Нынешним летом, 3 июня, Свято-Введенский ставропигиальный мужской монастырь Оптина Пустынь будет отмечать 30-летие со дня совершения первой Божественной литургии в возвращенной Церкви обители. Воспоминания людей, причастных к возрождению колыбели русского старчества, помогают нам не просто представить события новейшей церковной историей, но и почувствовать дыхание той эпохи, соприкоснуться с ней сердцем, ощутить ее колорит. Когда в полуразрушенной Оптиной Пустыни состоялась первая Литургия, наш собеседник находился уже в другом месте, получив новое ответственное послушание. Но, по утверждению тех, кто стоял у истоков возрождения святой обители, именно он – в то время иеромонах Иосиф, помощник эконома Свято-Данилова монастыря – подготовил монастырь к тому, чтобы в нем затеплилась лампадка монашеской жизни. Мы продолжаем цикл бесед, посвященных событию, исторически важному для верующей России.
И вновь зазвучала молитва
Батюшка, с неослабевающим интересом я посмотрела документальный фильм «Архимандрит Иосиф. Соловецкая быль», посвященный Вашему 14-летнему служению на Соловках в качестве наместника Соловецкой обители. В нем Вы вспоминаете и про Оптину Пустынь. Некоторые факты, детали, наверное, современной воцерковленной молодежи кажутся невероятными. Например, такой: наместник Свято-Данилова монастыря архимандрит Тихон (Емельянов), ныне – митрополит Новосибирский и Бердский – сказал Вам, чтобы Вы, иеромонах (!), ни в коем случае не ехали в Оптину в подряснике.
Хотя это и случилось незадолго до великого юбилея – тысячелетия Крещения Руси, ставшего, как мы знаем, поворотной точкой в русской истории XX века, однако КПСС и Комитет глубокого бурения (так мы расшифровывали аббревиатуру КГБ) были в ту пору еще в силе, активности своей не утратили. Что значит активность КГБ, я испытал на себе. Мою сестру чуть не посадили из-за того, что три ее брата, включая меня, ушли учиться в духовную семинарию. Уполномоченный Совета по делам религий по Рязанской области подал на нее в суд, и только благодаря владыке Симону (Новикову), удивительному рязанскому архиерею, привлекавшему людей духовной мудростью, глубокими богословскими познаниями и поразительной простотой в общении удалось предотвратить беду. Так вот чтобы избежать неприятностей, я поехал в Оптину Пустынь в штатском, как мне было сказано. Подрясник и епитрахиль положил в дипломат, который взял с собой. Монастырские помещения Церкви не передали, но, тем не менее, нужно было вести реставрационные работы, поэтому со мной отправились в обитель строители из Управления по реставрации и строительству Московского Данилова монастыря. Это было в октябре 1987 года, перед днем памяти старца Амвросия Оптинского. Думаю, даже уверен в том, что туда я попал не случайно. Есть предыстория, хочу ее рассказать. Во время учебы в Московской духовной семинарии меня вначале поставили пономарем, потом старшим пономарем, затем – старшим иподиаконом. Как-то я увидел на подоконнике в алтаре Академического храма синодик Оптинских старцев. Стал регулярно их поминать. А когда учился на четвертом курсе и принял монашеский постриг, то понял, что скоро придется покинуть стены альма-матер. И переписал имена из синодика в тетрадь. Направленный в 1986 году в Данилов монастырь я и там продолжал поминать Оптинских старцев.
Господь так премудро устроил, что директор Козельского сельскохозяйственного училища находился в день нашего приезда в больнице, так что с его непримиримым отношением к Церкви и верующим, а тем более к монахам пришлось столкнуться несколько позже. Тогда же завуч училища выделил мне в двухэтажном корпусе комнату на первом этаже, строители разместились на втором. Я перегородил комнату занавеской: получилась спальня и, громко говоря, гостиная. Позже, когда появился сам директор, я спросил у него, не может ли он закрепить за нами весь этот корпус и услышал в ответ: «Да я вам не то что корпус, я здесь ни одного квадратного метра вам не дам! Вон идите в трапезный корпус, там размещайтесь». Завел меня в трапезную на второй этаж, поднимаю глаза – мама родная! Дело было поздним вечером надо мною простерлось небо и звезды сияют. Это было северо-западное помещение без потолка и крыши. Честно говоря, я стушевался. Посетовал на ситуацию ребятам-рабочим из Данилова монастыря. Они, надо отдать им должное, успокоили меня, обнадежили: «Отец Иосиф, не волнуйтесь, перезимуем. Закажем пиломатериалы, оргалит, рубероид, все сделаем». Действительно, заказали и все сделали. А дальше случилось маленькое чудо. Вышел я прогуляться и решил заглянуть вниз в какое-то помещение, оказавшееся кочегаркой. Познакомился с кочегаром, азербайджанцем по национальности, и спросил у него, может ли он найти слесаря, чтобы сделать нам отопление. Он ответил: «Без вопросов, сделаем». И прямо из котельной нам на этаж бросили отопление.
Значит, попав в разрушенную обитель, где были тяжелые бытовые условия, Вы зиму со строителями из Данилова монастыря перезимовали в тепле?
Да, жизнь потихоньку налаживалась. Представляете, в феврале месяце приходит ко мне директор училища и строго спрашивает, почему я форточку открыл. Дескать, у него учащиеся мерзнут в учебных помещениях, а тут в стужу форточка открыта! «Сейчас я ее закрою и выйду, Вы немножко здесь посидите», – попросил я его с улыбкой. Через какое-то время возвращаюсь и вижу: директор сидит при открытой форточке. «Да тут дышать нечем!» – говорит изумленно. Еще бы не изумляться: у него учащиеся мерзнут, у нас в феврале – жара! Пришлось ему напомнить, что я просил другое помещение и получил отказ. И что он, директор ПТУ, предложил нам корпус, в который поначалу было страшно входить. Но мы привели помещение в порядок, теперь оно жилое.
А подрясник из дипломата достали?
Достал. Неожиданно 7 ноября, в 60-ю годовщину Октябрьской революции, в обитель пожаловал уполномоченный Совета по делам религий по Калужской области. Я, признаться, подумал: вот бес его принес сюда! Нет, чтобы в рядах праздничной демонстрации шествовать по Калуге! Но Господь послал мне плодотворную мысль: надо из всего извлекать пользу. Когда нежданный гость нагрянул, я молился. Снял я епитрахиль, остался в подряснике. Посадил уполномоченного за стол и стал ему рассказывать, чем мы занимаемся. Затем предложил вместе пройти по территории: ведь лучше увидеть все своими глазами. Сделал я это умышленно, поскольку хотел посмотреть на его реакцию: что он скажет по поводу моего подрясника. Если реакция будет негативная, придется снять. Если промолчит, смогу ходить в нем без опаски. Он промолчал. Сегодня рассказываю эту историю, будто сказку какую-то.
Горькая сказка, батюшка, к счастью, из прошлого. Скажите, насколько остро Вы переживали отрыв от литургической жизни?
Я был связан с Даниловым монастырем, который хотя и стоял еще в развалинах, был перерыт траншеями, но какие-то деньги на строительно-реставрационные работы в Оптиной Пустыни выделял. Я приезжал за ними, потом отвозил авансовый отчет в бухгалтерию, отчитываясь за каждый потраченный рубль. Однажды наместник, архимандрит Тихон, сказал мне: «Каждую субботу приезжай сюда, служи, а в понедельник возвращайся в свою Оптину». В свою! Попав в Оптину Пустынь, мы прежде всего стали молиться. Совершали утреннее и вечернее правило, а Великим постом по субботам начали служить заупокойную литию. Женщина, что у нас готовила, Татьяна, спросила: «Отец Иосиф, можно мы будем к вам ходить, а не в Козельск?» Я ответил положительно, и «сарафанное радио» сработало моментально. Самое главное, что на этом месте вновь зазвучала молитва. Горячая, по-настоящему искренняя. Мы поминали Оптинских старцев. Поминали усопших, чьи имена были в подаваемых записках. Существует незыблемый закон духовной жизни: тело без души мертво. На наших глазах душа Оптиной Пустыни ожила.
Был фанерный иконостас с цветными фотографиями святых образов
Отче, но если говорить о практической плоскости, то монашествующие, направленные сюда возрождать обитель, ставят Вам в заслугу прежде всего то, что Вы смогли подготовить для богослужений надвратную Владимирскую церковь, устроенную на башне с Ангелом на флюгере. Ведь в ней-то три десятилетия назад и состоялась первая Божественная литургия.
Здесь тоже своя предистория с интересными поворотами. В очередной мой приезд в Данилов монастырь наместник сказал: «В феврале в Оптину Пустынь прибудет наместник, готовь храм». По возвращении я сразу пошел к директору Козельского сельскохозяйственного училища и сообщил, что мне поступило указание готовить храм к службам. На что он резко ответил: «Никакого храма я тебе не отдам! Нам самим помещения нужны». Тогда я направился в Козельск, в исполком, председателем которого была женщина. Выслушав мои пояснения и вопрос, как мне быть – отправлять рабочих обратно в Данилов монастырь или давать им фронт работ, она ответила, что сейчас, в сию минуту не готова ничего сказать. Приедет сама в Оптину, все посмотрит, вникнет в суть и после этого сделает выводы. Приехала и вошла с северной стороны во Введенский собор. Только она ступила на прогнивший деревянный пол, как доска под ней провалилась. Расстояние между полом и землей было небольшое, так что, к счастью, председатель не упала. Но с ходу смогла оценить ситуацию. Сказала директору училища: «И вы собираетесь здесь делать учебные классы? Даю вам неделю срока, освобождайте помещение, пусть устраивают храм». А там стояли токарные станки. Я в воскресенье уезжал на службу в Данилов монастырь и попросил прораба, который тоже был из Данилова, договориться с руководством одной воинской части, чтобы солдаты тягачом убрали станки из храма. Вернулся в понедельник, пришел в ужас. Станки лежат на земле, ручки у них отбиты. Директор училища стал угрожать мне судом. Но, во-первых, он предписание председателя исполкома убрать все из помещения в недельный срок не выполнил. Во-вторых, меня самого в этот день в Оптиной не было. В общем обошлось.
О трудных взаимоотношениях с тем человеком по фамилии Агеев, чувствовавшим себя полноправным хозяином в Оптиной Пустыни и не желавшим в ней видеть никаких монахов, вспоминал спустя 30 лет и первый наместник возрождающейся обители митрополит Владимирский и Суздальский Евлогий. Но первый удар Вы приняли на себя. И что все-таки получилось с Введенским собором?
А получилось следующее. Мы подготовили в нем южный Никольский придел, однако архимандрит Тихон, до которого, по всей вероятности, дошли искаженные сведения, устроил мне разгром: «Что ты там службы устраиваешь? Какое имеешь право?» Я ответил, что прекрасно понимаю: без архиерейского благословения служить я не могу, поэтому мы просто собираемся в Никольском приделе и исполняем молитвенное правило. Отец Тихон велел разобрать иконостас. Раз сказал, второй, затем решил послать для контроля своего келейника. Тут Господь надоумил меня поискать новое место для иконостаса. Увидев над Святыми вратами помещение, в которое непонятно почему не было входа, я обратился за разъяснениями к завхозу музея. Услышал в ответ, что там все отремонтировано, полы настелены, но из-за опасения, что забегающие туда дети могут устроить пожар, пришлось заложить дверь кирпичом. Далее было сказано, мол, если я возьму на себя ответственность за пожарную безопасность, то мне покажут место дверного проема. Показали. И когда прибыл «с контролем» келейник наместника, мы уже разобрали фанерный иконостас в Никольском приделе и перенесли его в надвратную церковь. Причем он вошел один в один! Потом Издательский отдел Московской Патриархии сделал фотографии икон, мы их по чину наклеили. Позже, как мне рассказывали, архимандрит Евлогий (Смирнов), в мае 1988 года назначенный сюда наместником, радостно удивился: «Надо же, храм готов для богослужений!» Такое вот чудо сотворил Господь!
Это были репродукции икон?
Нет, именно цветные фотографии большого формата.
Милость Божия безгранична
Отец Иосиф, из вышеназванного документального фильма я узнала, что в период Вашего пребывания в Оптиной Пустыни произошло событие, особо значимое для Вашей семьи. Ваши мама и сестра приняли монашеский постриг. Как это было?
Я знал, что моя мамочка (Царство ей Небесное и вечный покой) с детства хотела быть монахиней. Еще ребенком она попросила моего дедушку отпустить ее в будущем в монастырь. Дедушка ответил, что монастыри закрывают, церкви разрушают – куда он ее отпустит? В 1987 году у мамы случился перитонит. Ее перевезли в Рязань к моей сестре, та прислала мне телеграмму: «Мама в плохом состоянии. Приезжай». Приезжаю и схиархимандрит Серафим (Блохин), благодаря которому я в свое время выбрал монашеский путь, говорит: «Постригай ее в монашество». Сестра тоже стремилась к монашеству, поэтому по благословению отца Серафима я постриг их обеих: маму – с именем Мария, сестру – с именем Неонилла. Так Господь исполнил давнее мамочкино желание… Потом она была со мной в Шацке Рязанской епархии, где мне пришлось потрудиться, над благоукрашением Свято-Никольского храма. Затем – в Свято-Иоанно-Богословском мужском монастыре в селе Пощупово под Рязанью, куда меня направили на восстановление обители, а мама несла здесь послушание в трапезной. И когда в феврале 1992 года Патриарх Алексий II своим Указом назначил меня наместником обители на Соловках, то старенькая монахиня Мария поехала со мной в этот суровый и прекрасный край. Я уже говорил корреспондентам, что мама мне много рассказывала о наших родных. По ее линии это были благочестивые предки. Думается, по их молитвам трое из нашей семьи приняли монашество – я, мама и сестра, а два моих брата стали приходскими священниками.
О безграничной милости Божией говорит и тот факт, что только лишь в 20 лет, вернувшись из армии, Вы впервые увидели священника, впервые причастились, после чего Господь взял Вас за руку и повел по пути спасения.
Я безмерно благодарен Господу за то, что Он вложил в мою душу любовь к храму и молитве. При поступлении в cеминарию в 1978 году мне владыка Симон, у которого я прежде был иподиаконом, наказал регулярно ходить на братский молебен к преподобному Сергию. Я заверил его, что так и будет. На что он, в прошлом инспектор Семинарии и Академии, с улыбкой заметил: «Знаю я вас! Абитуриенты ходят все. Семинаристы первого и второго класса тоже практически все ходят. Третьего класса – уже меньше, четвертого – еще меньше, студенты Академии ходят только избранные». Но я очень любил братский молебен и обещание, данное Владыке, сдержал.
Однажды отец Евсевий (Саввин), исполнявший послушание благочинного (ныне – митрополит Псковский и Порховский, недавно ушедший на покой) поинтересовался: «Ваня, я смотрю, ты так часто ходишь на братский молебен. Тебе ведь, наверное, тяжело?» – «Нет, батюшка, – говорю ему. – Мне очень нравится, я в нем черпаю силу». В семинарии мы жили в комнате по 15-20 человек. После братского молебна я поднимался в аудиторию и там молился. Это стало самым любимым моим занятием. Если аудитория была занята, я шел в академический садик, ходил по периметру и читал молитвы по каноннику.
Батюшка, можно сказать, что время, которое Вы пробыли в Оптиной Пустыни, пусть даже непродолжительное, всего лишь семь месяцев, стало для Вас целой эпохой?
Конечно, можно. Хотя, должен добавить, для меня все было эпохой. И служение в возрождающемся Иоанно-Богословском монастыре в селе Пощупово, где я исполнял послушание казначея, а затем эконома обители и видел необычайный подъем духа! Все бурлило и кипело, будто какой родник из-под земли бил! И наместничество в другом возрождающемся монастыре – Соловецком – тоже эпоха. Куда Господь направлял меня, все там становилось родным и близким. И люди, и стены.
К теме восстановления обители на Соловках мы с Вами вернемся в другом интервью. А сейчас хочу спросить: Вам довелось увидеть уже возродившуюся Оптину Пустынь?
Один только раз. Кажется, это было в 1994 году. Я постоянно вынужден был часто приезжать в Москву, для решения вопросов по Соловкам с Патриархом Алексием II, но надолго оставлять обитель не хотелось, поэтому никуда больше не выбирался. И вот в очередной мой приезд к Святейшему Наместник Оптиной Пустыни приснопоминаемый архимандрит Венедикт (Пеньков) пригласил меня на какое-то торжество. Пришлось изменить устоявшийся маршрут, чтобы посетить святыню, с которой у меня связано немало воспоминаний.
Порадовали добрые перемены в ней… Когда после тяжелейшего геморрагического инсульта в 2006 году (а прогнозы врачей были таковы: 99 процентов, что я не выживу и лишь 1 процент, что останусь жив) позвонил по старой памяти отцу Венедикту, он пригласил меня посмотреть восстановленный Иоанно-Предтеченский скит. Но это сейчас у меня есть автомобиль с автоматической коробкой передач и каждый день (за вычетом двухнедельных реабилитационных курсов в больнице дважды в год) я езжу в Иоанно-Богословский монастырь на Литургию и вечернюю службу. А тогда просто некому было довезти меня до Оптиной, так что пришлось поблагодарить батюшку за приглашение и отказаться. Скажу, что со скитом у меня связано не лучшее воспоминание. Болью в душе отзывалось то, что в скитском храме на горнем месте висел… портрет Льва Толстого. После мне рассказывали, что освящавший в 1990 году скитскую церковь святого Иоанна Предтечи присноблаженный митрополит Владимир (Сабодан), будущий Предстоятель Украинской Православной Церкви Московского Патриархата, спросил у директора музея, занимавшего прежде скит: «Что это за чудище Вы здесь повесили?»
***
В продолжение разговора о безграничной милости Божией приведу еще один пример, связанный с моим собеседником. 22 сентября 2005 года архимандрит Иосиф отмечал свои именины в Соловецком монастыре и собрал на них настоятелей подворий. Вдруг, по его воспоминаниям, раздается звонок – звонит келейница отца Иоанна (Крестьянкина) Татьяна Сергеевна. Она говорит, что батюшка приглашает отца-наместника в Печоры, затем передает трубку самому старцу… Сразу же после именин отец Иосиф отправился на материк, в Псково-Печерский монастырь. Он тепло пообщался с отцом Иоанном, сфотографировался с ним на память. Отец Иоанн одарил гостя разными подарками, среди которых были собрание сочинений святителя Игнатия (Брянчанинова) и святителя Феофана Затворника, батюшкины полумантия и епитрахиль. А зимой следующего года у отца Иосифа случился инсульт. Один из насельников Спасо-Преображенского Соловецкого ставропигиального мужского монастыря иеромонах Лонгин (Новоселов), который сейчас служит в Москве на подворье, в тот момент был в Печорах. Узнав о беде, он сообщил старцу неутешительные сведения: отец Иосиф находится в крайне тяжелом состоянии и вряд ли выживет. «Рано ему уходить. Не отпустим его», – произнес отец Иоанн и встал на молитву. «Я верю, что по молитвам отца Иоанна я остался жив, а также и соловчане усердно молились о моем выздоровлении», – сказал на прощанье архимандрит Иосиф (Братищев). Наш фотограф Владимир Ходаков сфотографировал батюшку в полумантии всероссийского старца.
Материал подготовила Нина Ставицкая
Фотограф: Владимир Ходаков
Также представлены снимки из архива архимандрита Иосифа (Братищева)
Новости
Публикации
