Доклад К.И. Стрезы, профессора Университета г. Сибиу (Румыния) на международной научной конференции «Русь – Святая гора Афон: тысяча лет духовного и культурного единства» в рамках юбилейных торжеств, приуроченных к празднованию 1000-летия присутствия русских монахов на Святой горе Афон (выездное заседание: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 22 сентября 2016 года).
Святая Гора – это уникальное и завораживающее место. Еще задолго до того, как вы ступите на ее склоны, вы ощущаете ее неповторимость и притягательную силу. Смотрите ли вы на Гору издали, рассматриваете ли фотографии в интернете или в одном из недавно опубликованных альбомов, слушаете ли историю о чуде или встречаете монашествующего, это место – стоит лишь подумать о нем – порождает удивительные чувства в любой душе, жаждущей Бога. Однако чем объяснить такую неповторимость? Несравненной красотой природы? Необычной организацией жизни тех, кто живет здесь? Удивительной историей с бесчисленными легендами, уходящими корнями в далекое прошлое? Богатством реликвий и обилием мощей?
Помимо богатой тысячелетней истории и уникального ландшафта, благодаря которому полуостров называют «садом Матери Божией», Гора Афон – это хранительница великой тайны будущего мира, на ней всё и всяк принимает участие в божественной жизни и радости в ожидании Конца времен. Гора Афон – воистину то место, где человек может ощутить милость и правду Божию, охватывающую каждое живое существо, вне зависимости от религии, национальности, культурных обычаев или особенностей характера. Там Бог проявляет Свою свободу и раскрывает свободу человека. Афон выражает универсальность Его любви и упраздняет закостенелость человеческих форм и восприятия. На Афоне со всей отчетливостью ощущается различие и индивидуальность языков Пятидесятницы [1].
Обычно тот, кто ступает на афонскую землю, сразу чувствует, что время здесь течет совсем иначе. И это ощущение становится только сильнее после даже небольшого знакомства с жизнью монахов. Становится понятно, что здесь существует другой взгляд на время, который задает тон всей жизни на Афоне. Настоящее не омрачено тревогой за будущее, как это обычно бывает в нашей повседневной жизни. Настоящее здесь преображается и становится сосудом вечности. Разрушение и упадок, которые несет время, здесь не воспринимают как непреодолимое несчастье, а скорее связывают их с духовной борьбой за реализацию божественного замысла времени [2]
Что-то похожее происходит и с пространством на Святой Горе. Пространство, в котором живет монах – место, которое он хранит, если вспомнить известное монашеское высказывание, – преображается в оранжерею рая. Непрестанная молитва и общение с Безначальным Богом расширяют границы пространства и преображают его в Царство Небесное. Поэтому Афон называют «садом Панагии, Матери Божией», местом, где христиане живут в эсхатологическом времени и пространстве.
Сосуществование различных традиций, богослужебных уставов, духовных учений, обычаев являлось отличительной чертой Афона с ранних времен. Это придает Святой Горе невероятное разнообразие, порождающее внутренний мир и покой, которые появляются благодаря свободе, присущей православию. Подобно послам святого князя Владимира, побывавшим в храме Святой Софии в Константинополе, христиане, приехавшие на Святую Гору, вполне могут воскликнуть: «Мы не знаем, на небе мы или на земле, ведь такого величия и красоты нигде на земле нет» [3].
Значение Афона для духовной истории Православной Церкви бесспорно. Святая Гора всегда была известна аскетизмом своих насельников, жизнь которых состоит из работы и молитвы [4] Афонские монастыри и скиты всегда привлекали многочисленных паломников из многих стран мира не только духовной красотой, но и своими культурными сокровищами. Известно, что в обязанности афонских монахов входило изучение духовной литературы. На Афоне столетиями копировали религиозные, философские и исторические рукописи. Афон дал православному миру известных богословов и иерархов, ставших наставниками в других странах, где они служили в Христовом винограднике. На протяжении многих веков книгохранилища афонских монастырей становились неисчерпаемым источником для различных исследователей – богословов, лингвистов, палеографов. «Для ученых Святая Гора является священным местом, благодаря ее историческим и зачастую уникальным ценностям», – писал русский исследователь Г.А. Ильинский на рубеже XIX–XX веков, – «для экспертов многих специальностей Афон был и будет огромным и зачастую нетронутым местом для исследований. Лингвист найдет здесь лингвистические памятники почтенного возраста с важными и достойными внимания фонетическими и морфологическими особенностями; классицист обнаружит особенно ценные копии работ византийской литературы, а также огромное количество сопутствующего материала; палеограф всегда сможет разыскать здесь превосходные рукописи, зачастую уникальные в своей ценности; археолог и историк искусства отыщут здесь поразительные примеры византийской архитектуры или живописи, в их распоряжении на Афоне также будут буквально горы до сих пор неопубликованных документов и грамот на греческом, латинском, церковнославянском и многих других языках» [5].
Литургия и межнациональное общение на Святой Горе
Святая Гора – это мост между Небом и землей, среда, делающая возможным истинное общение с Богом и всеми людьми. Любовь, нисходящая от Творца, встречается здесь с любовью, исходящей от человека. Этот богоугодный крест любви пронизывает всю повседневность Святой Горы. Евхаристическая Литургия – источник, который питает Христом жизнь человека, распятую и воскресшую. На Горе Афон еженощно служат свыше 1000 Литургий, и в каждой из них есть ектенья, которая оканчивается словами: «Сами себя и друг друга, и весь живот наш Христу Богу предадим». Бескорыстная любовь Христа, с которой знакомится душа, учит, что человек отдает себя Богу и ближнему. Ведь именно через самоотдачу приходит к получающему сила действовать не на словах, что только усиливает желание дающего отдавать себя в еще большей степени; только благородное самоотвержение, продемонстрированное в отношении другого человека, может подвигнуть того и его волю к окончательному подчинению Богу[6]. Это тот взаимный процесс, что протекает внутри Святой Троицы; это же ожидается и от нас в наших делах и жизни. Там, где есть любовь, там самоотвержение и свобода. Вот почему необходимо полное отречение от себялюбия, и вот почему милосердие так тесно связано с аскезой. Человеческому естеству требуется поддержка святых и божественной благодати для того, чтобы преуспеть в преодолении пути от эгоцентризма к самоотречению. Поэтому мы просим Матерь Божию и всех святых даровать нам сил на совершение этого подвига, ведь только им удалось в полной мере приобрести эту христианскую добродетель. И поэтому мы вспоминаем этих выдающихся людей тогда, когда даем обещание посвятить себя и друг друга Христу: «Пресвятую, Пречистую, Преблагословенную, Славную Владычицу нашу Богородицу и Приснодеву Марию со всеми святыми помянувше». Вверяя самих себя и друг друга Господу, мы следуем стопами Богородицы и всех святых, и одновременно мы соединяемся с ними, закрепляя таким образом единство веры и нашей жизни во Христе [7].
Человек находит удовлетворение в жертвенной любви, нисходящей от Бога. Чем больше человек освобождает себя от себялюбия, тем больше он заполняется божественной любовью. Те, кому удалось до конца совершить такую счастливую замену своего естества, достигли святости. Матерь Божия единственная удостоилась принять Сына Божия в наиболее полном виде, поскольку и Она Сама подчинилась Богу в наивысшей степени. Благодаря тому, что она и все святые отреклись от себя ради Бога, все верующие получают силы помогать друг другу и жить достойной жизнью в глазах Господа.
Поэтому Матерь Божия – не только защитница всех живущих на Святой Горе, но и пример для подражания, утешительница и помощница всех монахов, посвятивших свои жизни служению Богу и людям.
Жертвенная любовь в истории Святой Горы
Крест божественной любви с его двумя осями: вертикальной – жаждой Бога, и горизонтальной – жертвенной любовью к человеку, – пронизывает всю историю Афона. Один за другим все православные народы предлагали свою поддержку монастырям на Святой Горе. В зависимости от исторических и финансовых обстоятельств в разное время православные из России, Сербии, Румынии отдавали часть своих материальных ресурсов для того, чтобы полная жертвы жизнь афонских монахов могла продолжаться веками [8].
Эти православные христиане понимали, что если уж они помогают, то должны это делать для всех нуждающихся монастырей, вне зависимости от национальности монахов, населяющих их. Эта свобода и радость бескорыстного одаривания, являющегося одной из основных черт православного этоса, глубоко затронула многовековое присутствие русского монашества на горе Афон.
Известно, что русские монахи жили здесь с XI века, и вначале им помогали сербские цари, которые жертвовали крупные денежные суммы и даже целые деревни для поддержания благосостояния русских монастырей на Афоне. Из-за татаро-монгольского нашествия с 1223 до 1420 года финансовых поступлений из Руси не было, и русским монахам пришлось находиться под защитой сербов [9].
С 1453 года, после падения Константинополя и во время сербско-турецких войн, русские афонские монастыри стали получать помощь от румынских воевод, которые, как и сербские властители, направляли существенные суммы денег и выделяли целые деревни и монашеские общины для обеспечения благосостояния афонитов. Объем пожертвований и помощи достиг своего максимума в 1812 году, когда воевода Скарлат Калимаки предпринял попытку восстановить монастырь Русикон, построив монашеские кельи, трапезную, главный храм, пекарню, больничный корпус и три часовни [10].
Именно такая помощь поддерживала жизнь в русском монашестве на Святой Горе, пока Россия не стала великой державой, защитницей всех православных народов на Балканах. На самом деле, вплоть до большевистской революции 1917 года весь восточно-православный мир находился под защитой русских царей, чья щедрость была тем фундаментом, на котором процветало и выживало православие на Балканах.
Стоит упомянуть, что есть несколько неопровержимых исторических записей, из которых следует, что живые горизонтальные связи между православными народами и их отношения по вертикали с Богом помогали пережить самые тяжелые, в социальном и политические плане, времена.
Так, к концу XVII века и в начале XVIII Россия стала местом встречи многочисленных валахских и молдавских игуменов, которые обращались к Петру Великому за пожертвованиями и помощью в восстановлении монастырей, находившихся под их началом. Примерно в то же время несколько русских иноков, путешествовавших в Святую Землю, прошли по территории Румынии и оставили очень интересные путевые заметки. Одним из них был Ипполит Бачинский из Чернигова. В 1711 году Димитрий Кантемир был вынужден искать убежища в России. Там он написал несколько книг, помог многим церквям и скитам около Харькова и Полтавы и построил церковь в Свято-Никольском монастыре в Москве, где он сам и некоторые члены его семьи были потом похоронены [11].
В первой половине все того же XVIII века тяжелые жизненные обстоятельства вынудили трех румынских иерархов навсегда переселиться в Россию. Я имею в виду Пахомия, бывшего епископа Румынского (†1724, похоронен в Печерской Лавре в Киеве), Мисаила, епископа Бузэу (†1740, Киев) и Антония Молдавского, который позднее стал митрополитом Черниговским, а потом Белгородским [12].
В самом конце XVII века Трансильвания пользовалась особой поддержкой русских царей [13]. В связи с этим мы располагаем свидетельствами иерея Опреа и, позже, протоиерея Василия Хобана, которые служили в церкви cвятителя Николая в Брашове, в районе Шкей. В 1702 году Константин Бранцовену направил в Москву послов под руководством Давида Корбеа, сына брашовского священника. Перед посланниками стояла задача заключить союз с Россией против Османской империи и просить царя о помощи православным Трансильвании перед лицом униатской угрозы (Корбеа, кстати, остался на службе у русского царя до конца своей жизни) [14].
Примерно в 1743–1744 годах еще один выходец из Брашова, иерей Евстафий Грид, добрался до самого Петербурга, где он получил 2500 рублей и множество богослужебных книг от Елизаветы Петровны, дочери Петра I. Ему также было даровано право посещения крупных городов России с целью сбора там пожертвований в течение трех месяцев. На собранные деньги этот иерей смог отремонтировать церковь и украсить ее башню часами, которые служили напоминанием людям о щедрости русской царицы.
Важно отметить, что примерно в то же самое время несколько представителей православного священства и мирян из Трансильвании отправились в долгий путь в Петербург просить Елизавету вмешаться и заступиться за них перед императрицей Марией-Терезой, чтобы положить конец преследованиям Православной Церкви. Среди посланников были священник Николае Поп из Баломира, иеромонах Никодим и священник Иоанн из Ачилиу (сперва они отправились вместе, потом порознь). В присутствии царицы они зачитали послание от священства и мирян Трансильвании, основное прошение которых сводилось к предоставлению полной свободы Православной Церкви [15].
Во второй половине XVIII века, а точнее в 1769–1770 годах, две румынские делегации, возглавляемые митрополитом Григорием II и Иннокентием, епископом Хушитским, предстали перед Екатериной II с ходатайством о поддержке со стороны России в деле освобождения румынских земель от Османского ига (это происходило во время русско-турецкой войны 1768–1774).
Старец Паисий Величковский сыграл ключевую роль в формировании духовного союза между русским и румынским монашеством. В его Лавре монахи из России, Беларуси и Украины жили и молились бок о бок с румынами, способствуя тем самым созданию пан-православного сознания и солидарности, что подготовило Православную Церковь к великим испытаниям, выпавшим ей на долю после октябрьской революции [16].
Все сказанное выше служит доказательством того, что добрые дела, благотворительность и любовь всегда сближали людей и народы. Афонское монашество – самая яркая иллюстрация такого единства. Афон привел всех к единству через жертвенную и бескорыстную любовь Христову, и будет продолжать эту традицию до скончания века. Только когда мы признаём и ощущаем духовность тех, кто без остатка посвятил себя Богу, мы начинаем понимать, что любой дар требует твердых намерений. Невыразимая любовь Святой Троицы, в наивысшей степени проявившая себя в жертве, сострадание и милосердие Бога Отца, наполняющие заботу о нас, – это те дары, которые привлекают и будоражат наши души, подталкивая принять их, а потом разделить с другими.
Афонские монахи показывают всему миру через всё, что они делают, что жизнь – это всего лишь обмен дарами между нами и Богом. Наш Создатель и Творец дарует нам Себя как приношение любви посредством распятого и воскресшего Иисуса Христа, и тем самым вдохновляет нас приносить себя Отцу со Христом и во Христе и включать в этот диалог любви всех наших ближних. Наши благие поступки и дела милосердия, направленные на нуждающихся, появляются благодаря этому круговороту божественной любви. Вот почему причащение Христу и единение с бедными – это два аспекта одной реальности. Милосердие – это и критерий допуска к Таинству Евхаристии и следствие причащения тела Христова. Соединяясь со Христом, человек вступает на жизненный путь, характеризующийся логикой самоотречения, которое рождается в глубинах христианского самопожертвования, и, тем самым, являющийся свидетельством истины Евангелия Христова.
Заключение
Из тысячелетней афонской традиции мы вынесли тот урок, что индивидуализм, современный эгоизм и Евхаристия – явления взаимоисключающие. Милосердие и Литургия должны функционировать в унисон, так как их единство дает ключ к правильному осознанию и интерпретации выражения «литургия после Литургии». Есть лишь одна Литургия, один способ участия в любви Святой Троицы, один диалог любви между Богом и человеком, который включает в себя все аспекты нашей жизни, и лишь одно повеление свидетельствовать об истине Евангелия. Следовательно, все дела в ходе нашей земной жизни – это не просто какие-то добрые поступки среди многих, помогающие нам стать достойными в глазах Бога, но скорее приобретение и вкушение новой жизни Христовой, которая онтологически изменила и преобразила каждого из нас. Лишь оказавшись в круговороте жертвенной любви Святой Троицы, человек начинает ощущать, что всё есть дар и что все дары должны быть возвращены Дающему, и смиренно понимает, что мы ничего не можем сделать сверх того, «что должны были сделать» (Лк. 17:10).
Это и есть дар и послание от афонских монахов всему миру, передаваемые через их поступки. Этот дар, воспринятый и активированный, вовлекает нас в круговорот вечной любви и логику бескорыстного отдавания, дабы все мы стали достойными участниками Тайной вечери мира грядущего, в радости Господа нашего Иисуса Христа.
[1] Nikolaos Hatzinikolaou. Distinctive Features of Athonite Spirituality, in: Dimitri Conomos, Graham Speake (eds), Mount Athos, the Sacred Bridge, Peter Lang, Oxford, 2005, p. 17.
[2] Georgios Mantzaridis. Mount Athos and Today’s Society, The Greek Orthodox Theological Review, 26 no 3 Fall 1981, p 232.
[3] Timothy Ware. The Orthodox Church, Penguin Books, Harmondsworth, UK, 1983, p. 269.
[4] Augustin Nikitin. The Baptism of Kievan Russia and the Manuscript Heritage of Mount Athos, The Greek Orthodox Theological Review, Volume 33, No. 2, 1988, p. 201–202.
[5] G. A. Ilyinsky. The Importance of Athos in the History of Slavonic Literature, The Journal of the Ministry of Public Instruction (= ZHMNP), New Series, 18 (1908), p. 2.
[6] Fr. Dumitru Staniloae. Spirituality and Communion in the Orthodox Liturgy, Craiova, 1986, p. 375.
[7] Ibidem, p. 139.
[8] Alice Mary Talbot, Alexander Kazhdan. Mount Athos, in: Alexander Kazhdan et alii (eds), The Oxford Dictionary of Byzantium, Vol 1, New York, Oxford, 1991, p. 224–227.
[9] Panagiotis Hristou. Athos, the Holy Mountain: History, Life, Treasures, Thessalonike : Kyromanos, 1990, p. 123.
[10] Fr. Teodor Bodogae. Ajutoare româneşti în Athos / Romanian aids in Athos, Sibiu, 1940, p. 299.
[11] Mircea Păcurariu. Istoria Bisericii Ortodoxe Române / History of the Romanian Orthodox Church, vol. 2, Bucureştin, 1981, p. 654-655.
[12] Подробнее см.: Paul Mihailovici. Legături culturale-bisericeşti dintre români şi ruşi în secolele XV-XX. Schiţă istorică / Cultural and eclesiastical ties between Romanians and Russians in the XV-XX century. A historical sketch, in: Revista Societăţii Istorice-Arheologice-Bisericesti, XXII, 1932, p. 199–276.
[13] Silviu Dragomir. Relaţiile bisericeşti ale românilor din Ardeal cu Rusia în veacul al XVIII-lea, / Church relations Church of the Romanians in Transylvania with Russia in the eighteenth century, Sibiu, 1914, p. 55.
[14] Ibidem.
[15] Mircea Păcurariu. Istoria…., p. 658.
[16] G. Bezviconi. Contribuţii la istoria relaţiilor româno-ruse, / Contributions on the History of the relations between Russians and Romanians, Bucureşti, 1962, p. 320.
Публикации
Доклады
