О неотмирности монашеского жительства

Доклад митрополита Тульского и Ефремовского Алексия на XXX Международных образовательных чтениях «К 350-летию со дня рождения Петра I: секулярный мир и религиозность», направление «Древние монашеские традиции в условиях современности (23–25 мая 2022 года)

Ваше Высокопреосвященство, досточтимый владыка Феогност, боголюбезнейшие собратья архипастыри, всечестные отцы, братья и сестры, христоименитые представители боголюбивого полка иночествующих Русской Православной Церкви первой четверти XXI века!

Словом мира и любви о воскресшем Христе Жизнодавце позвольте приветствовать вас в настоящем высоком собрании и предложить вниманию вашему сообщение, озаглавленное: «О неотмирности монашеского жительства». Означенная тема смысловым своим содержанием адресует нас к одному из важнейших и знаменательных событий священной евангельской истории – последней земной пасхальной трапезе Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа с учениками в Сионской горнице и той духовной беседе, в которой Церкви Своей Зиждитель (см. Мф. 16:18), стяжавший ее драгоценной Своей кровью (см. Деян. 20:28), пророчески предначертал всем Своим ученикам и последователям узкий (см. Мф. 7:14) и скорбный исторический путь (см. Ин. 16:33) доброхотного самоотверженного крестоношения в следовании за Подвигоположником Христом (Мф. 16:24): Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел.

Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир.

Помните слово, которое Я сказал вам: раб не больше господина своего. Если Меня гнали, будут гнать и вас; если Мое слово соблюдали, будут соблюдать и ваше.

Но все то сделают вам за имя Мое, потому что не знают Пославшего Меня (Ин. 15:18–21). В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир (Ин. 16:33).

И вот вывод, свидетельствуемый результатом ответной духовной жизни на вышецитируемую беседу Господа как круга апостольского, так и развившейся из него первенствующей Церкви, – вывод, боговдохновенно словесно сформулированный боголюбивым сердцем брата Господня, первого Иерусалимского епископа, святого апостола Иакова: Дружба с миром есть вражда против Бога (Иак. 4:4), а самоотвержение, ради Христа (см. Мк. 8:34), от лежащего во зле мира (1 Ин. 5:19) есть доброхотное христоподобие (1 Кор. 11:1).

«Что такое христианство? – спрашивает святой Василий Великий в «Беседе первой о сотворении человека по образу» и отвечает: – Это уподобление Богу в той мере, в какой это возможно для природы человеческой. Если ты по милости Божией решил быть христианином, торопись стать подобным Богу, облекись во Христа», ибо, по слову первоверховного апостола Павла, все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись (Гал. 3:27), Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной (Флп. 2:5–8), и те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями (Гал. 5:24).

Опытное вохристовление как путь соработничества всеблагой и спасительной воли Бога Троицы с боголюбцем, доброхотно подчиняющимся ей исполнителем Христовых заповедей по любви к Нему (см. Ин. 14:23; Ин. 15:10), – есть единственный идеал христианской духовной жизни.

Начало этой жизнь есть обращение (ἐπιστροφή) – склонность воли, сознательным предпочтительным выбором обращающейся к Богу и отказывающейся от мира. Слово «мир» стоит здесь в его аскетическом значении. По боговдохновенному учению прославленного подвижника Сирийской пустыни, епископа града Ниневии, святого Исаака, из его «второго слова»: «Мир есть слово собирательное, обнимающее собою то, что называется страстями». Для этого равноангельного наставника монашеского жительства, как и для предшествовавших и последовавших ему многочисленных христоподобных подвижников благочестия: страсти – мучительные зависимости человека не от Бога, Единственного, Кто Благ по природе (Мк. 10:18). Это – непрестанный круговорот самовластной обезбоженности человека. «Где страсти прекращают свое течение, там мир умер», – свидетельствует преподобный авва Исаак в том же слове.

По мысли В.Н. Лосского («Очерк мистического богословия Восточной Церкви». Глава 10), подобно капитану, неуклонно ведущему судно по курсу навигатора, четко следующему богословскому принципу «согласия отцов» в достижении максимального усвоения богооткровенной истины, «Мир обозначает здесь рассеянность души, ее блуждание вне самой себя, ее измену своей собственной природе. Ибо душа сама по себе бесстрастна, но, выходя во внешний мир из своей внутренней простоты, подвергается страстям. Отказ от мира есть вхождение души в саму себя, сосредоточенность, восстановление всего духовного существа, возвращающегося к общению с Богом. Это обращение совершается свободно, как совершается и грех, который есть… свободное разобщение с Богом. Таким образом, обращение есть постоянное усилие воли, направленной к Богу. Монашество, как способ осуществления идеала христианской духовной жизни, знаменует собой высшую ступень такого состояния».

Богомудрый игумен Синайской горы преподобный Иоанн Лествичник в «Слове первом» составленной им соименной ему книги пишет: «Монах есть всегдашнее понуждение естества и неослабное хранение чувств. Итак, кто есть инок верный и мудрый? Кто горячность свою сохранил неугасимою и даже до конца жизни своей не переставал всякий день прилагать огнь к огню, горячность к горячности, усердие к усердию и желание к желанию».

«Однако, – отмечает далее В.Н. Лосский, – если сердце всегда должно быть горячим, ум всегда должен оставаться холодным, ибо за сердцем следит ум. А сердце (ὴ καρδία), по аскетическому преданию христианского Востока, есть средоточие человеческого существа, корень деятельных способностей, интеллекта и воли, средоточие, из которого исходит и к которому возвращается вся духовная жизнь». «Сердце, – по духовному прозрению преподобного Макария Египетского Великого в «Беседе 16», – источник всех душевных и духовных движений, оно есть “рабочая храмина дел правды и неправды. Это сосуд, содержащий все пороки, но там также – и Бог, там ангелы, там жизнь и царство, там свет и апостолы, там сокровища благодати…. Иногда благодать овладевает всеми пажитями сердца, тогда царствует она над всеми членами и помыслами: ибо там ум, и все помыслы, и чаяния души». Поэтому, – продолжает В. Н. Лосский, – благодать сердцем проходит во все человеческое естество. Дух – высший элемент человеческого естества – является той созерцательной способностью, которой человек устремляется к Богу. Как наиболее личностная часть человека, начало его сознания и свободы, ум (νοῦς) в человеческой природе наибольшим образом соответствует его личности; можно сказать, что он – местопребывание личности, престол человеческой ипостаси, содержащей в себе совокупность своего естества, – дух, душу и тело…

Соединение с Богом не может осуществляться помимо молитвы, потому что молитва есть личное отношение человека к Богу. Соединение же должно совершаться в человеческой личности, оно должно быть личностным, то есть сознательным и добровольным…

«Сила молитвы, – говорит святой Григорий Палама, – совершает таинство нашего единения с Богом, ибо молитва есть связь разумной твари с ее Создателем». Молитва совершеннее упражнений в добродетели: она – «начальник лика добродетелей» (κορυϕαῖος τις τοῦ χοροῦ τῶν ἀρετῶν). Все добродетели в своей совокупности должны служить молитвенному совершенству; с другой же стороны, добродетели не могут быть прочными, если ум не будет постоянно направлен к молитве. Но величайшая из добродетелей – «любовь к Богу, в которой совершается таинственное единение с Ним, есть плод молитвы», – говорит святой Исаак Сирин.

В самом общем смысле всякое предстояние человека пред Лицом Божиим есть молитва. Но нужно, чтобы это предстояние стало состоянием сознательным и постоянным; молитва должна стать непрестанной (1 Фес 5:18), непрерывной, как дыхание, как биение сердца…

Плод молитвы есть божественная любовь, которая – не что иное, как благодать, стяжанная нашим внутренним человеком (1 Пет. 3:4). Ибо «любовь, – говорит блаженный Диадох, – не только движение души, но также и нетварный дар, Божественная сила, непрестанно воспламеняющая душу и соединяющая ее с Богом действием Святого Духа». Любовь – дар не от мира сего, ибо это имя Самого Бога. Поэтому, говорит святой Иоанн Лествичник, она неизреченна. «Слово о любви известно ангелам, но и тем по мере их просвещения». «Ты уязвила душу мою, и не может стерпеть сердце мое пламени Твоего. Итак, воспевая Тебя, иду…». «О, святая любовь!» – говорит преподобный Симеон Новый Богослов. Любовь – дар Божественный, совершенствующий человеческую природу, пока она «не проявится в единстве и тождестве с Божественной природой посредством благодати», как говорит святой Максим Исповедник. Любовь к ближнему – признак приобретения истинной любви к Богу. По слову святого Исаака Сирина, «достигших совершенства признак таков: если десятикратно в день преданы будут на сожжение за любовь к людям, не удовлетворяются сим». «Знаю и я такого (человека), – говорит святой Симеон Новый Богослов, – который так сильно желал спасения братий своих, что много раз с теплыми слезами умолял Бога, чтоб или и они спасены были, или и он вместе с ними предан был мукам». Итак, любовь к Богу безусловно связана с любовью к ближнему. Эта совершенная любовь соделывает человека подобным Христу, ибо человек соединяется своей тварной природой со всем человечеством и соединяет в своей личности тварное и нетварное, человеческий состав и обожающую благодать…

Когда спросили преподобного Серафима Саровского, нет ли у современных христиан какого-нибудь недостатка, препятствующего им приносить те же плоды святости, какие изобиловали раньше, преподобный ответил, что им недостает только одного – собственной решимости.

Ревностный подвижник христианского благочестия ХХ века Сергей Фудель в книге «Путь отцов» отмечает: «Возможно, что в словах преподобного Серафима есть еще указание и на то, что существуют какие-то три основных типа духовных характеров, то есть что люди христианского подвига могут иметь духовное предрасположение или к посту, или к милостыне, или к молитве».

У аввы Иоанна Пророка есть слова, дающие ту же мысль: «Как ремесленник, – говорит он, – который хорошо знает свое ремесло и по быстроте ума своего занимается и другими ремеслами, не называется мастером их, но только мастером своего ремесла; так и здесь имеющий все добродетели, по той познается и от той получает наименование, чрез которую наиболее сияет в нем благодать Духа».

Но, во всяком случае, тройственность духовных характеров не есть расчленение единого образа. Дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же; и действия различны, а Бог один и тот же, производящий все во всех (1 Кор. 12:4–6). В каждом индивидуальном пути будет непостижимо созидаться триединство. Тот, кто по преимуществу идет путем молитвы, рано или поздно, легко или после тяжелых опытов поймет, что без воздержания молитва его бесплодна. И тот, кто молится, и тот, кто по преимуществу идет путем воздержания, неизбежно поймут еще и то, что без любви к людям все умирает: и воздержание и молитва. Тот, кто встал утром на молитву, знает, что она тогда наиболее легка, когда совершается до принятия пищи: воздержание дало крылья молитве. И он же знает, что если он во время молитвы не войдет в какое-то лоно любви к людям и не простит тем, которые его огорчили, то и Отец Небесный не простит ему и не примет молитвы (см. Мк. 11:25). Только в тройственном единстве человек может идти своим особым путем. Кто соблюдает весь закон, – говорит апостол, – и согрешит в одном чем-нибудь, тот становится виновным во всем (Иак. 2:10). Три родовых понятия совершенства – любовь к людям, воздержание и молитва – сливаются в единый образ пути, будучи сами развитием того триединого чувства, которое образовалось в человеке к Богу: любви к Нему, смирения пред Ним и отречения от мира для Него: любовь к Богу доказывает себя любовью к людям, смирение перед Ним обретает дыхание в молитве, отречение от мира для Него отрекается от зла в воздержании. Свеча, зажженная перед Богом, загорается тройственным отсветом в душе человека. Если человек неложно возлюбил своего Господа, то так же искренно он пойдет к этим трем образам совершенства, сознавая их как единый путь к Нему.

«Не думай получить ослабу от страстей, нося еще в себе гордостное о добродетелях мудрование. Царство Божие не есть плата за труды, а непостижимое и нерассчитанное обретение, – учит Преподобный Марк Подвижник, – оно – нечаянная радость».