«Этот монастырь давно построен на Небесах. Ему осталось только спуститься на землю»

Игумения Ангелина (Нестерова)

Такие удивительные слова услышала монахиня Ангелина (Нестерова) от своего духовного отца схиархимандрита Михаила (Балаева) из Свято-Троице-Сергиевой лавры. Старец их произнес в ответ на признание новопостриженной монахини, что митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (будущий Патриарх) благословляет создать под Вязьмой, на месте кровопролитных боев с фашистами, небольшой женский монастырь поминовения погибших воинов, а она не знает, с чего начинать. С настоятельницей Спасо-Богородицкого Одигитриевского женского монастыря Вяземской епархии игуменией Ангелиной (Нестеровой) мы встретились во время работы XIV направления «Древние монашеские традиции в условиях современности» XXVIII Международных Рождественских образовательных чтений, посвященных теме «Великая Победа: наследие и наследники». Матушка Ангелина рассказала, кто помогал созидать один из самых молодых монастырей России, построенных в чистом поле, и какова его основная задача. А также поведала о своем монашеском пути.

От родителей – к детям. Стержень преемственности

Матушка, всё же давайте наш разговор начнем с того, какие мысли и, быть может, воспоминания вызвала у Вас тема нынешнего форума.

Знаете, как-то сразу вспомнился момент, связанный с одним моим школьным сочинением. Только сейчас, здесь, спустя много лет я вдруг поняла, почему его зачитывали по областному радио. Ведь в нем не было ничего особенного – обычное сочинение старшеклассницы, посвященное подвигу молодогвардейцев. Но в заключение я написала, что как молодогвардейцы, воспитанные на образе Павки Корчагина, стали последователями его борьбы за идеалы, так и послевоенные поколения являются последователями наших отцов, защищавших родную землю от фашистских оккупантов. Эта мысль прозвучала – она была важна для всех. Сегодня я с убежденностью взрослого человека, много чего повидавшего на своем веку, могу повторить те слова. Мне кажется, что переход от родителей к детям, скажем, охранной, защитной функции всего того, что тебе дорого, дорого твоему Отечеству, вообще присущ русскому народу. Какое поколение ни возьми – так было всегда. Когда я, приближаясь к пятидесятилетнему возрасту, вернулась на свою малую родину, в Вязьму, мой папа – инвалид Великой Отечественной войны, воевавший на Зайцевой горе в Калужской области, прозванной высотой смертников, – уже умер. Ранения на войне он получил тяжелейшие, и всю свою не столь долгую послевоенную жизнь страдал от них. У меня возникло желание увековечить память о событиях, которые происходили в Вязьме в 1941 году. В официальной истории о них долгое время невозможно было что-либо прочитать – я-то узнала о «Вяземском котле» в 70-е годы прошлого века во время одной из научных конференций в ГДР, в Потсдаме. И меня это так потрясло!

А что за конференция была? Можете сказать, чтобы читатель имел полную ясность?

Для полной ясности сообщу, что после окончания Ленинградского гидрометеорологического института меня по распределению направили в Латвию, где впоследствии и прошла большая часть моей жизни. Я заведовала в Риге Лабораторией информационно-вычислительных систем Всесоюзного научно-исследовательского института Академии сельскохозяйственных наук. Ездила на международные форумы. И вот в Потсдаме во время одной из таких поездок увидела книгу на немецком языке, взглянув на которую смогла только определить, что в ее названии есть до боли родное слово «Вязьма». Немецким я не владела, поэтому попросила переводчика полностью перевести название. Он перевел: «Вязьма. Черные дни Красной армии». Позже, навещая маму, я стала расспрашивать старожилов нашего края, почему немцы так написали – черные дни… Хотя подобного рода расспросы в те годы не приветствовались и очевидцев не поощряли делиться воспоминаниями, однако один из них не побоялся мне кое-что рассказать. В октябре 1941-го он поехал по лесу в Доманово через другую деревню –Мартюхи, и на Мартюховской горке его лошадь не могла пройти, так как везде лежали мертвые люди. Это было место прорыва из «котла». Сегодня про «Вяземский котел» известно многое. К примеру, то, что осенью 1941 года тут попали в немецкое окружение пять наших армий (в состав которых входили и дивизии Московского народного ополчения). И что более 600 тысяч советских воинов были взяты в плен. А сколько сотен тысяч красноармейцев погибло, закрыв путь к наступлению немецко-фашистских войск на Москву и дав возможность командованию выиграть время для сосредоточения резервов?!

И как Вам тогда виделось увековечивание памяти защитников Отечества на родной земле, где, наверное, не то что каждый метр – каждый ее сантиметр пропитан солдатской кровью?

Я обратилась к владыке Кириллу, нынешнему Патриарху, с прошением, чтобы он благословил построить в деревне, попавшей в эпицентр «Вяземского котла», небольшой храм-часовню, посвященный моему отцу Федору, и назвать его в честь Небесного покровителя папы – великомученика Феодора Стратилата, издревле почитающегося как покровителя православного воинства. Владыка благословил. Средства у меня еще на тот момент имелись, так что в 1996 году мы начали строительство, а в 2000 году митрополит Кирилл освятил наш деревянный храмик великим освящением. Сказал, что это первый храм, построенный в деревне в память о павших воинах. С этого всё и началось!

Об иконе Божией Матери «Одигитрия– Вяземская ратная» и наказе старца «сидеть в окопе»

Матушка, а у Вас была духовная «закваска» верующей семьи или родители подпали под влияние богоборческой власти и Бога не признавали?

Мой папа на фронте вступил в партию. Но в младенчестве он был крещен, поскольку наша бабушка, родившая 18 детей, была глубоко верующей и детей своих воспитывала в благочестии. Поэтому запрета от папы не ходить в церковь мы с сестренкой не слышали. Папина мама и мамина сестра – инвалид войны, водили нас с Ниной в храм, где мы причащались. У нас дома икона Божией Матери Одигитрии (благословение маминой мамы) висела на кухне, у бабушки в деревне – в красном углу. Если кто-то чужой наведывался, шторка тут же задергивалась. Позже, когда к власти пришел Хрущев, папа однажды вернулся с партийного собрания, обсуждавшего доклад Никиты Сергеевича по разоблачению культа личности Сталина, и произнес: «Девчонки, если хотите поступить в институт, в церковь больше не ходите». Но я точно знаю: то, что вложено в человека в детстве, никуда не исчезает. И часто говорю молодым родителям: «Приводите маленьких детей в храм!» Надо видеть, как эти детки к иконам подходят! Идет старшая сестричка лет пяти, ведет за руку братика, который только-только начал ходить. Девочка встает перед святым образом и учит малыша креститься. Ну разве это когда-нибудь забудется?

Не забыла и я, какую прививку веры получила в детстве. Мой институт в Ленинграде располагался напротив Александро-Невской лавры. Сидишь в аудитории и в окно видишь эту великую святыню. У нас были девушки из верующих семей, я с ними постоянно ходила в лавру. Конечно, на Литургии мы не стояли, не причащались, но перед святыми образами искренне молились. В Риге, будучи светским человеком, я много подвизалась в Свято-Троице-Сергиевом женском монастыре. Потом наступили тяжелые времена. После распада СССР в Риге закрыли филиалы Московских институтов, в том числе и мою лабораторию. Работать было негде. А в Вязьме заболела мама (инсульт), и некому было за ней ухаживать. Но где найти работу доктору биологических наук в маленьком провинциальном городке? Настоятельница Рижской обители игумения Магдалина (Жегалова) сказала: «Там у вас монастырь открыли. Иди туда». Но монастырь-то оказался мужским! «Ничего, – сказала матушка Магдалина. – Обратись к игумену, он тебе работу найдет». Так и получилось. Я взяла с собой два компьютера, которые очень даже пригодились, когда мы занялись созданием Духовно-просветительского центра при Иоанно-Предтеченском мужском монастыре. Затем в 1995 году по благословению нашего правящего архиерея митрополита Кирилла меня постригли в иночество. А монашеский постриг в 2000 году совершил владыка-митрополит Кирилл, дав мне имя в честь святой праведной Ангелины, деспотиссы Сербской.

Знакомство с лаврским старцем схиархимандритом Михаилом (Балаевым) сильно повлияло на Вашу дальнейшую жизнь? Как оно, матушка, произошло?

Это удивительная история и особо для меня памятная. В лавру мы приехали с одной знакомой игуменией. Был 1999 год. Матушка сказала отцу Михаилу, что ее попутчица-инокиня, то есть я, хочет у него окормляться. Отец Михаил ответил, что он слишком болен, поэтому не может брать на себя такую ответственность. Батюшка действительно был очень старенький и больной. Я когда взглянула на него, то подумала, что, наверное, первый и последний раз его вижу. А он потом окормлял меня еще целых десять лет! Так вот, узнав об отказе, я почувствовала, как слезы закипают на глазах. Потом вдруг батюшка сказал игумении: «Ну, пусть она зайдет!» Захожу. «Ты откуда?» – «Из Вязьмы». – «Из Вязьмы Смоленской области?» – «Да». – «Ну-ка, ну-ка садись!» Сколько примеров можно привести, явно свидетельствующих, что у Бога ничего случайного не бывает! И этот – один из них. Оказывается, в 43-м году, в марте месяце, отец Михаил освобождал Вязьму. Шли они через Сычевку, практически все время передвигались пешком. Когда к Вязьме приблизились, нужно было форсировать реку. А над рекой на горе стоял большой собор, в котором укрепился немецкий пулеметчик. Несколько атак захлебнулось: пулемет не умолкал, косил людей. Пришла очередь роте отца Михаила (тогда еще Виктора) идти по тонкому льду, покрытому водой. И батюшка вспоминал, что он тогда внутренне сказал себе: если останусь жив, уйду в монахи. Господь спас его: до берега добежало лишь два человека из ста. Восемнадцатилетний Виктор Балаев в том бою был ранен и очнулся только в госпитале через несколько дней. После войны он какое-то время учился, получил художественное образование. Очень талантливый был человек! Но обет, данный Богу, сдержал. Поступил в Троице-Сергиеву лавру послушником, а закончил свою земную жизнь схимником. Длительный период времени был келейником Святейшего Патриарха Алексия (Симанского).

Узнав о благословении митрополита Кирилла построить под Вязьмой монастырь поминовения павших воинов, схиархимандрит Михаил первым делом наказал нам написать икону Божией Матери «Одигитрия – Вяземская ратная». Благодаря тому, что в монастырь из года в год приезжают паломнические группы и благодаря, конечно, средствам массовой информации сегодня предыстория появления этой иконы стала широко известна. Но мне думается, будет уместно ее вкратце повторить. Воевал тогда Виктор Балаев подо Ржевом. Увидев на груди Виктора, будущего старца Михаила, нательный крестик, один солдатик решился ему рассказать, как он и другие бойцы сумели вырваться из «Вяземского котла». На вечер был назначен прорыв немецкой линии, однако вражеский огонь не прекращался. И вдруг солдаты увидели женщину в темной одежде – то ли в накидке, то ли в широком плаще. На руках она держала ребеночка. Женщина пошла по тропинке и как будто рукой звала за собой. Солдаты подумали, что это местная жительница, знающая дорогу. Пригнувшись, побежали за ней. Бежали-бежали, потом увидели, что она скрылась за кустиками и совсем исчезла из вида. Тогда только они поняли, что это была не простая женщина…Схиархимандрит Михаил дал благословение написать икону, на которой Божия Матерь представлена во весь рост, парящей на облаке, с Предвечным Младенцем на руках. Под ней между символических холмов текут две реки – земная и небесная. Первая – из тысяч воинов, мучеников, павших за Отечество. Они изображены без головных уборов, в гимнастерках, в плащ-палатках, с крестами в руках. Вторая река уносит души погибших на небо. Я тогда спросила у батюшки, почему красноармейцев, среди которых наверняка было немало комсомольцев и коммунистов, надо изображать с крестами? Батюшка сказал слова, запомнившиеся мне на всю жизнь: когда наступает последняя минута, все мы становимся верующими. (Кстати, известно предание, что еще при Екатерине II воина, погибшего на поле брани за Отечество, считали мучеником. Он не святой, но – мученик. Вот и эти тысячи и тысячи бойцов приняли мученическую кончину).

Сегодня Спасо-Богородицкий монастырь, поминающий воинов, известен в нашей стране и за ее пределами. Матушка, а застал ли Ваш духовный отец период строительства обители и начало реализации ею столь высокой миссии?

Практически нет. Он умер в 2009 году – причем на день памяти моей Небесной покровительницы святой Ангелины Сербской, 14 июля. Но после его кончины мы почти сразу реально почувствовали молитвенную помощь дорогого батюшки. Умер он в июле, а уже в августе у нас появился благотворитель, и с 2010 года началось строительство. Благотворитель – Игорь Алексеевич Сазонов – и по сей день с нами, наш ктитор. За труды по строительству Покровского храма монастыря Игорь Алексеевич награжден Святейшим Патриархом Кириллом орденом преподобного Серафима Саровского III степени. Вспоминаю, как в середине 2000-х годов я приезжала к отцу Михаилу и говорила: «Батюшка, ничего не получается! Благословите уйти в какой-нибудь другой монастырь!» Но он мне сказал: «Я в 43-м году сидел в окопе под Вязьмой, а теперь ты сиди!» И сказал, что этот монастырь давно построен на Небесах, ему только осталось спуститься на землю. Не могу не привести еще одно дивное подтверждение того, что у Бога ничего случайного не бывает. Сначала мы на пожертвования выкупили землю у крестьян (их паи) и передали ее в собственность епархии. И всё же поскольку то были сельхозугодия, ничего нельзя было возводить. Наконец в 2009 году вышло постановление губернатора: шесть с половиной гектаров перевести из категории сельскохозяйственных угодий под строительство православного монастыря. Начались геодезические, геологические работы, и только потом мы узнали, что именно здесь, на берегу реки Курьяновки, где строится наша обитель, был единственный удавшийся прорыв из «Вяземского котла». Я и себе, и сестрам говорю: «Мы должны радоваться, что Господь позволяет нам здесь присутствовать!» Ну, и конечно, монастырь созидался молитвами Святейшего Патриарха Кирилла. Дело это невероятно трудное, сложное, но, слава Богу, определением Священного Синода Русской Православной Церкви от 25 июля 2014 года Спасо-Богородицкий Одигитриевский женский монастырь был открыт.

В монастырском синодике – более 21 тысячи имен

Несколько лет назад в СМИ проходила информация, что монастырь под Вязьмой поминает 10 тысяч имен погибших воинов. Затем приводилась другая цифра – 12 тысяч. Вероятно, к началу 2020 года она возросла?

Сейчас в монастырском синодике более 21 тысячи имен. Поминаем мы вождей и воинов, павших в годы Великой Отечественной войны. Поминаем всех православных жителей страны, погибших от рук оккупантов в плену и концентрационных лагерях, а также тех, кто принял страдальческую кончину вследствие тяжести военного времени. Еще поминаем воинов, погибших в ходе локальных конфликтов, спецопераций и во всех военных конфликтах XX и XXI веков.

Наверное, включая и наши недавние потери в Сирии?

Да, это, можно сказать, свежие раны. Был такой случай: 18 сентября 2018 года после отпевания и погребения останков 459 воинов в братских могилах на Богородицком поле в наш храм на обратном пути зашли двое военных из Вязьмы, офицеры. Они сказали, что вчера в Сирии был сбит разведывательный самолет ИЛ-20 и погибли все, кто находился на борту. Среди погибших – военнослужащие из Вязьмы. Офицеры спросили: можно ли, чтобы об их земляках, выполнявших свой воинский долг, молились здесь в храме? Старший священник монастыря иеромонах Даниил (Сычёв) достал синодик для поминовения воинов и записал имена. Вообще сразу после открытия обители нам стало поступать много писем от родственников, точно знавших, что в этой местности, на этой земле, погибли их близкие. Потом стали присылать письма родственники тех, кто сражался с фашистами на разных фронтах и сложил голову за Отечество. Затем в нашей почте появились письма от родителей, жен, сестер, братьев, детей наших современников, погибших в ходе локальных вооруженных конфликтов. Мы решили, что так как наш монастырь единственный в своем роде, будем поминать всех. В обители подвизается семь сестер. (Еще когда я ездила к отцу Николаю Гурьянову на остров Залит, он мне говорил: «Не бойся малое стадо! Всё будет!») Понятно, что для «малого стада» было бы неподъемно поминать столько имен погибших воинов. Но каждому, кто к нам приезжает, мы даем прочитать страницу синодика с именами. Рассказываем всем о монастыре и о трагизме тех событий. Везем паломников к мемориальному комплексу «Богородицкое поле», где находятся захоронения останков солдат, найденных поисковиками Центра «Долг», которые каждый год продолжают исследовать эти леса и овраги, ручьи и болота, метр за метром. На «Богородицком поле» есть одноименный музей, он тоже производит сильное впечатление. И всё это вместе – духовная часть и историческая, поминовение имен и оживающие страницы трагического прошлого – благотворно влияет на человека.

А много людей к вам приезжает?

Много. Только за минувший год мы приняли около 150 паломнических групп. Из них 70 – молодежные. Если в самом начале дорогу к нам знали в большей степени военные, побывавшие в «горячих точках», то сейчас, я бы сказала, настало время молодежи. Нас постоянно посещают студенты разных вузов, учащиеся колледжей, и что отрадно: среди них столько молодых людей, которые – это чувствуется – имеют не только чистую душу, но и чистый ум. Что я имею в виду? Что сбить их с пути, навязать им ложные установки, изуродовать их духовно не получится. И в этом видится повод для оптимизма в отношении будущего России. Очень весом вклад в духовно-патриотическое воспитание, в работу с паломниками отца Даниила (Сычёва), чей дед погиб под Вязьмой в 1942 году. Батюшка и служит, и окормляет сестер, и совершает отпевание останков воинов Великой Отечественной войны, панихиды, заупокойные литии. Он дружит с поисковиками, казаками и охотно встречается с гостями монастыря. Отец Даниил – член Союза журналистов Москвы и Союза художников Москвы, лауреат премии Союза писателей России «Имперская культура» по разделу «Душеполезное чтение». Но, конечно, для нас с сестрами крайне важно то, что ко всеобщей радости Господь нам послал батюшку-молитвенника.

И в заключение нашей беседы, матушка, хочу Вам задать вопрос, с которым мы подходили и к другим участникам форума. Почему монахи считали необходимым защищать Отечество в ту войну, 75-летие Победы которой скоро будем отмечать? Ведь какие гонения пережила Церковь со стороны государства! К тому же не всем было понятно, что такое фашизм. Особенно в первые годы войны…

Этот вопрос, полагаю, возникает у любого мыслящего человека. У меня он тоже возникал. И я как-то спросила у схиархимандрита Михаила (Балаева) – почти теми же словами. И услышала ответ, который всей душой приняла и, думаю, что он правильный. Батюшка сказал, что монах – слуга Богу. Человек приходит в монашество ради Христа. Приходит жертвенно. Первым воином был Христос, Который боролся с дьяволом. Монахи тоже призваны бороться с дьяволом. Но разве враги, стремящиеся захватить нашу землю, посылаются добрыми силами? Это слуги дьявола! А раз они слуги дьявола, то пока мы в теле, пока мы в плоти, мы должны с ними бороться. Кто – молитвой, кто – мечом, как получившие благословение преподобного Сергия Радонежского иноки Пересвет и Ослябя. Вспомним еще один факт: молодой иеромонах Пимен (Извеков), будущий Патриарх, в годы Великой Отечественной войны стал боевым офицером, разведчиком. Когда приходит жесткое для твоей Родины время и остро встает вопрос, быть стране и земле как таковой, или нет, тогда братские неурядицы (а что такое гражданская война? Брат идет на брата!) отступают на второй план. Это потом разберемся, кто прав, кто виноват. А сейчас надо защитить Отечество, защитить веру – именно правую веру, которая против дьявола. В этом смысл монашеского подвига на войне. О фашизме: видя зверства фашистских оккупантов, верующие люди понимали, что всё это делается по наущению дьявола.