Помню, как радовался отец Павел, духовник Синая, пестрому ковру полей и зелени лесов в России. Чтобы понять его радость, надо пожить в пустыне: вода, цветы и пение птиц там приобретают иную ценность. Иногда безводной пустыней становится жизнь, и тогда встреча с таким человеком, как игумен монастыря святого Герасима, который создал посреди Иорданской пустыни оазис в прямом и переносном смысле, вселяет в тебя новые силы к жизни и любви. «…Неописуемые чувства! Дай Бог, чтобы все христиане сподобились побывать здесь и чтоб Господь укреплял монахов, хранящих Фермопилы[1] »; «Повсюду на Святых местах хорошо, но здесь раскрывается душа»; «Отец Хризостом – на передовой всегда, он очень добрый батюшка, если не сказать святой», – этим впечатлениям греческих паломников созвучен и наш опыт встречи с монастырем святого Герасима Иорданского и его верным хранителем архимандритом Хризостомом (Тавулареасом).
Посещение этого места не было запланировано программой пресс-тура. Наш гид по Святой земле Борис предложил: «А давайте заедем к Герасиму Иорданскому!» Как и каждого приходящего сюда, нас встретили мелодичным колокольным звоном, подарили по пасхальному яичку, свечи, икону святого Герасима и его житие.
«Журналисты из России? – с любопытством спрашивает грек-привратник. – Вам надо познакомиться с нашим настоятелем. Он необыкновенный человек!» Поклонившись святыням, мы выходим за ограду и там, в архондарике под открытым небом, слушаем рассказы архимандрита Хризостома. Его простота и любовь вмиг разрушают все преграды в общении, и наши сердца раскрываются в ответ на изливающуюся из него доброту.
Из своих 60 лет почти 40 архимандрит Хризостом (Тавулареас), уроженец Пелопонесса, провел здесь, на Святой земле. Он любит людей независимо от их веры и биографии. Он любит птиц, животных, растения – всякое творение Божие. Он любит Родину. Даже звонок его мобильного телефона, который неоднократно раздавался во время нашей беседы, – это национальный гимн Греции[2] : «Χαίρε, ω χαίρε, Ελευθεριά». «Мы, греки, должны гордиться тем, что рождены греками, и стараться хранить традиции нашей Родины», – искренне считает игумен.
«От юности восприял еси Христа»
– Я сам неграмотный, из одной деревни возле Спарты на Пелопоннесе. Стал монахом с малых лет. Когда мне было 11 лет, я ушел в зилотский, старостильный, строгий монастырь Панагулаки в Каламате. Среднюю школу окончить мне не дали. Игумен сказал: «Ты уже умеешь читать Псалтирь, Октоих, и довольно!» Родители тогда развелись, я жил с матерью (отец был человеком немного беспорядочных нравов), семья бедствовала.
– Как ваш уход в монастырь восприняла мама? Все-таки единственный сын…
– Моя мать была святая женщина. Всегда с четками, в платочке, вся погружена в молитву. Она постоянно пребывала в состоянии душевного равновесия, выдержанно относилась ко всем людям.
Так вот, в 11 лет я ушел в монастырь Панагулаки. В нем жили аскеты, люди высокой духовной жизни. Когда в 1924 году в Греции произошел переход на новый стиль, то они остались на старом. В этой обители подвизались отцы Иоиль (Янакопулос, 1901–1966), исследователь и истолкователь книг Священного Писания; Агафангел (Вурдулас), Хризостом (Папасарантопулос, 1903–1972), выдающийся первопросветитель Африки XX столетия; Иоаким (Яннанитис).
Кстати, зилотом был и наш святой Филумен[3] . Он уроженец Кипра, воспитанник Ставровуни (который тогда был на старом стиле)[4] . При смене календаря Ставровуни не сразу принял новый, а только с 1935 года. Тогда семь отцов из монастыря ушли – Аркадий, Григорий, Дионисий, Матфий… среди них и Филумен. Как-то раз (я тогда служил диаконом в Вифлееме) я накрыл на стол для трапезы. Присутствовали архимандриты Григорий, Николай, Клавдий, Аркадий. Читаю молитву. «Слава Отцу и Сыну… отче святый, благослови», – обращаюсь к игумену (игуменом был Григорий). Григорий в свою очередь обращается к архимандриту Николаю с Кипра: «Отче, благослови!» «Христе Боже…» Святой Филумен убирает тарелку: «Ваши пусть благословляет, раз он служит и по старому, и по новому стилю». А в те времена уже много было таких случаев. Допустим, батюшка на праздник святого Константина служит в Греции и 13 дней спустя приезжает сюда и снова служит на праздник святого Константина в Иерусалиме. А Кормчая книга запрещает священнику совершать одну и ту же литургию дважды! Вот до такой степени зилотом был святой Филумен. Человек категоричный, но отличался большим смирением. Святой!
Из штрафбата в Вифлеем
– А как вы оказались на Святой земле?
– В 20 лет я ушел в армию. И там познакомился с архимандритом Палладием, экзархом Иерусалимского Патриархата в Греции. Он служил в одной древней церквушке на Плаке, чуть выше митрополии, под Акрополем. Я, солдатик, по воскресениям выходил в город. Мне нравились древние тихие храмы. Я приходил и там пел (хотя музыки я не знаю, но петь могу). Как-то отец Палладий спросил: «Ты откуда, солдатик, умеешь петь?» А я ему говорю: «Я монах. Живу с зилотами в монастыре Панагулаки». Он удивился: «С зилотами?» – «Да». Тогда он спросил: «А ты не хочешь поехать в Иерусалим?» – «Но как! У меня нет денег! Да и игумен мне не даст такого благословения – ехать в Иерусалим». «Ну, хорошо, – ответил он, – ты подумай, и если надумаешь, приходи».
Сразу после окончания службы полтора месяца я провел в штрафбате. Когда вернулся в монастырь, то игумен Христофор спросил меня, почему я опоздал. «Покажи, – говорит, – мне свою отпускную». В ней он увидел запись о штрафбате. «500 земных поклонов! На хлеб и воду на 40 дней!» Знаете, в чем заключался мой великий грех?! Он был записан в отпускной на «кафаревусе»[5] (тогда писали на «кафаревусе»): «Взят курящим в казарме». На меня обрушился настоящий всемирный потоп: «Три года без причастия! 500 земных поклонов!..» Игумен был старик, очень пожилой! Святой жизни человек! А я сказал: «Всё, ухожу». Он: «Нет! Ничего не делай, только оставайся!» Но я уже решил, отправился в Афины, разыскал там отца Палладия, тот купил мне билет, дал с собой 1000 драхм на дорогу. Я прилетел в «Бен Гурион». И кто, думаете, встретил меня в аэропорту?! Сам митрополит Василий. Он и привез меня в Вифлеем.
И вот так уже почти 40 лет я священник на Святой земле.
– Что для вас главное в вере и в жизни?
– Любовь. Грехи у нас у всех есть (диавол не дремлет!), но мы всегда должны иметь покаяние и просить у Бога прощение. Мы должны иметь любовь и смирение в сердце.
«Пусть этот монастырь станет оазисом в пустыне»
– В то время я служил диаконом в Вифлееме и попал в несколько переделок с католиками. Иерусалимская Патриархия решила меня наказать и отправить на время в монастырь святого Саввы Освященного. А один старец, геро Феодосий, игумен-малоазиец, предложил 92-летнему патриарху Венедикту послать меня в монастырь святого Герасима Иорданского, заброшенный, находившийся на довольно опасной территории. Добровольно ехать туда никто не хотел. И вот мы вместе с диаконом патриарха отправились осмотреть место: добирались по пыльным дорогам, при 50-градусной жаре. Когда мы достигли монастыря, несмотря на то, что в округе не было ни одного зеленого листочка, я сразу понял: хочу здесь остаться! Это место сразу пустило свои корни в глубь моего сердца!
Он поднялся, перекрестил меня, не так, как священники, а по-патриарши, обеими руками: «Бог благословит! И пусть монастырь Герасима Иорданского станет оазисом в пустыне».
Монастырь
«И процветет, и возвеселится пустыня Иорданова» (Ис. 35: 2)
Монастырь святого Герасима расположен в Иорданской пустыне на пути в Иерихон, недалеко от того самого места реки Иордан, где крестился Христос. Чуть ниже монастыря на песчаных холмах сохранились пещеры, в которых, по преданию, жили преподобная Мария Египетская и святая Фотиния. А на месте самого монастыря на ночлег останавливались Иосиф и Божия Матерь с Младенцем Христом на пути в Египет.
Основанная преподобным Герасимом в 455 году обитель, одна из древнейших в Палестине, отличалась строгостью жизни. Пять дней в неделю братия пребывали в кельях, не вкушая ничего, кроме хлеба, воды и фиников. В субботу и воскресение они собирались вместе и по причащении Святых Таин, за общей трапезой вкушали вареную пищу и немного вина.
В 1976 году, когда сюда приехал отец Хризостом, монастырь был полностью заброшен, повсюду лежали груды мусора. Здесь не было ни воды, ни света, ни дороги, ни одной поющей птицы и живого растения (из живых существ лишь мыши, змеи, тараканы). Но была любовь сердца игумена. Благодаря ей еще совсем недавно безводная и безлюдная, а ныне процветшая и благоухающая пустыня, с поющими зябликами и цветущими акациями, стала оазисом, где находит отдохновение и покой душа путешественника по Святой земле.
Прошли годы. И когда я вспоминаю слова патриарха Венедикта, то всякий раз прихожу в умиление и со слезами на глазах думаю, как подействовали молитва и благословение Блаженнейшего. Сегодня у нас 18 гектаров земли покрыты деревьями и разными культурами, есть пруд с рыбами (завезенными из Вьетнама; они не едят друг друга и поэтому хорошо размножаются), с расстояния трех километров мы подвели воду и провели электричество.
А первые 12 лет я жил совершенно один (без воды, электричества, телефона и дороги). Мне буквально было нечего есть. Я просил милостыню в туристических автобусах, чтобы как-то содержать монастырь. Сам изготавливал свечи. Вода была дождевая. Потом появился источник.
Открытие источника
– Дождевой воды в колодце на монастырском дворе не хватало. Поэтому я обратился с просьбой к евреям, и они мне предоставляли еще некоторое количество. Но и этого было недостаточно для нужд монастыря. Тогда я решил копать сухое русло, вади, неподалеку от обители, где, как я слышал, прежде была вода. Копали мы втроем: Шамир – араб, который живет у меня с детских лет, один рабочий, пришедший к нам недавно, и я. Когда мы спустились на 23 метра в глубину, то и следа воды там не нашли. Как сейчас помню, стоял полдень. Я страшно устал и сильно переживал. Присев под диким деревом немного передохнуть, я в сердцах сказал: «Святой мой Герасим, кажется, тебе неугодно, чтобы мы отыскали воду. Если мы не найдет ее и сегодня, я закрываю скважину».
Мы работали традиционным способом. Раскапывали мотыгой и киркой и, чтобы спуститься глубже, расчищали лопатой. В тот момент двое рабочих внизу копали, а я наверху высыпал ведра. Вдруг они стали кричать: «Абуна[6] , спускайся вниз, мы нашли гальку». Они дошли до каменистого грунта. Я подскочил. Спускаюсь вниз, хватаю кирку и давай копать. Копал, копал, копал, спустился еще где-то на полметра вниз и замечаю, что галька становится все более влажной. Через 1,5 метра мы нашли воду.
Я вижу в этом чудо святого Герасима. Если бы я тогда не взмолился к нему и если бы мы остановили работу, то на другой день я закрыл бы скважину (мы действовали нелегально, здесь запрещено открывать источник или вести строительство без особого разрешения). Величайшее чудо святого и то, что вода оказалась чистой и сладкой. Обычно в этом районе вода из-за близости Мертвого моря не просто соленая, но очень соленая, содержит серу и пахнет тухлыми яйцами.
Фессалоникийский след в Иорданской пустыне
– В монастыре есть башня, напоминающая Белую башню в Фессалониках[7] . Раньше, когда еще не было подъезда к обители, я выходил на дорогу, ведущую к Мертвому морю. По ней проезжали группы из Греции, направлявшиеся на Синай.
И вот раз я заприметил автобус (на Пасху и на Успение около 6–7 утра они проходили на том повороте) и побежал, чтобы его не пропустить. Вошел в автобус, а люди давай плакать! Господи, что случилось?! Я сразу и не понял. Выходит старица, благословенная душа, сама из Фессалоник! «Детка моя, детка моя!» – восклицает (тогда я не был таким толстым, весил всего 65 кило!). Плачет. В руках у нее сверток. И говорит: «Детка, возьми это облачение!» «Спасибо, Геронтисса!» – отвечаю. А она мне: «Ты приезжай в Иерусалим послезавтра, когда мы вернемся с Синая. Я видела во сне святого Герасима и передам тебе еще некоторые вещи». Она дала мне облачение, белое, дешевое, и рассказала, что хотела по обету пожертвовать его в храм Воскресения в Иерусалиме, но там батюшка не взял. «Отдай священнику-арабу в село, – говорит, – у нас в храме и так много облачений». Бабушка огорчилась, всю ночь проплакала. А потом уснула и во сне видит старца, высокого, с белой бородой. «Это облачение ты дашь ему», – указал он ей. И тут она видит (во сне) монаха, разутого (а я всю жизнь хожу босиком!), который бежит по пустыне. Так и случилось. И, наверное, поэтому я так торопился не пропустить этот автобус. Люди плакали. Они передали мне продукты, что-то еще.
И потом, когда приезжали группы из Фессалоник, они всегда мне что-то привозили. И так часть моей души осталась в Фессалониках.
Кельи сердец здесь открыты всегда
В монастыре у нас живут и трудятся около тридцати монахов из Греции, Германии, Румынии и с Кипра. У нас есть русские – монахиня Ольга и трудник Симеон, болгарка (женщины живут вне монастырской ограды), румынки Онуфрия и Варсонуфия и румынский монах, немка-монахиня Матфея (я покрестил ее), еще три-четыре человека, которые несут свое послушание вне нашего монастыря: Онуфрий – в обители Георгия Хозевита; Онуфрий, диакон, – на Горе искушений.
Из духовенства – только я. И вот скоро диакон Кириак станет священником. То, что меня беспокоит, это завтрашний день. Молодежь не идет в монастыри, а есть огромная потребность в том, чтобы нам на смену пришли наши преемники, подвизались здесь и хранили эти святые места.
Целый день в монастыре кипит работа.
– Мы встаем в 5:30 и все вместе завтракаем. Затем каждый занимается возложенным на него делом: кто-то готовит, другие отправляются работать на земле или ухаживают за животными. С раннего утра действуют мастерские, где изготавливают свечи, иконы, мозаики. Мозаиками мы украсили всю церковь. Мы используем только натуральные камни около 45 цветов.
Строят все арабы. Арабы трудятся в свечной и в мозаичной мастерских. Все они говорят: мы работаем не как рабочие, а как дети отца Хризостома. Под звук монастырских колоколов встают на коленопреклоненную молитву даже арабы-мусульмане, которых обнял своей любовью отец-игумен. «Меня зовут Халеб, – рассказывает один из рабочих, – я возле отца Хризостома с детских лет. Абуна очень хороший человек. Мы трудимся, как можем, а он относится к нам как к своим детям».
Отец Хризостом помогает местным детям, которых очень любит. «В этом районе – большая бедность, – говорит он, – и для нас не имеет значения, христианин человек или мусульманин. Бог – один для всех. Разделениям в любви места нет».
– В монастыре есть верблюды, козы, лошади, кролики, куропатки, куры, утки. Верблюдов, когда им исполняется год, мы учим возить людей (потом уже поздно!). Покататься на лошадке или верблюде стоит совсем недорого, а для нас это возможность что-то сделать для монастыря! Есть у нас местные ишаки, есть и «киприот». Кипрские ослы высокие и выносливые, мы используем их в Хевроне. Но если местные стоят 25 евро, то кипрские и тысячу, и 2 тысячи. Наши козы – из Дамаска, местные, которых держат бедуины, слишком маленькие (тут ведь ничего не растет!). Каждый месяц мне нужно 500–600 евро на то, чтобы накормить этих животных.
Двери келий монахов монастыря святого Герасима Иорданского открыты всегда: ведь мимо может проходить кто-то нуждающийся в помощи. Отцы не говорят «гостеприимство», отцы говорят «любовь». А что такое в пустыне любовь? Дать немного воды (она здесь имеет большую ценность!), фиников, похлебки… Кто бы ни пришел, всех встретить и угостить!
Мы готовим постоянно: целый день приезжают уставшие с дороги паломники. Иногда их много, иногда мало. Но тарелка с едой есть для каждого. Мы обустроили и паломническую гостиницу (только не подумайте, что она особо фешенебельная, в ней есть только самое необходимое!). Единственное, чего вы не найдете в нашем монастыре, это одиночества, тревоги и неуверенности.
Делайте добрые дела
Помогать делу отца Хризостома приезжают те, кого коснулась его любовь. Евстафий Асимакис из Афин рассказывает: «Впервые я приехал сюда в паломничество в 1998 году в очень трудной для меня ситуации. Я увидел дело нашего Геронды и решил вернуться потрудиться. Спросил его о такой возможности. “Когда хочешь и насколько хочешь!” И вскоре приехал уже на четыре месяца, занимался поливкой сада, цветов, другими послушаниями, нужными для обители».
Каллиопи Пистофиду тоже паломницей впервые переступила порог обители три-четыре года назад: «Меня поразил Геронда своей любовью и своим отношением к людям. Я увидела его подвиг в пустыне, где он устроил маленький оазис, раю подобный, и вернулась и живу тут. Мое послушание обычно на кухне».
Отца Кириака, заведующего художественной мастерской, привел сюда с Кипра сам святой Герасим: «До принятия монашества, как и все молодые люди, я вел светский образ жизни. От одного знакомого я узнал о чуде святого Герасима. И говорю: “Хочу знать, что это за святой, который творит такие чудеса!”
Я приехал в монастырь Герасима Иорданского. И когда впервые увидел отца Хризостома, он мне не понравился: без ботинок, в арабском платке. Я ожидал увидеть игумена – седовласого, благообразного… а тут! “Неужели это игумен?” – удивился я. Мне ответили: “Да, это отец Хризостом”. Он подозвал меня: “Подойди сюда, Кириак!” “Я не Кириак, – поправил я, – а Христодул”. Мы зашли в монастырь. И отец Хризостом говорит: “Ты будешь монахом”. Я переспросил: “Геронда, ты это мне?!” Он сказал: “Да, я хочу, чтоб ты стал святым”. Тогда у меня и мыслей о монашестве не было. Я вернулся на Кипр, а моя душа осталась там. Мать спрашивает: “Что с тобой случилось?!” “Не знаю”, – говорю. Осталась моя душа в Иерусалиме. И вернулся. Геронда снова заговорил о монашестве. Потом я приехал в третий раз. И остался. Осталась здесь моя душа.
Божественная благодать она как магнит, который притягивает железо. Это нечто, что ведет тебя. Для того чтобы понять, нужно это пережить. 22 года я жил во мраке. Мать просила: “Иди исповедуйся”. Я отказывался. Я не верил ни в рай, ни в ад. Но права была мама: с того дня, как я исповедался, моя жизнь переменилась. Подействовала Божия благодать!
Прежде всего человеку надо спасти свою душу. А чтобы спасти душу, не нужно становиться монахом. Делайте добрые дела!»
Беседовала Александра Никифорова
Публикации
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
