О внешнем и внутреннем отречении от мира в современных монастырях

Игумен Иероним (Миронов)

Доклад игумена Иеронима (Миронова), наместника Свято-Николаевского Верхотурского мужского монастыря Екатеринбургской митрополии на XXX Международных образовательных чтениях «К 350-летию со дня рождения Петра I: секулярный мир и религиозность», направление «Древние монашеские традиции в условиях современности (23–25 мая 2022 года)

Мирска́го мяте́жа бе́гая, все жела́ние обрати́л еси́ к Бо́гу,/ да в виде́ния восхо́д обря́щеши горе́…

Ин тропарь на прославление праведного Симеона Верхотурского

Помимо обетов послушания, нестяжания и целомудрия каждый монах приносит обеты отречения от мира, пребывания в монастыре (или в определенном для него месте несения послушания) и в постничестве Царствия ради небесного [1].

Для начала хочется вспомнить, что высшим выражением идеала иноческого жития является постриг в великую схиму. Преподобный Амвросий Оптинский так объяснял смысл великой схимы: «Схима означает сугубое умерщвление от мира». Если высшая степень монашества состоит в том, чтобы умереть для мира, значит, и вообще в монашеском подвиге очень важное, определяющее место занимает именно эта добродетель – отречение от мира. Это закреплено и постановлениями церковных cоборов. Так 4-е правило IV Вселенского собора гласит: «Монашествующие же, в каждом граде и стране, да будут в подчинении у епископа, да соблюдают безмолвие, да прилежат токмо посту и молитве, безотлучно пребывая в тех местах, в которых отреклись от мира, да не вмешиваются ни в церковные, ни в житейские дела, и да не приемлют в них участия» [2]. Следовательно, главными отличиями монашеской жизни от мирской являются безмолвие и беспопечительность – то, что монахи не участвуют в делах мира.

Многих преподобных в пустыне искушал помысел, что в миру они могли бы проповедовать, участвовать в полезной общественной и церковной жизни. «А у нас, – спрашивали пустынники, – что есть в пустыне? Ничего. Зачем же нам здесь оставаться?» На это святитель Василий Великий в Письме 14 отвечал: бесспорно, в пустыне у тебя нет ничего этого, но есть другое – безмолвие, которого больше нигде не найти.

При этом безмолвие и отречение от мира – это одновременно и внешняя характеристика монашеского жительства, и его внутреннее содержание.

В чем может выражаться внешнее отречение от мира, внешнее безмолвие? Всем известно, что монахи не должны выходить в мир без особой нужды и без благословения своего игумена. В последнее время на монашеских конференциях все чаще звучит предостережение о том, чтобы в монастырях было ограничено пользование интернетом, поскольку это тоже выход в мир. В особенности современные многофункциональные телефоны – это настоящая ловушка для монаха, и игумену необходимо с большим рассуждением давать благословение тому или иному брату на пользование телефоном.

И хочется напомнить еще одно важное правило. Преподобный Феодор Студит, поучая братию в «Подвижнических монахам наставлениях», призывает воздерживаться от разговоров о предметах чуждых нам. «Чуждо же нам и о царях вести беседы, и о начальниках разговаривать, и о том или другом разведывать… если же впадаем в суетные беседы, то и сами себе вредим, и от других осмеянию и осуждению подвергаемся». Эти слова актуальны и для современного монашества. В монастыре очень важно воздерживаться от разговоров на мирские темы, от воспоминаний вслух о своей прежней жизни, о родственниках и тому подобном, а также от подробных обсуждений того, как живут люди в миру. От того, о чем разговаривают между собой монахи, зависит общая атмосфера в монастыре.

Соблюдение этих внешних правил чрезвычайно важно. Но в особенности важно, конечно, внутреннее отречение от мира. Рассуждая об этом, преподобный Ефрем Сирин писал: «Кто возложил на себя безмолвие и стремится к уединению, тот избрал доброе начало. Но как далек он от беспокойств видимого смятения, так пусть заглянет в душу свою, избавился ли от внутренних мятежей, и освободился ли от нападающих во множестве бесов... Посему весь подвиг наш в том, чтобы безмолвствовать внутренно и отречься истинных мятежей, волнения помыслов, и сопротивных сил. Иначе напрасно будет отречение и видимое удаление с места. Ибо вот истинное отречение – внутренно пребывать в мире и тишине» [3].

Именно «необмирщенность» отцы считают одним из первых признаков духовности, то есть стяжания Святого Духа. Отречение от мира при жизни в этом же мире есть, конечно, «внутреннее монашество» или «монастырь в миру». Всякий христианин – и монах, и мирской – должен быть «иноком», гражданином иного, божественного мира, каждый по мере своих сил и по мере своего стяжания Царства Божия, которое «внутри нас». Поскольку отречение от мира есть отречение от греха, постольку с ним, по существу, не связано географическое удаление от мира. Никакая пустыня или монастырь не спасают, если зло мира осталось в сердце.

Схиархимандрит Авраам (Рейдман) в книге «Благая часть. Беседы с монашествующими», рассуждая об отречении от мира, задается вопросом: «В чем наиболее очевидно проявляется это отречение?» И далее отвечает: «Конечно же, в молитве. Молитва требует внимания. Молитва требует забвения помыслов, не только явно греховных, но и тех мнимо добрых, которые мешают нам сосредоточиться (может быть, и на самом деле добрых, но в данный момент неуместных). Молитва требует глубокого, жизненного, сердечного отречения от всего. Без отречения невозможно сосредоточиться в молитве. Молясь, отрекаясь от всевозможных помыслов, мы как раз и совершаем внутреннее, духовное отречение от мира, без которого внешнее не приносит никакой пользы».

Отсюда понятно, почему монаху необходимо каждый день совершать молитвенное правило. Именно во время правила он особенно упражняется во внутреннем отречении от мира. Во время правила он приобретает живую память о вечности, сокрушение, любовь к Богу – и это делает его сердце хладным к миру. Монах, который каждый день совершает правило, внутренне гораздо лучше защищен от соблазнов мира, чем монах, живущий без правила. Совершение правила настраивает монаха на то, чтобы непрестанно творить молитву в течение дня, помогает ему хранить внутреннее безмолвие и во время дневных дел.

Таким образом, целью отречения от мира является обретение свободы от всего того, что мешает человеку достичь внутреннего безмолвия и непрестанной молитвы к Богу.

Внутреннее отречение от мира выражается также в том, что монах постоянно воспитывает свою волю, направляет ее к Богу, а не к чему-нибудь земному. Монах в своей повседневной жизни часто сталкивается с этим выбором. Что предпочесть: комфорт или аскезу? Свой покой или помощь ближнему? Какую-нибудь мирскую книгу или книгу святоотеческую? По сути это выбор между грехом и добродетелью, между страстями и Богом и в конечном итоге – между страданием и блаженством. Этот выбор предоставлен самому человеку, на его собственное произволение.

Произволение – особая функция духа, в которой заключена вся тайна человеческой личности. Его следует отличать от естественной воли. Впрочем, у человека, победившего греховные страсти и желания, естественная воля не противоречит произволению, а произволение уже не выбирает. Выбор уже сделан раз и навсегда: человек избрал путь христианской жизни и укрепился на нем, делом доказал, куда склонилось его произволение. И естественная воля его в полном и постоянном согласии с произволением больше не ищет греха, как у человека страстного, еще не очистившегося. Потому, как писал преподобный Ефрем Сирин, «свобода наша по собственной воле делается и победительницею, и побежденною». И, напротив того, возможность выбора, постоянные колебания этого выбора свидетельствуют о греховном падении нашей воли и нашего духа, о нашем болезненном состоянии рабства страстям. А настоящая свобода человека – христианина – не есть свобода нынешнего выбора. Это свобода прошлого доброго и окончательного выбора в пользу Бога.

Смысл свободы, – считает профессор Московской духовной академии архимандрит Платон (Игумнов), – заключается в возможности нравственной ориентации по отношению к реальному и идеальному мирам – в том, что нравственная ориентация человека в каждый отдельный момент временной жизни и в последний завершающий ее момент определяет его судьбу в вечности. Как писал схиархимандрит Софроний (Сахаров): «Мы и связаны с этим миром как он есть после падения, и, вместе с тем, вынуждаемся бороться за нашу свободу в Боге» [4].

Обратимся к Посланию святого апостола Павла к римлянам: Освободившись же от греха, вы стали рабами праведности… когда вы были рабами греха, тогда были свободны от праведности. Какой же плод вы имели тогда? Такие дела, каких ныне сами стыдитесь, потому что конец их – смерть. Но ныне, когда вы освободились от греха и стали рабами Богу, плод ваш есть святость, а конец – жизнь вечная. Ибо возмездие за грех – смерть, а дар Божий – жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем (Рим. 6:18–23).

В этих словах апостола Павла необходимо внимательно разобраться. Нет ли противоречия здесь? Человек теряет рабство одно, приобретает рабство другое. Игра слов? На самом деле здесь речь идет о подлинной свободе человека. Никто не может служить двум господам (Мф. 6:24). Эти слова Господа нашего Иисуса Христа здесь, в Послании апостола, находят применение. «Если перенесете иго подчинения, то освободитесь от греховных страстей и востечете к установлению Божию», – говорит преподобный Феодор Студит. Человек же, который не хочет жить по воле своего Творца, не желает быть рабом Божиим, отпадает от источника жизни и неизбежно становится рабом греха, страстей, а через них и темных сил, враждующих против Бога. Неужели вы не знаете, что кому вы отдаете себя в рабы для послушания, того вы и рабы, кому повинуетесь, или рабы греха к смерти, или послушания к справедливости? (Рим. 6:16). Согрешая, человек уходит от Бога и оказывается под грехом. А каким достоинством наполнено рабство добродетели, рабство праведное! Человек, совершая добрые дела, возносится на вершину, уподобляется ангелам, становится рабом Божиим и сыном Божиим по благодати. Становясь же рабом страстей, человек становится рабом дьявола.

Однако, по мнению православных отцов, например, преподобного Симеона Нового Богослова, человек без содействия благодати не может преодолеть греха, не в силах победить врага, освободиться от него. Но произволение его сказывается в желании освободиться от постыдного рабства при посильном противлении греху и искании Божией помощи. Рассуждая о евангельских словах: Если Сын освободит вас, то истинно свободны будете (Ин. 8:36), святитель Феофан Затворник писал: «Вот где свобода! Ум связан узами неведения, заблуждений, суеверий, недоумений; он бьется, но выбиться из них не может. Прилепись к Господу – и Он просветит тьму твою и расторгнет все узы, в которых томится ум твой. Волю вяжут страсти и не дают ей простора действовать; бьется она, как связанный по рукам и по ногам, а выбиться не может. Но прилепись к Господу – и Он даст тебе Самсонову силу и расторгнет все вяжущие тебя узы неправды. Сердце наполняют постоянные тревоги и отдыха ему не дают, но прилепись к Господу – и Он успокоит тебя. И будешь, умиротворенный в себе и всё вокруг светло видя, беспрепятственно и непреткновенно шествовать с Господом сквозь мрак и темноту этой жизни, к всеблаженной, полной отрады и простора Вечности» [5].

Именно в Церкви, в монашеской общине, понимаемой как мистическое Тело Христово (по апостолу Павлу) происходит подлинное освобождение личности от всего, что ее ограничивает, порабощает плотскому, греховному, тому, что ниже человека по естеству. Святые отцы называют признаки свободной души. Например, преподобный Исидор Пелусиот относит к ним следующие: нековарность, кротость, человеколюбие, мужество, правдивость, целомудрие, снисходительность, ласковость, щедрость.

Путь духовного исцеления не есть только лишь дело внутреннего изменения личности, в то же самое время это есть общественное делание, ибо, когда человек исцеляется, он сразу становится и в большей степени общественно полезным человеком. Когда сообщество, семья объединяет людей здоровых, то там практически не возникает серьезных социальных и семейных проблем. Индивидуальные особенности каждого человека, его характер могут стать причиной каких-либо трудностей, но исцеленный человек быстро поймет, как их преодолеть, и все будет в порядке.

Возрожденный Божественной благодатью человек становится в большей степени общественно полезным. Богатством и опорой является наш ум. Когда ум утвержден в Боге, мы пребываем в хорошем состоянии. Когда же мы открываем двери страстям, тогда ум рассеивается и постоянно блуждает по земным и плотским предметам в многообразных наслаждениях и страстных помыслах. Попутно он отвращает нас от истинной любви, от любви к Богу и к ближнему, внушая пристрастие к бесполезным вещам и жажду пустой славы. Так развиваются сластолюбие, сребролюбие и тщеславие. А они в свою очередь порождают социальные пороки, конфликты, взаимную ненависть.

Таким образом, отречение от мира не является бегством от мирских проблем, а напротив – наиболее действенным их преодолением. И тогда монастырь, будучи окружен миром, является той закваской, которая преображает и внешнюю среду, свидетельствуя о Царствии Божием, пришедшем в силе.

-----------------------------

[1] Последование малаго образа, еже есть мантия // Требник монашеский. Репр. воспр. изд. 1906 г. М.: Лодья, 2006. С. 26.

[2] Никодим Святогорец, прп. Пидалион: Правила Православной Церкви с толкованиями: в 4 т. – Т. 2: Правила Вселенских соборов. Екатеринбург, 2019. С. 137–138.

[3] Ефрем Сирин, прп. Творения. Т. 3. Репринтное издание. – М.: Издательский отдел Московского Патриархата, 1994. С. 32.

[4] Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. М., 2000. С. 193.

[5] Феофан Затворник, свт. Мысли на каждый день года по церковным чтениям из слова Божия. М., 1890. С. 132–133.

 

Материалы по теме

Доклады