Доклад игумении Иларионы (Феоктистовой), настоятельницы Константино-Еленинского женского монастыря Санкт-Петербургской епархии на круглом столе «Суть монашеского подвига в современном мире» для монашествующих епархий Северо-Западного ФО (Свято-Троицкая Александро-Невская лавра, Санкт-Петербург. 2 июля 2025 года)
Уважаемые участники круглого стола, Высокопреосвященнейшие владыки, досточтимые отцы, матушки игумении, братья и сестры!
Предложенная для обсуждения тема о сути монашеского подвига в современном мире имеет параллели в истории Русской Церкви ХХ века. В период подготовки Поместного Собора 1917–1918 гг. на фоне разгоравшейся революции активно обсуждались проблемы монастырей и монашества.
Богословским корнем дискуссии является евангельская заповедь о любви к Богу и ближнему, а также церковное учение о монашестве как ангельском чине. Ангелы славословят Бога на небесах – монахи молятся непрестанно в храме и келье. Ангелы возвещают повеления Божии на земле – монахи трудятся для исполнения воли Божией в конкретных обстоятельствах земной жизни. Человеческое сознание видит в этом труднопреодолимую двойственность, что и порождает различное понимание сути монашеского подвига.
Исторической причиной дискуссии стали существенные изменения в духовном состоянии народа и общества после реформ 60-х годов ХIХ века. В отношении Церкви они проявились в ярко выраженных противоположных тенденциях: с одной стороны, быстрое расцерковление народных масс, сопровождавшееся падением нравственности и распространением революционных идей, с другой стороны – большой приток послушников в существующие монастыри и массовое открытие новых обителей.
В этих условиях началась полемика вокруг двух вопросов: 1) о роли русского монашества в жизни общества, необходимости, формах и масштабах «служения миру»; и 2) о монастырских уставах, их смысле и применении. Суть этой полемики заключалась в самом понимании, что такое монашество, каков его идеал и каковы пути достижения этого идеала. Необходимо было сформулировать основные принципы монашеской жизни и дать практические решения для реализации этих принципов, не погрешая против догматических истин, канонических норм и святоотеческой традиции. Монашеству было необходимо самоопределиться в кризисный момент истории.
Представителями крайних точек зрения по вопросу служения миру были: публицист Александр Васильевич Круглов, которого поддерживали почти все профессора Московской духовной академии, и архимандрит (впоследствии – архиепископ) Никон (Рождественский), на тот момент насельник Троице-Сергиевой лавры. Мысль Круглова, выраженная в статье «На службе миру – на службе Богу» (журнал «Душеполезное чтение за 1902 г.) заключалась в том, что христианское совершенство состоит в евангельской любви, а организация при монастырях школ и больниц как нельзя лучше способствует проявлению этой любви. А.В. Круглов называл свою концепцию «новое служение» и «служба миру» [1].
Архимандрит Никон увидел в этой концепции попытку приблизить иноков к монашескому идеалу путем понижения самого идеала. Именно подмена идеала виделась отцу Никону неприемлемой. Его рассуждение строились на убеждении, что цель монашеского делания – очищение сердца от страстей, а суть и идеал монашеской жизни заключаются в молитвенном делании. Если школы и больницы будут постоянным делом монахов, то они заберут все силы и время, отодвигая богослужение и молитву на второй план [2].
В отношении к монастырским уставам также можно назвать представителей крайних точек зрения. Митрополит Антоний (Храповицкий) в статье «О монашестве ученом», опубликованной в 1889 г. в «Церковном вестнике», усваивает монастырским уставам только функцию «регламентировки монашеской жизни и быта» и утверждает, что уставы составлялись только для киновий и скитов, а для индивидуально подвизающихся уставов не существовало. Рассуждая о возможности совмещения монашества с пастырской и педагогической деятельностью, владыка Антоний утверждает, что «хотя точное соблюдение всех внешних предписаний общежительных уставов несовместимо с пастырско-педагогическою деятельностью ученого монашества, но отсюда нельзя заключать о несовместимости такой деятельности с самым званием или чином монашеским, который заключается прежде всего в принципе, а именно – в решимости расположить свою жизнь так, чтобы жить только для созидания в себе нового человека…» Таким образом, из здравой мысли о превосходстве духа над буквой делался необоснованный вывод о возможности безуставной монашеской жизни [3].
Противоположную точку зрения отстаивал игумен Серафим (Кузнецов), составитель трех томов иноческих уставов для мужских и женских общежительных обителей. Этот труд был опубликован в 1910 году как результат семилетней работы по обобщению практического опыта православных монастырей, как древних, так и современных. Отец Серафим придавал большое значение исполнению уставных норм, считал их выражением истинного духовного опыта и проверенными средствами на пути спасения: «Иноческая жизнь далеко не так проста, чтобы даже малейшие уклонения с пути, указанного св. отцами, не оказывали губительного влияния на духовное преуспеяние лиц, вступивших в нее, и не умаляли, или даже совсем не уничтожали значения их подвига»[4], – пишет отец Серафим в предисловии к «Женским иноческим уставам».
Необходимость самоопределения монашества в кризисный момент истории породило плодотворную соборную работу. Инициатором ее стал епископ Никон (Рождественский). В результате его трудов и при его поддержке в Троице-Сергиевой лавре с 5 по 13 июля 1909 года прошел Первый всероссийский съезд монашествующих [5], в котором принимал активное участие и игумен Серафим (Кузнецов).
Обсуждались проблемные вопросы монастырского богослужения, иноческой дисциплины, ученого монашества и старчества в монастырях. Дальнейший ход истории вынуждает признать, что постановления Первого Всероссийского съезда монашествующих не нашли практического применения, несмотря на административную поддержку через Указы Святейшего Синода.
Через несколько лет, уже в условиях революции, обострился вопрос о «реализации монашеского идеала в совершенно новых реалиях церковно-государственных преобразований и волнений» [6]. Важным событием перед созывом Поместного Собора 1917–1918 годов стал съезд представителей монастырей, состоявшийся в Троице-Сергиевой лавре в 1917 году. Принятые на этом съезде положения, уточнившие решения Первого съезда монашествующих, легли в основу решений Поместного Собора по упорядочиванию жизни монастырей и монашествующих.
Основными положениями, принятыми съездом монашествующих 1917 года, стали: создание в епархиях монашеских советов и периодический созыв монашеского собора; поставление игуменов, опытных в духовной жизни, путем выборов из братства монастыря; введение во всех монастырях общежительного устава и старчества как духовного наставничества, в богослужебном пении – предпочтение обиходных и старинных местных напевов в противовес «партесному» пению.
Решения съезда отражали мнение монастырского, «толченого» монашества, в некоторых пунктах опровергая решения съезда монашества «ученого», прошедшего в том же 1917 году [7]. Найдено верное соотношение между внутренней жизнью монастыря и внешним служением ко спасению мира: иерархический принцип, основанный на Евангельских словах: Ищите прежде Царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вам (Мф. 6, 33). «В постановлениях нет отрицания монастырской филантропии, но акцент ставится именно на сути иноческого жития» [8]. Организация «школ и больниц» в монастырях называется желательной, но не вменяется в обязанность.
Времена народных бедствий, о которых говорилось на Поместном Соборе, уже пришли, и монашествующим предстояло проявить свою верность сути монашеского делания. В Советской России исполнять решения Поместного Собора подготовленные съездом монашествующих 1917 года, не представлялось возможным. Однако эти решения нашли свое отражение в Уставе монастырей Финляндской Православной Церкви, принятом 18 июня 1924 года. Четыре монастыря Русской Православной Церкви: три мужских – Валаамский, Коневский и Трифоно-Печенгский и один женский – Линтульский Свято-Троицкий, – в 1918 году оказались на территории независимой Финляндии.
Составление Устава отразило желание монашествующих сохранить основные положения общежительной традиции в труднейшей обстановке эмиграции, канонической неопределенности (Московский Патриархат – Константинопольский Патриархат, переход на григорианский календарь в 1923 году и пр.), окружающего неправославного населения, при государственном законодательстве, не отражающем интересы православия. Устав 1924 года, общий для всех монастырей, определял хранить и особенности устава каждого отдельного монастыря (§ 79. б)) [9]. Устав не говорит отдельно о сущности монашества и смысле монашеских обетов, но характеризует монашескую жизнь как аскетическую, молитвенную и трудовую, совершающуюся в русле святоотеческой традиции.
Уставом 1924 года был учрежден Монашеский совет под председательством правящего архиерея, закреплена выборность настоятеля монастыря, утверждены меры монастырской дисциплины, в том числе послушание настоятеля и братии, обязательный испытательный срок перед пострижением и тщательный подход к кандидатам в насельники, посещение братией богослужения, чтение аскетической литературы. Рекомендовано старчество «для духовного управления жителями монастыря. Старцы – это развитые в духовной жизни монахи (монахини), которые знают Слово Божие, церковные произведения и писания святых Отцов, а также могут вести других по духовной жизни. Им доверяют обучение братии» (Глава VI. Правила монастырской жизни. § 62 ж) з)) [10]. В отношении мира кратко процитированы строки из решений Поместного Собора: «Монастырские больницы и аптеки (там, где они имеются) должны, если это возможно, также удовлетворять нужды паломников и местного населения. Монастыри в трудные времена вообще, а в особенности во времена бедствий, должны стремиться помочь населению» (Глава VI. §§ 77, 78.) [11].
Жизнь православных монашествующих в Финляндии была подвигом за сохранение самой сути монашества – непрестанной молитвы и уставного богослужения, исполнения обетов в чуждой православию окружающей обстановке. Этот подвиг проявился в деятельности игумена Харитона (Дунаева), шедшего на многие компромиссы ради существования обителей и делания непрестанной Иисусовой молитвы. Велик был и жизненный подвиг валаамских монахов-старостильников, крепко держащихся канонических норм и уставных положений.
По воспоминаниям протоиерея Александра Шмемана, настоятель Ново-Валаамского монастыря в Финляндии архимандрит Симфориан (Матвеев) (1892–1981) «…Ревностно, почти фанатически и уж во всяком случае героически “хранит предание”… Обрыв традиции внешней (революция, иссякновение этого “мужицкого” монашества и т. д.) породил в Православии вот именно этот надрывный, “реставраторский” пафос… То, что было органическим стилем, становится стилизацией, духовно бессильной, калечащей людей» [12].
Была ли ревность о внешнем уставе только верностью «мужицкому стилю» и обрядоверием или истинным подвигом хранения предания? Из приведенной цитаты очевидно, что поиск верного соотношения между внутренним и внешним деланием, между принципом и правилом, связан с наряженным духовным подвигом.
На территории Советского Союза в период атеистических гонений реализация решений Поместного Собора об улучшении монашеской жизни была невозможна. В 1914 году в России действовало 953 монастыря (с учетом монашеских общин – 1015 [13]). К 1939 году на территории СССР не осталось ни одного монастыря. Господь призвал монашество к подвигу исповедничества и мученичества.
Старые Валаамские монахи стремились из Финляндии на Родину, но прежней России уже не было. Семеро монахов-старостильников вернулись в 1957 году, но, проехав по СССР, «…смущенно повторяли одно: “Надо…молиться”» [14].
В 1946 году возобновилась монашеская жизнь в Свято-Троицкой Сергиевой лавре. В 1959 году был принят устав лавры, составленный наместником архимандритом (впоследствии архиепископ) Пименом (Хмелевским). Этот Устав стал образцом для Канонического устава Пюхтицкого Успенского (впоследствии ставропигиального) женского монастыря. В Уставе Троице-Сергиевой лавры говорится об основаниях монашества и пути достижения христианского совершенства через исполнение обетов.
В новых условиях существования Церкви в атеистическом государстве подтверждается верность сути монашества, о чем говорится в первой главе устава «Основания монашества»:
«1. Устроение монашеской жизни основывается на учении Священного Писания и св. Отцов Церкви, а также на врожденном стремлении человеческого духа путем самоотвержения достигать высшего нравственного совершенства.
2. Целью монашества является теснейшее единение с Богом, стяжание благодати Божией, достижение высшего духовного совершенства.
3. Цель монашества достигается путем добровольного неуклонного выполнения христианских заповедей и основных монашеских обетов, среди которых важнейшее место занимают: нестяжание, девство и послушание» [15].
Также и в Пюхтицком Уставе сказано:
«2. Предлагаемый Устав не является порождением схоластическим или творением человеческого ума, но имеет своим источником Святую Библию, учения святых отцов и богатый, многовековой опыт наших подвижников и монастырей.
3. Монашество – это христианская ревность высшей жизни, монастыри – это маяки среди бурного житейского моря» [16].
В уставах Троице-Сергиевой лавры и Пюхтицкого монастыря ничего не говорится о социальной деятельности монастырей, а статьи о контактах с миром носят строго ограничительный характер. Во времена атеистических гонений открытая социальная деятельность была невозможна для монастырей, но соответствие сути монашества давало возможности для оказания разнообразной духовной и материальной помощи как прибывающим в монастырь паломникам, так и окружающему монастырь населению: проповедь и старческое окормление, поддержка приходских храмов, личная материальная помощь, даже работа на колхозных полях, которую исполняли пюхтицкие сестры.
Вновь мы видим подтверждение монашествующими верности сути монашеского делания: стремление к теснейшему единению с Богом посредством исполнения монашеских обетов и уставов как Богооткровенного Предания Церкви.
Особенности нынешнего времени достаточно хорошо проанализированы в многочисленных докладах, уже прозвучавших на конференциях, проводимых в рамках обсуждения заданной темы во всех регионах России, в том числе и на нынешнем круглом столе в Свято-Троицкой Александро-Невской лавре.
Основная трудность нашего времени – прямое соприкосновение с духовным миром большинства людей через различные информационные и цифровые технологии. Человек оказывается неподготовленным к этому соприкосновению вследствие неверия в бытие духов. Сейчас именно монашествующие могли бы быть полезны миру, если бы преуспевали как живые носители святоотеческого учения о помыслах и борьбе со страстями.
Из вышеизложенного можно сделать выводы. Уставные документы ХХ века стали отражением сути монашеского подвига как стремления к теснейшему единению с Богом посредством соблюдения монашеских обетов и общежительных уставов. Суть монашеского делания неизменна и состоит, прежде всего, в молитве и, как следствие, в ответе на вызовы времени. В каждую эпоху возникают свои особенности, затрудняющие реализацию этого делания, поэтому неизменной остается и необходимость самоопределения монашествующих, чему способствуют собрания игуменов и насельников монастырей, в том числе и нынешний круглый стол. Неизменным остается и необходимость духовного подвига монашествующих на пути хранения идеала и смысла монашеского делания.
-----------------------------
[1] Масин В.В., диак. Полемика в русской публицистике начала XX в. о служении монашествующих миру // Церковный историк. 2020. № 1 (3). С. 210–224. DOI: 10.31802/ CH.2020.3.1.012 – С. 211.
[2] Там же, С. 213.
[3] Митрополит Антоний (Храповицкий). Собрание сочинений. В 3 т. Слова беседы, речи. Том I: М. ДАРЪ, 2007. О монашестве ученом:. В первый раз была напечатана в журнале «Церковный вестник», 1889 г. [Эл. ресурс] URL: ru.wikisource.org›wiki. Дата обращения 30.06.2025.
[4] Женские иноческие уставы. Предисловие. [Эл. ресурс] URL: https://spas-monastery.by/library/books.php?id=4336, дата обращения 30.06.2025.
[5]Липовецкий П.Е., Масин В.В., диак. Монашеская дисциплина в решениях первого Всероссийского съезда монашествующих 1909 г. // Церковный историк. 2021. № 2 (6). С. 111.
[6] Масин В.В., свящ. Положения по организации монашеской жизни, принятые Всероссийским съездом представителей монастырей и монашества 1917 г. // Церковный историк. 2023. № 3 (13). С. 48.
[7] Там же, С. 48.
[8] Там же, С. 52.
[9] Государственное казённое учреждение "Ленинградский областной государственный архив в городе Выборге" (ЛОГАВ). Ф. 410. Оп. 1. Д. 2. Л. 7.
[10] Там же. Л. 6.
[11] Там же. Л. 7.
[12] Шевченко Т.И. Игумен Харитон. – М.: Спасо-Преображенский Валаамский монастырь; ИПО «У Никитских ворот», 2011. С. 344.
[13] Денисов Л.И. Православные монастыри Российской империи. - М.: 1908. С. XI.
[14] Шевченко Т.И. Игумен Харитон. – М.: Спасо-Преображенский Валаамский монастырь; ИПО «У Никитских ворот», 2011. С. 340.
[15] Троице-Сергиева лавра за последние сто лет: Монашество и его пробл. События и лица. Устав лавры (Обзор и исслед.): Для любящих Лавру и ее историю и для всех, ищущих спасения в монастырях: Приложен Акафист Преподобному Сергию (с пояснениями) / Протодиакон Сергий Голубцов. - Москва : Изд-во Правосл. братства Споручницы грешных, 1998.
[16] Канонический устав Пюхтицкого Успенского ставропигиального женского монастыря. Заключение. – Машинопись. На правах рукописи. – С. 28.
Доклады
