Доклад игумении Сергии (Щербаковой), настоятельницы Казанской Свято-Амвросиевской ставропигиальной женской пустыни в Шамордино, на международной научно-практической конференции «Преемство монашеской традиции в современных монастырях. Миссия монастырей в современном мире: цели, задачи, принципы построения коммуникации» (Свято-Троицкая Сергиева лавра, 24–25 сентября 2019 года)
Тема данного сообщения достаточно сложна для краткого выступления, поскольку предполагает изложение всей обширной, почти двухсотлетней, оптинской духовной традиции в самом ценном и оригинальном ее аспекте. Хорошо известен интерес, который тема борьбы с помыслами неизменно вызывает на подобных встречах. Участники наших собраний всегда особенно внимательны, когда об этом заходит речь, поскольку здесь видится наиболее уязвимый участок нашего духовного фронта: именно на нем мы имеем самые большие потери. Это неудивительно. «На земле у бесов осталась единственная лазейка к человеку – его ум» [1], – говорит современный духовный автор. Что необходимо для победы над врагом? Есть теория, хорошо всем известная, и есть практика, которая немногим под силу. И мы, немощные современные монахи, с благоговейным изумлением смотрим на духовных гигантов, наших предшественников, которые, по апостольскому слову, чуть более столетия назад верою побеждали царства, творили правду, получали обетования, заграждали уста львов, угашали силу огня, избегали острия меча, укреплялись от немощи, были крепки на войне, прогоняли полки чужих (Евр. 11:33, 34), вполне осуществили свое призвание и еще помогли спасению многих и многих.
Было ли им легко? Что мы знаем о них?
Святой апостол Павел говорит в послании к Филиппийцам: Сие да мудрствуется в вас, еже и во Христе Иисусе… (Фил. 2:5), и все мы хорошо понимаем, что именно он имеет в виду. Речь идет о внутреннем уподоблении христианина Господу Иисусу Христу, усвоении им той святости мыслей и чувств, какие Спаситель наш имел в дни Своего земного странствования. Святоотеческая церковная традиция являет нам путь этого уподобления – незримый, но вполне реальный связующий мост между Господом, как главным нашим примером и образцом на земле, и бессмертной душой человека, жизненным центром которой таинственно, но ощутимо является сердце. Очищение его составляет главную задачу каждого христианина. Но если мирской человек нередко в силу тягот, проблем и суетности своей жизни не может уделить этому духовному деланию достаточно сил и внимания, и для него может найтись оправдание и снисхождение, то для монашествующих пренебрежение этой важной задачей и связанной с ней борьбой вменяется в бесплодие. Господь не спрашивает с монаха ничего, кроме чистого, смиренного, любящего сердца. В максимально возможном достижении этой чистоты состоит уподобление Христу, а вместе с ним и условие подлинного молитвенного богообщения, поскольку главное монашеское призвание – молитва за мир. Чтобы быть услышанной Богом, эта молитва должна исходить только от праведного, сокрушенного и смиренного сердца.
Как кратко, но глубоко определяет святитель Игнатий (Брянчанинов): «Спасение наше заключается в расторжении общения с сатаной и в восстановлении общения с Богом» [2]. Общение с сатаной – это принятие посылаемых им греховных помыслов, которые человек, к сожалению, считает за свои собственные и, следуя им на деле, неуклонно идет к греху и погибели. В шуме и суете легко заглушается тихий зов Божий, обращенный к человеческой душе. И чем более древним, более населенным и многообразным становился человеческий мир, тем более скрытой от людей оказывалась эта простая истина. Мы знаем, что и в нашей отечественной истории был период почти столетнего забвения ее в среде иночествующих. Утрата традиции легко происходит в одном поколении, а восстанавливается через долгий и трудный подвиг уже нескольких. Величайшая заслуга преподобных Оптинских старцев состоит именно в том, что их жизненным подвигом в православном русском обществе осуществилось возрождение утраченной связи.
Сначала мы попробуем рассмотреть наиболее частые разновидности бесовских помыслов, досаждающих монаху во все времена, как в древности, так и теперь, поскольку враг неоригинален в своих методах борьбы. Все это при чтении писем преподобных Оптинских отцов вполне узнаваемо и понятно.
Чаще всего это внушаемая врагом высокая оценка иноком собственного внутреннего состояния: самодовольство, самовосхваление, тщеславие. С подобным разрушительным помыслом старцы боролись особенно настойчиво и последовательно. Преподобный Иларион говорит, что тщеславные помыслы необходимо объяснять тому, на кого они находят, т. е. раскрывать их бесовскую природу [3]. Так, в частности, делает преподобный Анатолий (Зерцалов), многолетний духовник шамординских сестер, отвечая на письмо одной из них: «Ты испугалась помысла, который тебе шепнул, что ты будешь святая: что ж тут страшного, а даже очень хорошо. И мы тогда стали бы чествовать тебя. Но только знай, что настоящие святые, совершившие все добродетели, считали себя в глубине сердца худшими всех, хуже всех тварей, хуже бесов. А мы с тобой не начинали еще добрых дел. А пугаться нечего. Это диавольское дело – хульный помысл. Ты не принимай только его, то есть не медли в нем и не увлекайся им, а смущаться тут нечем…» [4]
Другим довольно частым мысленным искушением монашествующих является рассматривание и оценивание конкретной внешней ситуации, чаще всего негативной, поскольку враг добивается именно того, чтобы все труды монаха обесценивались ропотом и унынием. И старцы терпеливо разъясняли своим чадам, что суть не в конкретной ситуации, которую мы чаще всего не имеем возможности выправить по своему желанию, а именно в отношении к ней, которое как раз находится в нашей собственной власти. Преподобный Амвросий пишет одной из духовных дочерей: «Советую тебе в настоящее время читать письма святого Златоуста к диаконисе Олимпиаде со вниманием и перечитывать: в них ты увидишь, как полезно терпеть болезни и всякие скорби с благодарением и покорностью воле Божией, хотя дело это и очень небезтрудное. Но что делать? Надобно же направляться к душеполезному исходу из затруднительного положения, а не просто действовать, как представляются нам вещи. Кроме нездоровья телесного, надобно поискать еще и причин душевных к уяснению печального и мрачного расположения духа…» [5]
Поскольку в жизни монаха нередки всевозможные внешние перемещения и перемены в послушании, враг так же часто и успешно пользуется этим, чтобы разрушить его душевный мир, ввести в негодование и ропот. Преподобный Нектарий говорит на это будущему митрополиту Вениамину (Федченкову), предвидя его нелегкий путь и крест: «Примите совет на всю вашу жизнь: если начальники или старшие вам предложат что-нибудь, то как бы трудно ни было или как высоко не казалось, не отказывайтесь, Бог за послушание поможет…» [6]
Третья разновидность мысленной брани монаха – искаженный врагом взгляд на окружающих людей и их отношение к нему (отсюда – осуждение, раздражение и обида). Преподобный старец Лев – великий основатель и насадитель оптинского старчества – так отвечает на утверждение своего ученика Павла Тамбовцева, что тот не находит в братии любви к себе: «Не может быть, чтобы у них не было любви, – так должно думать и по справедливости заключать. Если же ты не видишь в них любви, то это потому, что ты сам в себе любви не имеешь. Покажи прежде сам истинные черты любви, и тогда увидишь, что любовь у них обитает и к тебе хранится обильно. Притом мы имеем заповедь Божию любить чистосердечно ближних, а искать от них любви – о том нигде не сказано» [7].
Наконец, – насилие над чувствами, которое совершает враг через греховные желания, особенно в молодых послушниках и монахах обоего пола. Пишет преподобный Макарий: «Если же ты повинишься (последуешь – иг. С.) помыслам, влекущим тебя в мир и приносящим удовольствие от плотских наслаждений, то что безумнее этого? Будь уверена, что ни на малое время не получишь утешения, а томление и мучение совести всегдашнее обрящешь; когда же будешь противиться, то помощию Божию и убежит от тебя враг…» [8]
Мудрость и терпение, которые имели Оптинские старцы, оказывая помощь своим духовным детям, проявлялись не только в простом и ясном объяснении характера мысленной брани, тонкости и лукавства вражьей работы, но и в предлагаемых ими путях преодоления этих козней, посрамления врага, духовного возрастания в невидимой брани.
Первое и главное, что предлагают здесь преподобные отцы, это немедленное приведение сердца в состояние сокрушения и смирения, какие бы помыслы ни приходили извне. Преподобный Амвросий говорит: «Бог посещает Своею милостию только смиренных» [9], а мы знаем, что победа в мысленной брани невозможна без Божьей помощи и милости. Смиренное состояние души немедленно отгоняет врага, поскольку ничто другое не бывает ему так невыносимо, как эта противоположная гордости добродетель.
Далее, в зависимости от ситуации и качества борющих помыслов, последовательно предлагаются три пути.
Первый. Осознание чужеродности исходящего из сердца греховного помысла и немедленное молитвенное его отвержение – это идеальное решение и самый достойный ответ на все вражьи внушения. Мы все это знаем, но очень мало тех, кому дано быстро и самостоятельно осуществлять подобное. Это или особый Божий дар, или плод многолетнего навыка, а опыт показывает, что подобный навык наиболее успешно приобретается через практику подробного откровения наставнику всех находящих помыслов и состояний и подкрепления на дальнейшую борьбу его молитвой и наставлением. Это второй и наиболее безопасный путь, предлагаемый Оптинскими отцами своим ученикам. «Ты выражаешь свое удивление, какая великая сила сокрыта в исповедании борющих помыслов, – пишет преподобный Амвросий, – не удивляйся этому. И самое монашество есть тайна, а откровение помыслов духовным отцам, как монашествующих, так и других лиц, составляет существенную часть Таинства покаяния» [10]. Страх и ложный стыд, внушаемый врагом, особенно ненавидящим такое делание, как откровение, преподобный Анатолий (Зерцалов) объясняет так: «Все являемое, по слову Божию, свет есть (Еф. 5:13). И что диавол, как осиновый лист на ветру, трепещет, когда кто спешит открыть греховные помыслы. Пишешь: “сию мысль я долго в себе скрывала, и ничто так трудно не было говорить, как это”. Да в том-то и искусство и коварство диавольское, что он страшит тем, что нам полезно. Исповедайтеся Господеви, яко благ: яко в век милость Его (Пс. 135:1). А враг этим старается внушить ложный страх, ложный стыд: только скажи, ну и пропала. Ан вот не пропала, я более полюбил тебя за откровенность» [11].
Однако следует помнить, что все это реально является сокровенным монашеским деланием. Божие благословение
принимать откровение помыслов дается далеко не каждому, и старцы рассматривали каждый отдельный случай с большим вниманием, осторожностью и рассуждением. Тот же преподобный Анатолий предупреждает: «На откровение ходить к матушке Игуменье – дело доброе, помоги тебе Господи! Только ты должна знать, что бесы очень не любят таковых» [12]. Тот, кто принимает помыслы, так же не избавлен от вражьей мести, не говоря уже о том, что это и по человеческим меркам бывает тяжело. Преподобный Иларион говорит об этом вполне определенно: «Отчего, когда сестры открываются, делается тебе ужасно тяжело и грустно? Оттого, что с тобою, как с купелью бывает, которая, счищая грехи, и сама сквернится; надо просить Бога, чтобы он тебе помог» [13]. Необходим собственный опыт откровения и послушания, высокий молитвенный дух, а главное – благословение на подобный нелегкий подвиг. Никак не допустимо самочиние в этом деле, даже если оно и диктуется по видимости любовью и желанием помочь новоначальному.
Со стороны младших и подчиненных, прибегающих к деланию откровения, требуются максимальная искренность, доверие и послушание. В этом таинстве человек постепенно возрастает в меру возраста духовного. Он учится не доверять себе, но, напротив, самому искать обличения и наставления, поскольку реально и ощутимо познает содействие Божие и любовь Христову, изливающуюся в сердце смиренного и послушного ученика. «Ты думаешь, – пишет преподобный старец Макарий, – довольствоваться только откровением. Этого одного мало. Если открыть свои раны, надобно и лекарство на них: укоризну, досаду, поношение, насмеяние и прочие неприятности для самолюбия и гордости, врачевства которых ты и не будешь иметь, а будешь обольщать себя, что живешь с откровением…» [14]
Так же важны свободное произволение и искреннее желание ученика и послушника, наравне с нелицемерной детской любовью, которой, по-хорошему, не может не быть. Интересен в этой связи разговор преподобного Льва с послушником Алексеем Бочковым, впоследствии игуменом Череменецкого монастыря Антонием, приводимый в записках последнего. Ученик с юношеской горячностью спрашивает старца: «Отчего я вас иногда так люблю, как вот теперь (при этом у меня были слезы на глазах и голос дрожал), а иногда на вас досадую за множество к вам приходящих и стужающих вам?» Старец отвечает ему на это с удивительной простотой и духовным благородством: «Поймешь ли ты меня? Оттого, что ты еще не монах, а мимоходящий, еще не оторвался от мира. Ты на лету хочешь схватить мои слова, мимоходом спастись, наскоро научиться. Потому у тебя и восторги, целование батюшкиного плеча или руки. А я при отце Феодоре был к нему без фанатизма, мысленно же готов был кланяться ему в ноги с сыновним почтением. Посмотри на игуменью Анатолию и мать Аркадию. Они не завидуют приходящим ко мне, готовы уступить всякому свое время и место, а между тем любят меня более твоего, потому что слова мои исполняют делом. Когда-то Господь и тебя совсем освободит от мира? Может, и ты возлюбишь ближнего своего, яко сам себя» [15].
Другой, на наш взгляд, интересный пример того, какой тонкой и сокровенной бывает духовная связь ученика со старцем в состоянии, когда один открывает все свои помыслы, а другой принимает его откровение. У преподобного Амвросия была духовная дочь из калужских дворян, которая впоследствии поступила в число шамординских сестер. Искушение, случившееся с ней, произошло, когда она еще вела жизнь мирскую, но уже пребывала в полном послушании и откровении старцу. Приняв однажды по вражескому наваждению какой-то постыдный помысел, мгновенно отравивший ее душу, она не нашла в себе решимости открыть его преподобному. Этим она еще более усилила его разрушительное действие, поскольку сама не могла отогнать ни помысла, ни упреков совести за свою скрытность. Враг торжествовал. «Мучилась, – пишет она, – а обратиться к Старцу не хотела. Между тем время моего отъезда наставало. Два раза Батюшка на общем благословении, взглянув на меня, тихо мне говорил: “Дурак! Скажи, что там у тебя?” Но мне точно кто зашил рот. Я мучилась и молчала» [16]. Она решила уехать домой и оттуда все написать батюшке, но, исполнив это свое намерение, не получила никакого облегчения. Вновь оказавшись в Оптиной Пустыни через две недели, она несколько раз на общем благословении просила старца о разговоре наедине, но получила отказ. «Я решилась спросить Батюшку при всех о своем письме, получил ли и прочел ли он его. Батюшка мне ответил: “Нет, не читал”. Но Старец так мне это сказал, что я опять попросилась, ради Господа, взять меня одну хоть на минутку. Батюшка глубоко взглянул на меня и сначала как бы поколебался, но потом, махнув рукой, сказал: “Нет, не возьму”. Я должна была ехать домой, не занявшись с Батюшкой. Большего для меня наказания не могло быть. В первый раз по приезде моем Старец не взял меня одну» [17]. Через неделю она вновь приехала, и только тогда, и то не сразу, искушение это, благодаря откровенному разговору со старцем, его милостивому отношению и прощению, разрешилось благополучно.
Поучительным в этой истории является то, что преподобный не удовлетворился письменным исповеданием своей духовной дочери, хотя оно было вполне искренним и покаянным. Это особенно примечательно в той связи, что и сам батюшка Амвросий, и другие Оптинские старцы вполне допускали откровение помыслов в письмах к ним, если у духовных чад (главным образом монашествующих) не было возможности увидеться лично для облегчения своих духовных нужд. Но у этой женщины в тот момент такая возможность была, и она ею не воспользовалась по слабости, малодушию и неопытности, за что и последовало вразумление от духовного отца. Оптинские старцы имели ум Христов и Христову любовь к своим пасомым, но эта любовь не означала исключительно ласку, милость и утешение. Они хотели видеть своих чад победителями в духовной брани, не жалеющими себя, потому и не потворствовали сделкам с совестью и сосложениям с бесовскими помыслами, помня горький пример Иуды, чья скрытность в момент испытания, была едва ли не более гибельной, чем объявшая его жажда наживы.
Был, наконец, и третий этап борьбы с помыслами, пройденный самими старцами и предлагаемый ими ученикам: путь непрестанной Иисусовой молитвы, обучению которой неотрывно сопутствовала практика откровения помыслов и дел. Чем более человек навыкал в этом делании, тем меньшая необходимость была в ежедневном откровении, поскольку под руководством старца он сам набирал силу для борьбы с помыслами, используя уже все богатство святоотеческих писаний и духовных советов ранних преподобных отцов и накапливая собственный бесценный опыт. Ум послушника очищался и креп, но связь со старцем не прерывалась, откровение, пусть и нечастое, все равно было в действии, и теперь послушник, сам уже почти готовый старец, открывал своему отцу те мелкие и редкие вылазки врага, которые приходили все реже, но, однако, все же приходили. И как бы ни были велики успехи, только за старшим, пока он был жив, оставалось право рассуждать относительно находящих на ученика помыслов.
Этот последний этап борьбы мы подробно рассматривать не будем, поскольку это тема отдельного доклада. А свое выступление хотелось бы завершить словами преподобного Варсонофия Оптинского, обращенными к его любимому ученику – Николаю Беляеву, будущему преподобномученику Никону: «Враг ненавидит, когда один относится к другому с искренними чувствами и любовью о Христе. Он всегда старается посеять вражду и разъединение, как ненавистник добра. Вот и я говорю вам, что враг не оставит этих наших отношений, искренних и прямых, как отца к сыну. Ведь он нередко разъединял святых. Но я говорю, если между нами будет сохраняться откровенность, простота и искренность, то ничего не сможет он сделать, ибо нашей друг ко другу откровенностью будет разрушаться всякая его злоба» [18].
Пусть пример этой любви и верности оптинских отцов, их стойкости и самоотвержения в духовной брани будет благословенным и полезным для нас. Их святыми молитвами да сотворит Господь и наше спасение и духовное возрастание.
_______________________________________________________________________________
[1] Вячеслав Тулупов, прот. Как бороться с греховными помыслами. – М.: Издательство Московской Патриархии Русской Православной Церкви, 2016. C. 40.
[2] Игнатий (Брянчанинов), свт. Аскетические опыты. – М.: Изд. Сретенского монастыря, 1996. Т. 2. C. 328.
[3] Душеполезные поучения преподобных Оптинских старцев. – М.: Изд. Введенской Оптиной Пустыни, 2009, Т. 2. C. 78.
[4] Житие и поучения иеросхимонаха Анатолия (Зерцалова). – М.: Изд. Введенской Оптиной Пустыни, 1994. С. 170.
[5] Собрание писем Оптинского старца иеросхимонаха Амвросия. – Сергиев Посад, 1908. Репр. изд. Ч. 2. C. 113–114.
[6] Житие иеросхимонаха Нектария. – М.: Изд. Введенской Оптиной Пустыни, 1996. C. 30.
[7] Преподобный Лев. Серия «Жития Оптинских старцев». – Изд. Введенской Оптиной Пустыни, 2006. C. 181–182.
[8] Собрание писем блаженной памяти Оптинского старца иеросхимонаха Макария. – М.: Изд. Введенской Оптиной Пустыни, 1862. Т. 6. C. 136.
[9] Собрание писем Оптинского старца иеросхимонаха Амвросия. Сергиев Посад, 1908, Репр. изд. Ч. 1. С. 98.
[10] Там же. Ч. 3. С. 104.
[11] Житие и поучения иеросхимонаха Анатолия (Зерцалова). С. 170. C. 242–243.
[12] Там же. С. 85.
[13] Душеполезные поучения преподобных Оптинских старцев. Т.1. С. 48.
[14] Собрание писем блаженной памяти Оптинского старца иеросхимонаха Макария. Т. 1. С. 437.
[15] Преподобный Лев. Серия «Жития Оптинских старцев». C. 208–209.
[16] Агапит (Беловидов), архим. Житие преподобного Амвросия, Старца Оптинского, Изд. Введенской Оптиной Пустыни, 2001. C. 349.
[17] Там же. С. 351.
[18] Душеполезные поучения преподобных Оптинских старцев. Т. 2. C. 139.
Новости
Публикации
Доклады
