Монастырские мироносицы

Игумения Иоанна (Смуткина)

Служение жен-мироносиц, пришедших на заре помазать тело погребенного Христа благовонным миро и первыми узнавших о Его Воскресении, одухотворяет жизнь православных женщин во все времена. Но особый смысл оно приобретает в монастырях. Именно монастырские мироносицы делают то, что, кажется, не под силу крепким мужчинам: не только воссоздают из руин храмы и обители, но и устраивают в них дивную красоту – как отблеск красоты Небесной. 365 лет назад на владимирской земле преподобными Лукианом и Корнилием была создана женская обитель, пережившая после октябрьского переворота разорение и поругание. Нынче Свято-Успенский женский монастырь г. Александрова Александровской епархии отмечает 25-летие своего возрождения. О земных и духовных путях его насельниц размышляет настоятельница монастыря игумения Иоанна (Смуткина).

«Если хоть один человек обратится к Богу через монастырь…»

Матушка Иоанна! Все 25 лет жизни возобновленного монастыря вы с ним – в скорбях и радостях. Что значит для вас игуменский крест? Кем вам больше приходится быть – психологом, духовником, хозяйственником, мамочкой для сестер?

Это очень непростой вопрос – и не для меня одной. Раньше игуменом монастыря не назначали, а избирали за святость жизни. В моем понимании святой человек – это имеющий дар послушания, который, с одной стороны, должен учитывать особенности каждого человека, а с другой – не останавливаться ни перед какими трудностями, ведя домостроительство Божие. Страшно не соответствовать своему призванию… Но в моей жизни был замечательный пример (как и для других насельниц Рижского Троице-Сергиева женского монастыря, где я в 80-е годы XX века начинала свой монашеский путь) – игумения Магдалина (Жегалова). Никогда не забыть ту любовь к людям, которая из нее лучилась. С какой теплотой, сердечностью, с какой участливостью она встречала каждого из нас, готова была в любую минуту поддержать и принять твою душевную боль! Именно такой в моем понимании должна быть настоятельница монастыря…

Когда в 1991 году мы вдвоем с монахиней Архелаей (она сейчас настоятельница женского монастыря в Якутской епархии) получили благословение на восстановление Александровского монастыря, епископ (ныне митрополит) Евлогий сказал: «Если хоть один человек обратится к Богу через ваш монастырь – знайте, что вы жили не зря!»

Да, мы понимали, что получаем огонь монашеской жизни из рук основателей монастыря преподобных Лукиана и Корнилия, заложивших обитель в 1651 году на месте государева двора в знаменитой Александровой слободе, получаем через тех подвижниц, которые души свои положили, чтобы этот огонь не погас даже в годы разорения монастыря, когда в святых стенах были и овощехранилище, и молокозавод, и свинарник, и кинопрокат… Не угасала молитва сестер, изгнанных из обители, репрессированных, ущемленных в правах…

Но чтобы монашеская молитва снова стала центром духовной жизни Александрова, надо было приложить очень много сил. Однако… На первую же монастырскую службу в храм не пришло ни одного человека – все прихожане ушли за священником, которого перевели в приходской храм. И что делать?! Впору руки опустить. Смущали не голые стены разоренного келейного корпуса, а то, что монастырь воспринимался как некая непонятная диковина: «Какие такие монастыри? Какие монахини? Зачем они?» И где в незнакомом крае найти людей для множества послушаний? Нужна просфорница, да такая, чтобы с первого дня умела печь нормальные просфоры. Кого-то надо поставить на кухню… Нужны швеи, иконописцы, певчие…

Оставалось надеяться, наверное, лишь на чудо Божие?

Да! Иначе, как чудом, все происшедшее затем не назовешь. Врезалось в память наше второе утро в монастыре. В 7 утра мы услышали, как кто-то под окошечком нашей кельи, расположившейся прямо в стене, тоненьким голоском читает молитву. Открываем дверь – стоит худенькая женщина несколько болезненного вида. «Матушки! Мне сказали, что вы приняли сто сестер, возьмите меня хоть сто первую…» Мы отвечаем: «Проходи, будешь первою!» И хоть Галина была инвалидом, но стала для нас настоящим благословением Божиим. Как посыпались на нас милости! Кто-то везет плиту, кто стул, кто продукты! А один случай был вообще потрясающим. Надо было поднять новый крест на купол Троицкого собора. Мы даже представить не могли, какими силами будем это делать. В этих хлопотах и не обратили особого внимания на подтянутого интеллигентного мужчину, который спросил, что мы собираемся делать с крестом. А через пару дней увидели, как над куполом храма кружит вертолет. Мы понять ничего не можем. А оказалось, что это командир летной части из Домодедова прислал летчиков, чтобы они подняли крест на купол. А на вопрос – сколько это будет стоить, даже возмутился: «Что вы, матушка! Как можно брать деньги с монастыря?!»

Конечно, мы понимали, чьими молитвами нам так помогает Господь. И получили тому необычное подтверждение. Как только мы поселились в монастыре, ко мне пришел милиционер, охранявший музей, чтобы предупредить: «Матушка, вам здесь будет очень трудно. Здесь по ночам ходит призрак Ивана Грозного!» Когда мы расспросили, как выглядит «призрак», милиционер описал нам старца в монашеской одежде… Удивительно, конечно…

В это же время возобновили старинный крестный ход, устроенный еще преподобным Лукианом, из монастыря Лукианова пустынь – места явления чудотворной иконы Рождества Богородицы – в Успенский монастырь. В свое время этот крестный ход длился неделями – с чудотворным образом обходили дома Александрова, совершая молебны, и город избавлялся от многих бед и болезней…

Целой эпохой было создание воскресной школы при монастыре, где кроме обучения ставили с детьми замечательные спектакли, занимались пением. С композицией «Русь называют святой» детки ездили в Международный славянский Центр в Москве. Но самое главное – дети повели в храм нецерковных еще родителей и усадили их вместе с собой за парты. Запомнилось, как после первого года учебы родители вместе с детьми сдавали также экзамены, а некоторые ребятишки и помогали мамам, если тем доставался трудный билет…

Много было нелегких моментов. Мы пережили настоящее нашествие самых разных сект и оккультистов на наш город, которые выбирали для своих «сеансов» самые святые дни: Крещение, день Сошествия Святого Духа, Богородичные праздники. Но эти сатанинские действа нередко кончались ничем. Помню, как после молебна в нашем монастыре, молитв братии Троице-Сергиевой Лавры, после крестного хода прихожан вокруг Дома культуры, где должно было состояться представление Кашпировского, оно было практически сорвано – билеты приобрели всего несколько десятков человек, а сам «телемаг», опоздавший на собственный вечер на полтора часа, по рассказам очевидцев, был вне себя и грозил, что в городе, где «властвуют попы», он не появится в ближайшие 200-300 лет…

А как люди менялись в эти годы! В Александрове оказался замечательный народ – неравнодушный, легкий, чуткий. С большим благоговением поток людей идет к святыне – мощам преподобного Корнилия, который очень многим помогает в болезнях телесных.

У нас очень ревностные прихожане. Когда мы с помощью института реставрации восстановили иконостас, люди говорили: «Верните нам прежний, намоленный». А тот был временный, совсем маленький – привезен из одного закрытого сельского храма. Прихожане долго думали, что новый иконостас пластмассовый. И я поначалу ходила с кусочком липового дерева, чтобы показать сомневающимся, что он «настоящий». Зато когда была выполнена позолота пятиярусного иконостаса – прихожане приняли всей душой эту древнюю, возобновленную красоту. Любят у нас старину, древние храмы…

Период романтизма?

Матушка! Когда монастырь только открылся, меня поражал необыкновенный энтузиазм. Одна из молоденьких послушниц, перетаскав целую гору кирпичей и буквально валясь с ног от усталости, вдруг радостно выдохнула: «Слава Богу – устала! Во славу Божию устала!!!» Может быть, раньше был какой-то монастырский романтизм? И на его волне люди готовы были горы свернуть. А сейчас, когда требуется постоянный, долговременный труд – кто-то сникает, кто-то уходит, и это тревожит многих игумений.

Не совсем верно называть то настроение романтизмом. Ведь люди шли в монастырь с серьезными намерениями: спасаться. И многие из пришедших в первые годы сегодня здесь, с нами. Ну а о тех, кто ушел, могу сказать, что это их путь. Они тоже по-своему спасаются. Тоже несут свой крест. И мы молимся обо всех, кто молился и трудился в нашем монастыре, не забываем никого. Они всегда с нами, в сердце нашем.

Конечно, нельзя не признать, что монахини, заставшие время всеобщего безбожия, отличались большей целостностью, они понимали, что делают и зачем. Сейчас, когда не только духовные, но и нравственные законы попираются все больше, стало намного труднее. В итоге мы все (и монашествующие тоже) привыкаем винить время, окружение. И тем самым как бы оправдываем свое нерадение. Но учение Святой Церкви говорит, что нет людей, для которых духовная жизнь невозможна, и пример отцов Церкви со всей очевидностью свидетельствует, что нет таких препятствий, которые могли бы помешать верным рабам Божиим, если они хотят идти узким путем спасения. Даже сама трудность жизни, преодоление самого себя может открыть человеку многое в духовной жизни.

Но на практике мы видим, увы, другое. Происходит подмена духовной жизни душевной. Мы перестаем искать смирения, послушания, начинаем требовать, чтобы нас понимали, чтобы слушали наше мнение, не мешали творить свою волю. То есть людей, по-настоящему ищущих подвига духовной жизни, становится меньше. Знаете, я только сейчас понимаю слова протоиерея Владимира Воробьева, которые я слышала очень давно, но они по сей день актуальны: «Каждому времени соответствует свой уровень трудности и свои духовные достижения. И Господь не вменит нам того, что мы не достигаем такой праведности и святости, как древние отцы. Но от нас требуется то же самое, что и от них: подвиг!»

И хотя у нас дивные духовные традиции, и все мы призваны к святости, святость – это не чин, который можно «выслужить». Твоя цель – не преобразиться немедленно – сегодня, или, скажем, завтра. У каждого свой путь. И нужен упорный труд, нужно научиться понимать свою меру в духовной жизни, чтобы уберечься от серьезных падений и ошибок, раскрыться в том таланте, который дал Господь.

В православных монастырях нет такой узкой специализации, как у католиков (умеешь, например, картошку чистить – и ты будешь чистить ее всё время). У нас монахиня всё должна уметь – это точно! Одна из сестер, например, умеет и хорошо готовить, и прекрасно вышивать, и пошить любое облачение, и быть хорошим экскурсоводом. Другая может нарисовать прекрасные портреты, проиллюстрировать книгу, испечь замечательный торт, помочь с переводом с английского, а в случае необходимости и клиросом управлять. Господь открывает таланты в монастыре более ярко, чем где бы то ни было.

Приложи только любовь, труд, горение души – и всё получится

Матушка! У вас, как я знаю, не решаются серьезные проблемы с землеотводом, с отоплением Троицкого храма.

Троицкий собор всегда был летним, отопления в нем никогда не было. Его просто бессмысленно делать на такие объемы. Максимум, что возможно – отопление в приделах, утепление окон, крыши. Но и после этих мер температура в алтаре зимой не поднимается выше 9 градусов, везде сквозняки. Зима не за горами, а у меня душа болит – как мы будем зимовать, как жить. Ведь большинству из сестер по 50-60 лет, они все больные. Они, конечно, мученицы. Да и прихожанам с детьми не сладко.

Выход был бы в передаче нам теплого зимнего Успенского храма, который сейчас используется музеем-заповедником «Александрова слобода». Но, как ни странно, у нас не решены ни вопросы раздела территории с музеем, ни проблемы землеотвода, монастырю не принадлежит ни одна из трех звонниц, звоним по чистой договоренности. Мы не раз поднимали эти вопросы, в том числе и в министерстве. Смысл ответов один: хватит с вас Троицкого собора, обойдетесь и так.

Возможно, надо нам еще сколько-то потерпеть, потому что кому-то же надо быть и неуслышанным, и непонятым до конца, кому-то довольствоваться тем, что есть. Дело, конечно, не в том, чтобы сидеть сложа руки, а в том – с каким душевным настроем к этому относиться.

Драгоценная тишина

Да, наверняка для монаха слишком комфортная жизнь не слишком полезна – сейчас многие об этом говорят. И я знаю, что в монастырях, которым благодетели обустроили все вплоть до теплых полов, бывает почему-то больше скорбей и неприятностей. Потому, возможно, что человек к удобствам быстро привыкает. Но с другой стороны, светские люди, от которых зависит решение, иногда спекулируют на этом, говоря: вы христиане, вот и «смиряйтесь». Но это же отговорка, вопиющая несправедливость! Вопреки тому, что Церкви должно быть передано все, что у нее было украдено большевиками.

Вы правы. Но приходится жить в той ситуации, которая есть: в условиях города, входящего в Золотое кольцо. Шум, суета, бесконечные туристы. Мы хотим тишины – у нас ее нет. До 9 часов вечера вход на монастырскую территорию открыт. А в 9 закрываем все ворота, и душой отдыхаем в тишине. Она дороже всего оказывается: когда ты дышишь этим монастырским духом, не находишь слов благодарности Богу за эту красоту. В эти моменты понимаешь, что не зря говорят: монастырь – самое красивое место на земле, потому что он соединяет Небо с землей. А оценить это можем только в вечернее время, когда спадает огромный экскурсионный поток. Это очень дорогого стоит. Сестры очень ценят возможность побыть вечером в келье, в тишине совершить келейную молитву.

А наутро – новые потоки туристов. Наша задача – встретить каждого с любовью. Экскурсанты – не паломники, и порой задают самые неожиданные вопросы. Украшаем храм на Троицу. «Вот докажите, почему на Троицу надо ставить березы?» Видишь, что человек не праздно спрашивает. Отвечаешь: «А что может быть красивее, чем наша русская березка? Поставьте, например, черемуху – как она будет выглядеть?» Удивляются: «И вправду! Действительно березка должна стоять».

«Матушки, встаньте!..»

Матушка, есть ли возможность у сестер получать духовное образование, заниматься самообразованием?

Конечно, всем нам нужно больше знаний. Нельзя же монашество воспринимать только как абстрактное учение об аскетике. Ничего хорошего из этого не получится. Чтобы иноческая жизнь стала твоей жизнью, именно твоей – монахиня должна уметь учиться, рассуждать, анализировать, пережить, переварить всё полученное. И только тогда появится возможность войти в иную жизнь и свидетельствовать о Христе.

Мы проводим беседы-обсуждения – о послушании, о монашестве, обо всем, что волнует. У нас прекрасная библиотека, много периодики, и все сестры тщательно готовятся. Конечно, не обходится без споров. Как-то батюшка дал понять, что в монахи идут те, которые боятся трудного семейного креста. И мы обсудили с сестрами это мнение, кстати, не такое уж редкое в Церкви. Я спрашиваю: «Сестры, как вы считаете, что тяжелее – семейный или монашеский крест?» Мнения разделились. Одна ответила: «А что может быть тяжелее семейного? Это ж дети!» А другая возразила: «Нет, я не согласна! Там тоже нелегкий крест, но монашеский – тяжелее!» Пришли к тому, что эти призвания вообще нельзя сравнивать. Каждый несет тот крест, который ему по силам. А говорить, чей выше, чей ниже – это уничижение другого призвания…

Все сестры два года учились на региональных богословских курсах в Киржаче. А игумении учились во Владимире – все, независимо от возраста.

Знаете, какой забавный случай был, когда курсы только начинались? Когда мы, двадцать игумений, увидели программу, глянули на труднейшие билеты – то поняли, что никогда этого не осилим, учитывая нашу нагрузку… Тем более что самой старейшей игуменье было 74 года! И состоялось у нас общее голосование игумений: мы решили упасть земным поклоном перед владыкой Евлогием и не вставать, пока нас не отпустят с этих курсов! Чтобы архиерей донес до Патриарха, что нам такое не под силу… Сейчас смешно, а тогда нам было не до шуток! Представляете такую картину: владыка входит в аудиторию, а мы все упали на колени, лежим…

Мне кажется, владыка даже прослезился! И сквозь слезы сказал нам: «Матушки, встаньте!» Мы видим, как он волнуется, и думаем: «Ну все, понял нас наш владыка, пожалел, сейчас отпустит!..» А он и говорит: «Проходите на свои места, матушки! Будем начинать урок». Вот так! Номер наш не прошел! Послушание есть послушание… А после мы так втянулись в учебу! Так интересно стало, так все понравилось! Конечно, учить приходилось ночами, потому что днем было некогда. Уходили в книги и конспекты с головой. А когда сказали, что у нас на днях выпускной, даже было как-то жалко. Хорошо бы и дальше учиться! И поняли, как оказался прав Святейший Патриарх, поставивший задачу каждой настоятельнице получить духовное образование!

«Немощи немощных носите, а не себе угождайте…»

Я знаю, что монастырский музей у вас существует неформально, сестры постоянно ведут большие исторические изыскания, готовят серьезные работы.

Музей пришлось разместить в небольшом помещении кельи преподобного Корнилия. А материалов у нас огромное количество, которые в музей не помещаются, потому монастырские экскурсоводы рассказывают намного больше, чем можем показать паломникам.

Одна из сестер нашего монастыря участвует в Комиссии по канонизации, собрала огромный материал о пострадавших за Христа в земле Александровской и Владимирской. Она приняла участие в подготовке материалов для уникальной книги Брониславы Поповой «Священник Андрей Сергиенко» о замечательном свидетеле истории ХХ века, который в конце своей жизни жил и служил на «101-м километре», в Александрове…

Трудами монастырских сестер подготовлена канонизация святителя Афанасия (Сахарова), который нам особенно дорог, книга о нем. Мы много занимались и продолжаем заниматься в архивах.

Мы нашли письмо святителя Афанасия из Дубравлага к его духовной дочери монахине Гаврииле, датированное 20 февраля 1954 года. Оно очень актуально сейчас, потому что в нем речь о судьбах будущего монашества. Святитель писал: «О судьбах будущего монашества было открыто, что последние монахи и по жизни своей будут как миряне, но что подвиги их будут равны подвигам древних отцов. Это сказано о наших временах. Мы плохие монахи, мы все время в мирской обстановке, у нас мысли мирские, мирские поступки. Но то, что мы в наше лукавое время, при всех наших немощах и грехах не стыдимся нашего христианского звания и не стыдимся нашего монашеского чина — это одно, я верю, вменится нам в подвиг, равный подвигам древних отцов-пустынножителей. Только при этом у нас должны быть еще два качества: смирение и любовь. Чтобы в сердце нашем не было и тени злобы или вражды, даже по отношению к врагам нашим. Немощи немощных носите, а не себе угождайте».

Как это перекликается с евангельскими словами: «Имейте в себе соль и мир имейте между собою».

Вот так все просто и так трудно…

Так что если во главу ставить любовь, милосердие, поддержку ближнего, то и современная монашеская жизнь, в, казалось бы, совершенно немонашеских условиях, способна выстроиться должным образом.