Доклад игумении Евпраксии (Инбер), настоятельницы Вознесенского Оршина женского монастыря Тверской епархии на научно-практической конференции «Древние монашеские традиции в условиях современности», в рамках регионального этапа ХХХ Рождественских образовательных чтений «К 350-летию со дня рождения Петра I: секулярный мир и религиозность» (20 октября 2021 года, Старицкий Успенский монастырь)
О монашеских обетах уже очень много и сказано, и написано. Наша тема сложная в том плане, что здесь трудно сказать что-то новое.
Разрушительные для Церкви и особенно монашества общеизвестные преобразования Петра I положили начало процессу секуляризации, их закономерным результатом стала секуляризационная реформа, проведенная в Российской империи Екатериной II в 1764 году, которая и определила унизительное положение Русской Церкви до конца Синодального периода.
Отравленная духом протестантизма, благодаря прозападной ориентации Петра, Церковь, как нам думается, осталась православной во многом благодаря все еще недооцененному вкладу святителя Митрофана Воронежского, который, безусловно, будучи союзником Петра в его открытости всему лучшему в Европе, поддерживая его инициативы, способствовавшие укреплению Российской державы, взял на себя молитвенный и нравственный подвиг вымаливания юного императора в сдерживании его обновленческих порывов.
Екатерина I и Анна Иоанновна продолжили ту же политику императора в отношении монастырей, и в 1740 году Синод решился доложить, что «монашество на Руси стоит на грани полного уничтожения. В монастырях остались только старики “прежнего пострижения”, уже не способные ни к каким послушаниям и службам, а некоторые обители стоят совсем пустые».
Перед реформой 1764 г. в Великороссии было 1026 монастырей. К 1810 году во всей Российской империи насчитывалось 452 монастыря.
Но ведь сказанное святыми отцами о монашестве дано нам раз и навсегда, на все времена. Как Иисус Христос вчера и днесь Той же и во веки (Евр. 13:8), так и учение о монашестве, раскрытое святыми отцами под водительством Духа Божия, остается незыблемым и не зависит от того, какой на дворе век ‒ IV, XVII или XXI.
Кто ны разлучит от любве Божия, скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч? (Рим. 8:35). В любую эпоху ‒ и в период гонений, и во времена внешнего благополучия, и при общем упадке благочестия в условиях секулярного мира ‒ Церковь Христова остается святой и порождает святых, носителей Духа, хранителей монашеских обетов.
Поэтому в своем сообщении мы кратко коснемся внутреннего значения монашеских обетов послушания, целомудрия и нестяжания, а потом немного расскажем о некоторых людях, которые в наше секулярное, обмирщенное время сумели эти обеты сохранить.
В нашем докладе нам придется цитировать известных и давно любимых нами авторов, книги которых были для нас учебниками. Мы не сумеем донести свои мысли лучше и ярче, чем это сделано ими, и не видим смысла пересказывать их своими словами. Просто дать ссылки на определенные страницы этих книг ‒ если судить по нашему опыту знакомства с докладами на конференциях ‒ мы вряд ли когда эти ссылки откроем, так что, раз уж «повторение ‒ мать учения», позволим себе и в столь высокой аудитории пойти именно по этому откровенно компилятивному пути.
1
Говоря о послушании, приходится с грустью констатировать, что эта добродетель в современном мире зело оскудела. Дети с самого юного возраста навыкают самочинию, институт семьи стремительно разрушается, остатки классического воспитания уничтожаются ювенальными требованиями, непослушание детей родителям, учителям и вообще старшим, их протест и бунт уже никого не удивляет. Проявление во всем своей «индивидуальности» и «неповторимости», без учета того, насколько эта неповторимость вписывается в нормальную жизнь общества, многими воспринимается как достоинство. Вот в такой атмосфере теперь часто растут люди, которые приходят впоследствии в монастырь. Привыкнуть к послушанию, хотя бы даже внешнему, им бывает непросто.
«Дух был властен над душою и телом, ‒ пишет святитель Феофан Затворник, ‒ потому что состоял в живом общении с Богом и от Него получал Божескую силу. Когда пресеклось живое общение с Богом, пресекся приток и Божеской силы. Дух, себе оставленный, не мог уже быть властителем души и тела, но был увлечен и сам завладен ими. Над человеком возобладала душевность, а чрез душевность ‒ телесность, и стал он душевен и плотян» [1]. Восстановление главенства духа возможно только через восстановление связи с Богом, то есть через исполнение воли Божией.
Поэтому чтобы вернуться к первоначальному замыслу Божию о человеке, монах должен учиться во всем следовать воле Божией. Этой школой для монаха и является монашеское послушание.
Вот и современный нам богослов архимандрит Рафаил (Карелин) в своей работе «Таинство послушания» пишет: «Святые отцы учили: “Благодать возвращается тем путем, которым она покинула человека”. Мы все пали в Адаме через его непослушание Богу, поэтому основа наших грехов ‒ наша растленная, непослушная воля.
Она может быть исцелена только послушанием: послушанием Церкви, послушанием иерархии, послушанием духовным руководителям; в их лице мы оказываем послушание Христу. Послушание рождает смирение. Смирение дает благодати возможность действовать в душе человека… но благодать не только показывает нам наш грех, она также связывает его. <…>
…В Церкви семь таинств. Но для монахов существует восьмое таинство ‒ послушание. Может быть, наше время дает возможность еще более глубоко смирить себя: слушаться духоносных отцов легче, чем людей с явными немощами, но кто слушает их ради Господа, кто видит в них “звенья” Церкви Христовой, тот получит награду за то, что не возгнушался чаши жизни с напитком бессмертия, сделанной не из серебра, а из свинца. Святые отцы учили: “Послушание выше поста и молитвы”. Мы дерзнем сказать, что послушание выше самой любви, ибо любовь без послушания есть лишь душевное чувство, любовь без смирения ‒ голос скрытых страстей (см. еп. Игнатий Брянчанинов “О страхе Божием и о любви”). Послушание рождает смирение. Смирение ‒ покаяние, а покаяние ‒ любовь, но не ту любовь, которую можно эмоционально пережить или представить в воображении, а прозрение духа, созерцающего красоту образа Божия в каждом человеке. <…>
Начало послушания ‒ неосуждение и повиновение. Середина его ‒ неверие себе, стремление отсечь свою волю как в большом, так и в малом. А бесконечный конец ‒ чувство радости и покоя, чувство истинной свободы и в то же время страх: как бы в чем-либо незаметно не проявилась наша падшая воля с ее скрытыми страстями. Тогда человек готов повиноваться даже малому ребенку, только бы не повиноваться себе.
Кто говорит, что ныне неопытные наставники, что игумены монастырей занимаются больше внешней, нежели внутренней жизнью, что не у кого спросить совета, те выбирают наставниками для себя самих себя, т.е. свой гордый ум и разгоряченные страсти. А этими “наставниками” управляет в свою очередь невидимый “старец”, имя которому диавол. <…> Поэтому те, кто горюет и сетует на внутренний упадок монашества, пусть не ищут прозорливых старцев, а станут искренними послушниками, и, может быть, как раз это и будет началом духовного возрождения. Более того, за искреннее послушание монахов, за их безропотность, подобную жертве, Господь даст мудрость и их наставникам.
В каждом непослушании заключено повторение греха Адама, а в послушании ‒ образ распявшегося за нас Христа.
<…> Без послушания даже внешние подвиги человека обращаются в пищу тщеславия и гордыни, и он, совершая их, принимает разгоряченное самомнение за ревность по Богу. Такая ревность оканчивается обычно падениями, которые ввергают гордого в уныние и отчаяние, но редко вразумляют его.
Другое следствие непослушания ‒ нерадение. Человек постепенно остывает, оставляет монашеские обязанности… свыкается с мыслью, что в наше время жить по-другому нельзя.
Монашество требует обуздания желаний души и тела, установления над ними контроля со стороны духа. <…> Поэтому монах должен через послушание отвергнуть этот душевно-плотской разум.
<…> Кто живет в послушании, тот лишь едва-едва соприкасается с землей, послушание, как огненная стена, стоит между этим миром и его душой. <…> Послушание освобождает ум от земного груза, делает его острым, как нож. Послушание, как вода, тушит огонь страстей в человеческом сердце, поэтому у послушника быстро соединяются ум и сердце в Иисусовой молитве.
Имя Иисуса Христа ‒ Любовь. Но у Него есть еще одно сокровенное имя ‒ это Смирение. Поэтому смиренное сердце безгласно зовет к себе Христа, и Христос входит в это сердце, как в Свою обитель.
<…> Монах, не пребывающий в послушании, ‒ уже лжец против своих монашеских обетов. Его душа не может воскреснуть со Христом. Он дышит воздухом этого мира, и поэтому монашеская жизнь не дает ему радости и опытного ощущения благодати. А он, не понимая этого, ругает своих наставников и скорбит, что не родился тысячу лет тому назад» [2].
В своей знаменитой работе «Об основах православного подвижничества» старец Софроний (Сахаров), рассуждая о добродетели монашеского послушания, пишет: «Есть две категории монахов: одни имеют дар простой непосредственной веры, и они легко становятся на путь истинного послушания; другие, хотя и имеют горячее устремление к Богу и ревность жить по заповедям Господним, но с великим трудом освобождаются от доверия к себе и научаются послушанию. <…> Послушание есть тайна, которая открывается только духом Святым, и вместе оно есть таинство и жизнь в Церкви. <…> Послушника можно сравнить с орлом, который на сильных крыльях поднимается в высоту и спокойно смотрит на отделяющее его от земли пространство, чувствуя свою безопасность, свое господство над высотой, которая для других и недоступна, и смертельно страшна.
<…> Монашество прежде всего есть ‒ чистота ума в Боге. Без послушания невозможно достигнуть ее, и потому без послушания нет монашества. Вне монашества возможны достижения великих дарований Божиих, вплоть до мученического совершенства, но чистота ума есть особый дар монашеству, неведомый на иных путях, и познает монах это состояние не иначе, как через подвиг послушания. Вот почему мы считаем его главной основой монашества, в которой заключены два других обета, целомудрия и нестяжания, как некое естественное следствие» [3].
Преподобный Иоанн Лествичник, например, говорит так: «…матерь чистоты есть безмолвие с послушанием. Приобретенное в безмолвии бесстрастие тела, при частом сближении с миром, не пребывает непоколебимо; от послушания же происходящее ‒ везде искусно и незыблемо» [4]. И о нестяжании он же говорит, что предавший и самую душу свою будет ли помышлять о стяжаниях? Так, послушание, «уклонением от мира и отвержением своей воли… как златыми крылами, безленостно восходит на небо бесстрастия» [5].
Наш старец, архимандрит Наум (Байбородин), особенно в последние годы своей жизни постоянно говорил нам о чистоте ума, о том, что весь подвиг монаха состоит в хранении ума от помыслов, что невозможно без непрестанной Иисусовой молитвы эту чистоту стяжать, о том, что, к большому его огорчению, святитель Феофан Затворник, выполняя свободный перевод Добротолюбия, не оценил учение отцов о молитве на ноздряном дыхании, упустил это в своем переводе. Батюшка часто, даже в своих проповедях, повторял, что именно эта практика удивительным образом помогает монаху в борьбе с наплывом помыслов.
«Монашеское послушание не есть “дисциплина”, ‒ пишет схиархимандрит Софроний в цитируемой нами работе, ‒ …сущность которой сводится к подчинению человеческой воли младшего ‒ человеческой воле старшего или “большинства”. Подобное подчинение обычно держится на принуждении… Послушание монашеское есть ‒ религиозный акт, и, как таковой, непременно должен быть свободным, иначе он теряет свое религиозное значение. Послушание только тогда духовно плодотворно, когда оно носит характер свободного отсечения своей воли и рассуждения перед старцем ради искания путей ВОЛИ БОЖИЕЙ. В этом искании воли Божией и заключена сущность нашего послушания.
Послушник осознает свою недостаточность для непосредственного познания воли Божией и потому приходит к духовному отцу, которому, как он верит, дано лучше познавать ее. Старец, духовный отец, не убивает воли послушника и не порабощает ее своей человеческой воле, но несет трудный подвиг ответственного служения, через которое становится соучастником в Божественном акте творения человека. <…> Послушание есть духовное таинство в Церкви, и поэтому отношения между старцем и послушником имеют священный характер. Как сказано выше, таинство это для послушника состоит в том, чтобы вступить в сферу воли Божественной и тем приобщиться Божественной жизни; а для старца в том, чтобы молитвою и подвигом своей жизни привести послушника к познанию этого пути и воспитать в нем истинную свободу, без которой невозможно спасение. Истинная свобода там, где Дух Господень, а потому и цель послушания, как и вообще христианской жизни, ‒ стяжание Духа Святого» [6].
Таким образом, через свободное послушание в любых условиях жизни Церкви происходит избавление от ветхого человека, восстановление истинного человеческого достоинства. Внутреннее послушание воле Божией бесконечно, поэтому святые говорили, что они только приступили к покаянию, к послушанию, к монашескому деланию.
Итак, повторим, что именно послушание является главной основой монашества, в которой заключены два других обета, целомудрия и нестяжания, как некое естественное следствие.
Целомудрие ‒ это не просто безбрачие, это цельность всех сил души. После грехопадения естество человека стало разрозненным, силы души пришли в беспорядок, нарушилась иерархия между телесными, душевными и духовными потребностями. В монашестве разрозненные силы души собираются воедино, выстраивается верная иерархия потребностей, то есть воплощается первоначальный замысел Божий о человеке.
В апостольских посланиях и писаниях святых отцов под целомудрием подразумевается чаще всего чистота от всякой греховной плотской скверны, а также здравие ума и души. Святитель Григорий Нисский дает такое определение: «В точном смысле целомудрием дóлжно назвать благоустроенный порядок всех душевных движений, соединенный с мудростью и благоразумием» [7].
Целомудрие ‒ это то, что оберегает дух человека от погружения его в плоть; это самосохранение человеческого духа, без которого человек становится плотяным, животным, теряет всё человеческое. Целомудр тот, кто соблюдает себя в чистоте от всякого греха и в мыслях, и в чувствах, и во всех желаниях, намерениях, и, конечно, в действиях.
Преподобный Ефрем Сирин говорит: «Истинно целомудрен, кто не целое только тело хранит от блуда, но и каждый член телесный; когда, например, глаз и язык соблюдают целомудрие (каждый в собственной его деятельности), и во внутреннем человеке душевные помышления не входят в сочетание с порочными мыслями» [8].
Таким образом, целомудрие в широком смысле слова, по определению преподобного Амвросия Оптинского, состоит в том, чтобы «соблюдать целыми все добродетели, наблюдая за собой во всех действиях, словах, делах, помыслах» [9].
Нестяжание ‒ это не только отказ от личного имущества, это отказ от страстей, от внутренних привязанностей, от ветхого внутреннего человека. Можно быть абсолютно нищим, ничего внешнего не иметь и быть обремененным багажом страстей. Вспомним заповедь блаженства Блажени нищии духом, яко тех есть Царствие Небесное (Мф. 5:3). В первую очередь здесь речь идет об этом. Надо избегать стяжательства не только имений и вещей, но и помыслов, и мечтаний, и мнений. Думается, излишнее настойчивое попечение о своем драгоценном здоровье, сокрушенное печалование о том, что «всё здоровье оставлено в монастыре», тоже является нарушением обета нестяжания.
Таким образом, нестяжание ‒ это не просто отказ от личного имущества, а глубокое внутреннее устроение.
Здесь мне кажется уместным вернуться к докладу, который мне довелось прочитать два года тому назад на Рождественских чтениях. Тема была связана с сохранением традиций монашеского жительства в связи с проблемой привязанности современного человека к новым технологиям.
С какой горькой иронией воспринимается сегодня древний монашеский афоризм «Сиди в келье, и келья твоя тебя всему научит», если в этой келье телефон. Или ‒ хуже того ‒ интернет. Новые технологии ‒ уже никакие не новые, целое поколение выросло на компьютерах и планшетах.
Никогда раньше не был поставлен человек перед необходимостью так часто и к тому же мгновенно совершать нравственный выбор, выбор между добром и злом. Одно прикосновение к экрану ‒ и этот выбор сделан. Если раньше чтобы посетить какое-нибудь зрелище, побеседовать с человеком, нужно было затратить немалые усилия и время, и, бывало, нерадивые послушники ‒ как мы знаем из патериков ‒ успевали все-таки прийти в разум, то теперь время между прилогом и совершением греха на деле сократилось до минимума, до доли секунды.
Вот печальный пример из жизни нашей обители.
Инокиня с детства мечтала о монастыре. В обители несла серьезное, ответственное послушание, связанное с общением с внешними людьми. И вот «благодетели» дарят ей смартфон с подключенным интернетом и оплачивают его.
Сначала она смотрит полезные, как ей представляется, учебные программы. Потом смотрит уже всё подряд, смотрит фильмы по ночам. Появляется отвращение к храму, к монашеской жизни, к монастырю ‒ происходит обмирщение души. Отговаривать бесполезно. Прощальная записка и брошенное в келье иноческое облачение.
«Не имать бо престати враг, предлагая вам память первого жития мирскаго и ненависть к добродетельному жительству», ‒ слышим мы во время каждого монашеского пострига этот призыв к духовной бдительности, осторожности.
Для молодежи смартфон теперь неотъемлемая часть жизни. Получается, что современный человек, поступающий в обитель, по большому счету делает выбор между смартфоном и монастырем, между интернетом и Богом. Это мы наблюдаем особенно у приходящих в последнее время некоторых молодых сестер.
Современный монастырь ‒ всё то же, древним святоотеческим духом пронизанное братство людей, объединенных единой целью восхождения в созерцание через покаяние; путем послушания и искреннего откровения помыслов, путем хранения ума и сердца, через непрестанную молитву ‒ к богоподобию и обожению.
Но о каком хранении ума, о каком созерцании можно говорить с монахом, созерцающим грех на экране смартфона?
Украдкой выходя в интернет, инок лишается Божественной благодати, в том числе и за грех лжи.
К этому сегодня добавим, что через зависимость от интернета инок нарушает: и обет целомудрия, что неизбежно для человека, листающего страницы интернета, и обет нестяжания, так как нет у него права иметь все эти устройства или пользоваться ими, если это конкретно не благословлено в связи с послушанием, и, собственно, обет послушания, так как инок не имеет благословения на такие вещи, то есть нарушает все три монашеских обета. И если не происходит исцеление покаянием, остается монахом только по форме одежды.
В условиях секулярного мира монашество живет уже почти 300 лет. И никакие внешние препятствия не могут остановить духовную жизнь внутреннего человека, его монашеское призвание. На сухой, каменистой почве Синодального периода расцветало старчество в Глинской, Саровской, Аносиной, Оптиной пустыни… Какое дело было преподобному Серафиму до секуляризации Церкви? Никакие внешние преобразования церковного института, никакие канцелярские бумажные оковы обмирщенности даже не коснутся пламенеющего духа подвижника. Безусловно, в первую очередь в этих условиях сложнее всего приходится капитанам церковных кораблей, но, с другой стороны, когда им было легко? Святителю Гермогену было не легче, чем митрополитам Петру (Полянскому) или Иосифу (Чернову). Советская власть уничтожила монастыри, но уничтожить монашество ей не удалось, появились тайные монастыри, монашество в миру, которое стало основой для возрождения наших сегодняшних обителей. Монахов ссылали в Казахстанские степи и гноили на Соловках и в Колымских лагерях, а добились того, что Церковь Русская просияла великим сонмом новомучеников и очистилась и освятилась их кровью.
Диавол восставал и будет восставать на монашество в любых условиях, наша брань не против плоти и крови, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего (Еф. 6:12). Или, если сказать этими же словами, начальства силы поднебесной, власти и мироправители тьмы вели и будут всегда, в любых условиях вести на земле брань не на жизнь, а на смерть с кораблем церковным и с каждым, кто спасается на этом корабле даже в условиях полного штиля.
Но, как прекрасно сказал преподобный старец Паисий Афонский: «Препятствия тоже бывают от Бога. Бог никогда не допустит случиться злу, если из него не произойдет много добра. И ошибки, и опасности Господь употребляет в нашу пользу».
И штормы, и войны действуют отрезвляюще, тогда просыпаются и вопиют ко Господу о спасении спящие во времена благополучия неразумные души, а души святых проходят через очистительный огонь страданий для большей славы в Небесном Царствии.
И разве не те же слова святителя Василия Великого повторяли или могли бы произнести, если бы успели, перед смертью тысячи замученных в советское время наших братьев и сестер: «Если ты отнимешь у меня имение, то и себя этим не обогатишь, и меня не сделаешь нищим. Полагаю, что тебе не нужны эти ветхие мои одежды и несколько книг, в которых заключается всё мое богатство. Ссылки нет для меня, потому что я не связан местом и то место, на котором живу теперь, не мое. И всякое, куда меня ни сошлют, будет мое. Лучше же сказать: везде место Божье, где ни буду “странником и пришельцем”. А мучения что могут сделать мне? ‒ я так слаб, что разве только первый удар будет для меня чувствителен. Смерть же для меня благодеяние: она скорее приведет меня к Богу, для Которого живу и тружусь и к Которому давно я стремлюсь» [10].
Не те же ли слова мог произнести перед своей страшной кончиной покровитель нашей Тверской земли священномученик Фаддей (Успенский), которому ничто не помешало в полноте исполнить монашеские обеты, абсолютное нестяжание которого изумляло всех встречающихся с ним людей, даже самого Патриарха Тихона.
Стремление к вечности, к единению с Господом в человечестве вечно, и оно сублимируется в душах того малого стада, которое, возлюбив монашеские обеты, всегда будет стремиться к монашескому жительству, как к образу единственно возможного на земле образа ангельского жития.
2
Целомудрие в своем глубоком внутреннем значении, пожалуй, самая сокровенная из добродетелей. Мы можем привести здесь только отдельные свидетельства, приоткрывающие высокое целомудренное устроение некоторых наших современников.
Например, блаженная Любушка Сусанинская никогда не взяла никакой вещи от мужчины.
Примером целомудрия, хранения ума от рассеянности, сосредоточенности на едином на потребу (Лк. 10:42) могут служить также Мария Семеновна Добромыслова и насельница нашего монастыря монахиня Ефрема (Синяева), недавно отметившая 100-летний юбилей. Преподобный Амвросий Оптинский говорил, что «мы должны жить на земле так, как колесо вертится, только чуть одной точкой касается земли, а остальными непрестанно вверх стремится». Так жили и они.
Мария Семеновна Добромыслова ‒ тайная монахиня Мария с 1930 года, постриженница келейника отца Иоанна Кронштадтского епископа Павлина, ‒ составитель жития преподобного Никона Оптинского и его духовная дочь, в Калуге жила как в пустыне, зная только работу, молитву и храм.
Монахиня Ефрема приняла постриг уже в преклонном возрасте (поступила в наш монастырь в феврале 2013 года), но даже живя в миру, оставалась совершенно незнакома с бытовыми советскими реалиями. Она словно стояла на земле только одной ногой, а душа, устремления, мысли все были посвящены Небесному. И она знала только храм и работу. Даже когда на День Победы 9 мая воспитанницы нашего приюта исполняли советские военные песни, оказалось, что она их совсем не знает.
Если говорить о послушании, можно вспомнить монахиню Фаддею (Былинкину), похороненную в нашем монастыре, духовное чадо священномученика Фаддея (Успенского). Она с детства стремилась к монашеству и всю жизнь строго соблюдала монашеские обеты, а постриг приняла за неделю до смерти, в 95 лет. Уже после операции, вся в трубках, когда сама могла фактически только дышать и говорить, а руками и ногами уже не владела, она после пострига спросила у своей восприемницы игумении Иулиании: «Кого мне теперь слушаться?» Мать Фаддея настолько привыкла к послушанию и так дорожила им, что спрашивала об этом и на больничной кровати.
Нельзя не сказать и о нашем старце, лаврском духовнике архимандрите Науме.
При его занятости на послушании лаврского духовника, при его всенародной известности он оставался очень послушным монахом, всегда, несмотря на возраст, ходил на полунощницу, ни разу не пропустил. Когда ему нужно было куда-то поехать, он всегда брал благословение у начальства. Однажды ему нужно было съездить куда-то совсем недалеко, кажется, в Хотьково, но он не нашел, у кого взять благословение, и отменил поездку. Устав монастыря был для него свят. Это пример абсолютного послушания.
Лаврский архимандрит Пимен рассказывал, что, когда братия в Лавре однажды провинилась, всем назначили по тысяче поклонов. Он лежит ночью и слышит: стук-стук-стук. Поднимается к нашему старцу ‒ а его келья была как раз над ним, на третьем этаже, ‒ и видит, что форточка открыта, а он в тулупе кладет поклоны. Говорит ему: «Слушай, я так спать не могу». На следующий день смотрит ‒ батюшка несет свернутый в рулон войлочный коврик, и больше стука слышно не было.
Он не послушался только однажды, очень давно, еще при давно почившем настоятеле, который запретил ему принимать людей. Приехали люди, у которых был вопрос жизни и смерти, и батюшка их все же принял. Любовь здесь оказалась выше послушания. За это он тогда лишился всех зубов. Батюшка рассказывал мне, что как-то вызвал этот наместник к себе старца Селафиила, спустился с ним в подвал и стал его избивать. А отец Селафиил был очень сильным, он в молодости мог медведя повалить, что ему стоило ответить как следует тогда, в этом подвале. «Нельзя, ‒ сказал, ‒ обеты монашеские нарушать. Будем терпеть». Такие были времена, более чем секулярные, а отцы и не подумали уйти из монастыря.
Вот примеры нестяжания. Монахиня Марина (Федоренко) была когда-то директором Кинотеатра повторного фильма в самом центре Москвы. Всё бросила и стала старостой и помощницей покойного архимандрита Дионисия (Шишигина) в строительстве московского Никольского храма; и храм построен и благоукрашен, и необходимые здания, и вся территория там благоустроена, а сама она даже стола не имела в своей комнате в коммунальной московской квартире.
Галина Николаевна Кухтенкова, монахиня Галина, похороненная в нашем монастыре, тоже может служить примером нестяжания. Она преподавала догматическое богословие на Знаменских богословских курсах, и руководительнице курсов приходилось даже просить ее надеть пальто получше, чтобы никого не смущать. Живя в миру, она имела возможность покупать себе вкусную еду, но ела хлеб с вареньем и переживала, что варенья кладет слишком много. Продукты она покупала, только когда приходили гости, и отдавала остатки еды им с собой. Постом отключала холодильник.
Мы говорили сегодня об ушедших или о людях, уже совершивших свой подвиг, находящихся в очень преклонном возрасте, когда о них уже можно рассказывать. Но и среди нас есть такие примеры ‒ не только в книгах или в древнем патерике. Эти живые примеры показывают, что монашеские обеты возможно выполнить и в наши дни, в секулярном мире, и в любое время.
Как сказал поэт, а поэты бывают немного пророками, «времена не выбирают, в них живут и умирают»:
Времена не выбирают.
В них живут и умирают.
Большей пошлости на свете
Нет, чем клянчить и пенять,
Будто можно те на эти,
Как на рынке, поменять.
<…>
Ты себя в счастливцы прочишь,
А при Грозном жить не хочешь?
Не мечтаешь о чуме
Флорентийской и проказе?
Хочешь ехать в первом классе,
А не в трюме в полутьме?
Что ни век, то век железный.
Но дымится сад чудесный,
Блещет тучка; обниму
Век мой, рок мой на прощанье.
Время ‒ это испытанье.
Не завидуй никому.
Крепко тесное объятье.
Время ‒ кожа, а не платье.
Глубока его печать.
Словно с пальцев отпечатки
С нас ‒ его черты и складки,
Приглядевшись, можно взять.
Александр Кушнер
Мы не вольны выбирать, когда, в какую эпоху нам родиться, не знаем также, сколько нам еще суждено прожить. Но от нас зависит, к чему стремиться, на что потратить отведенное нам время. Можно вспомнить, как апостол Павел пишет общине коринфян: Се ныне время благоприятно, се ныне день спасения (2 Кор 6:2). Согласно толкованию святых отцов, этот призыв относится и к нам: время нашей земной жизни, которое судил нам Господь, и есть самое благоприятное для нашего покаяния и спасения.
_________________________________________________________________________________
[1] Феофан Затворник, свт. «Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться?» Глава 20. Эл. ресурс. URL:
https://azbyka.ru/otechnik/Feofan_Zatvornik/chto-est-dukhovnaja-zhizn-i-kak-na-nee-nastroitsja/20
[2] Рафаил (Карелин), архим. О памяти смертной, заповедях Божиих и послушании, а также иных предметах, душеполезных. Некоторые мысли о пути спасения. Таинство послушания. Эл. ресурс. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Rafail_Karelin/o-pamjati-smertnoj-zapovedjah-bozhiih-i-poslushanii-a-takz...
[3] Софроний (Сахаров), схиархим. Об основах православного подвижничества. Эл. ресурс. URL:
https://azbyka.ru/otechnik/Sofronij_Saharov/starets-siluan-afonskij/3
[4] Иоанн Лествичник, прп. Лествица. 15:37.
[5] Там же. 4:1.
[6] Софроний (Сахаров), схиархим. Указ. соч.
[7] Григорий Нисский, свт. О девстве. 18:4.
[8] Ефрем Сирин, прп. О преспеянии в добродетели. Эл. ресурс. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Efrem_Sirin/tvorenia/119.
[9] См. в книге: Четвериков С., прот. Описание жизни блаженныя памяти Оптинского Старца иеросхимонаха Амвросия в связи с историей Оптиной Пустыни и ее старчества. Составлено по прежним жизнеописаниям и по новым источникам. ‒ Изд. Козельской Оптиной пустыни. 1912.
[10] См. Житие святителя Василия Великого / Жития святых по изложению святителя Димитрия, митрополита Ростовского. Месяц январь. Память 1 января.
Публикации
Доклады
