Как существует монастырь в окружающем его пространстве города, как взаимодействует с людьми, с памятью о прошлом? Иные обители являют собой некий монолит, как бы аккумулируя энергию места, где поставлены. Другие же – как будто незаметно прорастают вовне. Их внутренняя духовная жизнь сплетается с судьбами людей в миру, обнимает их участием и заботой. В этом «поле» формируются души, заполняются лакуны истории и очень часто происходят настоящие чудеса… «Монастырский вестник» знакомит сегодня своих читателей с Николаевским Клобуковым женским монастырем города Кашина Тверской митрополии. В декабре обитель будет праздновать 600-летний юбилей.
Собор
«…Зачастую, приходя в монастырь, человек имеет некое приблизительное, надуманное представление о том, как здесь всё должно быть. А когда оказывается внутри, видит, что далеко не всё соответствует этим его представлениям; он настроился на одну жизнь, а здесь она какая-то совсем другая… И начинаются искушения. Жить по завету преподобного Серафима Вырицкого “не так, как я хочу, а как Бог велит” – еще научиться нужно. Поэтому, прося новых сестер, молишься, чтобы, прежде всего, они полюбили монашество. Это тоже ведь должно открыться человеку: как жить, как поступать по-монашески, как мы перед Богом будем отвечать… Мы постриг принимаем, и внешняя сторона этого очень красива – ризы, мантии… но что за этим кроется, какой путь предстоит пройти монаху, – это открывается только после пострига…»
Мы беседуем с игуменией Варварой, настоятельницей Николаевского Клобукова монастыря. А до того, как мы познакомились с матушкой, было утро первого дня по приезде в Кашин, которое началось с Божественной литургии в Троицком соборе. Войдя на залитую ранним солнцем монастырскую территорию, мы сразу поняли, почему казначея обители монахиня Серафима накануне дважды настойчиво повторила: «В теплое время мы служим в разрушенном соборе»… Действительно, по левую руку от нас – белостенный храм, примыкающее к нему нарядное здание из красного кирпича с окаймляющими крышу своеобразными кокошниками и маленькой изящной главкой на высоком барабане (храм в честь святителя Алексия, митрополита Московского и часовня преподобного Макария Калязинского, как вскоре выяснилось).
А вот в центре, на лужайке, заменяющей соборную площадь… четырехугольное приземистое строение, прямо на нас обращенное, как рваной раной, неровно обрубленной алтарной апсидой… Собор. Высокое металлическое крыльцо, временное, конечно. Внутри – фронтально развернутое пространство от стены до стены. В разломах той апсиды, за большой иконой Троицы – копией Рублевской – пробивается солнечный свет и веет ветерок. И – словно нет этой страшной разрухи – удивительное ощущение Дома Божия. Спокойствие, мерная череда службы, негромкое пение сестер…
«Анна Кашинская всё строить будет»
Матушка Варвара, даже немного побыв в Клобуковом монастыре, начинаешь думать, что чудо присутствует здесь в качестве обязательного компонента жизни. Начиная с предания об основании обители на месте, где упал с высоты клобук архиепископа Иоанна Новгородского, возвращавшегося из Иерусалима домой на бесе, – весьма остроумное дополнение к замечательной в своем роде истории, изложенной в Житии святителя, как полагают, авторитетным агиографом Пахомием Логофетом.
Но ведь чудеса, происходившие здесь в недавнее время, по правде сказать, удивительнее.
К 1980 году Николаевская обитель в некогда процветавшем благочестивом купеческом Кашине (на маленький городок тридцать три храма и три монастыря!) являла зрелище ужасающее: в Макарьевской часовне была разрушена келья преподобного Макария Калязинского и устроена бойня для скота, в Алексеевском храме с 1930-х находилось колбасное производство «полного цикла» – с разделкой туш, сбросом зловонных отходов в монастырский пруд… Тут же, в нагромождении стихийной застройки, в тесноте коммунального быта – в перестроенных кельях, храмах, игуменском корпусе – жили люди (пребывая в уверенности, что живут хорошо)…
Перемены всё же пришли: даже среди советских партийных функционеров и чиновников нашлись те, кто разглядел в поруганной, утратившей образ Божиего дома обители «памятник истории и культуры»…
А вскоре наступили новые времена, в 1994 году руины монастыря передали Церкви, открыли Николаевский Клобуков мужской монастырь, который через семь лет по благословению священноначалия был преобразован в женский. Весь груз проблем восстановления приняла бывшая насельница Ивановского Введенского монастыря, маленькая хрупкая инокиня Иулия (Топоркова), в миру Юлия Ефимовна Топоркова – по профессии модельер одежды. Перед назначением в Кашин владыка Тверской и Кашинский Виктор постриг ее в монашество с именем Анна, в честь святой благоверной великой княгини-инокини Анны Кашинской.
Непостижимо, как матушка Анна смогла пережить все трудности, выпавшие на ее долю….
Когда матушку назначали, сестры в Иванове посмеивались – она скромница была, никто не верил, что она с настоятельством и с такими трудностями справится. И было ей уже за 60… А она отвечала: «Не я, Анна Кашинская всё строить будет». С надеждой на помощь своей святой она и принялась за восстановление руин монастыря и возобновление монашеской жизни. Восстановила два храма, часовню, провела газ – отпала надобность в печках, были отреставрированы настоятельский, северный корпуса… Сестер было мало, с матушкой до конца оставались только монахиня Арсения, которая ее и лечила, и во всем была помощницей, и еще Олечка, с инвалидностью, – она матушку очень любила; когда та слегла, сидела у ее кровати, читала акафисты. Матушка ее научила петь на клиросе, читать по-церковнославянски, и на Олечке вся служба здесь держалась – первое время и священника у матушки не было. Потом назначили протоиерея Виталия (Казаченко), сейчас он в Твери. Он так любит город Кашин, в те годы сам водил экскурсии, хотел, чтобы все почувствовали и полюбили святость здешних мест. Отец Виталий послужил матушке в последние дни ее жизни – часто причащал, соборовал, ни в одной ее просьбе не отказывал…
А она так и говорила: «Я строю, а после меня будут жить сестры». Хотела на покой в Иваново, к своему духовнику архимандриту Амвросию (Юрасову), там схиму принять, но в великую схиму постригли ее здесь, с именем Стефанида.
Как Вы оказались преемницей матушки Стефаниды?
Меня назначили в Кашин, когда матушка заболела, – как ее помощницу. Она сама об этом попросила, наверное, потому что перед ее постригом (а постригали ее в монашество в Твери, в Екатерининском монастыре) я по послушанию, будучи благочинной, ей много помогала. Ехала я в Клобуков монастырь, правду сказать, со слезами. Но утешалась, думая, что это временно, матушка выздоровеет и я вернусь. А когда приехала, подошла к матушке, то услышала от нее: «Я тебя так здесь ждала!» И уже по ее кончине знакомые рассказали, что она им все время говорила: «После меня Варвара будет». Вот так Господь нас и привел друг к другу.
Матушка немного не дожила до большого торжества – 100-летия второго прославления Анны Кашинской, которое отмечалось в том же 2009 году…
Да, она скончалась 20 марта 2009 года, на празднование иконы Божией Матери «Споручница грешных». А накануне празднования той же иконы 11 июня владыка вызвал меня в Тверь и возвел в сан игумении.
Много перед Вами сразу задач встало? Где черпали силы и помощь?
Проблемы со всех сторон обступили. Тут и юбилей прославления святой благоверной великой княгини-инокини Анны Кашинской, и самые будничные бытовые нужды и неурядицы, и продолжение реставрации… Силы в первую очередь давали молитва и помощь наших святых угодников Божиих. Анне Кашинской с той поры мы с сестрами молимся как самой близкой святой для разрешения всех монашеских вопросов и любых других дел. Обратишься к ней с молитвой – и всё чудесным образом устраивается, помощники и специалисты находятся, утешение приходит. Святитель Николай Чудотворец, Анна Кашинская, преподобный Макарий Калязинский – наши скорые помощники.
«Преподобный Макарий, помоги!»
Макарию Калязинскому посвящена часовня рядом с храмом святителя Алексия. Расскажите, как этот святой связан с монастырем.
Преподобный Макарий – можно сказать, наша «отправная точка». В этом году исполняется 600 лет с его прихода в наш монастырь. Собственно, о монастыре и стало известно по первой строчке его Жития: около 1424 года, «похоронив своих родителей и жену, Макарий Калязинский уходит в Николаевский Клобуков монастырь». Более точных дат, связанных с началом существования обители, у нас нет.
Спустя несколько лет преподобный выстроил себе маленькую деревянную келью, принял постриг в нашем монастыре и, прожив в нем чуть более десяти лет, в поисках уединения ушел в Калязинские леса и основал Троицкий монастырь, который в 1940 году был затоплен при устройстве Угличского водохранилища. Келья преподобного Макария, над которой в начале ХХ века была выстроена часовня, ныне восстановленная, просуществовала до разорения монастыря. В 2009 году ее удалось воссоздать по размерам, указанным в книге священника Серафима Архангелова «Описание Николаевского монастыря г. Кашина», а внешний вид – по фотографии С.М. Прокудина-Горского.
Когда я еще жила в Твери, я часто ходила к мощам преподобного, они тогда находились в соборе «Белая Троица», и просила его помощи. По приезде в Кашин поняла, что оказалась под его покровом.
С преподобным Макарием связано еще одно место поблизости – это ваше подворье Кожино.
Да, устье, где Кашинка впадает в Волгу, – это родина Макария, его родовое имение, он принял там Крещение, венчался. Там стоит храм Рождества Богородицы XVIII века, хранивший под спудом погребение его родителей и супруги. По благословению нашего владыки, митрополита Тверского и Кашинского Амвросия мы перенесли их останки в Макарьевскую часовню и служим панихиды о упокоении родителей преподобного, благочестивых бояр Василия и Ирины и его супруги Елены. Может быть, когда-нибудь состоится и их церковное прославление. Кожино – совершенно особое место, которое мы уже много лет пытаемся возродить.
Удивительно, как земля, освященная когда-то пребыванием святого, зовет на подвиг современных людей.
Более двадцати лет назад в святое место пришла инокиня Фомаида. Раб Божий Александр Капитонов выстроил ей домик, вместе с ней восстанавливал разоренные могилы. Благодаря им мощи родителей и супруги преподобного Макария Калязинского сохранились. Только в прошлом году мать Фомаида уехала в соседнюю деревню, потому что здоровье уже не позволяет жить в таких условиях, но Кожино постоянно навещает.
К сожалению, там нет электричества, своды храма с подпорками, всё в аварийном состоянии; что возможно – законсервировано. В теплое время года мы служим там Литургию. В Кожино часто приезжают московские священники со своими прихожанами, они любят это святое место.
Бескорыстными помощниками Господь нас одаривает постоянно.
У вас, без преувеличения, богатейшее собрание мощей, и большинство частиц – в своих иконах, ковчегах…
Это тоже дары благодетелей. О каждом ковчежце, каждой иконе с мощами можно рассказать историю.
«Мне здесь так нравится, что возвращаться в Москву я не хочу»
Матушка, а Вы как пришли к вере, как выбрали монашеский путь? Вы из верующей семьи?
Верующей у нас с моей старшей сестрой Еленой была бабушка, мамина мама. Мы жили в Москве, в Бирюлеве, меня там крестили в храме святителя Николая Мирликийского. Настоятель часто приглашал бабушку читать по ночам Псалтырь по умершим, и мы в детстве знали об этом. Помню до сих пор запах просфорочек, которые она приносила из храма. Четочки ее у нас остались… А потом наступили 90-е годы, и Елена вдруг захотела в монастырь. У нас была православная подруга, уже тогда ездившая в Лавру к отцу Науму (Байбородину), у него они с сестрой и получили благословение съездить в Тверь, где тогда при Екатерининском храме только что образовалось подворье возрождавшегося Вознесенского Оршина монастыря. Матушки Иулиания (Ритониеми) и Евпраксия (Инбер) свозили Елену к отцу Науму, а она рассказала ему обо мне, и он просил передать, чтобы я к нему тоже приехала. Сестра была под большим впечатлением от встречи с батюшкой, я же тогда работала в НПО «Астрофизика» и ни о каких старцах не знала и знать не хотела. Так и сказала, что вопросов у меня к батюшке нет и никуда я не поеду. Был конец 1992 года. Поскольку сестра осталась в Твери, мы с мамой стали ее навещать. И вот в мае 93-го, на праздники, я поехала, стала помогать на разных послушаниях. И буквально через несколько дней почувствовала: мне здесь так нравится, что возвращаться в Москву я совсем не хочу. Матушка Иулиания повезла меня к отцу Науму, и он необыкновенно быстро благословил меня в монастырь, а я это сразу приняла. Был просто переворот сознания, как будто мне только это и нужно было. И лишь потом, много позже я осознала, что ведь «само по себе» такое не могло произойти. Конечно, всё так сложилось, потому что батюшка обо мне молился. Я собралась за двенадцать дней, и 22 мая – на память святителя Николая – уже была в обители.
Значит, Вы с сестрой почти одновременно решили уйти из мира. А как мама это приняла?
У Елены все было сложнее. Она долго не могла решиться, приходила в обитель и уходила. А потом тяжело заболела. В 2009 году, когда уже не могла вставать, приняла постриг и почила как монахиня Николая. Во время ее болезни и мама наша стала воцерковляться. Конечно, ей очень трудно было смириться с монашеством нас обеих. Она ездила к отцу Науму, и он сказал, что за многих в нашем роду нужно сугубо молиться. Например, за деда, который бездумно ходил на танцы в храм, где был устроен дом культуры. Видимо, действительно, так Господь определил, что двоим нужно было уйти в монастырь.
Если говорить обо мне, то святитель Николай сопровождает меня по жизни: крестили в Никольском храме, наш монастырь – Николаевский. И постригали меня вечером 18 декабря, а это еще и дата кончины моего папы. И в ту ночь, после пострига, я стояла в храме и думала: «Вот, в тот же же день и я умерла для мира». Постриг я приняла в 1997 году. Причем благословение отца Наума было дано 18 июля, в память преподобного Сергия и, как потом оказалось, и на память святой, в честь которой я получила монашеское имя – преподобномученицы инокини Варвары, сподвижницы святой княгини Елисаветы Феодоровны Романовой.
И в моей жизни, и в жизни нашего монастыря много таких совпадений, как будто случайных, а на деле имеющих глубокий смысл.
Сначала я жила в Вознесенском Оршинском монастыре как старшая сестра обители. Затем была благочинной в Екатерининском монастыре. У нас эти два монастыря настолько близки, что и сейчас воспринимаются как единый. И с матушками Иулианией и Евпраксией мы едины по духу.
В первую очередь, наверное, потому, что все вы – чада отца Наума. Как он повлиял на Ваш приход в монашество, Вы рассказали. А как сейчас Вы чувствуете связь со своим старцем?
Благодаря тому, что нашим духовным отцом был архимандрит Наум, у нас в монастыре, я бы сказала, существует некая духовная полнота. Батюшка оставил нам столько книг, столько своих поучений и советов… Сейчас ведь уже опубликовано много воспоминаний духовных чад отца Наума, и мы все единодушны в том, что его наследие помогает жить. Когда мы его поминаем, приезжая на могилку, или в келейной молитве, мы всегда спрашиваем его совета в разных жизненных ситуациях. У нас и поговорка общая есть: «Отец Наум, наведи на ум», и, обсуждая свои проблемы с матушками-игумениями, мы можем сказать: «Батюшке это не понравилось бы …» Стараемся делать так, как он бы одобрил.
«Мы – семья»
А в обычном течении жизни как сестры исповедуются, кто их духовно окормляет?
В нашей обители богослужение совершают три священника. Они служат по очереди, а в большие праздники соборно. Сестры имеют возможность посещать службу каждый день, участвовать в таинствах Церкви.
Принято ли у Вас в обители откровение помыслов?
Откровение помыслов в женском монастыре – это, я считаю, очень правильная традиция. Ведь мы – семья. Кто как не игумения поймет трудную ситуацию, разрешит конфликты между сестрами, – происходящие, кстати, часто из-за каких-то недоразумений, когда кто-то кого-то недослышал, не понял… – как это между членами семьи и бывает. И, как в семье, – самое главное, чтобы был мир. Батюшка нам часто говорил: «Мир нужно изо всех сил стараться сохранять.»
Как приходили и приходят насельницы в монастырь?
О пополнении нашей обители мы просим в первую очередь Пресвятую Богородицу, наших святых покровителей Николая Чудотворца, Анну Кашинскую, Макария Калязинского. Мы здесь особо чувствуем помощь преподобной Анны именно как покровительницы монашествующих. Вообще мы привыкли жить с небольшим количеством сестер, и даже до революции монастырь этот большим не был, было почти столько же братии – 12-16 человек. Может быть, нам так и положено?..
На круглом столе по этой проблеме владыка Иосиф, наместник Оптиной пустыни, высказался в таком духе, что это, возможно, и нормальная ситуация. Что всплеск желания идти в монашество в 90-е годы был вызван «экстремальными обстоятельствами»: духовной свободы долго ждали, получившая свободу Церковь как бы аккумулировала в себе все эти чаяния и поэтому привлекла так много людей, в том числе в монастыри. Сейчас же жизнь входит в свое русло… Главное – качество…
Качество – несомненно. Просим добрых, верующих сестер. И любящих монашество. Вот это самое главное.
Подготовительный период перед постригом ведь очень важен…
Да, конечно. Подготовительный период у всех разный. Кого-то через год постригают, а кто-то десять лет дозревает.
Сестер всего двенадцать, и многие уже очень почтенного возраста. Как у вас распределяются при этом послушания?
У нас треть молодых, на которых хозяйственные заботы – кухня и тому подобное, где нужно бегать постоянно. Молодым и нужна такая нагрузка, иногда даже ее не хватает – бывает, что пожалеешь, освободишь от чего-то, а получается хуже. Самой старшей сестре 87 лет, но она до сих пор выполняет послушание уставщика. Недавно получила травму, не могла выходить из кельи, и сестры приходили к ней, она им объясняла устав службы.
Молодые нынче совсем другие? С детства не научены послушанию, а понять его смысл, чтобы слушаться осознанно, «правильно», – им трудно?
Другие. Но в отношении послушания и те, кто старше, поступают, как правило, не лучше. Например, те же телефоны. Здесь приходится от них отвыкать. А к ним тянет – прямо как детей. Только когда есть благословение на пользование средствами связи, тогда уже Господь покрывает человека от искушений. Кстати, бывает, что как раз молодые проявляют послушание, какого от них не ожидаешь.
В каком статусе у вас оказываются приходящие – трудницы, послушницы? И как долго?
Вообще-то те, кто к нам приходят, сразу живут в сестринском корпусе и мы их называем сестрами. Может, это и неправильно, но я не люблю слово «трудницы» – как будто только они работать должны, а остальные отдыхать (улыбается). Трудятся все, и молятся все. Молитва – это самый большой труд. В Древних иноческих уставах написано, что приходящие в монастырь должны три года только молиться, а потом уже получать трудовые послушания. Но сейчас такая жизнь, что у нас всё одновременно. По крайней мере, всем объясняем, что трудиться без молитвы нельзя. Будь ты трудница, будь ты послушница, или даже просто паломница, но если ты в монастыре, то и враг особо нападает, и надо быть к этому готовыми.
Мы думаем о том, что, наверное, неплохо было бы иметь отдельный дом для тех, кто приезжает просто потрудиться на какой-то срок, помочь. Так получается, что это по большей части уже все наши знакомые, которых мы давно знаем. И они тоже знают свое дело – кто поет на службах, кто в огороде работает… Но пока такого дома нет, есть только небольшая паломническая.
Те, кто приходил с желанием монашества, – в основном удерживались, утверждались в своем намерении?
Конечно, не все. Вообще приход практически каждой сестры – это своя замечательная история. Одна приехала в Кашин ради своей святой и могла бы просто зайти в храм, помолиться и уехать. Но Господь так устроил, что мы с ней встретились, в результате она вернулась с вещами и осталась. Другая сестра заболела, приехала сюда лечиться. Дала обет: если выздоровеет, уйдет в монастырь. Господь ее исцелил, и она осталась.
Искусственно для пополнения сестричества ничего не создашь. Сестры просто приходят, вернее, их Господь приводит. Женщина похоронила мужа и сразу приехала к нам, попросилась пожить, помолиться до сорокового дня, а после осталась в обители. Я думала, в наше время такого не бывает, вспомнила Макария Калязинского, который, похоронив жену, сразу ушел в монастырь. Станет ли эта женщина монахиней или нет, покажет время…
***
О Николаевской обители и в целом о Кашине нужно бы писать серию очерков – так много интересного остается за рамками публикации. Отдельный рассказ может быть о монастырских иконах и других святынях. О том, как воспитывают деток в воскресной школе, и о замечательных, душевных праздниках, в которых участвует весь приход.
Большая особая тема – исторические изыскания, которые начали вести сестры и их добровольные помощники. Они касаются и времени советских гонений, судеб новомучеников и исповедников веры, которых немало оказалось в благочестивом и боголюбивом Кашине. И эпох отдаленных. Так, насельницы обители озабочены судьбой древнего Сретенского монастыря, уничтоженного при советской власти. Его соборный храм, частично разрушенный, приписан к Клобукову монастырю, а на территории, до сих пор занимаемой коррекционной школой-интернатом, находится могила местночтимой старицы схимонахини Дорофеи, которая жила в Сретенской обители в начале XVII столетия. Сестры постоянно служат на могиле панихиды и надеются, что схимонахиня Дорофея пополнит небесный ряд почитаемых Кашинских святых.
Елена Володина
Фото: Владимир Ходаков
Также представлены фотографии из архива монастыря
Новости
Публикации
