Многоплодное древо Оптинского старчества

Богом дарованное благодатное явление на земле – духовное наставничество, старчество, принесшее богатые плоды в Оптиной пустыни, которую называли «самым жарким духовным костром, у которого обогревалась вся Россия».

Знаменитый церковный исследователь архимандрит Леонид (Кавелин) в жизнеописании своего духовного наставника преподобного Макария Оптинского записал свой разговор с афонским монахом:

«В бытность мою на святой Афонской горе в 1859 году на сделанный мною одному из светильников афонского иночества вопрос: “Что сотворю, да спасуся?” он вопросил меня:

– Да ты в каком монастыре живешь, и есть ли у вас старцы и откровение помыслов?

Я отвечал, что живу в общежительном монастыре, в коем, по милости Божией, есть старцы опытные в духовной жизни, и что внимающие себе ходят к ним на откровение своих помыслов.

– Итак, ступай с миром и продолжай сей правый путь и спасительное делание, – сказал он, – помня, что за находящихся в повиновении у старцев отвечают Богу они, а послушнику нет иного падения, как, отдавшись в послушание к старцу, творить свою волю. И у нас, брате, – прибавил он, – кто спасется, не иначе, как чрез старчество спасается, ибо нет иного кратчайшего пути ко спасению, как сей; от послушания бо рождается смирение, а сие творит нас сынами Божиими».

Святитель Григорий Богослов писал: «Мне кажется искусством искусств и наукой наук руководить людьми». Уникальность и духовная крепость оптинского старчества состояла в его преемственности, хранении евангельского и святоотеческого учения и частого очищения своего сердца с помощью откровения помыслов и исповеди.

«Душу спасти – не лапоть сплести», – говаривал старец. При нем «весь внутренний строй монастырской жизни стал изменяться. Ничего важного в монастыре не предпринималось и не делалось без благословения старца. К его келье ежедневно, особенно в вечерние часы, стекались вместе со скитскими и монастырские братия с душевными своими потребностями. Каждый спешил покаяться перед старцем, в чем согрешил в продолжение дня делом, словом или помышлением, просить его совета и разрешения во встретившихся недоумениях, утешения в постигшей скорби, помощи и подкрепления во внутренней борьбе со страстями и с невидимыми врагами нашего спасения. Старец всех принимал с отеческой любовью и всем преподавал слово опытного назидания и утешения. И, таким образом, оптинское братство мало-помалу начало совершенствоваться в нравственном отношении».

Несмотря на то что отец Лев был постоянно с людьми, внутренняя его жизнь оставалась сокровенной. Не раз его ближайшие ученики видели его настолько погруженным в молитву, что он совсем забывал об окружающих. Несмотря на твердость и прямоту характера, старец никогда не был нетерпеливым, гневающимся и раздражительным, напротив, он всегда сохранял спокойствие и радость о Христе. Его наставник называл его смиренным львом.

Сам старец Лев говаривал о своем духовном служении: «Я живу и хожу пред Богом моим, живу для ближних моих, откинув всякое лицемерие и страх мирского суда; я не боюсь никого, кроме Бога. Когда совесть моя мирна, сердце весело играет, как у младенца; когда вся жизнь моя была одним днем служения Богу, моему старцу и детям моим о Христе, то чего мне бояться?»

«Пришел однажды к отцу Леониду (с этим именем отец Лев был пострижен в мантию, Лев – имя в схиме. – Ред.) приверженный к нему сын его духовный и, просидев в его келье целый вечер, после спросил старца:

– Вот я видел, как приходили к вам братия и как вы их принимали. Один брат пришел прежде всех, но всех переждал и подошел к вам последним. Другие, пришедши, немного ждали, потом подходили к вам и объясняли, что им нужно было. Некоторые же нисколько не хотели подождать, а как только приходили, сейчас же лезли вперед, домогаясь, чтобы вы их немедленно приняли. Есть ли в этом какое различие?

Старец отвечал:

– Есть различие, и большое различие. Кто, пришедши ко мне, нисколько не хочет дожидаться и лезет вперед всех, у того не может долго держаться в памяти то, что я ему говорю. В другой раз спрашивает и опять забывает. А кто, пришедши для объяснения своих нужд, с терпением и смирением пережидает других и предпочитает их себе, у того каждое слышанное им слово твердо напечатлеется в сердце, и он целую жизнь будет помнить то, о чем ему однажды было сказано».

Сохранилось немало воспоминаний о том, в какой братской манере, исполненной духовной опытности и любви к ближнему, старец Лев поучал своих учеников. «В один великий праздник, в зимнее время, и собрались скитяне в келью старца для чаепития. Видя, что отец Диомид не пришел, старец приказал его позвать. Посланный, возвратившись, сказал, что отец Диомид отказался прийти по нездоровью. Тогда старец, зная, что отец Диомид не пришел просто по нежеланию, так как не имел к чаю привычки, и желая понудить его к покорности и послушанию, а кстати и наказать его за вышесказанные неразумные его действия, возвысил свой голос:

– Диомидка! Сходите за ним опять и принесите его на руках, если не пойдет. А когда понесете, – прибавил старец, – бросьте его в сугроб»

Отправились двое и просят от имени старца:

– Пожалуйте, батюшка. Если вы слабы, мы вас на руках снесем.

Ничего не подозревая, отец Диомид согласился:

– Ну, пожалуй, несите.

Взявши старичка на руки, носильщики понесли, но, выбравши самый большой сугроб, как бросят его туда. Старичок в снегу-то капых, капых, кое-как выбрался и со всех ног прибежал к старцу с жалобой, что его обидели. Понятно, что из этой жалобы ничего не вышло, а только чаем отца Диомида напоили да в келью и проводили». И сам отец Диомид, и другие ученики старца получили урок послушания и смирения.

Как-то отец настоятель попросил отца Макария принять от мантии готовящихся к постригу братий. Отец Макарий согласился, и когда пришел к старцу Льву, поведал ему о просьбе настоятеля. Отец Лев строго спросил:

– Что ж ты и согласился?

– Да, почти согласился, или лучше сказать, не смел отказать, – ответил старец Макарий.

– Да, это свойственно твоей гордости…

Все присутствовавшие, привыкши уважать отца Макария наравне со старцем, смотрели на это, одни с недоумением, другие с благоговейным удивлением.

После этих слов старца, отец Макарий, поклонившись в ноги старцу, кротко спросил:

– Простите, батюшка, благословите отказаться.

– Как отказаться? Сам напросился, да и отказаться? Нет, теперь уже нельзя отказываться, дело сделано! – сказал отец Лев, вовсе не имевший в виду лишать духовной пользы тех, которые вверялись духовному руководству опытного наставника. Цель выговора была иная: испытать смирение преуспевшего в оном старца-ученика и, как выше замечено, преподать наставление другим.

Святоотеческое учение лежит в основе правильного духовного устроения, именно поэтому старец Макарий столько сил приложил для развития оптинского книгоиздательства, познакомив читателей с сокровищницей святоотеческой мысли.

Многими испытаниями снискав в душе глубокое смирение, старец Макарий и других учил этой добродетели. Сохранились воспоминания монахини Павлины (Овсянниковой) о том, как во время посещений Белёвского Крестовоздвиженского монастыря, в котором подвизались многие ученицы оптинских старцев, преподобный Макарий особенно внимательно смотрел, есть ли у его учениц смирение.

«В Белёв батюшка ездил большею частию три раза в год: в январе, мае и августе. Пока у нас в монастыре не было своей гостиницы, он останавливался в городе у о. протоиерея Глаголева; а как выстроили при монастыре гостиницу, стал останавливаться в монастырской гостинице. Иногда он любил приехать неожиданно и незаметно пройти в корпус к матушке игуменье с заднего крыльца. Если келейная заметит, то батюшка погрозится, чтобы молчала. Проживал он в Белёве дня по три, по четыре и обязательно, бывало, обойдет кельи всех сестер, ни одной не пропустит. Были и такие монахини, которые не любили его. К таким он всегда шел к первым. Иногда кто-нибудь скажет:

– Батюшка! Что ж вы к ним пошли? Ведь они вас не любят.

А батюшка ответит:

– Потому-то и надо вперед к ним пойти.

А те, как батюшка у них побывает, и посмирятся.

Радовались сестры приезду батюшки, как Светлому дню. Все, кому было можно, бросят, бывало, свои работы, оденутся по-праздничному и ходят за ним всюду по монастырю. В церкви, во время служб, батюшка стоял около матушки игумении. Идешь, бывало, на клирос, поклонишься матушке, а она укажет на батюшку. Примешь от него благословение и стоишь всю утреню легко и радостно. Из церкви батюшка пойдет, бывало, к матушке в корпус рядом с нею; а мы все за ними. Раз, помню, он остановился на крыльце, оперся на костыль и говорит:

– Игумения, игумения! Веди их в Царство Небесное.

– Да буду ли я-то, батюшка, там? – сказала она.

– Будешь, будешь, – ответил старец. И их всех за собой веди».

Приняв в управление большую обитель, отец Моисей всячески поддерживал старчество, понимая его большую пользу для всей братии. Сам отец Моисей был немногословен и поучал своих близких больше не словом, но делом.

Первая настоятельница Троице-Одигитриевской женской Зосимовой пустыни игумения Вера (Верховская), племянница преподобного Зосимы, вспоминала: «Посетив однажды Оптину Пустынь, она, прохаживаясь около монастырской ограды с приближенными к ней сестрами, заметила, что навстречу им шел отец архимандрит Моисей, но как-то особенно медленно. Когда он приблизился, матушка Вера и бывшие с нею подошли к нему и поклонились, прося благословения. Но каково было удивление их, когда старец, всегда приветливый и внимательный, никого не благословил, ничего не сказал и продолжал тихо двигаться вперед, не замечая никого.

Матушка Вера громко назвала его по имени, он очнулся, удивился, что около него целая толпа людей, стал извиняться... Но выражение лица его, орошенного слезами, свидетельствовало, в каком состоянии его застигли... Матушка игумения Вера, подав другим знак, чтобы они удалились, одна продолжала путь со старцем, который начал с нею беседу духовную, весьма замечательную, однако ни одним словом не коснулся тогда молитвы.

«Немощи душевные, – говорил отец Моисей одному игумену, – должно носить благодушно, без огорчения. Ибо, если кто болен телом, то не только на него не огорчаемся, но еще и служим тому всяким образом…»

Когда в 1861 году оптинский постриженник иеромонах (впоследствии архиепископ) Ювеналий (Половцев) был назначен на должность настоятеля Глинской Рождество-Богородицкой пустыни, старец Моисей напутствовал его: «Опыт указал мне такое правило: ежели кому надо сделать выговор или замечание, то надобно прежде в сердце помолиться за него Богу. Думаешь иногда, что брат тот не примет замечания, а если помолишься за него сперва, то смотришь сверх ожидания он и замечание выслушает спокойно и исправление бывает».

Показалось ли это нашему иноку оправданием своего нерадения или уже вражий наветы тому были причиной – кто знает, но только в своем нерадении он стал упорствовать так, что когда будильщик приходил его звать к утрени именем отца игумена, то он и на такое приглашение не захотел отзываться.

Доведено это было до сведения о. Антония, который, конечно, не замедлил позвать к себе неисправного инока.

– Ты что же это опускаешь ходить к утрени? – спросил его скитоначальник.

– Простите, батюшка. Бога ради, немощь мою, – отвечал инок, – но, истинно говорю, не могу так рано подниматься. Все исполняю, во всем прилагаю старание быть исправным, но это сверх сил моих. Да будет ли еще угодно Богу, если, повинуясь вам, я понесу непосильное послушание это с ропотом, а, понесши его, уже на целый затем день ни к чему не буду способен?

Со всею любовью и силою убеждения о. Антоний увещевал упорствующего брата, просил, молил, доказывал, что непослушание в одном делает ничтожным все исправное в остальном; но инок наш не поддался убеждениям – хоть уходи совсем вон из скита. Чем же вразумил его отец игумен? Будильщик продолжал ходить будить, инок продолжал просыпать утреню, пока не совершилось нечто, что сломало-таки упорство ожесточившегося сердца.

Отошла раз скитская утреня; на ней присутствовал сам о. игумен. Кончилась служба; вышла из храма братия, и после всех вышел и игумен; но не в келью свою пошел он, а прямо направился в келью того инока. Подошел он к двери, помолитвился, вошел в келью. Инок, увидевши своего скитоначальника, вскочил с ложа испуганный, а о. Антоний, как был в мантии, так и упал ему в ноги.

– Брате мой, брате мой погибающий! Я за тебя, за душу твою обязан дать ответ пред Господом: ты не пошел на святое послушание – пошел я за тебя. Умилосердись, брате мой, и над собой, и надо мной, грешным!

Сам говорит у ног своего послушника, сам плачет, а под мантией его – целая лужа крови: набралась в сапоги из открытых ран на ногах от стояния кровь и при земном поклоне брату и вылилась, как из ушата. Так и спас великий немощного своего соратника».

Старец всего себя отдал на служение ближним. Его келейник отец Иероним вспоминал: «Батюшка старался между братиями поселить любовь и единодушие и уврачевать от страстей приходивших к нему, как мирских, так и монашествующих, и никто не уходил от него, не получив пользы. Часто случалось, что, не щадя себя, старец и малые часы отдыха своего отдавал на пользу ближним, чрез что незаметно терял свои силы и приближался к концу своей жизни».

Старец был убежден, что полное искреннее покаяние, примирение со враждующими есть лучшее лекарство от болезней душевных, так как причиной подобных болезней часто бывают непримиримая вражда, семейные несогласия и тяжкие нераскаянные грехи. Своих духовных чад из монашествующих старец Иларион учил вести дневник вседневной исповеди, чтобы быть более внимательными к своему сердцу. Читая строки сохранившейся переписки, поражаешься, с каким терпением старец взращивал в своих чадах внимание к своей внутренней жизни, молитвенное делание и любовь к ближним: «…большую чувствуешь пользу, пиша о себе каждый день, и на сердце у тебя легко и хорошо, просишь объяснить твое недоумение, отчего с тобой так? – В этом действует таинство откровения, или исповеди, которую ты пишешь, объясняя о себе как на духу. И сама на опыте ты видишь, томившая тебя страшная тоска по написании оставляет. И это всегда бывает – от откровения».

Часто говорил старец о хранении совести, о внимательном наблюдении за своими мыслями, действиями и словами. Учил немощи и недостатки подчиненных нести благодушно. «Замечания делай, – наставлял старец, – не давая пищи собственному самолюбию, соображая, мог ли бы ты сам понести то, что требуешь от другого».

– 3ачем же ты пришел к отцу Амвросию? – спросил Сергей Васильевич мальчика. – Ты хочешь просить у него помощи?

– Вовсе не за этим мы пришли, – сказал обиженно мальчик, – у меня умерла мать, и мы с бабушкой пришли спросить батюшку, как нам теперь жить?

Эти вдумчивые слова десятилетнего ребенка глубоко запали в душу Сергея Васильевича.

– Идут за сотни верст к монаху узнать, как им жить, – значит, они уверены, что он знает это...

Побывав сам у батюшки Амвросия, Сергей Васильевич уж больше не удивлялся этому, – он с той поры и сам стал всегда спрашивать у старца “как жить?”».

Духовный писатель и ученик старца Евгений Поселянин вспоминал: «Меня поразила его святость и та непостижимая бездна любви, которые были в нем. И я, смотря на него, стал понимать, что значение старцев – благословлять и одобрять жизнь и посылаемые Богом радости, учить людей жить счастливо и помогать им нести выпадающие на их долю тягости, в чем бы они ни состояли».

Тысячи людей получали утешение и поддержку в келье старца. Одна его духовная дочь вспоминала: «Как радостно забьется сердце, когда, идя по темному лесу, увидишь в конце дорожки скитскую колокольню, а с правой стороны убогую келейку смиренного подвижника! Как легко на душе, когда сидишь в этой тесной и душной хибарке, и как светло кажется при ее таинственном полусвете. Сколько людей перебывало здесь! И приходили сюда, обливаясь слезами скорби, а выходили со слезами радости; отчаянные – утешенными и ободренными; неверующие и сомневающиеся – верными чадами Церкви. Здесь жил «Батюшка» – источник стольких благодеяний и утешений. Ни звание человека, ни состояние – не имели никакого значения в его глазах. Ему нужна была только душа человека, которая настолько была дорога для него, что он, забывая себя, всеми силами старался спасти ее, поставить на истинный путь. С утра и до вечера, удрученный недугом, Старец принимал посетителей, подавая каждому по потребности. Слова его принимались с верою и были законом. Благословение его, или особое внимание, считалось великим счастьем; и удостоившиеся этого выходили, крестясь и благодаря Бога за полученное утешение».

Несмотря на постоянное общение с посетителями, старец Амвросий обрел дар умной молитвы.

Как-то один инок спросил старца Амвросия:

– Что такое, Батюшка, умная молитва?

Старец Амвросий ответил кратко:

– Учитель молитвы – Сам Бог.

В другой раз при разговоре о молитве старец Амвросий сказал:

– Трудное это, брат, дело, всего разломит.

Старец Амвросий скрывал свои молитвенные подвиги, лишь однажды келейники стали невольными свидетелями его молитвенного состояния, о чем впоследствии рассказывал своим ученикам старец Варсонофий: «Покойный Батюшка отец Амвросий имел умно-сердечную молитву. Эта молитва ставила его иногда вне законов природы. Так, например, во время молитвы он отделялся от земли. Его келейники сподобились видеть это. Последнее время батюшка был болен и все время полулежал в постели, так что не мог ходить в церковь. Все службы, кроме обедни, совершались у него в келье. Однажды совершали всенощную.

Батюшка, как всегда, полулежал. Один келейник стоял впереди у образа и читал, а другой – позади батюшки. Вдруг он видит, что отец Амвросий садится на кровати, затем поднимается на десять вершков, отделяется от кровати и молится в воздухе.

Ужаснулся келейник, но пребыл в безмолвии. Когда пришла его очередь читать, то другой, встав на место первого, сподобился того же видения. Когда закончили службу, и келейники пошли к себе, то один сказал другому.

– Ты видел?

– Да.

– Что же ты видел?

– Видел, что батюшка отделился от кровати и молился на воздухе.

– Ну, значит, это правда, а то я подумал, что мне только это кажется.

Хотели они спросить о том отца Амвросия, да побоялись: старец не любил, когда говорили что-нибудь о его святости. Возьмет, бывало, палку, стукнет любопытствующего и скажет:

– Дурень, дурень, что грешного Амвросия об этом спрашиваешь? – и больше ничего».

Часто к старцу Амвросию обращались с просьбами помолиться за недужного, скорбящего, унывающего. При этом старец говорил, что и самим не нужно забывать молитву. Любитель народных пословиц, он, бывало, скажет:

– Боже-то поможи, да и сам мужик не лежи.

Или приведет евангельский пример хананеянки-язычницы, которая упросила Спасителя излечить ее дочь: «Проси; ты вспомни, – двенадцать апостолов просили Спасителяза жену хананеянку,но Он не услышал их; а сама стала просить, – упросила».

Шамординская пустынь, основанная недалеко от Оптиной пустыни в конце XIX века по благословению преподобного Амвросия, стала любимым детищем старца, где по Промыслу Божиему он провел последний год жизни и где встретил праведную кончину. Первых сестер старец учил и словом, и собственным примером, но прежде всего – побуждением к деятельному исполнению евангельских слов Спасителя о любви к Богу и ближним. Юная Шамординская обитель быстро строилась, часто начинались какие-то постройки, на которые не хватало средств. Но помощью и предстательством Царицы Небесной постепенно чудесным образом устраивались все дела. «Молись да двигайся вперед», – учил стариц своих учениц. Благодаря молитвам старца обитель устраивалась как в духовном, так и в материальном отношении. А после его праведной кончины духовное попечение о ней взяли оптинские старцы, а в материальном плане стали помогать супруги Сергей Васильевич и Анна Яковлевна Перловы.

Одной монахине, которая, не видя в себе духовного преуспеяния, пришла в уныние, старец Анатолий советовал обратиться к Матери Божией с искренней и глубокой молитвой:

– Обратись к Божией Матери и говори ей: Ты, Владычице, привела меня в избранное Твое стадо, Ты и упаси меня. Ты могла Марию Египетскую спасти, ужели меня не сможешь? Диаволу очень злобно, что он упустил свою жертву, и ты избегла его когтей, поэтому он жаждет тебя снова поглотить, но ты пойми, что надеющиеся на Господа, яко гора Сион, не подвижется во век. Итак, оставь свое детское малодушие, дело идет серьезное – о душе твоей, о бесконечном царстве…. Все небесные силы смотрят, как ты борешься с князем мира сего и умоляют Вседержителя помочь тебе. Ей, поможет, только не унывай, – близ Господь».

Во многих письмах старец Анатолий учил хранить в сердце слова Иисусовой молитвы: «Ты желаешь получить от меня строчку: вот тебе пять! Если хочешь быть благодарною, то воздай за них пятью словами: первое: Господи, второе: Иисусе, третье: Христе, четвертое: Сыне, пятое: Божий. И к ним прибавляй – «помилуй мя грешную». Так все и тверди. Этим и Богу угодишь, и меня отблагодаришь, и себя спасешь».

Необходимо стараться постоянно иметь молитвенное памятование о Боге и хранить молитву: «Молитву Иисусову держи по силе. А когда ослабеешь, имей одну память присущия Божия. Что молитва твоя не беспрерывна, не скорби – это тебе рано. А благодари Бога за то, что есть. Спасайся, и да спасет тя Господь».

Причиной охлаждения молитвы или ее отсутствия может быть самомнение, гордость, тщеславие, – те грехи, которые удаляют нас от Бога. В письмах старец Анатолий писал об этом так: «что прекратилась молитва – тому, конечно, есть причина: или самомнение, или осуждение. А главное, чтобы мы были смиренными...»

Увещевая нести все приходящие испытания без ропота, со смирением, старец в назидание передавал рассказ об одной монахине Белёвского Крестовоздвиженского монастыря, где подвизались многие ученицы оптинских старцев: «Жила там хорошей жизни схимонахиня, имевшая много скорбей. Когда она скончалась, то одна близкая ей монахиня пожелала знать ее загробную участь. После усиленной молитвы она увидела во сне умершую. Сидела она в великолепной комнате и необыкновенном свете, но сама была невесела. На вопрос, почему она, находясь в хорошем месте, невесела, та ответила:

– Мне хорошо, но несравненно было бы лучше, если бы я видела лицо Божие, а это мне нельзя. Я не несла скорбей без ропота, а чтобы видеть лицо Божие, нужно пронести крест скорбей без ропота».

Одна духовная дочь обратилась к старцу Анатолию за советом, как избавиться от лености, сонливости во время молитвы. Старец дал такой совет: «Очень может быть, что ты окрадена была пред этим сопротивником тайным тщеславием, гордостию или осуждением, или гневом, или чем другим. Вот враг душевный и насилует нашу природу, чтобы в праздности и развлечении иждивали дни свои вместо того, чтобы готовиться к вечности. А сон моея лености, – сказано в Писании, – готовит вечную муку. И промыслительно бывает с великими подвижниками, что благодать как бы на время отступает, чтобы познал человек более немощь своего естества и более прибегал к Богу, прося Его помощи и заступления. Это время для великих подвижников, борющихся и труждающихся в молитве, самое благоприятное для восприятия великих венцов: так как Царствие Божие нудится и нуждницы восхищают оное. А если мы и побеждаемся своею немощию, не будем унывать от сего, но паче смиряться и подвизаться при помощи Божией. Сила Божия в немощи совершается».

В октябре 1892 года старец Анатолий ездил в Кронштадт, где был утешен общением с праведным Иоанном Кронштадтским. Как вспоминал старец Варсонофий, когда началась Божественная литургия, отец Иоанн увидел, что с батюшкой Анатолием сослужат два Ангела...

Праведный Иоанн Кронштадтский о своих впечатлениях от общения с оптинским старцем говорил следующим образом: «Я не думал, что еще есть такие светильники в нынешнее время, как о. Анатолий». Молитва была основой и центром жизни старца, который о молитве говорил: «Надо так молиться, чтобы между душой молящегося и Богом ничего не было и никого, а только Бог и душа».

– Ну что ж, что ж? Если воля Божия будет на это и будут тебя избирать, то не отказывайся. Только не гордись! Иди!

В 1862 году отец Исаакий был назначен настоятелем обители.

На вопрос одного инока, как победить гордость, впоследствии отец Исаакий отвечал следующим образом:

– Как победить? Для этого необходимы борьба и самопонуждение к смирению. Это не вдруг приходит, а со временем. Это то же, что пролить кровь. Проси Бога. Постепенно будешь осваиваться со смирением, а после оно и в навык обратится.

Митрополит Трифон (Туркестанов) вспоминал о настоятельском служении отца Исаакия: «когда он окреп духовно, пришло время сделаться ему пастырем овец Христовых, наставником монахов. И каких монахов?! Оной из самых строгих по жизни и духу обителей, давшей и дающей настоятелей для многих русских монастырей! И после какого настоятеля?! Поистине праведного и великого мужа о. схиархимандрита Моисея! И в какое время?! Во время смутное, когда дрогнули и пошатнулись многие обители иноческие, ибо дух времени, противный иночеству, с неумолимой силою ворвался в ограды монастырские и многих поколебал. Ослабели силы духовные в человеке, ослабела и жизнь иноческая. Желание мантии, стихаря, фелони, начальства, денег – многих из нас гонит вон из строгих обителей в такие, где жизнь широка и привольна для ветхого человека, и из светочей мира делает простыми черноризцами – соблазном для мирян. Много нужно духовной мудрости, много нужно твердости, чтобы управлять монастырем в теперешнее время! Многие настоятели похваляются за великолепные здания и храмы, воздвигаемые ими, но в сотни и тысячи раз труднее не умалить, а возвысить дух братии, сохранив в ней непоколебимое подвижничество. Хотя и со слезами, но покоряясь воле Божией, подъял труд сей в Бозе почивший о. Исаакий. Все упования свое возложил он на Господа, Которого всегда имел пред духовными очами своими».

Познав на своем опыте важность старческого окормления, отец Исаакий часто повторял:

– Отцы и братия! Нужно ходить к старцу для очищения совести.

А также показывал своим собственным примером, насколько важно в духовной жизни старческое окормление и открытие своей совести. Вместе с братией он ходил для духовного совета к старцу Амвросию в скит, смиренно стоял в очереди, а когда исповедовался, становился перед старцем на колени.

Особенное внимание обращал новый настоятель на посещение братией богослужений. Если замечал, что кто-то редко ходит на службу, то в трапезе обращался с увещанием ко всей братии:

– Отцы святые! Забываете церковь. Надо знать, для чего мы пришли в обитель. Ведь мы должны за это пред Богом отвечать. Прошу всех вас не забывать храма Божия.

Если кто-либо роптал на монастырские порядки, отец Исаакий обыкновенно говорил:

– Брат! Возьми мои ключи и начальствуй, а я пойду исполнять твое послушание.

В келье старца Исаакия стояли часы, доставшиеся ему от архимандрита Моисея, с надписью: «Не теряй времени».

Учил отец Исаакий братию словом, но более назидал собственным примером. Как-то в обители совершались похороны. Отец Исаакий пробирался сквозь густую толпу братии, чтобы проститься с усопшим. Взяв одного из них за рукав, отец Исаакий хотел с его помощью подняться на насыпанную при могиле землю, но тот, не заметив настоятеля, сильно оттолкнул его, так что отец Исаакий чуть не упал, но при этом нисколько не смутился, отошел в сторону и стал смиренно ждать своей очереди.

Когда наблюдавшие это посетители выразили свое удивление, некоторые из братии заметили:

– Да мы никогда не видали, чтобы он за подобные поступки когда-либо с кого взыскивал; по делам он наш начальник, а так держит себя, как брат.

С течением времени старец Амвросий стал отправлять своих чад за духовными советами к своему келейнику, при этом замечали, что слова отца Иосифа всегда совпадали со словами старца.

После кончины духовного наставника многие духовные чада старца Амвросия по преемству стали обращаться к старцу Иосифу.

Сомневающиеся ясно слышали голос покойного старца:

– Держись отца Иосифа – это будет великий светильник.

Отец Иосиф принимал посетителей в скиту в той же келье, что и его великий наставник. У изголовья кровати стоял большой портрет преподобного Амвросия. Старец Иосиф «по смирению и по своей любви к старцу Амвросию, никогда ничего не говорил от себя, а всегда ссылался на пример из жизни своего наставника».

Близость духовных советов двух оптинских старцев хорошо видна в духовных присказках и пословицах, которые особенно любил старец Амвросий и которые повторял его ученик и преемник.

На вопрос: «Как жить, чтобы спастись?» – отец Амвросий любил отвечать: «Нужно жить нелицемерно и вести себя примерно, тогда дело наше будет верно, а иначе будет скверно» или «Жить – не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать, и всем мое почтение».

Отец Иосиф в письмах также любил повторять: «Живи не как хочется, а как Бог велит», «Жить нужно так: никого не осуждать, не укорять, не злиться, не гордиться, считать себя в душе хуже всех на свете».

В письмах старец Иосиф приводил слова своего наставника, связывая их в целое стихотворение:

Скука – унынию внука, а лени – дочь,

Чтоб отогнать ее прочь,

В деле потрудись, в молитве не ленись:

Скука пройдет, и усердие придет.

А если к сему терпения и смирения прибавишь,

Тогда от всех бед и зол себя избавишь.

Но более всего старца Амвросия и старца Иосифа объединяла вера в Бога, постоянное памятование о Создателе и молитвенное собеседование с Ним.

Как-то у старца Иосифа спросили, как и давно ли получил он дар молитвы? Батюшка со свойственным ему простосердечием ответил:

– Молитва сама учит. Сказано: даяй молитву молящемуся, и кто расположен к ней, тот услышит о ней одно слово и уже держится ее…

Протоиерей Павел Левашов, видевший старца Иосифа, озаренного фаворским светом, сравнивал старца с пламенным серафимом. Отец Павел вспоминал о своей встрече со старцем Иосифом: «Вошел я в убогую его келейку, полумрачную, с бедной, только деревянной обстановкой. В это время я увидел глубокого старца, изможденного беспрерывным подвигом и постом, едва поднимающегося со своей коечки. Он в то время был болен. Мы поздоровались; чрез мгновение я увидел необыкновенный свет вокруг его головы четверти на полторы высоты, а также широкий луч света, падающий на него сверху, как бы потолок кельи раздвинулся. Луч света падал с неба и был точно такой же, как и свет вокруг головы, лицо старца сделалось благодатным, и он улыбался. Ничего подобного я не ожидал, а потому был так поражен, что решительно забыл все вопросы, которые толпились в моей голове, и на которые я так желал получить ответ опытного в духовной жизни старца. Он, по своему глубочайшему христианскому смирению и кротости, – это отличительные качества старца, – стоит и терпеливо ждет, что я скажу, а я пораженный не могу оторваться от этого, для меня совершенно непонятного, видения. Наконец, я едва сообразил, что хотел у него исповедоваться и начал, сказав:

– Батюшка! я великий грешник.

Не успел я сказать это, как в один момент лицо его сделалось серьезным, и свет, который лился на него и окружал его голову – скрылся. Предо мной опять стоял обыкновенный старец, которого я увидел в момент, когда вошел в келью. Так продолжалось недолго».

Особый дар старца Варсонофия проявился при совершении им таинства исповеди, он буквально «таскал души из ада». Он видел человеческую душу, помогал человеку вспомнить забытые грехи и искренно покаяться в них. «Такой дар, – пишет о старце И.М. Концевич, – требует непрерывного пребывания в Боге, святости жизни. Многие видели старца Варсонофия как бы в пламени во время Божественной литургии... Поистине он уподобился своим великим предшественникам и встал в победные ряды великой рати воинства Христова».

Одна духовная дочь вспоминала об исповеди у старца:

– Дошли мы до скита, враг всячески отвлекал меня и внушал уйти, но, перекрестившись, я твердо вступила в хибарку... Перекрестилась я там на икону Царицы Небесной и замерла. Вошел батюшка, я стою посреди кельи... Батюшка подошел к Тихвинской и сел...

– Подойди поближе.

Я робко подошла.

– Стань на коленочки... У нас так принято, мы сидим, а около нас, по смирению, становятся на коленочки.

Я так прямо и рухнула, не то, что стала... Взял батюшка меня за оба плеча, посмотрел на меня безгранично ласково, как никто никогда не смотрел, и произнес:

– Дитя мое милое, дитя мое сладкое, деточка моя драгоценная! Тебе двадцать шесть?

– Да, батюшка.

– Тебе двадцать шесть, сколько лет тебе было четырнадцать лет тому назад?

Я, секунду подумавши, ответила:

– Двенадцать.

– Верно, и с этого года у тебя есть грехи, которые ты стала скрывать на исповеди. Хочешь, я скажу тебе их?

– Скажите, батюшка, – несмело ответила я.

И тогда батюшка начал по годам и даже по месяцам говорить мои грехи так, как будто читал их по раскрытой книге...

Исповедь, таким образом, шла двадцать пять минут. Я была совершенно уничтожена сознанием своей греховности и сознанием того, какой великий человек передо мной.

Как осторожно открывал он мои грехи, как боялся, очевидно, сделать больно и в то же время как властно и сурово обличал в них, а, когда видел, что я жестоко страдаю, придвигал ухо свое к моему рту близко-близко, чтобы я только шепнула:

– Да...

А я ведь в своем самомнении думала, что выделяюсь от людей своей христианской жизнью. Боже, какое ослепление, какая слепота духовная!

– Встань, дитя мое!

Я встала, подошла к аналою.

– Повторяй за мной: «Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей». Откуда эти слова?

– Из Пятидесятого псалма.

– Ты будешь читать этот псалом утром и вечером ежедневно. Какая икона перед тобой?

– Царицы Небесной.

– А какая это Царица Небесная? Тихвинская. Повтори за мной молитву...

Когда я наклонила голову и батюшка, накрыв меня епитрахилью, стал читать разрешительную молитву, я почувствовала, что с меня свалились такие неимоверные тяжести, мне делается так легко и непривычно...»

Скитоначальник иеромонах Феодосий (Поморцев), вспоминая старца Варсонофия, говорил: «Исповедь – это такое таинство, без коего не может совершиться спасение человека; ибо почти каждый человек по прошествии блаженных лет невинного младенчества уходит от благочестивой жизни, чувств и мыслей благодатных «на страну далече» и блуждает по распутьям мира сего, сбившись с пути истинного и впадая в различные грехи и пороки. И так проходят нередко целые годы и даже десятки лет! Но вот человек как бы одумается, поймет, что так жить нельзя, что такая жизнь – погибель, и начинает чувствовать потребность иной жизни, жизни по Богу, по совести. Но после столь долгого блуждания по распутьям греха человек теряет понятия истинные и правильные, а потому и не знает, как и с чего начать. Старается он своими силами поправить свою жизнь, но приходит в недоумение и уныние, видя, что ничего не успевает в своем намерении. Тогда благодать Божия приводит его к мысли, что, прежде всего, необходимо покаяться и покаянием положить начало и основание новой жизни. Покаяться – значит примириться с Богом и получить от Него прощение грехов».

В «Духовном завещании» старца Варсонофия были такие строки: «Лучше соглашайтесь подъять тысячу смертей, чем уклониться от Божественных заповедей Евангельских и дивных установлений иноческих».

Обладая поэтическим талантом, старец писал стихи. В одном их них «Молитва Иисусова» он описал внутреннее состояние души сподобившегося умной молитвы:

Напастей, бед, гонений и скорбей.

В душе твоей, свободной от страстей.

Исчезнут тяжкие сомненья и тревога,

И свет духовный воссияет в ней –

Наследнице Небесного Чертога.

Мир чудный водворится – Рай…

И не раз повторял: Держитесь твердо Православия…

Духовному взору старца было открыто, что «тяжелое время наступает теперь».

В 1910 году писатель Сергей Нилус записал со слов старца его сон:

– «Вижу я огромное поле, и на поле этом происходит страшная битва между бесчисленными полчищами богоотступников и небольшой ратью христиан. Все богоотступники превосходно вооружены и ведут борьбу по всем правилам военной науки, христиане же безоружны. Я, по крайней мере, никакого оружия при них не вижу. И уже предвидится, к ужасу моему, исход этой неравной борьбы: наступает момент конечного торжества богоотступнических полчищ, так как христиан почти уже не осталось. По-праздничному разодетые толпы богоотступников с женами и детьми ликуют и уже празднуют свою победу... Вдруг ничтожная по численности группа христиан, между которыми я вижу и женщин и детей, производит внезапное нападение на Божиих противников, и в один миг все огромное поле битвы покрывается трупами безбожной рати, и все неисчислимое скопище ее оказывается перебитым, и притом, к крайнему моему удивлению, без помощи какого бы то ни было оружия. И спросил я близ стоящего от меня христианского воина:

– Как могли вы одолеть это несметное полчище?

– Бог помог! – таков был ответ.

– Да чем же? – спрашиваю. – Ведь у вас и оружия-то не было.

– А чем попало, – ответил мне воин. На этом окончилось мое сновидение.

Именно вера, искренние молитвы и глубокое покаяние спасет Россию.

О будущем России старец Нектарий предсказывал, что через годы испытаний она воспрянет и будет материально небогата, но духом будет богата и в Оптиной будет еще семь светильников, семь столпов.

По свидетельству жизнеописания, старец Нектарий «часто и с любовью говорил о молитве. Он учил постоянству в молитве, считая добрым знаком от Господа неисполнение прошений.

– Надо продолжать молиться и не унывать, – поучал батюшка. – Молитва – это капитал. Чем дольше лежит, тем больше процентов приносит. Господь посылает Свою милость тогда, когда Ему это благоугодно, когда нам полезно ее принять... Иногда через год Господь исполняет прошение... Пример надо брать с Иоакима и Анны. Они всю жизнь молились и не унывали, и какое Господь послал им утешение!

Однажды посоветовал:

– Молитесь просто: «Господи, даруй мне благодать Твою! На вас идет туча скорбей, а вы молитесь: “Господи, даруй мне благодать Твою!” И Господь пронесет мимо вас грозу».

Как-то старец сказал:

– Есть люди, которые никогда не обращаются к Богу, не молятся, и вдруг случается с ними такое – в душе тоскливо, в голове мятежность, в сердце – грусть, и чувствует человек, что в этом бедственном положении ему другой человек не поможет. Он его выслушает, но бедствия его не поймет. И тогда человек обращается к Богу и с глубоким вздохом говорит: Господи, помилуй! Казалось бы, довольно нам в молитве сказать один раз «Господи, помилуй», а мы в церкви говорим и три, и двенадцать, и сорок раз. Это за тех страдальцев, которые даже не могут вымолвить «Господи, помилуй», и за них говорит это Церковь. И Господь слышит, и сначала – чуть-чуть благодать, как светоч, а потом все больше и больше, и получается облегчение».

Откровение помыслов имеет великую силу. Даже тогда, когда у ученика возникает чувство, что ему нечего говорить, старец Варсонофий все равно советует подойти к старцу: «Даже тогда, когда нам кажется, что нечего открывать, и то приди, прими благословение и скажи, что открывать ничего не имеешь, – и это хорошо. Быть может, враг уже хотел что-нибудь подстроить над тобой, а этими словами все разрушено».

Задолго до революции старец Варсонофий сказал пророческие слова о будущем России: «Монастыри будут в великом гонении и притеснении... Придет время, когда Оптиной будет тяжело... Истинные христиане будут ютиться в маленьких церковочках... Пожалуй, Вы доживете до тех времен, когда опять будут мучить христиан, и мучения их будут подобны древним... Мы тο уж уйдем, а Вы будете участником и современником всех этих ужасов... До ужасных времен доживете Вы... Помяните мое слово, что увидите Вы день лют...»

И действительно, отец Никон встретил эти времена. После закрытия монастыря жил в Козельске, многих окормлял духовно, поддерживая в эти непростые времена. Во время исповеди он часто «не ограничивался одним принятием и разрешением грехов. Одновременно, по мере надобности, он преподавал совет, указание, предостережение. Иногда накладывал епитимию. Он весьма внимательно и мудро учитывал не только возраст своих духовных чад. Но принимал во внимание и воспитание, и образование, и характер, и состояние здоровья, и окружающую среду. Соответственно этому, он к каждому умел подойти так, что становился действительно отцом».

Наставления отца Никона, воспитанного в традиции оптинского духовничества, были исполнены опытности и служили духовной опорой в годы лихолетья. В день Святой Троицы говорил монахиням: «Скорби иноков последнего времени утончены, то есть при поверхностном взгляде на них нельзя признать их скорбями. Но это лишь злохитрость врага нашего… Искушения явные, грубые и жестокие возбуждают в человеках пламенную ревность и мужество к перенесению их… Враг заменил грубые искушения слабыми, но утонченными и действующими очень сильно. Они не вызывают из сердца ревности, не возбуждают его на подвиг, но держат его в каком-то нерешенном положении, а ум в недоумении. Они томят, постепенно истончают душевные силы человека, ввергают его в уныние, в бездействие и губят, соделывая жилищем страстей по причине расслабления, бездействия и уныния».

Отец Никон прошел исповеднический путь в лагере «Кемьперпункт» и в ссылке в Архангельской области, где почил о Господе.

Слова блаженного Василия исполнились в точности. После смерти архимандрита Ксенофонта в 1914 году отец Исаакий был избран на место настоятеля. 7 ноября 1914 года был возведен в сан игумена, а 16 ноября — в сан архимандрита.

Отец Исаакий отличался снисхождением к немощам и грехам ближних.

Незаконному порубщику леса отец архимандрит выдал записку, в которой указал, что виновный крестьянин «за свой проступок – покражу дерева с Макеевской дачи Пустыни – на сей раз прощается, как просит прощения и обещает более не делать».

Митрополит Вениамин (Федченков) вспоминал о настоятеле: «Он перед служением литургии в праздники всегда исповедовался духовнику. Один ученый монах, впоследствии известный митрополит, спросил его: зачем он это делает и в чем ему каяться? Какие у него могут быть грехи? На это отец архимандрит ответил сравнением:

– Вот оставьте этот стол на неделю в комнате с закрытыми окнами и запертою дверью. Потом придите и проведите пальцем по нему. И останется на столе чистая полоса, а на пальце – пыль, которую и не замечаешь даже в воздухе. Так и грехи: большие или малые, но они накапливаются непрерывно. И от них следует очищаться покаянием и исповедью».

В 1918 году был издан декрет Совнаркома об отделении Церкви от государства. В Летописи 25 февраля было записано: «В 11 часов дня в скит заявились четыре солдата Красной гвардии и один, очевидно, их старший. Они потребовали к себе отца игумена, но когда он вышел к ним, то они заявили, что пришли осмотреть храмы и все вообще в скиту, ибо, как они заявили, про скит ходят слухи, что здесь много лежит серебра и золота. Отец игумен потребовал у них удостоверения... Они направились в каменный храм в сопровождении отца игумена. Все было осмотрено. Церковная утварь и сосуды, иконы в ризах переписаны, но золота, конечно, не было найдено... Была осмотрена и колокольня, там думали найти пулемет... После сего все отправились в храм святого Иоанна Предтечи... И здесь все описали».

Под видом сельскохозяйственной артели обители удалось просуществовать еще пять лет, затем обитель перешла в ведение Главнауки.

Многие монахи поселились в Козельске, прошли путь гонений и арестов, исповедуя свою веру и твердо храня монашеские обеты. Был арестован архимандрит Исаакий. 30 декабря 1937 г. приговорен к расстрелу. Приговор привели в исполнение 26 декабря/8 января 1938 года, на второй день Рождества Христова, когда Святая Церковь празднует Собор Пресвятой Богородицы, расстрелянных мучеников тайно захоронили в лесу на 162-м километре Симферопольского шоссе.

Преподобные старца оптинские, молите Бога о нас!

Источники

1. Венок на могилу дорогого и незабвенного благодетеля Сергея Васильевича Перлова от любящих и благодарных сестер Казанской Амвросиевской пустыни. Шамордино, 1911.
2. Жизнеописание настоятеля Малоярославецкого Николаевского монастыря, игумена Антония / <Сост. Климент (Зедергольм)>. М.: <Изд. Оптиной пустыни>, 1870.
3. Жизнеописание оптинского старца иеромонаха Леонида / <Сост. Климент (Зедергольм), на основе материалов, собранных архим. Леонидом (Кавелиным)>. Изд. Оптиной пустыни, 1991.
4. Жизнеописание оптинского старца иеросхимонаха Макария / <Сост. Агапит (Беловидов), архим.>. Свято-Введенская Оптина пустынь; Свято-Троицкая Сергиева лавра; М.: Отчий дом, 1997.
5. Житие и поучения оптинского старца Анатолия (Зерцалова). Изд. Введенской Оптиной пустыни, 1994.
6. Житие иеросхимонаха Анатолия. М.: Изд. Введенской Оптиной пустыни, 1995.
7. Житие оптинского старца Иосифа. М.: Изд. Введенской Оптиной пустыни, 1993.
8. Житие оптинского старца Макария / Сост. Леонид (Кавелин), архим. Изд. Введенской Оптиной пустыни, 1995.
9. Житие оптинского старца Нектария. Изд. Введенской Оптиной пустыни, 1996.
10. Житие оптинского старца Никона / . М.: Изд. Введенской Оптиной пустыни, 1996.
11. Житие преподобного Амвросия старца оптинского / <Сост. Агапит (Беловидов), архим.>. Изд. Свято-Введенской Оптиной пустыни, 1999.
12. Житие преподобного иеросхимонаха Илариона Оптинского. Изд. Введенской Оптиной пустыни, 1993.
13. Житие преподобного схиархимандрита Моисея (Путилова) / . Изд. Введенской Оптиной пустыни, 1992.
14. Житие схиархимандрита Варсонофия / Сост. В. Афанасьев. Изд. Введенской Оптиной пустыни, 1995.
15. Житие схиархимандрита Исаакия I / Сост. В. Афанасьев. М.: Изд. Введенской Оптиной пустыни, 1995.
16. Концевич И.М. Оптина пустынь и ее время. Jordanville; 1970 (переиздана: Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1995).
17. Поселянин Е. Старец Амвросий. Праведник нашего времени. Москва: Никея, 2009.
18. Преподобный Варсонофий Оптинский. Беседы. Келейные записки. Духовные стихотворения. Воспоминания. Письма. «Венок на могилу Батюшки». Введенский ставропигиальный мужской монастырь Оптина пустынь, 2009.
19. Симфония по творениям преподобных оптинских старцев. В 2 т. / Ред.-сост. Т.Н. Терещенко. М., 2009.