евангелию.

Монашеская жизнь предоставляет возможность исполнить все евангель­ские заповеди при условии, что воспринята эта, основополагающая: Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною.

Слава Богу, находятся и ныне желающие идти по этому пути, правда, многие из них, приходя в монастырь, плохо представляют, что их ждет. Изме­нились условия, в которых формируется современный человек, изменилось, в соответствии с ними, и устроение приходящих ко спасению.

Современные монахи уже не могут понести тяготы подвижнического жития, которое провождали прежние боголюбцы ‒ тяжелые физические труды, голод, холод и внешнее неустройство. Но значительно возросла степень их внутрен­него неустройства, накал страстей, активно культивирующихся в современном мире. Они усугубляются взрощенной до крайних степеней гордыней и само­любием, которые значительно утяжеляют и удлиняют путь исцеления. Виде­ние своего несоответствия евангельскому «стандарту», отсутствие навыков насилия над собою, преодоления, отказа приводит зачастую к тому, что у новопришедших опускаются руки: «У меня ничего не получается»… Не получа­ется, так как еще предстоит понять: Аз есмь Путь, и Истина и Жизнь. И только со Христом возможно то, что у человеков «не получается». А путь та­кой: В вас должны быть те же чувствования, что и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу, но уничи­жил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной (Флп. 2:5–8). Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем… (Мф. 11:29). Путь Христов ‒ путь смирения и послушания.

«Господь да укрепит нас всех, ‒ говорит преподобная Арсения Усть- Медведицкая, ‒ и да поможет Он нам пребывать в Истине, которая ‒ Он Сам, а путь к Нему в нас через нашу немощь, через полноту греховности нашей. Да, это не лживый путь, не выдуманный, не сочиненный, и Сам Господь сказал, чтоб не искать Его нигде, что Он явится Сам. И действительно является, при­нося мир, силу, свет в душу погибшую, немощную, темную».И тогда тяжелый крест монаха (и всякого христианина) становится ра­достным и легким, возводя своего носителя на Небо. «Куда же нам следовать за Ним, как не туда, куда Он ушел? ‒ вопрошает святитель Кесарий Арелатский. ‒ Ведь мы знаем, что Он воскрес и взошел на Небо; туда нам и нужно следовать за Ним, ибо если мы соединены с Ним подобием смерти Его [через путь Креста], то должны быть соединены и подобием воскресения» (Рим. 6:5).