«Любовь к России исходила от искания истинной веры»

Монахиня Корнилия (Рис) рассказывает на телеканале «Спас» о  своих поисках истинной веры, о том, что значило для нее трудничество в Псково-Печерском монастыре, как принималось решение избрать монашество, о трудах по распространению знаний о Православии и о том, как относятся сегодня к православному христианству в Америке, – беседа с ней.

Священник Георгий Максимов: Здравствуйте! В эфире передача «Мой путь к Богу». Сегодня у нас в студии монахиня Корнилия – редактор английской версии интернет-портала «Православие.Ru». Матушка, вы родом из Соединенных Штатов Америки. Не могли бы вы рассказать, как начинался ваш духовный путь? Насколько я понимаю, вы родились в среде, где о Православии ничего не было известно. 

Монахиня Корнилия (Рис): Да, это так. Я родилась в штате Индиана, недалеко от города Чикаго. И о Православии, конечно, мало слышала. Хотя на самом деле православных там много: большая сербская диаспора, много греков. Но об их религии, как ни странно, мы в детстве ничего не знали.

Я выросла в протестантской среде и часто ходила в храм. Родители были верующие, но, как это обычно для Америки, верующие достаточно поверхностно: ходили в храм для приличия, а жизнь – как везде, как у всех. Хотя моя мама действительно хотела привить нам какие-то христианские ценности.

Став подростками, мы, как это случается, от такой религиозной жизни отошли. Стало просто неинтересно, и более в церковь я не ходила. Но, тем не менее, от Христа я никогда не отказывалась и всегда считала себя христианкой. Так что у меня не было такого: мол, не хочу этого и всё. Просто стало скучно, скажем так.

Отец Георгий:Отошло на периферию жизни?

Монахиня Корнилия:Да. Поскольку протестантизм, особенно в Америке, уже превращается просто в социальное служение и подвержен всяким новым веяниям.

Отец Георгий: К какой деноминации принадлежали ваши родители?

Монахиня Корнилия: Они были пресвитериане. Но в Америке мало кто считает, что если он, к примеру, пресвитерианин, то в церкви других христиан ходить не станет. И мы ходили туда, где поближе, где нравится, где друзья. Так что если ближе и интереснее какой-то методистский проповедник, ходим туда, если баптисты – и туда пойдем. Люди меняют всё время свою деноминацию, вплоть до того, что есть очень много церквей, которые вообще без деноминации. Человек просто стал проповедовать и люди к нему потянулись. И естественно, когда с ним что-то случится и он перестает быть примером и авторитетом, эта его «церковь» сразу распадается, все разбегаются и ищут что-то другое.

Отец Георгий: А как складывалась ваша жизнь потом?

Монахиня Корнилия: Я поступила в университет. А душа хотела чего-то, поскольку чувствовалась некая пустота. В Америке есть такой обычай: уехать из дома учиться. Человек оказывается как бы отрезанным от семьи, сталкивается с жизненными трудностями, встает перед выбором: «Что я буду делать дальше? Кем я буду работать? Какая жизнь у меня сложится?» И многие начинают задумываться о религии, о смысле жизни. А университет – это огромное поле для деятельности миссионеров разных сект и течений. Когда я училась, особенно популярна была восточная религия. И сейчас это есть, но уже не так популярно, как в то время. А тогда были всякие ашрамы и много чего другого. Не было только православного храма.   

Я жила в общежитии, и моей соседкой по комнате была девушка, которая также испытывала сильную потребность найти смысл жизни. И мы решили посмотреть всё, а храмов и общин разных сект было много. Договорились распределить их поровну: она пойдет к одним, а я к другим – и потом поделимся впечатлениями.

В университете была группа последователей так называемого «нью эйджа» – течения, которое тяготеет к разным восточным учениям и имеет синкретический характер. Но эта группа признавала Христа как Владыку, как Учителя, как Бога, но на свой лад. Думаю, это были люди, которые действительно тянулись ко Христу, но их опыт пребывания в разных христианских общинах был негативный, им там было скучно и хотелось чего-то нового, более духовного, чем мог предложить протестантизм. Это были хорошие люди. Мы с соседкой стали ходить на их собрания. У них церкви как таковой не было. Просто собирались, читали Новый Завет и делились своими впечатлениями. Хотя у них было и некое своеобразное учение. Я ходила к ним, достаточно глубоко погрузилась в эту среду. Но потом почувствовала, что здесь что-то не то, душа стала отторгать это. И я отошла от них.

Был период, когда я словно бы оказалась на распутье. Но в это время произошло мое знакомство с Россией.

Отец Георгий: А с чем это было связано?

Монахиня Корнилия: У меня всегда, даже в детстве, был интерес к русской культуре, особенно литературе. В 16 лет я в первый раз прочитала Достоевского. Не могу сказать, что я всё тогда понимала, но читала с великим интересом. В университете слушала курс русской литературы, там же выучила русский язык, и мне очень хотелось посмотреть, что происходит в России. Это было в 1982 году, когда тут был еще коммунизм, Брежнев. Единственная возможность оказаться в России – по студенческому обмену. Так я попала в Ленинград, где совершенствовала русский язык.

Отец Георгий: Не страшно было ехать? Ведь советскую Россию изображали в Америке как империю зла.

Монахиня Корнилия: Это вызвало обратный эффект. Мы росли в годы «холодной войны», и, как это часто бывает у молодых людей, когда говорят: «Это плохо, ни в коем случае туда не ходи», возникает непреодолимое желание идти именно туда. Наверное, это тоже подстегивало мой интерес, когда я запоем читала о России. А первая книга о России, которую я прочитала, называлась «Николай и Александра» – о последней царской семье. Ее написал Роберт Масси, который очень известен своими романами о дореволюционной России. Там, конечно, было много сенсационного: Распутин и прочее. Но было и иное: давался поразительный для меня образ жизни – монархов и при этом людей, для которых христианская вера являлась существенной частью жизни. Это были глубоко верующие люди, и всё в их жизни строилось вокруг веры.

Поэтому, когда появилась возможность учиться в Ленинграде, я накопила какие-то средства и поехала.

Отец Георгий:  И какие у вас были впечатления?

Монахиня Корнилия: Довольно разные. Это был уже, можно сказать, закат коммунизма. Конечно, люди были очень интересные. Нас возили по разным экскурсиям. Я особенно помню одну экскурсию в Великий Новгород. Юрьевский монастырь тогда был музеем. Нас привели туда. В притворе храма была выставка атеизма с разными примитивными антирелигиозными агитплакатами. А потом мы зашли в храм, а там – фрески и живопись древнерусская. Смотрю: образ Христа, евангельские сюжеты! Я была совершенно ошарашена. Это была настолько красноречивая проповедь христианства, особенно Православия, когда на входе видишь этот примитивизм, а потом в храме видишь такое… Видишь, что могут люди творить, когда они одушевлены религиозными чувствами, и что они делают, какое искусство производят, когда этих чувств нет. Этот контраст меня глубоко затронул. Хотя я ничего еще не понимала в Православии, так как оно для меня оставалось неизвестным.

Мне запомнился еще один интересный момент. Когда я однажды вышла из храма в Ленинграде, то увидела сидящего на скамейке старичка. Я не знаю, кто он был, и уже никогда не узнаю. Но он сидел и смотрел, как молодые люди выходят из храма. И так улыбался, глядя на нас, и от него такая доброта исходила! Это было настолько необыкновенно, что навсегда запомнилось. Может, он просто за нас молился.

Отец Георгий: А вернувшись в Америку, вы сталкивались с Православием?

Монахиня Корнилия: Сталкивалась. Хотя тогда у меня и мысли не было стать православной.

Вернувшись, я закончила университет и переехала в Сан-Франциско. Я видела русские храмы, потому что в Сан-Франциско очень большая русская диаспора. И был уже этот огромный собор, который построил владыка Иоанн Шанхайский – его самого уже не было в живых. Был и женский монастырь. Помню, когда я впервые увидела этот храм, то, поскольку любила Россию, хотела зайти. Но бабушка, стоявшая перед дверью, на мой вопрос, можно ли зайти, ответила: «Нет! Храм закрыт. Уходи». И меня этот ответ так оттолкнул, что я не осмелилась спросить, когда можно прийти.

Потом как-то я увидела маленький храм на обычной улице. Это был просто дом, который превратили в храм: сверху был пристроен купол и водружен православный крест. Я подумала: «Как интересно. Пойду посмотрю». Подошла. Вышла молодая монахиня. Я сказала, что интересуюсь русской культурой, училась в Ленинграде. Она ответила: «Я тоже из Ленинграда». А за ней стояла старуха, вся в черном. Я совсем не понимала, зачем эта черная одежда. И старуха говорит: «Ты с кем это болтаешь? Уходи!». В общем, опять «уходи». После этого я перестала предпринимать попытки зайти в русский храм. Я не виню этих людей, понимаю, что мое время еще не пришло, я не была еще готова. И если зашла бы, то, может, ничего, кроме любопытства, не испытала бы.

Отец Георгий: Как же состоялось ваше знакомство с Православием после стольких неудачных попыток?

Монахиня Корнилия: Вышло так, что мои знакомые по секте «нью-эйдж», которую я одно время посещала в университете, оказались тоже в Сан-Франциско. С той поры, когда мы общались, прошло уже много лет, и оказалось, что они за эти годы приняли Православие. Вся группа обратилась в Православие, преимущественно после знакомства с трудами отца Серафима (Роуза). Когда я с ними встретилась, они сказали: «Тебе обязательно надо с нами поехать в одно место. Там будут лекции читать. Бросай всё и с нами». Этим местом был монастырь в Северной Калифорнии, в глухом месте, в лесу, в горах. Звучало странно, но поскольку это было в выходные, то я подумала: можно бы и съездить. Мы сели в машину, ехали пять часов. Приехали. Там такой пейзаж неописуемый около монастыря! И, конечно, это было очень для меня экзотично. Надо было откопать какую-то юбку, чтобы надеть: мне сказали, что, мол, иначе неудобно… Платок мне дали.

Лекции были очень интересными. Но когда они закончились, оказалось, что сейчас будет всенощное бдение – а был престольный праздник – начнется оно в 18:00 и будет длиться семь часов. Я подумала: «Как же быть? Как уехать отсюда?» Осталась. Выстояла. Всенощное бдение было в буквальном смысле всю ночь. И я поняла: это то, к чему стремилась моя душа. Всё как бы сошлось. Я поняла, что любовь к России исходила от искания истинной веры, истинного образа Христа. Этот истинный образ Христа я видела на иконах в тех монастырях, которые превратили в музеи. А уже здесь мне объяснили всё на английском языке доходчиво.

Я очень возгорелась и сказала: «Через неделю или две я вернусь и приму крещение». Что и сделала.

Конечно, Господь призывает каждого индивидуально. Но, наверное, мне нужно было немножко больше катехизации. Потому что после крещения всё меняется кардинально в душе. И у меня возникала непонятная для меня потребность изменить свою жизнь. Это было очень резко. Менять приходилось всё. И друзья отпадали, и на работе стало тяжело.

Отец Георгий: Интересы изменились?

Монахиня Корнилия: Интересы совершенно изменились. Поведение изменилось, само по себе, даже без особого усилия. Почему на работе стало особенно тяжело? Потому что Сан-Франциско – это очень кощунственная среда, несмотря на то, что Русская Православная Церковь там очень сильная и там почивают мощи святого Иоанна Шанхайского. Но люди просто кощунственно себя ведут порой. И я поняла, что на работе уже не могу этого терпеть. Один раз я просто встала из-за стола, когда мы пили чай с коллегами, и ушла. Для них ежедневная привычка – кощунствовать, а для меня это стало уже неприемлемо. Поэтому я начала думать, как выходить из этой среды. Для меня она стала уже как тюрьма какая-то. А я хотела свободы.

В то время уже началась перестройка в России. И очень много в Америку приехало русских. В том числе много аферистов. И один человек помог мне нелегально раздобыть визу в Советский Союз. А я, уже будучи православной, решила, что поеду. Отпросилась с работы на некоторое время и приехала сюда, даже не зная, что будет. Но перед отъездом прихожанка собора попросила меня передать для одного батюшки ботинки, дала телефон своей сестры. И оказалось, что эти ботинки были для старца Адриана из Печор. Сестра той прихожанки привезла меня в Печоры. Такой красоты в жизни я никогда не видела. Я пожила там, познакомилась с людьми, ходила в храм всё время и попросила благословения вернуться, чтобы пожить подольше. Благословение дали. И через какое-то время я снова приехала в Печоры и осталась там на полтора года.

Отец Георгий: Вы жили как трудница?

Монахиня Корнилия: Да, как трудница. Жила в городе и трудилась в монастыре. Конечно, Печоры, особенно тогда, когда было мало монастырей, было очень значимым местом для России. И я никогда не забуду этот год, который изменил всё в моей жизни. И там я пришла к решению принять монашество.

Отец Георгий: А что более всего повлияло на это решение? Ведь человеку из протестантской среды идея монашества обычно не очень близка.

Монахиня Корнилия: Когда кругом монахи, монашество воспринимается как нечто естественное. Это в Америке монашество – что-то экзотичное, особенно в те времена; такой аскетизм настолько отличается от привычной нам жизни, что трудно об этом и помыслить. Но когда живешь среди людей, которые смотрят на это как на естественное явление, ты тоже начинаешь так смотреть. Я не хотела в мир возвращаться. И поэтому решила идти в монастырь. Но постриг приняла уже в Америке. Вернулась в Америку и первый год жила на Аляске.

В России я жила во время кризиса, выдела пустые прилавки в магазинах. И если бы я не ходила на трапезу в монастыре, есть мне было бы нечего. Аскетическая монашеская жизнь на Аляске показалась мне просто роскошной, потому что я за тот год в России привыкла жить более аскетично, чем было в монастыре в Америке. Тогда было время, когда все русские были аскетами поневоле.

Отец Георгий: И когда вы приняли решение еще раз приехать в Россию, уже насовсем?  

Монахиня Корнилия: Все складывалось постепенно. Все монахини и монахи в нашем монастыре – обращенные американцы, только игумен был русский. Отец Серафим (Роуз), к чьей традиции восходил наш монастырь, начал издательскую деятельность. Так что это был миссионерский монастырь. Надо отдать должное этим людям: до них книг о Православии на английском языке было крайне мало. И те, что имелись, было трудно найти, и язык у них был немножко такой… не совсем американский. А братство преподобного Германа Аляскинского стало издавать книги в большем масштабе. И еще журнал «Православное слово». Этот журнал был для меня очень важен, когда я обратилась. Я ожидала каждого номера. И это была такая радость – прийти домой с работы и найти в почтовом ящике «Православное слово». Я сразу набрасывалась на него и прочитывала от корки до корки.

И вот, поскольку я знала русский язык и еще изучала английскую филологию и журналистику, то в монастыре мне дали в послушание переводы. Поэтому я вернулась в Калифорнию, и мы стали работать с текстами. Но, конечно, кроме переводов была еще и посуда, и уборка, и богослужение, и клирос, и всё остальное, что надо делать монахине. А в свободное от всего этого время надо было переводить тексты. Даже на монашеский постриг, когда мы по традиции должны были три дня проводить в храме в молитве, мне сказали: «Ты уж извини, но надо редактировать текст одной книги, которую мы должны срочно доделать». И поэтому я три дня сидела в храме и редактировала текст. Это было житие преподобного Макария Оптинского.

Потом возникло еще одно послушание: меня посылали в Россию покупать здесь церковную утварь, облачения и прочее. В переводе на доллары здесь все это было очень дешево. Даже учитывая стоимость путешествия, было выгодно приехать сюда и закупать для церковных лавок иконы, крестики, утварь. В России я встретилась с людьми, с которыми познакомилась в свое время в Печорах. Один из них был монахом Сретенского монастыря. Через него меня попросили перевести книгу – письма отца Иоанна (Крестьянкина): ее наш женский скит издал в Америке. Потом еще попросили переводить. Постепенно я стала больше бывать в России, чем в Америке, и тогда мне уже предложили работать на англоязычном православном сайте. Я попросила благословения у своего епископа и у начальства. Сказали: «Хорошо, поезжайте». И вот с тех пор я здесь.

Отец Георгий: И теперь отвечаете за английскую версию сайта «Православие.Ru»?

Монахиня Корнилия: Да. Мы стараемся переводить в том числе и передачи «Мой путь к Богу». Они очень популярны у нас, ими многие интересуются. И вышло так, что один эмигрант, живущий в Канаде, попросил дать ему возможность переводить что-то для нашего сайта. Он сам, видимо, из Средней Азии, потому что имя его Талиб, в крещении Павел. Просим всех молиться за него. Вот он переводит эти передачи. И удачно переводит. Очень хорошо у него получается.

Мы хотим дать людям возможность больше читать на английском языке о православной вере. Интернет – явление очень важное. Человек в любой точке мира может, если у него есть интернет, зайти на наш сайт. А поскольку английский теперь настолько распространенный язык, что уже стал, как некогда греческий в древнем мире, языком общения для всех, то наш сайт могут читать очень многие люди.

Отец Георгий: Не только в Америке, но и в других странах.

Монахиня Корнилия: Да. Например, в Индии очень много англоговорящих людей. И мы даже ставим на сайте материалы от православных индийцев. И от пакистанцев тоже.

Отец Георгий: На ваш взгляд, стало ли Православие лучше известно в Америке? Изменилась ли ситуация, или же оно еще для многих не открыто?   

Монахиня Корнилия: Думаю, для многих еще не открыто, но всё же барьер потихоньку разрушается, потому что целые группы стали в США обращаться в Православие. Есть огромная группа евангелистов, которые приняли Православие.

Нередко обращаются целыми приходами, если какой-то пастор, истинно ищущий Христа, находит Его в православной вере. Так что уже очень много американцев стали православными, не имея ни греческих, ни восточных, ни славянских корней. Когда-то Православие в Америке было чисто этническим явлением, распространенным среди эмигрантов из православных народов, а сейчас ситуация изменилась. Но это не значит, что этнический фактор не имеет места и не важен для американцев. Если человек – носитель Православия, то к нему присматриваются: как он живет, что делает? Если он вырос в Православии, если для него оно естественный образ жизни, а не какой-то придуманно-вымученный, то его пример очень важен. И тут огромна роль, по крайней мере для меня, Русской Зарубежной Церкви, поскольку в ней еще есть люди, которые воспитывались в традиционно православной среде, которые знали святых. Есть священники, у которых многие поколения предков были священниками, – и это тоже очень важно. Даже просто смотреть, как они живут. Конечно же, важна роль и православных греков, которых чрезвычайно много в Америке. Но они тут оказались по иной причине, они бежали от нищеты за лучшей жизнью. Поэтому они пережили период, когда не хотели отличаться от других американцев.

Отец Георгий: Наверное, поэтому сейчас значительное число американских греков не связывают себя с Православием?

Монахиня Корнилия: Им важно прежде всего, что они греки. А Православие для них – просто часть этнической идентичности. Но часто бывает, что греки, можно сказать, переживают момент обращения и становятся очень верующими людьми. И когда это происходит, то, конечно, это очень высокий пример, который всем нам помогает. Но это, к сожалению, касается далеко не всех, кто воспитывался в греческом Православии.

Есть греческие приходы, в которых половина прихожан – не греки. Например, в Далласе есть огромный греческий собор. Половина прихода – американцы. Причем техасцы. А это особые люди. Это пионеры, это ковбои… Это «Bible belt» – «Библейский пояс», как называют южные штаты, где очень много христиан и где христианство является важной частью жизни. Там, если человек не ходит хотя бы в какую-то церковь, на него уже смотрят немножко косо. Там очень верующие люди – по-своему верующие: баптисты, члены Епископальной церкви (это американский вариант англиканства). И когда в этих сообществах стали внедряться всевозможные новшества, такие как, например, женское священство, они отошли от своей деноминации и стали искать более традиционную. Очень многие нашли свое место в Православной Церкви.

Отец Георгий: Дай Бог, чтобы и другие люди, которые живут в неправославных странах, тоже могли найти свое место в ней. Спасибо большое, матушка, за ваш рассказ. Желаю помощи Божией в ваших трудах.